***
Когда Фиалайт проснулась, она не сразу поняла, где она находится. Матрас был непривычно мягкий, а в комнате было жутко холодно. А стоило ей открыть глаза, она увидела свои заплывшие от вчерашних слез глаза и лицо, цвета утопленника в зеркале. Выругавшись, она перевернулась на другую сторону. Джеймса в большой кровати не было, а если бы он был — было бы тепло. Он всегда теплый. А ещё шумно дышит. Ладно, хоть не храпит. Зато теплый. Но сейчас его не было, поэтому девушке пришлось вылезти из холодной кровати, чтобы пройтись по ледяному полу, холод которого можно было сравнить с холодом от жидкого азота, чтобы добраться до стула, где она вчера оставила свою одежду. Одевалась она очень быстро, то ли, чтобы не заледенеть прямо здесь, то ли, чтобы наконец сбежать от этого ужасного зеркала, в котором ей приходилось видеть свое изображение. Но, увы, ей пришлось видать своё лицо ещё и хорошо освещенной, белой и просторной ванной, когда она умывалась. Фиалайт так хотелось бросить что-нибудь в это зеркало, в надежде, что разобьется не только стекло, но и она сама словно исчезнет из этого мира. Чтобы не выносить всего того, что ей предстоит. Но она дала слово попытаться последний раз. Дала слово, что сделает последний рывок. И вместо того, чтобы всю ночь работать, она её проспала. Не лучшая подготовка к последней битве. Уже на лестницы были слышны хриплые, ещё не проснувшиеся мужские голоса, исходящие из кухни. Говорили они в пол голоса, но это всё равно было достаточно громко. Фиалайт слышала, как Джей-Си рассказывает, по видимому, Тэду, свежие сплетни из Хогвартса, местами преувеличивая, о чем ему напоминает Ремус. Девушке сейчас так же хотелось всё забыть и просто посидеть на кухне, обсуждая разные глупости. Но её сердце было не на своем месте со вчерашней ночи. А не пожалела ли она, что вчера не сдержалась? Может, не стоило признаваться Джеймсу, что она больше не верит в его спасение? Какой леший дернул её начать эту тему вообще! Эта ночь была по-истине тяжёлой и туманной. Может, звёзды там как-то особенно выстроились? Было так стыдно смотреть в глаза Джеймсу, что Фиалайт примостилась возле арочного проема. Подслушивать не хотелось, но в то же время, она не знала, что ей дальше делать. — Как ты? От неожиданности Фиалайт резко подпрыгнула. Виктуар положила руку ей на запястье, призывая к спокойствию. Выпирающий живот беременной едва коснулся холодных пальцев гостьи, а по всему телу матери, потерявшей ребенка, пробежал электрический ток. Пронзительные глаза Мари с какой-то понимающей жалостью посмотрели на Фиалайт. Она словно хотела её обнять, понимая её боль, но вместо этого она завела гостью в кухню. Все голоса на ней резко смолкли. Собравшиеся парни перестали смеяться и говорить. Даже улыбки на их лицах растворились как никогда быстро, словно их только что не было. Тэд смотрел на Фиалайт с такой пронзительной жалостью, как умеет только он. Ремус вовсе опустил глаза, словно ему было стыдно за то, что он знает. Виктуар сразу же отошла от неё, и села рядом с метаморфом, разрешая себя обнять. Ну а Джеймс… Он резко встал, заставляя стул с грохотом проехаться по кафелю, а затем подошёл к ней, чтобы крепко-крепко обнять. Всё это выглядело так, словно он рассказал её вчерашний секрет, который она сказала только ему, как мужу, всем остальным, и извинялся за свой болтливый язык. Да как он мог так поступить с ней? Ей вдруг стало так обидно за неожиданное предательство, что она его оттолкнула. Безуспешно, конечно, но он это почувствовал. Вместо того, чтобы ещё извиниться, Джей многозначительно посмотрел ей в глаза, говоря, что он её не предавал. А тогда к чему этот цирк? — Ты не заходила с утра в интернет? — спросил он. — Ещё нет, — опасливо ответила она. Но под ложечкой уже засосало. — А что там? — Да ничего. Не заходи пока. Лучше позавтракай, тебе надо лучше кушать. Тэд быстро сориентировался и положил два варёных яйца и сосиски ей в тарелку и поставил рядом кетчуп, в то время как Джеймс налил ей чай и начал накладывать в него две ложечки сахара — как она любит. — Вы не сможете её от этого оградить, — обреченно выдохнул Ремус, сидящий напротив Фиалайт. — Полностью поддерживаю моего свёкра! — поджала губы Мари-Виктуар. — Она всё равно об этом узнает, будет лучше, если прямо сейчас. Эти новости каждые пол часа крутят. — О чем это..? — Фиалайт перевела взгляд с Тэда, нарезающего ей сосиску на Джеймса, счищающего скорлупку с вареного яйца. Положив яйцо на тарелку, Джей-Си смиренно вздохнул и включил телевизор нажатием кнопки пульта, лежащего до этого на столе. На первом Магическом Новостном Канале как раз шла заставка новостей. Красивая женщина со идеально отстриженным каре в строгой темно-зелёной мантии начала перечислять то, о чем будет говориться в сегодняшней программе. Она сказала про взрыв на мосту, который вероятно устроен каким-то местным движением, сказала про очередную международную конвенцию магов, сказала про какие-то мирные соглашения и новые подписанные Министром законы, а потом объявила, что обо всем по порядку. — Но прежде, чем мы вернемся к новостям, — довольно жёстким голосом произнесла ведущая новостей, — мы объявляем, что сегодня, седьмого марта, около трёх часов ночи в своем поместье скончался многоуважаемый в магическом сообществе волшебник. Его имя не раз было в неприятных сводках, но он не раз оправдал свое имя, сначала признав вину, а затем сокрушившись в содеянном. После срока в тюрьме строгого режима «Азкабан» его здоровье сильно подкосилось, но он держался изо всех сил. Семья для него всегда стояла на первом месте, и ведь совсем недавно именно семья заставила его перетерпеть разного вида стрессовые ситуации, которые только хуже сказались на его здоровье. А последней каплей было таинственное исчезновение его первого правнука. Именно эту потерю волшебник не перенес. Всё магическое сообщество поднимает вверх свои палочки, в знак нашего уважения, мистер Люциус Малфой. Покойтесь с миром. Пусть его семья примет соболезнования от Первого Магического Новостного Канала. А теперь к другим новостям… За неважностью других новостей Джеймс выключил телевизор. Как только на экране начали появляться фотографии Малфоя, он крепко сжал ладонь Фиалайт. В кухне было так тихо, что он слышал её шумное дыхание, а рукой ощущал, как участилось её сердцебиение. Поттер был рад, что она не начала плакать. Новость о смерти деда явно не предрасположила к хорошему аппетиту. Фиалайт не заплакала, потому что она едва ли знала деда, едва ли у неё были о нем воспоминания, о которых можно погоревать. Но это не отменяет того факта, что он её семья. — Я должна идти, — оповестила она всех, чем очень удивила. Пока Джеймс не задал тупой вопрос, она продолжила: — На похороны деда. Как я поняла, они сегодня, а если нет, то я проведу эти пару дней с семьей. Я должна быть там. Она отодвинула от себя тарелку с завтраком и так тихо подвинула стул, что Джеймс о такой тишине в движениях мог только мечтать. Он так и остался с открытым ртом пялиться на то, как любимая в прихожей надевает пальто. — Никуда ты не пойдешь! — взял он себя в руки, подходя к ней. Он ждал от неё возможных препираний, но она лишь смиренно закрыла глаза и прошептала: — Но я должна. Я должна очень много лет вернуть моей семье. Но единственное, что я успела сделать за тот короткий срок, что мы воссоединились — это побывала на паре мероприятий и пару раз сбежала из дома. Я должна быть с ними в этот час. Она вырвала из рук парня шарф и нагнулась, чтобы застегнуть молнию на сапоге. А когда она подняла голову, на её щеках были слезы. — О, милая, ты же его едва знала, — Джеймс попытался её приобнять. — Весь мир знает, что он пропал, да? Только сейчас Джей-Си понял почему она заплакала. Вовсе не из-за смерти дедушки. — Весь мир знает, что я ужасная мать, — из-за слез она говорила так, словно кашу ела. — Весь мир знает, что я не справилась, что я не смогла… — Будем честны, это я не справился, — признался Джеймс, крепче прижимая её к груди. — Ты тут не при чем. Да и какая разница, кто и что думает. Мы-то правду знаем. — Я ужасная мать, это правильно, что я… Джеймс сильнее прижал её к груди и начал громко её успокаивать, чтобы ребята, ставшие свидетелями этого разговора, не услышали того, что она собиралась сказать. — Хочешь идти — иди. Только не со слезами на глазах. Мне твоя мать этого не простит. Отстранившись, девушка попыталась выдавить из себя улыбку, а потом взяла своего ненаглядного за отвороты футболки и в наглую вытерла ею лицо. — Конечно, у нас же нет платков, — отшутился тот, но ничуть не побрезгал. Даже помог ей застегнуть пальто и крепко завязал шарф. Фиалайт его не поцеловала. Казалось, после вчерашнего между ними есть какая-то недосказанность, которую Джеймс сам пытался скрыть. По-этому прежде чем открыть дверь, впуская холод в этот теплый дом, она легко улыбнулась мужу. — И я тебя, — ответил он, когда за девушкой закрылась дверь. Идти до дома было совсем недалеко, а может быть и далеко, но она потерялась в пространстве. Фиалайт на самом деле не хотела заходить в дом родителей со слезами на глазах, хоть там сейчас все горюют. Хотелось проветриться, а сегодняшняя солнечная погода словно смеялась над горем семьи. Несмотря на физическое изнеможение, девушка шла быстро, чтобы оставить шлейф из плохих мыслей позади себя, но никак не брать его домой. Она называет поместье Малфоев своим домом? Что-то новенькое. Это место только начало становиться её домом, только она начала принимать свою настоящую семью, а потом вышла замуж. Наверное, не самый рассудительный поступок в её жизни, пожалуй, более глупым было лишь сокрытие проклятия и способа его снятия от Джеймса. За последний год она сделала в своей жизни больше опрометчивых поступков, чем за всю остальную жизнь. За эти пол года с ней произошло больше событий, чем за прошлые семнадцать лет. Если бы ей, той замухрышке, кто-то сказал, что после семнадцати она из тыквы станет принцессой, она бы не поверила ни единому слову лжеца! Потому что она и не стала принцессой, она стала воином. В войне между любовью и долгом, между семьёй и друзьями, между жизнью и смертью. И пока что она даже не выбрала сторону, за которую борется. Почему обязательно надо выбирать? Почему вся наша жизнь основана на выборе? И почему какой-то крупный, на первый взгляд, выбор сильно не повлияет на судьбу, а какое-то крохотное одномоментное решение вершит всё? У неё не хватит жизни, чтобы разобраться со всеми закладками вселенной. Фиалайт шла так быстро, что даже успела вспотеть. Музыка в наушниках только подгоняла её идти быстрее, а голову прочищаться интенсивнее. Но от быстрой ходьбы ей становилось дурно. В последнее время у неё часто кружилась голова и подкашивались ноги. Но она всегда успевала сесть и перевести дыхание, чтобы не упасть в обморок. Но сегодня она уже была на пути к дому, она уже пересекла черту владений Малфоев, ей осталось идти совсем чуть-чуть, чтобы увидеться с мамой и рассказать ей всё наболевшее, чтобы исцелиться её женской мудростью. Но не успела девушка пройти и нескольких шагов, как всё перед глазами помутнело. А затем — темнота. Очнулась Фиалайт от того, что почувствовала что-то теплое, разливающееся внутри. На вкус было похоже на ягодную микстуру. Она лежала на чем-то идеальной мягкости, не слишком мягко, как это было в доме у Тэда и Виктуар, но и не так твердо, как это было в Хогвартсе. Она была дома. Глаза были еще закрыты, но она чувствовала, что кто-то держит её за руку. Но это был не Джеймс, ведь на этой руке не было ни одной мозоли, а ещё она была нежная, как шелковые простыни, в которых она сейчас лежала. — Мама, — хрипло простонала она. — Лежи, дорогая. — Это точно был голос мамы. — Ты дома. Ты нас очень напугала. — Что сделали с ребенком в этой ужасной школе! — Фиалайт еле узнала голос лекаря семьи. — Гемоглобин низкий, давление высокое для её возраста, сердцебиение такое, словно она стоит на виселице — поверьте моему опыту, я знаю, что при этом чувствуешь. Никаких больше прогулок по лесу, никаких больше переживаний и физической нагрузки. Только постельный режим и строгая углеводная диета. И не спорьте со мной! Если бы она пролежала в этом снегу лишние пару минут, ваша семья сегодня бы устраивала парные похороны. Чем больше говорил этот старичок, тем тише становился его голос и больше было в нем сострадания. Он что-то выписал на бумажке, вырвал её из блокнота и положил на комод, прежде чем удалился. Стоило ему исчезнуть, как наигранное высокомерие с лица Астории спало и она душевно подалась вперед, чтобы обнять дочь. — Мам, я так рада тебя видеть! — Фиалайт еле содержалась, чтобы опять не заплакать. — Жаль, что нам приходится видеться по такому грустному поводу, — опустив ресницы, ответила Астория, продолжая греть руки дочери в своих ладонях. — Твой брат с минуту на минуту прибудет. Фиалайт потупила взгляд. — Ты знаешь, что я не из Хогвартса пришла? — Знаю, милая. Поверь, уже все знают, что вы ушли из школы, никому и ничего не сказав! Фиалайт виновато закусила губу, боясь посмотреть на маму и увидеть в её глазах разочарование. — Раз ты ушла из школы, значит вы нашли способ спасти Джеймса и найти малыша Максимиллиана. Я тебя не буду винить за то, как ты расставила приоритеты в жизни. Ты умная и способная девушка, но иногда нам приходится ставить семью превыше академических достижений. — Я не знаю, где он, мам. — Фиалайт обещала себе не плакать, но у неё не вышло. — Я не знаю, что с ним и чем он занят. Есть ли у него друзья и есть ли ему, что поесть. Я ужасная мать, что допустила такое, что позволяю ему быть не рядом со мной, что позволяю ему расти где-то, но не со мной… — Тише, милая, тише, — Астория вновь обняла дочь, начиная поглаживать по спутавшимся волосам. — Я понимаю твои чувства, ведь не было ни дня в моей жизни, чтобы я не думала о моей дочери. О том, как она там, есть ли у неё друзья… Завтракая, я только и думала о том, что сейчас могло бы быть на завтрак у моей малышки. От мысли, что моя девочка где-то там далеко и мечтать не могла о том, что я ем, мой аппетит снимало рукой. Каждый мой вздох на протяжении семнадцати лет сопровождался моим материнским беспокойством о дочери, которую мне пришлось оставить, с которой меня разлучила судьба. И я очень надеюсь, что моя малышка простила меня за то, что я не была с ней рядом… Отпрянув от теплой груди матери, Фиалайт посмотрела в её мокрые от слез, но такие прекрасные любящие глаза. — Простила, мам, давно простила. — Значит, и твой сын тебя простит. — Но я не выбирала быть далеко от вас! А он сам это выбрал, так почему же… Астория не дала дочери договорить. Она мягко стерла с его впалой щеки слезу и произнесла: — Он всегда может передумать. Он знает, что ты его любишь и ждешь, значит он вернётся. И тогда ты всё исправишь. — Женщина мягко слетела с кровати, а на её лице появилась улыбка, не слишком радостная, соответствующая трауру в семье, но достаточно подбадривающая. — А теперь ешь! Ума не приложу, за кого я отдала замуж дочь — он тебя даже не кормит! — Он пытался… Постой, ты знаешь? — О, сладкая, от меня ничего не скроешь, — Астория пригубила стакан с соком. — Скорпиус! — Фиалайт уже забыла, что она еле живая. В ней появилось достаточно злости и силы, чтобы навалять братцу, как только увидит его. — Нет, не он… — Астория удивила дочь. — А вот и он! В дверях появился Скорпиус. Его шарф был надет криво, а пальто наполовину свисало с него, словно он раздевался, пока в быстром темпе поднимался по лестнице. — О, ты живая, — схватился парень за сердце, посмотрев на сестру. — Встретил старика Винстона у входа, а он сказал, что Малфои дохнут как мухи нынче… — Прямо так и выразился? — удивилась Астория такой грубости. — Нет, я утрировал. Но имел ввиду он именно это. — Скорпиус подошёл ближе к кровати сестры. — Я вообще-то зол, сестрица! — С какой стати? — девушка скрестила на груди руки, с вызовом смотря на брата. — А с такой, что вы с Поттером смотались из школы! И не то, чтобы меня с собой не взяли, вы даже об этом не сказали! — Пф, размечтался! — Не спорь со старшим братом! — Скорпиус довольно упал на кровать. — Восемь минут, Карл! — возмутилась Фиалайт, попытавшись сбросить его. — Всего лишь восемь жалких минуты. — Тем не менее, я старший брат! — Завали, Малфой! — Но ты тоже… — на лице брата выросла довольная ухмылочка. — Нет, теперь ты Поттер. Мерлин всемогущий, я-то думал, что твой брак с Поттером — худшее, что может быть на свете, но это лучшее, что может быть на свете! Теперь я могу назвать тебя Поттером! — Ты дебил, Малфой. — Может быть, но до твоего Поттера мне далеко. И они рассмеялись. Смеялись вместе так, как должны смеяться брат с сестрой. Смеялись так, словно они пришли сюда просто провести выходные с семьей. Настоящую причину их пребывания здесь напомнила им мать. — Приведите себя в порядок и спускайтесь вниз, — сказала женщина, выходя из комнаты. — Отец хочет вас видеть. — Думаю, отец сейчас меньше всего хочет видеть нас, — грустно произнес Скорпиус, когда дверь за мамой закрылась. А потом ушел к себе в комнату, чтобы надеть лучшую свою черную мантию к похоронам деда. Мама приносила Фиалайт в комнату одежду, даже когда её тут не было. Наспех приняв душ, она вошла в свою огромную гардеробную и с удивлением заметила, что то, что ей надо сегодня надеть, уже было надето на манекен, который был сделан по её фигуре. Сейчас ей меньше всего хотелось ломать голову над похоронным образом. Чтобы не видеть своего отражения, Фиалайт сбежала из гардероба в комнату, чтобы там одеться. И в один момент поняла, что не в состоянии застегнуть эту ужасную маленькую молнию руками, а её палочка была, по видимому, в кармане пальто, которое висит на первом этаже. Девушка попыталась позвать домовиков, но сейчас они были заняты тем, что встречали гостей, пришедших на поминки. Поэтому первое, что пришло ей в голову — зайти в комнату брата, которая была напротив. — Скорп, не мог бы ты… Что ты делаешь? Едва она отворила дверь и увидела, чем занят брат, ей пришлось закрыть рот, чтобы не рассмеяться в доме, где траур. Скорпиус пытался махать палочкой, заставляя её завязать галстук. Но всем известно, что если ты понятия не имеешь, как он должен петлять, то ты не сможешь заставить палочку двигаться в правильном направлении. — Ты что, не умеешь завязывать галстук? — ехидно заметила она, закрывая за собой дверь. — Ты же всю жизнь проходил в парадных одеждах, неужели за столько лет этому не научился? — Спроси меня, завязывал ли я этот галстук хоть раз самостоятельно, — недовольно пробубнил Скорпиус, бросая от бессилия палочку. — Поможешь? — Если ты поможешь мне. Фиалайт обернулась к брату спиной, убирая волосы вперед, чтобы он смог застегнуть молнию. Справился он с ней в два счета. Даже без палочки. — А Поттеру нравится, что у тебя так ребра торчат? — Думала, что ты скажешь, что ему стоит меня лучше кормить. — Фиалайт встала на носочки, чтобы дотянуться до галстука брата. — Да нет, ну я же понимаю, что вам сейчас не просто и всё такое. Ну, имею ввиду, что всё, что происходит с вами — это... ну, стресс и всё такое… Фиалайт крепко завязала галстук на шее брата, не зная, как на это реагировать, что брат такой принимающий оказался. Но решила сменить тему. — Ты так часто говоришь о Джеймсе, что я уже начинаю задумываться, кто из нас с тобой больше в него влюблен: я или ты. Реакция Скорпиуса стоила того, чтобы это ему сказать. Он так прикольно стал возмущаться, что невозможно было не засмеяться. А когда сестра прекратила завязывать галстук, он недовольно поблагодарил её и сказал идти. — А мантию ты сам надеть можешь? — продолжала язвить Фиалайт. — Может, и с ней помочь? — Да уж справлюсь без тебя! И даже его обычно презрительный тон прозвучал мягко. Всё то время, что они ругались друг с другом словно было когда-то очень давно. Словно сто лет назад они узнали, что они родственники, и не были в состоянии принять этот факт, поэтому дрались в каждом коридоре школы. С тех времен прошло всего пару месяцев, но событий в них было так много, что кажется, будто это было много лет назад. Они только что препирались, но не было в этом никакого желания обидеть или оскорбить друг друга. Лишь дружеское подтрунивание. Кто же знал, что они смогут-таки стать братом и сестрой. — Скорп? — открывая дверь, окликнула его сестра. — Да? — Он отвлекся от застегивания мантии, чтобы посмотреть на сестру. Его взгляд был такой непривычно добрый. — Зайди за мной, как готов будешь. Не хочу идти туда одна. — Тоже не хочу видеть это без поддержки, — кивнул он. Скорпиус и Фиалайт спустились на первый этаж к прибывшим на похороны гостям. В этой всей светлой цветовой гамме огромного дома две их одетые в черное фигуры выглядели как мишени для стрел. Каблуки Фиалайт громко стучали от каждого её шага, привлекая внимание. Но в этот раз это внимание её не пугало. Оно докучало. Несмотря на объявление о суверенитете Малфоев, на похороны такого уважаемого человека, как Люциус Малфой, пришли все представители светского общества. Все они приходили к внукам погибшего и говорили им слова соболезнования. И Фиалайт сочла их намного искреннее, чем поздравления ей с прибытием в семью пару месяцев назад. Всё-таки дедушка был важной шишкой. Ни отца, ни бабушки среди присутствующих не было. Мама в шикарной черной мантии с лиловым отливом, в шикарных перчатках из той же ткани, обтягивающих её стройные длинные руки, и в сетчатой черной вуали приняла всех гостей на себя. Потрясающая женщина. По всему дому ходил негромкий гул. На улице уже готовился похоронный кортеж, которому и идти далеко не надо было — семейный склеп находится на территории владений семьи. Меньше всего Фиалайт хотела сейчас видеть умерших. Меньше всего ей хотелось слышать и видеть что-то, связанное со смертью. Жизнь словно смеялась над ней. Она так хотела не видеть гробы и хотела сделать всё, чтобы быть подальше от гроба деда, но не удалось. Мать подозвала близнецов и попросила их пойти в комнату к деду. Точнее, к его гробу. Фиалайт даже почувствовала, как напрягся от этого Скорпиус, которого она держала под руку всё это время. Лицо его, натренированное, не дрогнуло, но вот по всему телу прошла дрожь. — Нам обязательно идти? — умоляюще прошептала она, впившись в его руку, когда мама отошла. — Я не хочу идти не меньше тебя, если даже не больше. — Кадык на шее Скорпиуса скакнул, словно он проглотил ком. Они медленно шли по коридору. Настолько медленно, что было понятно, что они специально тянут. Как будто они ждали, что кто-то выпрыгнет из-за этой огромной узорчатой колонны и скажет им, что идти больше не надо. — Да, разумеется. Всё-таки для тебя он дольше был дедом, чем для меня, — понурила голову Фиалайт. — Если ты думаешь, что я получил от него кучу дедовских советов и частенько проводил с ним время в зоопарке или на аттракционах, то спешу тебя расстроить. Пока я был ребенком, он сидел в Азкабане, а когда он вышел — меньше всего его интересовали внуки. Отец вообще говорил, что он всегда сухо выражал любовь. Читай "никак". Только с бабушкой он был другим, но этого никто, кроме неё, не видел. — Ты всегда так трепетно к нему относился, помогал дойти до трапезной к обеду, ну или на всех этих приемах. — Фиалайт нахмурилась, вспоминая. Но брат только хмыкнул. — Ты думала, я это делаю из большой чисто человеческой любви? Я любил его, так как он мой дед. Уважал его, как и всех предков. Может у нас не очень радужная история семьи, но семью не выбирают, сестричка. И в случае с семьей, любовь — это прежде всего долг. Больше Фиалайт решила ничего не спрашивать. Расстояние, которое они прошли от зала до комнаты деда они шли раза в три дольше, чем делали бы это в нормальном темпе. А когда они уже были у двери, за которой не слышалось ровным счетом ничего, они остановились. Когда Скорпиус потянулся к дверной позолоченной ручке, он был ещё бледнее, чем всегда. Его лицо стало цвета его волос. Интересно, от кого в генах Малфоев волосы такого цвета? От единорогов или вейл? Скорпиус смотрел на сестру с таким же жалобным выражением, как она на него. И в его голове был такой же бред, как и в её. — Классная помада, — нервно хмыкнул он. — Тебе идет. — Ты уверен, что хочешь обсудить её сейчас? — Когда я нервничаю, мне хочется обсуждать странные вещи. Фиалайт опустила глаза на руку брата, уже соскальзывающую с ручки. Она была мокрая. — Хочешь обсудим эту ручку? — Да, это то, что я хочу именно сейчас. Фиалайт положила свою руку на руку брата и повернула ручку, отворяя дверь. Странный запах сразу бросился в носы молодых Малфоев. Смесь человеческих кожный выделений, медикаментов и затхлого воздуха. Пахло смертью. Вместо обычной большой кровати с пологами, стоявшей в центре комнаты, стоял огромный гроб из красного дерева. Со стороны входа были только видны бархатные бордовые подушки внутри него и торчащие носы туфель. Больше видеть и не хотелось. По обе стороны от гроба сидели Драко и Нарцисса. Лицо бабушки было закрыто черной вуалью, которая была явно менее прозрачной, чем вуаль Фиалайт или Астории. Но даже сквозь неё были видны красные от слез и изможденные старостью щеки. Она даже на секунду не оторвалась от созерцания лица умершего мужа, когда вошли внуки. Зато отец на секунду бросил на них взгляд. Точнее, на дочь. Он посмотрел на неё так, словно она плохо вела себя на приеме, где было много важных гостей, обещая ей "поговорить" об этом дома. — Наши соболезнования вашей утрате, бабушка, — без эмоций отчеканил Скорпиус, делая небольшой поклон. Фиалайт сделала реверанс. Но очень удивилась тому, как только что просто трусливое, как у зайца из мультфильма, лицо Скорпиуса стало таким непроницаемым. Вот что значит тренировка. Затем он повернулся к отцу, зазывая за собой сестру, которую держал за руку. И так же высказал от имени их обоих соболезнование. Драко едва бросил взгляд на сына. Он всё прожигал глазами дочь. Он как будто был рад, что она пришла, чтобы теперь он мог смотреть не на покойного отца, а на неё. Как будто сейчас она не менее важна. Драко встал со стула, освобождая место возле отца. — Попрощайтесь с дедом. — Голос Драко был на удивление твердым. Фиалайт представляла, что он будет хриплым или надтреснутым. Ведь сдерживать горечь так сложно, но он мог. Скорпиус только крепче сжал её ладонь, делая шаг вперед. Их сцепленные руки уже, наверное, сочились водопадом, настолько их ладони вспотели. Распухший. Вот как можно было выразить то, как выглядел дед. Его накачали всякими зельями, чтобы он не разлагался раньше времени, от этого он странно пах. Фиалайт знала, что первое время после смерти некоторые функции организма еще работают. Бактерии пока живы, поэтому они поедают все живые клетки тела, начиная с внутренних органов. Наверное, поэтому он так распух. Или не поэтому. Хотелось верить, что это нормальное явление. Лицо его не было похоже на его лицо. Оно было не просто светлым, как всегда, оно было белым. Он выглядел как какой-то альбинос, хотя Малфоев и так можно обозвать альбиносами, но вот только сейчас в его теле словно не было цветного пигмента. А само лицо. Выражение на его лице. Это был не страх, ведь многие боятся умирать, что вполне нормально. Это был не гнев или презрение, которые часто его посещали. Это было горе. На лице умерших остаются последние эмоции, что они испытывали? Жертвы катастроф или смертельных заклятий часто остаются с ужасом на лице. А дедушка умер грустным. Что происходило дальше — было в тумане. Пришли люди и вскинули палочки, поднимая гроб. Вся та куча людей, что была в зале, шла за процессией. Скорпиус, держа под руку бабушку, шел рядом. А саму Фиалайт за руку взял отец. Раньше они даже не обнимались, но сейчас едва ли то, что было раньше, имело значение. Все эти люди шли, некоторые плакали. Боги! Эти люди умеют показывать эмоции! Кто же знал, что такое возможно? Все эти видения были обрывочными. Фиалайт в редкие моменты вылезала из своих дум, чтобы глянуть на происходящее, а затем опять растворялась в мыслях. Она была рада, что гроб держали достаточно высоко, что позволяло больше не видеть выражение лица покойника. Но ей и не надо было — оно навсегда запечатлено в её голове. Дедушка умер грустным. Это всё, что волновало её. О чем он грустил перед смертью? Раскаивался ли о содеянных преступлениях? Сожалел ли об упущенных в молодости возможностях? Сожалел ли, что мало проводил времени с сыном и внуком? Был ли подавлен от мысли, что его внучку наглым образом забрали в детстве? Она никогда об этом не узнает. Она никогда не сможет об этом спросить. В последнее время Фиалайт много плакала. И она была уверенна, что смерть деда, которого она едва знала, точно не доведет её до слез. Но она довела. Она смутно помнила, что было потом. Эта дурацкая вуаль и глаза полные слез не давали что-то нормально рассмотреть. Она помнила, что кто-то прижал её к себе в тот момент, когда закрывали крышку гроба, и поцеловал в лоб. То ли это был отец, то ли Скорпиус. Но это было не важно. Важно лишь то, что её хрупкий организм сейчас еле функционировал. В один момент, когда гроб заталкивали в отведенную для него нишу в склепе, всё стало темно, в глазах закружилось. А затем опять темнота. Когда Фиалайт открыла глаза, из окон в её комнате лился лунный свет. Занавески мирно покачивались из-за открытой форточки. На комоде стояли красивые волшебные лампы, имитировавшие настоящий горящий огонь. Мама всё-таки отличный дизайнер! Ей приснился такой ужасный сон! Она вновь положила голову на подушку и лучше укуталась теплым одеяльцем. Девушке хотелось снова закрыть глаза и уснуть. А потом она вспомнила, что сон был вовсе не сном. Она была на похоронах деда. Вечная скорбь на лице Люциуса Малфоя была не сном. Крепкие руки, которые её подхватили, когда она теряла сознание, тоже были не сном. А еще был не сном Джеймс, который ждал её прямо сейчас. Резко скинутое одеяло и спущенные на пол ноги только заставили её голову опять кружиться. Она оперлась на столбик кровати, чтобы успокоиться и отдышаться. На прикроватном столике лежал её телефон. Она не ошиблась — любимый её ждал. Он, конечно, пообещал, что не будет писать ей, что позволит ей быть тут столько, сколько потребуется. Но это же Джеймс-Сириус Поттер. Неугомонный, не умеющий ждать и очень уж ревнивый. Надо идти к нему. А семья всё поймет. Через пару минут она уже стояла в комнате одетая в самую теплую и одновременно модную одежду, готовая уходить. Она решила не глупить со спуском с третьего этажа из окна, а просто выйти через входную дверь. В доме сейчас такой вселенский траур, что никто её даже не заметит. Особенно глубокой ночью. Дом был не просто тихим, он был мертвым. Если обычно он и так казался без лишних шумов, не то, что в доме у Уизли или в гостиной Гриффиндора. Но здесь, казалось, всегда что-то шепчется, то ли призраки, которых не видно, то ли картины умерших предков, то ли просто стены. А сегодня скорбела даже пыль, летающая в воздухе, которую было видно из-за тусклого света, льющегося из окон. Сегодня гулять по этому огромному дому было по-истине страшно. Но всё было тихо. Вот Фиалайт преодолела второй этаж и спускается на первый. Ей осталось лишь пройти к выходу по коридору прямо, а для этого надо миновать гостиную по правую сторону от неё. Скорее всего, она была пуста, так что эта огромная арка, разделяющая её от коридора, через которую прекрасно видно всех проходящих, ей не помеха. Но на всякий случай, она выключила «Люмос» на конце своей волшебной палочки. А ещё что-то заставило её проходить мимо гостиной на носочках. И вот проход уже почти позади. Но эта арка такая большая, что дает большой радиус обзора. Поэтому Фиалайт продолжала крадучись идти. Она шла, до тех пор пока голос не заставил по её спине пройтись колонии мурашек. — Куда-то собрались, мисс? Сглотнув ком в горле, Фиалайт поняла, что не сможет просто забить на отца и смотаться. Она взяла себя в руки, чтобы объяснить отцу, что ей придется уйти. Она должна. Отец сидел в гостиной в полной темноте. Не удивительно, что Фиалайт его не видела. На журнальном столике стояли бутылки и бокал для виски. Одинокие лунные лучи отражались в его гранях, словно делая специально для Фиалайт на этом акцент. — Присаживайся. Вежливый жест отца ввел девушку в ступор. Не будет лекций и нравоучений? На ощупь она нашла диван и села на его краю. Она видела профиль отца, выпивающего содержимое бокала. Он был жутко пьян. — Ты идешь к нему, — произнес он так, словно констатировал давно известный миру факт. — Могла бы хоть попрощаться. Как же Фиалайт была рада, что её лица не видно. Оно наверное от удивления перекосилось. — Ты… даже меня не отругаешь? — За что? За то, что ты вышла замуж за этого Поттера, не спросив разрешения родителей, я уже не говорю о благословении. За то, что ты сбежала из Хогвартса, не сказав об этом даже брату? За то, что Министерство Магии не в состоянии найти тебя и всю твою свиту, с которой ты якшаешься, потому что ты постаралась? — Ну… — промямлила Фиалайт, продолжая теребить край свитера, — наверное именно за это. От того, что Драко щелкнул пальцами, чем заставил все канделябры в комнате зажечься, Фиалайт чуть опять не рухнула в обморок, настолько это было неожиданно. Он едва ворочил языком, а все его жесты были замедленны, но это он сделал жестко и хладнокровно. Разглядев его лицо, девушка убедилась, что отец сильно пьян. Он всё еще был в мантии, на которой был на похоронах, хотя выглядела она так, словно он успел поваляться в грязи. Под глазами его были пурпурные круги, а длинная прядь залаченых белых волос свисала, закрывая пол лица. — Да, ты права, как хороший отец, я должен тебя наказать, — с придыханием начал он, разливая пойло в два бокала. Откуда второй? Он всегда тут был? — Но я не буду ругать тебя за то, что ты сделала свой выбор. За то, что ты такая невозможно умная. За то, что тебе всё равно на мнение окружающих, когда дело касается тех, кого ты любишь. За то, что ты смогла пойти против семьи, переборола себя и осталась с тем, кого ты любишь. За то, что ты сильнее меня. Драко одарил дочь таким взглядом, что Фиалайт стало стыдно за то, что она понимает, о чем он говорит. Она понимает, на что он намекает. Это было так неловко, ей было так стыдно, что она опустила глаза в бокал, который всунул ей в руки родной отец. — Я не смог. И я горд своими детьми, что они смогли. Я старался стать лучше родителей, и безумно рад видеть, что вы стали лучше, чем я. Он так явно намекал на одну вещь, словно провоцировал Фиалайт спросить то, что так и вертится на языке, так и просил её открыть эту тему, будто до ужаса желал поговорить об этом с ней и сейчас. Выпив залпом, она поморщилась и перешла к этой теме. — Но ты же любил маму. Скорпиус говорит, что он был удивлен известием об этом. Говорил, что ты раньше так любил маму, что носил её на руках, что хотел держать её за руку, а иногда даже плевать на приличия и целовать, на людях, настолько ты её любил... — Я её всё еще люблю. — Драко довольно улыбался своей умной девочке, когда она говорила. — Но и её я люблю тоже. Ты сейчас по уши влюблена в Поттера. Он твоя первая и единственная любовь. И я очень надеюсь, что ничего вас не разлучит, что тебе не придется любить кого-то другого... — Драко разлил им ещё и опять всунул бокал напуганной дочери в руки. — Любить больше одного человека возможно. Даже нормально. И прежде, чем ты начнешь меня осуждать, выслушай мою историю… Фиалайт выпила и этот бокал, готовясь услышать много чего, что ей не понравится.***
— Прекрати ей писать, — очередной раз одернул Тэд Джея. — Она на похоронах деда, в доме своих родителей. Они её не съедят. Поскорбят вместе и отпустят. — А, может, не отпустят? — нервно огрызнулся парень. — Может, нам придется вызволять её оттуда. — Успокойся, рыцарь, твоя принцесса сама какого хочешь дракона убьет, — потянул Сириус, перебирая струны на гитаре. — Тебе брат зачем из Хога инструменты прислал? Чтобы ты на них играл и релаксировал. Близилось утро. Даже небо за окном стало светлее, но никто в доме не спал. Все смеялись, болтали, кушали испеченные с горем пополам ранее пиццы. Сон казался сейчас таким ненужным. Им всем было так хорошо и уютно. Не выдержав не профессиональные бренчания Сириуса, Джей-Си оживился. Забрал гитару и начал показывать мастер-класс всем этим плебеям. Музыка всегда завлекала его, заставляла успокоиться, отодвинуть всё на второй план. Наверное, поэтому он так много времени ей посвящал. Он не хотел лишний раз сидеть в реальном мире. Не хотел его видеть. Он так привык, что Фиалайт всегда была рядом, и всегда начинала подпевать, что в этот раз Джеймс не заметил ничего не обычного, когда она начала петь. — Your fairy tale's at the end (Fairy tale's at the end) Your fairy tale's at the end (Fairy tale's at the end) You're starting over, again Your fairy tale's at the end* Как только до Джея дошло, он бросил гитару и выбежал в прихожую, куда сбежались все. Фиалайт еле стояла на ногах. Она держалась за дверной косяк и попросила вешалку не толкаться. Одета она была хорошо и аккуратно, но выглядела она так, словно… — Ты точно на похороны ходила, а не в клуб? — спросил Сириус, чем озвучил вопрос её мужа. — О, Мерлин, это были такие похороны! — воскликнула пьяная, посмотрев в небеса. — Столько народу и всее плакали! Мы со Скорпиусом держались за руки, отец меня поцеловал, а еще я упала в обморок! В данный момент под общие вздохи она упала на руки стоящего рядом Тэда. — Стоп, Драко теперь "отец"? — уточнил Сохатый, поправляя очки. — Ты упала в обморок? — Лили обеспокоенно положила руку на сердце. — Ты делала со Скорпиусом что?! — воскликнул Джей-Си. — Ну, не дуйся, красавчик, — Фиалайт оттолкнулась от Тэда, запуталась в ногах и упала на руки Джею. — Ты всё равно лучше. Тебя бы я даже поцеловала. Скинь номерок. Сам Джей-Си смотрел на её довольное пьяное лицо с заплывшими кругами под глазами — она плакала, — так и оставшись с открытым ртом от шока. — Мы… буквально женаты, — выдавил он после паузы. — Да? — вскинула бровки брюнетка. — У меня хороший вкус. Я бы сделала это еще раз. А может и два. После этих слов она попыталась удержаться на ногах, но вместо этого вцепилась руками в его щеки, что ей и обеспечило вертикальное положение, и поцеловала в приоткрытые от удивления губы. Она так настойчиво его целовала, что Джеймсу впервые в жизни стало неловко за поцелуи перед общественностью. Разорвав его (далось с трудом), он поднял хрупкую девушку на руку и пошел к лестнице, приговаривая: — Я должен позаботиться о моей пьянчушке. Зайдя в комнату, он положил девушку на кровать, начиная помогать ей раздеваться. — Итак, ты пьяна, — Джеймс начал развязывать её шарф. — Совершенно и абсолютно пьяна! —хихикнула она, подняв вверх указательный палец. — С каких пор мисс алкоголь-не-помогает-пить-бессмысленно-я-умею-расслабляться-по-другому теперь пьет? — С тех пор, как ей папа наливает. Джей-Си так и остался с открытым ртом, а рука Фиалайт была на половину в рукаве пальто. — А что, так можно было? — Парень пораженно хмыкнул. — Хорошо, как ты вообще до сюда дошла в таком состоянии? Она щелкнула пальцами, показывая куда-то в сторону. — Меня подбросил водитель семьи. — Тот, у которого я ключи спер? — уточнил Джеймс, останавливая расстегивание на девушке ремня. — Тот бугай? — Нет, у семьи теперь новый бугай. Джеймс чуть посмеялся над её шуткой. Пьяная Фиалайт была чертовски милой и кокетливой. Она ему нравилась. — Ты падала в обморок? — лицо его посерьезнело. — Два раза за день, — Девушка неопределенно пожала плечами, сидя в одном белье на кровати и наблюдая, как любимый раздевается. — Какой ты у меня горячий. В мгновение затуманенные глаза девушки вспыхнули огнем желания, она потянула его к себе за пряжку ремня, заставляя упасть на кровать. — Нет, мы должны поговорить. — Джеймс никогда не думал, что будет останавливать Фиалайт в таком деле. — Ты падала в обморок — это серьезно. — Да, фигня это, — прошипела она в приоткрытый рот любимого. — Доктор прописал какое-то зелье. От него я быстро начну набирать вес. Лили с этим справится. Иди ко мне! Вновь губы сомкнулись в жарком и долгожданном поцелуе. — Фочно? — промычал он ей в губы. — Всё будет хорошо? Ты поправишься? Ты сказала врачу о всех своих… болезнях? Вместо ответа Фиалайт неприятно скривила рот, словно была недовольной тем, что он это спросил. А затем она повалила его на кровать, забираясь сверху и начиная вырывать из его губ стоны тем, что оставляла засос на его скуле. Она медленно и долго присасывалась, заставляя мокнуть его шею. А потом до парня дошло, что стало слишком мокро. Стоило ему отстранить лицо любимой, он увидел, что она плачет. Вот это именно те эмоции, которые должны были быть у неё после похорон. Это именно то, что в последнее время ей хотелось делать больше всего. Именно такой её реакции он ждал сегодня. Сердце Поттера наконец успокоилось. Он сел на кровати, прижимая малютку к себе. Слова, вроде "всё хорошо", "держись" и "поплачь" даже не имели смысла. Она была такой пьяной, что Джей готовился к тому, что в любой момент она просто вырубится, но она начала говорить. — Джеймс, она сделала это... Больше всего на свете его интересовало, что за "она", когда умер её дед. — Моя бабушка, — Фиалайт даже не дала возможности что-то сказать. — Моя бабушка сделала это. Твой отец, когда-нибудь говорил, что было в ту ночь, во время Битвы за Хогвартс… что было в том лесу, когда он пошел… умирать? Еще пять минут назад черные глаза девушки были затянуты дымкой, словно она не соображала, что происходит вокруг. Но сейчас её взгляд был полон ясности. И требовал ответ на вопрос. — Нет. Он не любит об этом говорить. Обычно про ту ночь рассказывал Рон. Но его в лесу не было, так что я не знаю, что там было. — Она соврала. — Потусторонне произнесла Фиалайт. — Моя бабушка... Волан-де-Морт пустил Аваду в твоего отца. Он должен был умереть, но ему помог воскрешающий камень или же дело было в том, что Темный Лорд убил лишь крестраж — я много книг читала, версий полно, но нет ни одной точной, почему он выжил. — А при чем тут..? — Она соврала ради сына. Все приспешники Темного Лорда начали радоваться смерти Гарри Поттера. Но Волан-де-Морт был на чеку. Он попросил… — Фиалайт сглотнула, а глазки её бегали из стороны в сторону. На губах её были трещинки от обезвоживания, настолько часто она вдыхала и выдыхала воздух. — Он попросил мою бабушку пойти и посмотреть, жив ли твой отец. Он… он просто лежал на земле и выглядел мертвым. — Но он был жив. — Джей-Си наконец, понял, к чему девушка клонит. — Твоя бабушка подошла к моему отцу, поняла, что он жив и… Зачем ей спасать моего отца? Зачем врать Темному Лорду? Какая у неё выгода? — Она знала, что её сын жив. — Фиалайт поморщилась, потому что ей опять захотелось плакать. — Она поняла, что твой отец жив, поэтому едва заметно спросила у него, жив ли Драко, её сын. А Гарри, твой семнадцатилетний отец, просто кивнул ей, давая знать, что с Драко всё в порядке. Тогда бабушка обернулась к Темному Лорду и сказала ему, что Гарри Поттер мертв. Джеймса словно молния ударила. Ему вдруг стало так жарко и так не по себе. Вся его семья обязана жизнью Малфоям? Это что-то за гранью фантастики. А что, если бы Гарри сказал, что Драко мертв, то Нарцисса бы в ярости велела Темному Лорду его убить? Кто знает, как бы поступила убитая горем мать. — Отец не знал об этом, — успокоившись, произнесла Фиалайт так тихо, что её едва ли можно было расслышать. — И дед не знал. Ему бабушка тогда сказала, что ей показалось, что Поттер мертв, что он не дышал и всё такое. А знаешь, почему она вообще эту тему открыла? — Твой дед умирал, и она не хотела, чтобы он умер в неведении. — Чтобы он умер не зная, что его полюбившийся правнук вообще жив только благодаря ней. В ушах стало вдруг так глухо. А все мышцы парализовало. — Да, Джеймс, дедушка был расстроен потерей Макса. Он видел в нем какую-то надежду, что-то особенное. — губы девушки опять начали дрожать. — Его лицо… на нем теперь всегда останется это выражение великой печали. И, о, Мерлин, Джеймс, я не хочу хоронить тебя! — Она обхватила лицо любимого ладонями, смотря ему прямо в теплые глаза. — Я не хочу видеть на твоем лице на вечно застывшее выражение печали, страха или боли! Я не хочу видеть твоё мертвое лицо. Я буду за тебя бороться! Она повернула голову к зеркалу. И пускай она была тощей анорексичкой, пускай на её лице было больше красных кругов под глазами, чем всего остального, но сейчас она чувствовала себя живой. Сейчас они видела будущее у своего отражения.