Сквозь века

      Приглушенный свет свечи колыхался от воздуха, а когда порыв ветра хлынул сквозь настежь распахнутое окно, то комната вовсе погрузилась во мрак. Дверь распахнулась с громким скрипом, и вошедшая Ребекка тяжело вздохнула, увидев, во что превратилась комната брата. Перевернутый стол бесхозно валялся на полу, постельное белье разорвано, хрустальный графин разбит, и осколки разбросаны повсюду. Хозяин спальни вальяжно расположился в кресле с бокалом вина. Нет, скорее крови. Тотчас Ребекка заметила два мёртвых тела совсем юных девушек, а на их шеях виднелись следы от укусов. Снова брат взялся за старое, снова стал убивать. Ребекке это ой как не понравилось, и она не могла остаться в стороне. Если вновь вернется тот кровожадный зверь, живущий внутри Клауса, но на время прирученный, беды не миновать. — Ник, — позвала она без тени страха в голосе. Тот и головы не повернул, уставившись в одну точку. На его лице Ребекка разглядела кровавые пятна, руки тоже были запачканы, но его это ничуть не волновало. — Посмотри на меня, — потребовала она. Ей нужно было видеть его взгляд, смотреть в глаза во время разговора, если, конечно, вообще получится завести беседу.       Клаус бросил на неё короткий взгляд, полный раздражения. Со стуком поставив бокал прямо на пол, он порывисто поднялся на ноги и сделал шаг в сторону сестры, переступая через бездыханное тело своей жертвы. — Попрошу без нотаций, сестра. Твой укор мне ни к чему. Единственный мой судья — Дьявол в Аду, пред ним буду каяться, — проговорил он, смерив сестру внимательным взглядом. Его лицо стало похоже на каменное изваяние и не выражало ни единой эмоции. Моментами он становился настолько поразительно бесчувственным, что это пугало даже его близких. Гораздо лучше, когда он кричит, захлебывается в злобе — так можно понять, чего ожидать и в какую секунду бежать со всех ног. — Я, напротив, хотела сказать, что ты поступил правильно, — спокойно заявила Ребекка, подходя к брату и кладя руку на его плечо. — К тому же действительно не мне тебя судить. Но, знаешь, Ник, оставив Софи, ты позволил ей жить нормальной жизнью. Все, кто находятся рядом с кем-то из нашей семьи, кто любит нас безвозмездно, просто потому, что иначе не может, обречен. Ты уберег её от проклятья, которое несешь и которое передалось бы ей. Она слишком хрупка, чтобы выдержать такую ношу. — Она сильнее, чем ты думаешь, — резко сказал он, сбрасывая её руку. — Она пережила утрату, видела смерть. В её жизни осталось так мало радостей, что их можно счесть по пальцам. Бог насмехается над ней, будто играет, и эта игра ему в сладость. — Прекрати, — твёрдо произнесла Ребекка. — Бог здесь ни при чем. Или тебе напомнить, что во многих её бедах виноват именно ты? Может, это ты над ней насмехался? Разве ты не вел с ней игры? Не делай из себя добродетеля, Ник. Все, что тебе было нужно, — завладеть её телом. Ты настолько запутал бедную девочку, что она не знала, куда деваться.       Внутри Клауса медленно вскипал гнев. Слова сестры резали острее ножа. Она обвиняла его, хоть обещала не делать этого. Он и сам знал свою вину, признавал, но от близкого человека хотел услышать хоть слово поддержки. Хотя, разве же можно ожидать поддержки от тех, кто тебя ненавидит? Семья — пустой звук, в этом Клаус уверился давно. — Думаю, тебе стоит забыть то, что я сказала раньше. Ты поступил неправильно, — четко высказала она. — Сначала мне казалось, что ты ушел от Софи во благо, но сейчас я поняла, что ты просто струсил. Ты испугался ответственности, — в её голосе не было и тени мягкости. Вот он, тот укор, та ненависть, которая заглушает все. Все обиды, что Ребекка годами таила в душе, были не высказаны и сейчас получили свободу. Она прикрывала свой гнев недавним происшествием с Софи, но все злоба была связана только с её личными проблемами и многочисленными разногласиями с Клаусом, которые она устала терпеть. Она хотела ему помочь, понимая, что ему нелегко, но сочувствие пропало, будто его и не было. — Эта девочка влюбилась в тебя по глупости, не зная, какое ты чудовище. Ты заставил её в себя влюбиться, когда сам не чувствовал ничего подобного. Ты говоришь, что Дьявол тебе судья, но это не так, потому что ты и есть Дьявол, Никлаус, — она редко называла его полным именем, а когда называла, то это звучало холодно и сухо, будто она говорила с чужим человеком. — Ты играешь с чужими судьбами, разрушаешь их, порочишь людей и приносишь им те муки, которых не испытать в Аду. А тебе всегда все равно. Ты врываешься в жизнь, когда тебе выгодно, и уходишь, но оставляешь болезненный след. Как думаешь, Софи не страдает сейчас? Ты стал ей близок, она хотела на тебя положиться, довериться тебе, а ты поступил, как последний трус, когда бросил её. Ты не боишься лишь причинять людям боль, а отвечать за свои грехи ты не способен — духу не хватает.       Клаус слушал сестру, и внутри стянулся тугой узел. Душа покрывалась рубцами от каждого сказанного ей слова. Он знал, что у Ребекки были поводы для обиды, но почему она не могла высказать конкретно их, а не приплетать Софи? От одного звука её имени Клаусу становилось настолько больно, что хотелось выть, ибо такая боль не проходит. Постепенно он стал признавать правоту сестры и понял, что не только Софи хотел защитить, но и себя. Он никогда не нес ответственности за свои поступки, потому что таким образом медленно уничтожал тьму в душе. А эта тьма настолько въелась в его сущность, он настолько к ней привык, что просто-напросто не мог оставить. Он не хотел жертвовать тем, что у него есть. Ему нравилось быть монстром, которого все боятся. Готов ли он был стать лучше ради Софи? Определённо нет, по крайней мере на данный момент. — Знаешь, сестренка, — начал он со все тем же пугающим спокойствием в голосе, — ты тоже не любишь отвечать за свои ошибки. Хотя такие слова не прощаются.       На его лице появилась угрожающая улыбка. Та самая улыбка, которая без сомнения могла назваться дьявольской. Да, одно Ребекка подметила точно: он и есть сам Дьявол. А Дьявол не прощает, он мстит и воздает по заслугам.       Ребекка не сдвинулась с места. Она ни секунду не жалела о сказанном, потому что наконец высказала то, что давило на неё тяжким грузом уже больше столетия. — Думаю, тебе стоит отдохнуть немного, — произнес Клаус, и не успела его сестра опомниться, как он оказался прямо перед ней. Она сдавленно вскрикнула, когда ее грудь пронзил острый клинок. — Ненавижу… и она тоже возненавидит, — прошептала она, пока её тело не успело покрыться черными венами.       Тело Ребекки упало на пол, когда пепел проклятого Белого дуба возымел должный эффект. Клаус склонился над ней, а в ушах звенели слова, которые она сказала в последний момент. Хладная ненависть — то, что многие испытывают по отношению к нему, но только не Софи. Лишь её мнение было ему небезразлично, лишь её расположения он столько времени добивался, лишь бы не стать ей врагом. Но что теперь? Теперь всё бессмысленно…