Почему я с тобой

      — Ино, что с твоей спиной? — Я слышу тоненький и до омерзения встревоженный голосок Такахаши Тен-Тен, как только отворачиваюсь к своему шкафчику и стягиваю футболку, переодеваясь после физкультуры. И какого чёрта она вообще на меня пялится? — Тебя кто-то избил? — В её глазах читается искреннее негодование и даже некоторое сочувствие, как будто я и правда стала жертвой насилия. Если бы.       — Тен-Тен, что с твоей головой? — тут же вмешивается Сакура. — Тебя роняли в детстве?       Харуно в своём репертуаре. Мне иногда кажется, что она хорошо ладит только со мной и Хинатой. Вижу обиженное личико Такахаши, которая удаляется из раздевалки под гневным взглядом моей подруги. Конечно, эта девчонка полезла не в своё дело, но, наверное, всё же не стоило так ей грубить. Впрочем, мне наплевать. Пусть Сакуру мучает совесть, если она вообще у неё есть.       Как только мы остаёмся одни, розоволосая непонимающе смотрит на меня, ожидая каких-то объяснений. Но я не собираюсь ей ничего рассказывать.       — Так и будешь молчать? — Она буквально приковывает меня к шкафчику своими ярко-зелёными глазами. Я лишь пожимаю плечами. — Ино, что с тобой происходит? Ты ведь знаешь, что можешь сказать мне.       Знаю.       Знаю, да вот только совершенно не хочу.       — Да, наверное, ударилась где-нибудь, — отмахиваюсь я. — Господи, Сакура, это всего лишь синяки. У тебя на ноге синяк — у тебя в жизни проблемы, что ли? — не удержавшись, грубовато отталкиваю её от себя, чтобы та освободила мне дорогу к выходу.       Замолчав и, видимо, поняв, что меня сейчас беспокоить не стоит, Харуно лишь идёт следом за мной, опустив голову. Ну вот, теперь ещё придётся думать о том, что обидела её. К счастью, не в моём характере долго переживать из-за чего-то. Я быстро загораюсь, но и так же быстро остываю. Наверное, в этом есть свои плюсы.       В столовой к нам присоединяется Хината, наспех переодевшаяся после самого противного урока на планете и убежавшая к какому-то учителю, чтобы выпросить у него шанс переписать контрольную, которую по случайности завалила после празднования дня рождения Сакуры. Она бегает за ним уже целый месяц и никак не может добиться результата, но ей это действительно нужно. Иначе Хиаши её прикончит.       — Как всё прошло? — наконец подаёт голос, видимо, всё же обиженная на меня Сакура, уставившись в свой стаканчик с розовым йогуртом. Таким же, как и её волосы.       — Разрешил! — радуется Хината, залпом выпивая стакан с компотом. — Аж в горле пересохло.       Харуно смеётся, кинув на меня недовольный взгляд. Я лишь улыбаюсь. Хьюга такая забавная. Она тут же замечает, что между нами что-то не то.       — Что у вас за проблемы? — устало спрашивает она, и я прекрасно понимаю её интонацию. Мы с Сакурой ссоримся так часто, что наши стычки за день иногда и не пересчитать. Поэтому никто из нас не относится к этому так серьёзно.       — Моя единственная проблема в том, что мне уже целый месяц семнадцать лет, а я всё ещё девственница, — нетерпеливо выдаёт розоволосая, ставя на стол свой неизменный йогурт.       Боже. Пните её, кто-нибудь, пожалуйста.       — И это твоя проблема? — спрашиваю я. — Лучше бы домашку хоть раз в жизни сделала, чем занималась сексом с первым встречным.       — Почему это с первым встречным? — Кажется, это всё, что услышала Сакура из моих слов. Впрочем, ничего нового.       — У тебя есть парень, что ли?       — Нет.       — Ну так и в чём дело? Если ты хочешь побыстрее трахнуться с кем-то, то долгие отношения тебе уже не получится построить. А так в твоих силах пойти и предложить лечь в койку какому-нибудь… Наруто, и он с радостью согласится.       Подруга с отвращением фыркает.       — Я видела Наруто в подгузниках, так что никогда не стану с ним спать.       — И это всё, что тебя волнует?       Наверное, сейчас прозвучит до безумия тупо, но как же любовь? Неужели ей до такой степени хочется почувствовать себя взрослой таким омерзительным путём, что чувства отходят на какой-то дальний план? Мне отвратительна даже сама мысль о том, что ко мне прикоснётся человек, с которым меня не связывают долгие отношения или же особенные эмоции. Не знаю. Я совершенно не понимаю этого. И от всей этой ситуации Харуно в моих глазах лишь падает куда-то на дно.       — Успокойтесь, пожалуйста, — жалобно просит Хината, глядя на нас.       Хьюга в свои шестнадцать даже ни с кем не целовалась, а эта девчонка, что старше её лишь на несколько месяцев, сидит и ноет о том, что ей не с кем переспать. Шедеврально. Просто… неописуемо.       — Ты есть будешь? — тихо обращается ко мне Хината.       — Не буду.       Подруги замолкают, погружаясь в свои мысли, и через несколько минут раздаётся звонок, приглашающий нас на последний на сегодня урок. Я в буквальном смысле переживаю его, потому что мой желудок все эти чёртовы сорок пять минут издаёт звуки умирающего тюленя, а сама я только и думаю о пицце и гамбургерах. Но это ведь всего лишь мысли. Даже не мысли, а скорее мечты. Мне нельзя сдаваться. Сегодня мой маленький юбилей.       Я не ем уже пять дней.       Ну, не то чтобы совершенно голодаю. В основном, пью какой-нибудь кефир или вроде того, иногда могу позволить себе творожок или йогурт, но не более. И самое забавное, что никто из моего окружения этого не замечает, ведь мне так легко отмазаться. Харуно и Хината не задают лишних вопросов, потому что им попросту некогда заглядывать в мою обычно пустующую тарелку; отцу можно сказать, что я поела в школе, а затем отказаться от ужина, прикрывшись кучей домашки. Мне лишь нужно сбросить ещё пять килограмм. Всего лишь пять. А потом я смогу поесть.       — Как прошёл день? — как и всегда забрав меня после школы, спрашивает папа, неотрывно следя за дорогой. Он кажется ужасно уставшим — будто бы не спал несколько дней, но, наверное, только таким я его и знаю. Такое чувство, будто он родился с выражением невыносимой муки на лице.       — Ничего интересного, — уныло отвечаю я, уставившись в окно. Немного помедлив, будто раздумывая, стоит ли, всё же спрашиваю: — Когда мы поедем к маме?       После этих слов он словно стареет на несколько лет и становится ещё более уставшим. Наверное, всё же не стоило.       — Не знаю, солнышко. — Слышу привычный ответ. Солнышко. Он всю жизнь называет меня так. И всю жизнь говорит это чёртово «не знаю».       Молчу. Бессмысленно снова что-то спрашивать, пытаться уговорить его — да делать вообще хоть что-то. Выражение лица всегда говорит за него.

5:57

Хината: Что у вас случилось сегодня? Сакура: Ничего. Хината: Эй! Почему вы не посвящаете меня в свои секреты? Ино: У нас нет никаких секретов. Просто Сакура попусту переживает. Сакура: Ничего не попусту. У неё вдоль позвоночника целый ряд синяков, как будто её каждый день кто-то колотит. И не говорите мне, что я загоняюсь. Хината: Ино, что происходит?       Чёрт. Почему эти две никак не уймутся?

6:15

Сакура: Никто и не сомневался, что ты не ответишь.       Я проигнорирую это. Просто проигнорирую. Я не хочу говорить, что у меня «вдоль позвоночника целый ряд синяков» из-за того, что я качаю пресс как умалишённая после каждого йогурта, который попадает в мой организм. Они лишь пальцем покрутят у виска и скажут, что я шизанутая. Они просто меня не понимают. Просто… не понимают.       Как и я, наверное, не понимаю их.       Не понимаю, как они могут съедать каждый день всё, что захотят, и не поправляться ни на килограмм. Не понимаю, как Харуно может говорить что-нибудь вроде: «Ой, кажется, я набрала два кило», — без истерики, ведь это чёртовы два килограмма грёбанного жира. Я не понимаю, как они не боятся растолстеть до размеров грузовика, когда употребляют все эти чипсы, сладости и прочую дрянь. Я и сама не помню, когда питалась не по расписанию и когда не задумывалась о количестве употреблённых мною калорий. Такое чувство, что это было в другой жизни.       Я направляюсь к весам и, зажмуриваясь, легонько наступаю. Подождав секунду и вдохнув побольше воздуха, открываю глаза и не вижу той самой заветной цифры. Вижу лишь пятьдесят. Мне нужно сорок пять. Как минимум сорок пять. Сразу же отправляюсь к зеркалу и задираю футболку, оголяя живот. Недостаточно плоский. Мне кажется, я могу видеть эти отвратительные куски жира, свисающие с боков. Мне часто говорят, что я худая, но кому нужны эти слова, когда я и сама могу видеть всё в зеркале.       И вижу я то, что мне совершенно не нравится.       Хината не раз говорила мне, что я чуть ли не идеал её красоты. Мне это кажется глупым, ведь я даже не считаю себя симпатичной. Я бы с радостью состригла эти длинные тяжёлые волосы, которые зачем-то отращиваю всю жизнь. Может быть, даже перекрасила их в какой-нибудь розовый, как и Сакура, которая ничего не боится. Но я боюсь. Боюсь перемен, боюсь, что стану ещё уродливее, чем сейчас, если что-то в себе изменю; боюсь реакции окружающих, которые тотчас начнут обсуждать мою новую причёску и мой внешний облик в целом. Я знаю, что все они считают меня самовлюблённой, знаю, что некоторые девчонки всерьёз пытаются быть похожими на меня, странно говорить, но, наверное, даже восхищаются мной, ведь не зря я постоянно торчу в своём телефоне. Социальные сети — моё всё. Лайки на фотографиях, восторженные комментарии и сообщения от парней, которым, конечно же, совершенно ничего не светит, хоть немного, но поднимают мне самооценку. Но всё же… я ненавижу себя. Ненавижу свою внешность и образ жизни. Ненавижу всё, что со мной происходит. Я просто… ненавижу.       Наверное, я провожу у зеркала довольно долгое время, потому что на улицу спускаются сумерки.       — Будешь ужинать? — тихо стучится папа, прерывая поток мыслей, каждодневно доводящий меня до истерики.       — Я не голодна. — Ложь. Он понятия не имеет, как сильно я хочу есть.       — Ино, у нас лазанья! — Такое чувство, что все вокруг надо мной издеваются. Везде эта чёртова еда, да ещё и такая вкусная.       — Я не хочу, пап, спасибо, — пытаясь сдержать наплывающий гнев, тихонько проговариваю я и, прежде чем он вставит хоть ещё одно слово о пище, добавляю: — Знаешь, меня Сакура попросила к ней прийти, у неё что-то случилось. Ты не против? Я ненадолго.       Папа лишь грустно кивает, а я уже вскакиваю с места и, не прихватив с собой никаких вещей, кроме телефона, отправляюсь на улицу.       Я не знаю, куда пойду, ведь на улице уже темнеет, а к Харуно в действительности идти нет никакого желания. Я просто убежала, потому что скажи он ещё хоть слово — и я бы съела всё, что есть у нас в холодильнике, а потом бы корчилась у унитаза, стараясь не выблевать свои органы. Мы это уже проходили. И не раз.       А здесь довольно холодно. Ну ничего, я всё равно не вернусь за тёплой одеждой — может, моё тело, согреваясь, потратит больше калорий. А может, стоит и пробежаться.       Выдыхаюсь я быстро, так что примерно через полчаса, умирая, медленно плетусь по дорожке в парке, находящемся в нескольких кварталах от моего дома. Странно, но убежала я довольно-таки далеко, так что вернусь домой точно поздно. Надеюсь, отец не вздумает меня ждать, а просто ляжет спать.       Наконец падаю на одиноко стоящую скамейку и просто разглядываю редких прохожих. Доставать телефон и в очередной раз листать ленту мне на удивление не хочется — такое чувство, что я бежала не полчаса, а весь день. Сил совершенно нет — нет и постоянного чувства голода. Почему-то я довольна собой, ощущая пустоту своего желудка. Прекрасное, просто замечательное чувство.       Всё же как бы мне ни хотелось посидеть в тишине, мой телефон начинает вибрировать из-за приходящих ежесекундно сообщений.

9:43

Хидан: Девчонки, вы придёте? Сакура: Куда? Хидан: Ко мне домой. Извини, Сакура, но сегодня не пьём — просто потусуемся. Сакура: Как будто мне постоянно нужна выпивка :( Сасори: Придёте или нет? Сакура: Наверное. Позвоню Хинате. Дейдара: Что насчёт Ино? Ино: Останусь дома. Сасори: Кто-то не в настроении. Дейдара: Я уже иду. Сасори: Мы с Итачи тоже. Хидан: Тоби уже скучает. Мы ждём!       Сейчас мне в последнюю очередь хочется видеть их лица. Нет, мы уже продолжительное время общаемся с этими парнями, и они, кажется, неплохие, но сейчас мне хочется побыть одной. В последнее время мне всегда хочется быть одной, но, как бы ужасно это ни прозвучало, от друзей никуда не денешься. Особенно от таких, как мои.       Они действительно забавные. Такие простые, без всяких заморочек и понтов, любят веселиться и всегда могут поднять настроение — наверное, самое то для нашей троицы. Даже Хината смогла подружиться с ними после того, как накурилась у себя дома. Мы с Харуно, конечно, были в шоке, но всё же когда-то это должно было случиться. Может, они и плохо влияют на нас, но ведь Сакуру уже ничем не испортишь, а для Хьюги это только на пользу — выйдет из своей зоны комфорта и наконец-то начнёт жить.       А уж если говорить обо мне…       Меня ничто не беспокоит. Ну, то есть я не такая идеальная, как Хината, но и не настолько испорченная, как Сакура. Я нечто среднее: могу выпить с одной и обсуждать книги с другой. Некая золотая середина нашей маленькой компании. Может, в этом и есть секрет нашей многолетней дружбы. Остаётся только надеяться, что с поступлением в университет ничего не изменится, иначе я когда-нибудь сойду с ума без них со своими мыслями о еде и похудении. Какая-никакая, но эти две девчонки — моя опора и поддержка, хоть я и не всё им рассказываю. Одного взгляда достаточно, чтобы удостовериться, что они рядом и никогда не подведут.       — Значит, останешься дома? — Мои мысли о замечательной и всё-таки существующей женской дружбе прерывает знакомый голос. Поднимаю голову и взглядом сталкиваюсь со светло-голубыми глазами, смотрящими на меня так, будто я совершила пакость и оказалась пойманной.       — Вроде того, — тихо выдыхаю я, вновь опуская взгляд. А что мне остаётся? Меня ведь действительно поймали.       — Ты не против, если я присяду? — И чего это с ним такое? Обычно он не задаёт подобных вопросов и попросту врывается в личное пространство любого человека. Наверное, ему просто показалось странным, что я сижу тут одна в темноте, почти что дрожащая от ночного ветра, и размышляю о бренном, поэтому и сам ведёт себя не самым обычным образом.       — Садись, — бросаю я, отворачиваясь от него.       — Захотелось побыть одной? — неожиданно спрашивает он после минутного молчания. Резко поворачиваюсь к нему, будто бы пытаясь удостовериться, Дейдара ли сидит передо мной, ведь такого тона я никогда от него не слышала. Он какой-то… понимающий?       — Не знаю, — тихонько отвечаю. — Наверное.       — Ты, как и всегда, немногословна, — ухмыляется он, а я тут же чувствую тепло, упавшее мне на плечи. — Возьми мою кофту, ты уже вся трясёшься.       — Не стоит, — пытаюсь возразить, но тут же чувствую его ладони, прижавшие тёплую ткань к моей коже. Тут я понимаю, что действительно заледенела, и кутаюсь в неё, вдыхая его запах. Странное ощущение.       Мы молчим несколько минут, и я слышу лишь его дыхание. Всё происходящее как будто нереально — не знаю — может, у меня уже едет крыша от голода? Дейдара просто сидит рядом со мной и не задаёт никаких глупых вопросов?       — Ты же шёл к Хидану…       — Хочешь, чтобы я ушёл?       — Нет.       Эти фразы звучат резко, словно пролетающие пули. Мы снова молчим. И это молчание какое-то… приятное.       Да, у меня действительно едет крыша.       — У всех такое бывает, — тишину разрывает его мягкий голос. — Хочется посидеть и подумать о своём, чтобы тебя не беспокоили. И я понимаю, что болтаю сейчас и совершенно мешаю тебе думать, — он смеётся, вызывая у меня улыбку, — но так уж вышло, что на горизонте появился я и ты сама разрешила мне присесть рядом, так что…       И правда, мне уже не поразмышлять, но нужно ли мне это? Сейчас мне совершенно не хочется его прогонять. Я и так постоянно копаюсь в себе.       — Я действительно не против, — улыбаясь, кидаю на него мимолётный взгляд. Он улыбается тоже.       — Вау, — притворно удивляется Тсукури. — А ты сегодня и впрямь какая-то не такая.       — Я не такая злюка, какой вы все меня считаете, — говорю это и тут же слышу его смешок. — Чего смеёшься?       — Никто не считает тебя злюкой, — отвечает он. — Это, знаешь, настолько всем уже привычно, как и то, что Хидан постоянно дерётся с кем-нибудь, а Сасори вставляет свои снобистские комментарии.       — Да? — удивляюсь я. Его слова звучат так, будто мы с этими парнями давние друзья, и для меня удивительно именно то, что, кажется, не только девчонки дорожат мной как другом, но и они, наверное, тоже.       Дейдара лишь кивает, и мы снова погружаемся в молчание. Ветер медленно бегает между деревьев, по опустевшим полянкам парка, где ещё несколько часов назад было шумно, все киоски с мороженым и напитками покинуты своими посетителями — чувство, будто эта местность и вовсе заброшена. Чувство, будто мы с Дейдарой здесь только вдвоём.       Телефон снова даёт знать о пришедшем сообщении.

10:15

Хидан: Дей, ты там какими путями идёшь?       Смотрю на блондина, так же держащего телефон в руках, ожидая его реакции. Не то чтобы мне не хочется, чтобы он уходил, просто… мы вроде как неплохо сидим. И даже разговор складывается. Но зачем-то я всё же говорю следующее:       — Если хочешь, иди. Я тебя не держу.       Он молчит, всё ещё пялясь в свой телефон, а затем набирает сообщение.

10:16

Дейдара: Оноки позвонил и попросил вернуться. Вряд ли сегодня приду.       Не знаю почему, но на моём лице разрастается чертовски довольная улыбка. Мы словно два преступника, прячущиеся от полиции. И мне так же чертовски приятно, что он решил остаться со мной вместо того, чтобы идти к ребятам. И мне так же чертовски непонятно, почему меня это так волнует.       Ловлю на себе его взгляд и продолжаю улыбаться. Он лишь ухмыляется — как и обычно. Это словно его визитная карточка: «Ухмылка на все случаи жизни». Она может быть радостной, недовольной, издевательской, даже злобной. Такое чувство, будто он годами практиковался, чтобы сейчас всех ею одаривать.       — И всё-таки почему ты здесь? Ничего не случилось?       — Нет, просто… Захотелось уйти из дома, — отвечаю я, вдыхая прохладный воздух. — Такое странное чувство, когда вроде бы всё хорошо, но в то же время ты понимаешь, что творится какая-то ерунда, и… внутренне что-то не то. — Я говорю какую-то бессмыслицу. Он сейчас серьёзно подумает, что я двинутая. — Ну, это так. Какие-то мои загоны. Не стоит вдумываться.       — Я тебя понимаю, — задумчиво бормочет Дейдара. — Когда я был совсем ребёнком и моя мама была жива, она рассказала мне одну штуку. — После слов о его матери я тут же устремляю свой взгляд прямо в его глаза и не понимаю, как он так спокойно говорит о смерти своего родителя. — Не удивляйся, — опять же ухмыляется он, — это случилось так давно, что я как-то… совершенно смирился. Так вот, она рассказала мне именно об этом чувстве. О чувстве, когда всё хорошо, но внутренне у тебя будто кошки скребутся. Нужно просто попить воды.       — Воды? — не понимаю я.       — Да, — улыбается Дейдара. — Пара глотков — и всё уже не кажется таким плохим. И это реально помогает. Попробуй как-нибудь.       — Ладно, — отвечаю я, с улыбкой опуская взгляд. Значит, пара глотков воды. Или пара ложечек супа. Или пара кусков мяса. Как вариант.       Я чувствую, как с неба начинают валиться капли такого ненужного сейчас дождя. Причём валятся они слишком уж быстро и стремительно.       — Видимо, пора домой, — с какой-то грустью озвучивает мою мысль Дейдара. — Я тебя провожу.       — Не нужно, — отказываюсь я, вспоминая, какой огромный путь мне предстоит, потому что денег на автобус, конечно же, нет, а заставлять Тсукури тащиться вместе со мной мне совершенно не хочется. Он и так сидел здесь и выслушивал мои бредовые мысли. — Я поеду на автобусе. Тут несколько остановок.       — И ты сюда пешком дошла? — удивляется он, рукой стирая капли со лба. — Тогда пойдём ко мне. Посидим, переждём дождь, и я точно тебя провожу.       Я нерешительно смотрю на него, пытаясь сообразить, стоит ли идти. С одной стороны, это действительно неплохой вариант, ведь ни на каком автобусе я не поеду, это была всего лишь отговорка. Но с другой…       Не дожидаясь моего потерявшегося в сомнениях ответа, Дейдара хватает меня за руку и шагает в известном лишь ему одному направлении. Его ладошка тёплая и слегка влажная от дождя, в то время как мои руки всегда ледяные настолько, что я не могу даже к собственному телу прикоснуться. Наверное, помимо ухмылки, у Тсукури есть ещё одно странное качество.       Он тёплый.       Как бы быстро мы ни шагали, дождь делает своё дело, и, добравшись до дома Дейдары, мы оказываемся промокшими до нитки. Постучав в дверь и услышав тяжёлое шарканье и ворчание, я начинаю жалеть о том, что не поплелась домой, потому что его дедуля, кажется, не очень-то рад гостям. Дверь открывается, и на пороге я вижу именно то, что и представляла. Маленький старичок непонимающе глядит на двух мокрых подростков и несколько секунд молчит, а потом начинает причитать, быстрее загоняя нас в квартиру.       — Что за милую леди ты к нам привёл? — На лице Дейдары читается лишь удивление.       — Это Ино. Ино, это мой старикашка Оноки.       — Очень приятно, — стуча зубами, улыбаюсь я.       — Барышня совсем продрогла! Быстро дай ей сухую одежду!       Через несколько минут я уже стою в их небольшой ванной и переодеваюсь в огромную футболку Дейдары. Господи, ещё пару часов назад я сидела дома и размышляла о том, что мне нужно похудеть на пять кило, а сейчас я нахожусь в месте, о котором никогда в жизни даже не думала, и переодеваюсь в одежду парня, который раньше казался мне совершенно другим.       — А тебе идёт, — смеётся Тсукури, также переодевшись и уже попивая чай в своей комнате, куда меня провожает и этот милый старичок.       — Выпей чай, дорогая, — улыбается он. — И вот печенье. Очень вкусное!       — Ты чего это такой обходительный? — недоверчиво смотрит на него блондин. — Почему ты со мной так не важничаешь?       — А чего с тобой, оболтусом, важничать? — Оноки тут же меняется, и от этого мне становится жутко смешно. Между ними сразу же наблюдается такая заметная родительская связь. — Наконец-то привёл в дом девушку! Я уж думал, только и будешь своего Сасори водить!       Дейдара корчит недовольную рожицу, когда старичок, обворожительно улыбнувшись мне, покидает комнату, оставляя нас наедине. Я, конечно же, не прикасаюсь к печенью, сделав лишь маленький глоток чая. На самом деле я терпеть его не могу, но всё же…       — Ты бы поела всё-таки, он ведь так старался.       Поела. Поела бы и нарушила свой пятидневный голод. Тяжёлый выбор.       Да и поздно уже. Обычно я в такое время ем, только если пьяная.       — С тобой ничего не случится, если ты съешь одну, — неожиданно прерывает мои мысли он. — Знаю я ваши девчачьи диеты. Тебе нужно согреться и поесть, иначе заболеешь.       Хорошо. Ничего не случится. Только одну.       Пять дней. Пять килограммов.       Зажмуриваюсь.       Оно и правда вкусное. Дейдара улыбается.       — Ну вот видишь.       Я съедаю одну. Затем ещё. И ещё.       Знаю ведь, что буду ненавидеть себя за это. Я уже ненавижу. Но мне так чертовски хочется есть. Просто до безумия.       Я останавливаюсь на трёх и обильно запиваю всё сладким чаем, в котором, кажется, миллион калорий. Ничего, Ино. Завтра сделаешь три подхода пресса и пробежишься ещё немного, как и сегодня. Ничего не случится. Всё будет хорошо.       — С тобой всё нормально? — Такое чувство, будто он видит все мои душевные терзания, но всё равно спрашивает.       — Да… Да, всё хорошо, спасибо, — отвечаю я, ставя пустую кружку на столик. Только собираюсь сказать, что, наверное, мне пора домой, как в комнату входит Оноки.       — Кажется, ливень всё сильнее. Ино, твои родители не смогут тебя забрать на машине?       — Папа, наверное, уже спит, — тихо отвечаю я, доставая телефон и глядя на время. — И на автобус уже не успею. Ничего, дойду как-нибудь.       Оноки переглядывается с Дейдарой.       — Оставайся у нас. Этот оболтус и на полу поспит.       — А где Куроцучи?       — Ходит где-то, — пожимает плечами старик. — С подружками, наверное.       Тсукури улыбается, когда дедуля вновь покидает комнату.       — Видишь, как удачно я появился на горизонте.       — Что бы я без тебя делала, — язвительно отвечаю я. — Серьёзно, я могу пойти домой. Ничего страшного, если снова промокну, добегу как-нибудь.       — Не говори глупости. Напиши папе, что останешься у Сакуры или что-нибудь такое. Если, конечно, не хочешь говорить, что ты ночуешь у парня. — Я тут же заливаюсь краской при этих словах. — Ну, то есть, я имел в виду не у своего парня, а в принципе у парня, мальчика, мужчины…       — Боже, остановись.       Он смеётся. Видимо, мне и правда лучше остаться здесь.       Довольные тем, что я всё-таки остаюсь, они предоставляют мне постель Дейдары, пока он сам укладывается на полу, решив не занимать кровать Куроцучи. Я кутаюсь в одеяло, которое пахнет так же, как и его кофта, что он одолжил мне в парке. Тепло и спокойно.       Пожелав нам доброй ночи, Оноки закрывает дверь, а я лежу, уставившись в стену и думая о том, как завтра буду отрабатывать съеденные печенья.       — Спокойной ночи, Ино, — тревожит мои мысли откуда-то снизу Дейдара, пытаясь устроиться на полу.       — Я слышу, как ты кряхтишь, и мне стыдно, что выгнала тебя с кровати.       — Не парься, — смеётся он. — Если Куро не придёт ночевать, то переползу на её кровать. Всё, спи.       Я улыбаюсь. Наверное, и правда, он удачно появился на горизонте.       — Спокойной ночи, Ино! — снова повторяет он тоном, требующим ответа. Под его недовольное кряхтение отвечаю:       — Спокойной ночи, оболтус.