***
Уже давно Софи не спала так крепко и безмятежно. Чувствуя рядом с собой крепкое плечо Клауса, она растворились в сладком море сновидений, и даже кошмары отступили. Отходя от блаженной дремы и выныривая из океана грез, Софи потянулась, раскинув руки, но, к ее удивлению, рядом было пусто. Вечером она уснула в объятьях Клауса, мысленно благодаря его, что не посягнул на ее честь сейчас и просто не оставил. Так не хотелось, чтоб он куда-то уходил, и пусть бы его лицо было первым, что она увидела по пробуждению, но желаниям было не суждено сбыться. Однако окинув просторную спальню взглядом, Софи увидела за тонкими шторами фигуру на балконе и невольно улыбнулась. Никуда он не ушел. Покинув мягкое ложе, Софи вышла на балкон, обхватив оголенные плечи руками, почувствовав дуновение прохладного ветра. Солнце не озаряло поместье ни утром, ни днем, потому что его лучи едва ли проникали через густые кроны деревьев, и оттого воздух казался еще холоднее, чем он был на самом деле, но Софи, даже ступая на мраморную плитку босыми ногами, почти не обращала на это внимания. Клаус повернулся к ней, и нельзя было не заметить задумчивости на его лице. Очевидно, при виде нее он чуть просветлел, но до этого какие-то мысли его абсолютно точно угнетали. — Что-то случилось? — с долей волнения спросила она, подойдя к нему ближе и присев на широкие балконные перила. — Да, — честно ответил он. — Нельзя просто сбежать со свадьбы с Брэдберри и так же легко избежать последствий, Софи. Она опустила взгляд, уставившись на свои руки. Ей отчаянно не хотелось поднимать эту тему, но мнение Клауса она полностью разделяла и в некоторой степени опасалась, что над ней нависла серьезная угроза. Но к чему говорить об этом, если уже ничего не изменить? Зачем лишний раз себя терзать? — Я покинула лорда, и ничто в целом мире не убедит меня, что стоило поступить иначе, — начала она, вновь подняв взгляд. — Сейчас нас с ним, к счастью, разделяют мили, и я не хочу вновь думать о нем и проблемах, которые он может доставить, потому что меня это удручает. А вас разве нет? Клаус не сдержал улыбки. Когда она была упряма и уверена в своей правоте, как сейчас, ему всем сердцем хотелось изобразить ее на одной из своих картин, не упустив ничего: ни гордо вскинутого подбородка, предлагающего попытаться с ней поспорить, ни игривого блеска в глазах. — Вы абсолютно правы, леди Софи, — он обхватил руками ее тонкие запястья, затем провел невидимую линию к предплечьям, касаясь нежной кожи. Его прикосновения вызывали невероятное благоговение по всему телу, и она неосознанно прикусила нижнюю губу. — Пусть Брэдберри рвет и мечет, а мы будем наслаждаться мигом блаженного спокойствия, — его рука легла ей на талию, заставляя всю спину покрыться мурашками. Софи совершенно не знала, как реагировать, теряясь в его теплых ласках. Никогда еще ее чувства не были настолько странными и необъяснимыми. Волна удовольствия переходила в полное замешательство, смешанное со смущением, и весь этот коктейль эмоций был неподвластен ее контролю. — Вы вся дрожите, — прошептал он ей на ухо. — Да, это все из-за жуткого холода, — солгала она, выдавив улыбку, и тряхнув головой, чтобы волосы прикрыли румянец, который несомненно появился на щеках. Соскочив с перил на пол, она проскользнула под рукой Клауса, скрываясь в комнате, где прижалась к стене, пытаясь восстановить неровное дыхание. Он слышал бешеный стук ее сердца, но на этот раз был уверен, что дело не в страхе. Каждое его прикосновение и просто ощущение близости могли страшить ее лишь тем, что она не могла никак ответить и замирала на месте. Но он ее не торопил, как бы ему не хотелось. Пусть все пока ограничится тем, что друг с другом им хорошо и легко морально — разве же не это высшая услада для любого?Глава 14. Миг покоя.
25 марта 2018 г. в 09:00
Разгневанный лорд Брэдберри себя места не находил. Внутри у него все кипело от злости, а лицо покрылось испариной. За гневом его скрывался страх, что из-за какой-то неотесанной девчонки он мог потерять безупречную репутацию и почет. Как она, ничтожная девка, лишенная всего, только посмела выставить его в дурном свете после того, как он буквально спас ее от беспросветной бедности? Он уважал ее отца, но тотчас возненавидел его за то, что воспитал в дочери такой необузданный нрав. Надо было пороть ее почаще, а она, небось, росла как королевская дочка — ни в чем не нуждалась и границ никаких не знала.
— Где это видано, чтоб потерявшая состояние девка что-то решала? — поддакивал ему один из близких друзей, граф, приехавший на свадьбу. Наблюдая, как лорд в бешенстве расхаживал из стороны в сторону, он был уверен, что сбежавшей невесте придется несладко, но сказать ничего против не мог.
— Нельзя это так оставлять, — бормотал Брэдберри, беспокойно потирая вспотевшие ладони друг об друга. — Она наверняка сбежала к своему любовнику, который долгое время пользовался моим гостеприимством. Ну ничего, я им обоим за все отплачу сполна, — дыхание его сбивалось во время речи из-за учащенного сердцебиения, и он уселся на кресло, тотчас недовольно скрипнувшее. — Кэйти, — подозвал он служанку, молча стоявшую у двери, и та тотчас оказалась рядом, поклонившись. — Узнай, где сейчас находится инквизитор Колд и веди прямо ко мне.
На лице девушки мелькнуло удивление, но под суровым взглядом лорда она поспешила взяться за исполнение приказа, выбегая в коридор. А вот граф не мог не поинтересоваться, зачем другу понадобился инквизитор, причем в их краях самый хладнокровный и помешанный на истреблении ведьм.
— Я придумал для этой глупой беглянки наказание — пусть будет позорно сожжена на главной площади, — с долей дьявольского удовлетворения в голосе ответил Брэдберри. В глазах его блеснул какой-то лихорадочный огонек, а граф лишь удивился пуще прежнего.
— Но ведь она не ведьма — не помню, чтоб вы об этом упоминали.
— Совершенно не обязательно действительно быть ведьмой, чтоб быть за колдовство сожженной. К тому же люди поверят, учитывая, что она открыто унизила меня, проявила свою непокорность дворовой девки на глазах у самых уважаемых людей города и за это заслуживает худшей участи, — тон его был настолько холодным и безразличным, что граф невольно дрогнул. Брэдберри словно не говорил о смерти, страшней которой не сыскать, а ненавязчиво рассказывал о последних событиях. — Она будет молить о пощаде, а я толкну ее в алое пламя и стану упиваться криком отчаяния.
И тут граф понял, что друг его был именно таким, каким его считали все, начиная от прислужников, заканчивая высшим обществом. Никто не осмеливался говорить ему правды и осуждать, но для всех он был грубым и жестоким человеком, жаждущим власти и превосходства, за которым бы смог скрыть сущую ничтожность. А сейчас его жестокость была ужасающей. Не лучше ли смириться с унижением и позором, которые позже забудутся, чем навлекать на себя смертный грех?