Бескрылые

Ветер, толкавший в спину при подъёме, сейчас нещадно бил в лицо, швырял в глаза снежные хлопья и будто всячески препятствовал спуску, как бы говоря: то, что было здесь, должно здесь и остаться. Но Довакин всё равно упорно прорывалась сквозь него, бережно прижимая к груди меховой свёрток. Спускаться было непросто и, ко всему, весьма опасно, но девушка упорно шла вниз, придерживаясь одной рукой за нависающие скалы, и стараясь не обращать внимания на обжигающий кожу ледяной ветер. Она слишком торопилась. Когда девица достигла монастыря, солнце уже высоко поднялось, заставляя снега Монавен ослепительно сверкать. Задерживаться здесь она не решилась, и, помня данное Партурнаксу обещание, не стала отвечать на вопросы Арнгейра – тот, впрочем, не настаивал. Всё, что она попросила, - ещё один меховой плащ. По счастью, такой на Высоком Хротгаре нашёлся, и, быстро нацепив его на себя, девица покинула монастырь. Вниз по семи тысячам ступеней она практически летела – теперь, когда ледяной ветер обжигал только лицо, двигаться было куда проще. Но ступени всё же были скользкими и местами крутыми, потому приходилось держаться как можно ближе к скале и подальше – от края обрыва. Дорога петляла, каменные ступеньки заносило снегом, и не всегда все они были видны, но девушка всё же старалась не позволять себе останавливаться: в меховом свёртке замерзал крохотный дракон, о котором ей теперь надлежало заботиться. И эта мысль подгоняла её вперёд лучше всякого ветра. В Айрвастед нордка прибыла уже за полдень. Благо, конюх хорошо позаботился о лошади и лишних вопросов задавать не стал. Тут же вскочив в седло, Довакин пустила лошадь галопом. Держаться одной рукой при такой скорости было отнюдь не просто, но обстоятельства вынуждали двигаться так быстро, как это только было возможно. Из-за этого, правда, наездница едва не пропустила указатель. Дорога через Хелген была опасна, но, однако, куда короче, чем через Вайтран. Ещё на спуске с Высокого Хротгара девица решила, что туда ей сейчас путь заказан. В Вайтране она прожила уже немало времени, и почти каждый житель этого города знал и уважал Довакина. Но, так или иначе, едва ли хоть кто-то из них принял бы её нового подопечного. Сгоревший Хелген всё также лежал в руинах, но люди не были бы собой, кабы не начали заново обживать разрушенное поселение – пока ещё несмело, медленно. Но рано или поздно жизнь должна была взять своё. Она всегда возвращается, так или иначе, как приходит весна на смену зимним холодам. И спустя годы ничто уже не будет напоминать о страшном пожарище, погубившем едва ли не всех жителей Хелгена – только детишки будут делиться байками, слепленными из слухов и преувеличений. И один огромный чёрный дракон превратится в целую стаю… В связи с возвращением людей в сгоревшую деревню, бандиты, мародёры и прочий сброд оказались вытеснены в окрестные леса, что делало местность ещё опаснее. Но, несмотря на это и на дикую спешку, драконорождённая не решилась заезжать в поселение, а на свой риск объехала его стороной, держась, однако, неподалёку, в поле видимости крепостной стены. Когда девушка выехала на тракт, ведущий в сторону Фолкрита, солнце уже село. Последние всполохи догорающего заката попросту не были видны отсюда: вдоль неширокого тракта в две стены вставал густой хвойный лес. Дорога была пустынна, разве что ещё днём навстречу всаднице двигались какие-то богатые господа в сопровождении наёмной охраны, да ещё пеший странник и каджит в монашеской рясе. Нордка просто проскакала мимо, не останавливаясь. Однако, понимала она, следовало соблюдать осторожность: гражданская война всё ещё не закончилась, хотя велась крайне вяло, будто бы вымучено. Народ устал, людям надоело воевать. Жители Скайрима хотели мира и спокойствия. Однако патрули из солдат и стражников всё ещё следили за дорогами. И далеко не каждый из них знал Довакина в лицо. Если патрульные остановят её, если её «ноша» вызовет подозрения… Девушка боялась. Боялась, что её раскроют, боялась, что не сумеет сдержать едва данное другу обещание из-за такой глупой случайности. Норды всегда верны своему слову – это было заложено в их головы с малых лет, это было в их крови. Настоящий норд никогда не предаст, не нарушит слово, данное другу, оказавшему доверие. Довакин любила и уважала Партурнакса, и позволить себе так оплошать перед ним, конечно, не могла. Потому она решила сойти с дороги. Это, конечно, было рискованно, - едва ли не больше, чем идти по тракту и нарваться на патруль. Но вариантов оставалось немного, и выбирать особо не приходилось. Едва лошадь ступила в чащу, как еловые макушки сомкнулись над головой практически сплошняком, и сделалось совсем темно. Девушка разумно решила не слишком отдаляться от тракта и идти вдоль, как поступила и около Хелгена. Но, понимала она, лошадь сильно вымоталась за день почти непрерывной скачки. Потому пришлось сделать небольшой привал. Стараясь как можно меньше шуметь, нордка спустилась к озеру, давая ездовому животному передохнуть и набраться сил. Ношу свою она из рук так и не выпустила, держала крепко, но аккуратно, почти трепетно, не решаясь, однако, заглянуть внутрь. Лошадь склонилась к воде, жадно промывая пересохшую глотку, а хозяйка её примостилась рядышком, на берегу. Сейчас, сидя в сумерках у самой кромки, ей хотелось просто расслабиться, лечь на траву и хоть немного отдохнуть. Вид неспешно погружающегося в сон озера Илиналта успокаивал, умиротворял. В эти минуты вся дневная усталость вдруг навалилась на плечи драконорождённой, она почувствовала, как гудят ноги и ноет спина после восхождения на Хротгар и многих часов в седле. Начало клонить в сон, но позволять себе задремать сейчас нордка просто не могла, как бы того не хотелось. Чтобы чем-то себя занять, она достала из прилаженного к седлу мешка буханку и принялась жевать её. Хлеб успел немного подсохнуть за день, но даже такая еда сейчас была очень кстати, учитывая, что последний приём пищи – и тот наскоро – был ранним утром, в таверне, тем немногим, что осталось у хозяина с вечера. Так что даже за такой скромный провиант девушка сейчас мысленно благодарила Лидию. Лидия, милая Лидия, – как она там сейчас? Верная боевая подруга, преданный хускарл – её заботами девица сейчас и была хоть немного сыта. Довакин привыкла путешествовать налегке: за то время, когда ей приходилось бороться не только за свою жизнь, но и за весь Нирн, в погоне за Пожирателем Мира, она привыкла к постоянным путешествиям, к необходимости бежать, нестись сломя голову на другой конец Скайрима и почти тут же – обратно. Дни в седле, в тяжёлых доспехах, научили её носить с собой минимум вещей. Булка хлеба и пара румяных яблок – вот и всё, что было у неё при себе в этот вечер. Сверчки мирно стрекотали в траве, у берега то и дело мелькали светлячки. Буханка кончилась, и девицу вновь клонило в сон. Ещё пару минут, – обещала она себе, - и обязательно продолжит путь. Звуки ночного леса убаюкивали, давали ощущение абсолютного покоя, безмятежности… Неподалёку резко встрепенулась стайка птиц. В царившей тишине хлопанье их крыльев прозвучали подобно взрывам. Нордка вскинулась, широко распахнув глаза. Сонная тяжесть, давившая на веки, пропала без следа. Девушка моментально напряглась, прислушиваясь. Неподалёку раздался вой, краткий и негромкий. Совсем неподалёку – куда ближе, чем хотелось бы. Лошадь занервничала, зафыркала. Девица мигом подскочила с травы, забыв отряхнуться, и, запрыгнув в седло, быстро повела лошадь прочь. Оставалось лишь надеяться, что взволнованное животное со страху не понесёт, не разбирая дороги. То и дело нервно озираясь, оглядываясь и прислушиваясь, драконорождённая бережно и крепко прижимала к себе неподвижный свёрток мехового плаща, где спал драконий младенец. Лошадка трусила меж частых деревьев, и совсем не так быстро, как хотелось седоку. Одно дело – скакать резвым галопом по давно протоптанной, достаточно широкой дороге, и совсем иное – пробираться через чащу. На своём пути, по которому Довакина вело пророчество, она встречала немало разных тварей похуже небольшой стаи волков. Но тогда ей не приходилось никого защищать. Сейчас отбиться от них было бы куда труднее. Она боялась потерять лошадь, боялась заплутать в ночном лесу, боялась за сохранность вверенного ей существа… «Герой он бесстрашный, он непобедим», - это только песни в тавернах, красивые выдумки бардов. Ей было страшно в двемерских руинах, страшно в Скулдафне, на пути к Залу Доблести… и в ночном лесу, где бродили голодные хищники, тоже было страшно. Сердце колотилось где-то в горле, и от этого почти закладывало уши, но она продолжала пробираться сквозь деревья так быстро, как только могла её уставшая кобылка, едва шептала под нос ту самую песенку, чтобы хоть как-то себя подбодрить… И внезапно осознала, что больше не видит вдали дорогу. «Заблудилась», - резанула в голове страшная мысль, и девушка ощутила внутри стремительно зарождающуюся панику. Её лошадь шла неизвестно куда, она просто блуждала впотьмах, среди высоких елей, чьи чёрные макушки терялись высоко над головой, а вокруг бродили голодные хищники, и вряд ли среди них были только волки. Нордка резко встряхнула светлой кудрявой головой, усилием воли отгоняя леденящий страх. Паниковать сейчас, понимала она, значило бы обречь на гибель и себя, и маленького дракона. Как бы не хотелось ей просто остановиться и бессильно заплакать, нужно было двигаться, нужно было искать дорогу. Потому, едва пересиливая страх, девушка повела лошадь чуть влево. Она не знала, в какой стороне осталась искомая тропа, и двигалась, скорее, по наитию. Чутьё иногда оказывалось верным, порой же оно подводило, но сейчас полагаться было больше попросту не на что. Спустя некоторое время впереди забрезжил слабый огонёк. С такого расстояния он был едва виден, и понять, что это, было практически невозможно. Нордка сбавила ход и аккуратно повела лошадь в его сторону. Ей искренне хотелось надеяться, что это факелы патрульных, по которым можно было бы опознать дорогу. Однако, приблизившись достаточно, она поняла, что для простых факелов света слишком много. Впереди расстилалась поляна, на которой ярко горел костёр, и, если прислушаться, можно было даже различить голоса мужчин, которых точно было не меньше трёх. Они могли оказаться простыми путешественниками, решившими заночевать в лесу, - да нордка, кажется, была бы рада сейчас даже талморскому патрулю! Однако это также могли быть и разбойники, которые уж точно не откажутся поживиться с одинокого путника, пусть даже довольно простой бронёй и лошадью, а тем более – молодой девушкой. Ушедшие мародёрствовать, знала нордка, всегда, рано или поздно, зверели, теряя всякий человеческий облик со всё большим количеством крови на своих руках. И потому она, немного поразмыслив, решила обойти лагерь на приличном расстоянии, по дуге, надеясь, что шорох лёгкого ночного ветерка скроет тихую конскую поступь, позволив ей остаться незамеченной. А уж коли это и впрямь бандитская стоянка, искомый тракт действительно проходит неподалёку, главное – не ошибиться стороной. Лошадка сделала шаг, другой… и замерла. А вместе с ней замерла и всадница. Из ближайших кустов на неё смотрела пара жёлтых глаз, голодно поблёскивающих в неверном, едва пробивающимся сквозь кроны свете Массера и Секунды. Волк. Раздался тихий утробный угрожающий рык, и лошадь попятилась. Миг – и волк зарычал в голос. Нордка только непроизвольно вскрикнула, когда скотина под ней резко дёрнулась и понесла, не разбирая дороги. Девушка едва не выпустила поводья, едва не вылетела из седла. В глазах предательски рябило от страха, сердце грохотало в раскалывающейся голове, да так, что не было слышно ни ржания, ни рыка, ни топота копыт. Она не понимала, куда несёт её лошадь, не заметила, как оранжевый огонь костра промелькнул совсем близко, не видела ни волков, ни людей, ни даже деревьев – только изо всех сил вцепилась в повод и пригнулась, почти ложась на живот, стальной хваткой прижав к себе драгоценный свёрток. Длилось ли это всего несколько мгновений или прошла уже целая вечность – лихорадочно мечущееся сознание никак не могло этого понять. А потом была стрела. Она просвистела над головой, справа, почти у самого уха. И это отрезвило, будто на голову вылили ведро ледяной воды из горного озера. Нордка в одно мгновение осознала происходящее: нужно было вернуть контроль над лошадью и скакать, скакать прочь, вывести её на дорогу – там безопаснее, там патрули!.. В следующий миг стрела со свистом вонзилась в лошадиную ногу. Кобыла издала оглушительный хрип и тут же повалилась. Наездница скатилась с её спины, в последний миг успев сгруппироваться. Трава была слегка влажной и мягкой, но не еловый ствол, оказавшийся слишком близко. Девушка ударилась головой не так уж сильно, чтобы получить серьёзную рану или потерять сознание, но краткого мига замешательства хватило: пальцы разжались, и драгоценный свёрток выскользнул из них. Девица тут же вскочила, но ушибленная голова закружилась, и её неумолимо потянуло назад. Всё, что ей оставалось, - это почти вслепую шарить в темноте по сырой земле в поисках заветного свёртка. А тот, будто на зло, никак не желал находиться. Время уходило, утекало, безвозвратно таяло, пока, наконец, крупно дрожащие пальцы не нащупали меховой плащ. Девица судорожно схватила его, прижав к себе, и в этот миг в глаза ударил тёплый оранжевый свет. Картинка перед ними всё ещё расплывалась, и мерцание факела в темноте жгло глазницы, но кое-как всё же можно было различить лицо подошедшего: чумазое, заросшее и совсем недобро ухмыляющееся. — Так-так, ну, и кто это нам тут попался, а? – прохрипел он. Нордка попятилась затравленным зверем, не имея сил произнести хоть слово. Но вопрос, похоже, ответа и не требовал. — Неудачное ты время выбираешь, чтобы заблудиться, красавица. Изображение, наконец, перестало рябить и расплываться: буквально в нескольких шагах от неудачливой путницы стоял грязный разбойник с факелом в одной руке и кинжалом – в другой. За его спиной маячило ещё два силуэта и, кажется, к ним подтягивались ещё несколько. — И что мы будем с тобою делать, а? При тебе же наверняка есть что-то ценное? – растягивая слова, говорил мужчина, не прекращая издевательски улыбаться. — П… пара яблок… и восемнадцать септимов, - заикаясь, машинально ответила девушка, отползая назад. Она пятилась, неотрывно глядя в глаза мерзкому типу, и судорожно пыталась сообразить, что сейчас вообще можно сделать. Казалось, все знания, умения и мало-мальски разумные мысли просто выбило из головы при недавнем ударе, а сделать что-то было нужно, и прямо сейчас. — Что? – лицо разбойника перекосило в уродливой гримасе недовольства. - Так мало? Не верю. Ну-ка, а что у тебя тут за свёрток? Покажи! Ответ пришёл сам собой, бандит, даже того не зная, толкнул судорожно мечущиеся мысли в нужном направлении. — Э… эй, послушай, свёрток… - всё ещё не до конца справившимся с дрожью голосом начала девушка, аккуратно отталкиваясь носком от земли и поднимаясь. - Я просто, я сейчас… — Что? Что за чушь ты там бормочешь? – нетерпеливо воскликнул разбойник. Он даже успел шагнуть вперёд перед тем, как его и его уже подошедших товарищей буквально снесло незримым мощным ударом. Кого-то приложило о стволы, иных – протащило по земле. Волна разбилась о деревья с громовым грохотом. Горло обожгло, но нордка уже достаточно привыкла: не раз и не два ей приходилось использовать ту'ум, и, знала она, мало, кто мог выстоять против Безжалостной силы. Драконий крик смёл не ждавших подобного бандитов, но времени было катастрофически мало, второго шанса могло просто не оказаться. И девица понеслась. Не так, как прежде, бездумно, но пытаясь на бегу хоть как-то сориентироваться по мерцающему в отдалении пламени костра. Но получалось это из рук вон плохо. Нордка не знала, сколько она уже бежит. Огонь бандитского лагеря остался далеко позади, но дороги всё не было. Очевидно, она всё же ошиблась в направлении, не слышались и шаги позади – наверное, разбойничья банда была попросту дезориентирована и только приходила в себя после встречи с Голосом Довакина, так что погони не было, по крайней мере, пока. Но даже привычные к долгим путешествиям ноги уже начинали заплетаться, каждый вдох давался тяжело, слева под рёбрами почти нестерпимо саднило, будто там зияла рана, и горло горело уже вовсе не от ту'ума. Но вздумай она сейчас остановиться, думала девица, - тут же стала бы лёгкой целью для тех же самых волков, которых в фолкритских лесах водилось немало, а там и погоня подоспеет – уж они не побрезгуют… Неприятно билась в висках мысль, что, даже не будучи сколько-нибудь раненой, она оказалась практически беззащитной. Тем более, что меч остался привязанным к седлу, и за поясом был разве что небольшой стальной кинжальчик. Предаваясь нелёгким думам и пытаясь найти здравое разрешение ситуации, драконорождённая уже не бежала, а просто брела меж деревьев. Те, однако, стали чуть редеть, и это не могло не радовать, давая хотя бы призрачную надежду. Никаких сил почти не осталось, когда вконец измученная девица увидела прямо перед собой смутно знакомую хижину. — Сосновая Застава… - едва выдохнула нордка, и столько в этом было облегчения! - Добралась! Она, наконец, позволила себе остановиться и опуститься, почти упасть на влажную траву. Нестерпимо хотелось плакать – просто рухнуть без сил и разрыдаться, сбрасывая безумное напряжение последних... часов? минут? Едва ли она знала, сколько вообще прошло времени. Тем не менее, взять себя в руки было всё ещё необходимо, и, стерев с лица предательские слезинки, она опустила взгляд к уже неопрятному, испачканному свёртку. Грязный меховой плащ теперь напоминал, скорее, какой-то беспорядочно замотанный кокон, который, того и гляди, готов был развалиться, но всё ещё как-то держался. Нордка слегка потянула за ворот, заглядывая вовнутрь. В темноте видно было просто отвратительно, но она, всё же, рассмотрела: крохотный дракон даже не пошевелился. В неверном свете лун еле заметно влажно поблёскивали едва-едва видные из-под прикрытых век глаза – при таком освещении тёмно-красные, почти бурые, как венозная кровь. Дракон не двигался и не подавал видимых признаков жизни, и Довакин, испугавшись, прильнула ухом к отверстию в коконе, почти касаясь маленькой рогатой головы. И тут же облегчённо вздохнула: Алдуин дышал, совсем-совсем тихо, едва различимо, куда тише слабо шуршащего ветра в еловых ветвях над головой. Он всё также находился в некоем оцепенении, коли его сон не прервался даже после всего произошедшего. Вновь накрыв прореху воротом плаща, драконорождённая не без труда поднялась на ноги и побрела дальше, мимо хижины, где в темноте виднелось более крупное деревянное строение. Стук в дверь получился несколько грубым и нервным, но сил думать об этом попросту не осталось. Стучать пришлось не раз и не два, пока, наконец, из дома не послышались осторожные шаги и, затем, низкий женский голос: — Кто пришёл? — Ах, Райя… - усилием воли выдавила из себя нордка, - Райя, это я, открывай скорее. За дверью помялись, осмысливая, очевидно, на сонную голову, что вообще тут творится, а затем, не очень уверенно, в замке повернулся ключ. — Тан Сольвейг? – удивлённо воскликнула сонная смуглая женщина, почти неверяще глядя на ночного визитёра. Помявшись, Райя всё же убрала готовый к атаке скимитар, и, уже тише, беспокойно заговорила: — Но что ты тут делаешь?.. Что с тобой произошло? Нордке захотелось взвыть – не хуже, чем тем волкам в лесной чащобе. — Райя, умоляю тебя, - хрипло простонала девушка, всем весом упираясь, чуть ли не падая на входную дверь, - просто впусти меня в дом и не задавай вопросов. — Как скажешь, мой тан. Райю не слишком радовало такое положение вещей, но что тут можно было возразить? Чудом не споткнувшись о порог, драконорождённая буквально ввалилась в дом и едва ли не ползком направилась к лестнице. — Тебе что-нибудь нужно, тан? – аккуратно спросила редгардка, уже почти отошедшая ото сна. - Я могу сбегать в город за целителем… — Нет… - девушка остановилась на полпути и, чуть подумав, добавила: - Впрочем, кое-что сейчас ты можешь для меня сделать.