The Real Future

       Вопреки всем тем ужасным прогнозам и пессимистичным мыслям, жизнь всё-таки наладилась. Она должна была рано или поздно наладиться, дьявольские воспоминания должны были затеряться в глубинах подсознания, позволив дышать полной грудью. Счастье наступило. Нужно было только время.        В лазурно-голубом небе светило яркое, жгучее солнце, заставляя щуриться и довольно улыбаться. Вдохнув грудь, полную свежего летнего воздуха, Джеймс продолжил смотреть в даль, ожидая чего-то. Уже через мгновение на горизонте появилась крупная фигура и послышался топот копыт. Грациозным галопом породистый пегой жеребец с сияющей на солнце гривой доскакал до парня, позволяя ему рассмотреть свою шикарную наездницу.        Потянув за подпругу, Фиалайт остановила своего коня, а затем позволила своему мужу помочь спуститься. Жеребец с удовольствием взял из нежных ручек молодой хозяйки рафинированный сахар, а затем позволил поцеловать себя.        Передав лошадь на попечение конюха, Фиалайт сняла с себя защитную каску и перчатки, а затем нежно взяла за руку Джеймса и повела в дом. В их собственный дом.        — Уэй, Адам, Хейли, пора обедать! — крикнула Фиалайт в сторону яркой детской площадки.        Трое темноволосых детей, примерно одного возраста, побросав игрушки, побежали к родителям. Приняв в объятиях своих малышей, Джей-Си не мог не нарадоваться тому, какие они все счастливые и беззаботные, а ещё тройняшки были на одно лицо — копии их красавицы мамы.        Джеймс не заметил, когда они все успели помыться и переодеться после жаркой прогулки под палящим солнцем. Но они сидели всей дружной и мирной семьёй, о которой, как казалось раньше, они и не могут мечтать, и были счастливы.        Опьяняющая пелена счастья сделала всё, что в её силах, чтобы Джей-Си не заметил, как он оказался в уютной гостиной, похожей на гриффиндорскую. Сидя в кресле, он читал свежий номер газеты. Опустив печатное издание, мужчина увидел перед собой три улыбающихся детских личика.        — Пап, я плохой человек, — произнес один из мальчиков. Причем, он сказал это не с вопросом, как часто любят спрашивать дети, желая получить убеждение в обратном. Нет, мальчик сказал это утвердительно, словно признавал самую большую ошибку в своей жизни перед главным своим судьей.        — Да, — сурово смежив брови, ответил отец.        — Пап, я тоже плохой человек, — повторил второй мальчик за братом.        — Ну, разумеется, вы же мои дети.        — Значит и я плохая, — поставила точку девочка своим мужественным звонким голоском.        Скрестив руки на груди, строгий отец откинулся на широкую спинку кресла.        — Да, вы все — ужасные люди. Никто из вас не достоин жить.        На белом платье девочки появилось красное пятно. С каждым мгновением оно забирало всё больше и больше нежного кружева на груди девочки. Белые рубашки мальчиков, под черными костюмами, стали цвета их темно-красных бабочек, как кровь.        Это и была кровь.        Перед глазами молодого отца из носа сынишки пошла кровь. Он достал из кармана белый платок, чтобы вытереть с носа проказника, словно это обычная житейская ситуация. Но затем изо рта второго мальчика потекла темно-красная капля, а затем девочка начала плакать кровавыми слезами.        Сердце отца даже не дрогнуло, когда три ещё пол часа назад пылающих жизнью счастливых ребенка замертво свалились на пол.        Перешагивая через кровоточащие трупы детей на высоких каблуках, Фиалайт дошла до мужа, присаживаясь к нему на колени.        — Ничего страшного, они были плохими, — спокойно произнесла она, а затем многозначительным жестом провела рукой по выпирающему животу, которого казалось ещё минуту назад не было. — Новые должны быть лучше.        Молодая мать потянулась к мужу за страстным и чувственным поцелуем, доверчиво и по-свойски обвив его плечи руками. Губы плавились под натиском желания, быстро заполонившего каждую клеточку тела. Грубым жестом Джеймс притянул Фиалайт, усаживая на колени. Его руки начали шарить в её длинных пушистых волосах, быстро перебегали по шее к плечам, а потом и к талии, притягивая её округлившийся живот к себе. Сквозь тонкую ткань черного платья рукой он прочувствовал, как в утробе шевелится следующее поколение их детей, которое должно было быть не бракованным. А затем Фиалайт странно хрипло вздохнула в поцелуй и отстранилась.        Её глаза расширились так сильно, что казалось глазные яблоки вот-вот вылетят. Она инстинктивно положила руки к тому, что сейчас ей нужно было защищать больше всего — на живот. Когда дрожащая ладошка отстранилась от черной кружевной ткани, она была ярко-красная на самых выпухлых её частях.        — За что, Джеймс? — как-то потустронне спросила она, наклонив в бок голову, словно рассматривала что-то замысловатое.        Всё было как в тумане. Сначала Джей-Си подумал "а я тут при чем?", при этом в его голове не возникло возмущения или горечи, что его жена истекает кровью. А потом он увидел в своей руке перочинный ножик с красной рукояткой, с которым не расставался много-много лет: с него стекала кровь.        Кровь. Кровь. Кроваво-красная кровь. Она повсюду. Она везде. Только Кровь. Она преследует его день за днём, шаг за шагом. Красный цвет заполонил его взор. Жажда крови захватила его сердце. Всегда. Везде.        Джеймс закричал.        Всё было мокрое и противное. Не открывая глаз, он инстинктивно выгнулся в спине, его лицо оказалось в мягкой подушке, пропитанной слезами, слюнями и потом. Его короткие ногти до боли впивались в подушечки рук, когда он стискивал их, как оказалось, во сне.        Новые слезы текли на подушку, воздух в комнате полностью пропах потом страха и ужаса. Кровавая картина до сих пор была перед глазами, но открыть веки он всё ещё боялся. Боялся, что это окажется не сном.        Взяв всё мужество в руки, продолжая дрожать всем телом, парень открыл глаза. И каков был его ужас, когда он увидел кровь на подушке. Она была видна как расплывающиеся алые пятна из-за слез, стоящих в глазах, и помутнения рассудка после ночного кошмара, но страх был так велик, что он завопил ещё громче, но сил оттолкнуться и убежать от этого совсем не было.        За спиной пугающе хлопнула дверь, а затем чьи-то теплые руки коснулись его, заставляя принять сидячее положение. Крепко стискивая в объятиях дрожащего сына, Джинни приговаривала:        — Это просто сон, Джеймс, просто ночной кошмар.        Прекратив вопить, Джей-Си вцепился в пижамную майку матери. Она прижала его голову к своей груди, позволяя проплакаться до конца. По дому разносилось сбившееся дыхание парня сквозь его всхлипы и нежные поцелуи матери.        Пасмурный вид за окном родной комнаты в доме родителей неожиданно закрыла чья-то большая фигура. Сумев до конца разомкнуть глаза, Джеймс увидел, как отец присел на корточки рядом с кроватью, внимательно и очень грустно всматриваясь в его лицо.        — З-зачем вы дали мне уснуть? — сквозь всхлипы спросил Джей-Си. — Я же говорил, что…        Джинни только крепче прижала сына к себе, а Гарри положил руку ему на дрожащую ногу. Неизвестно, сколько они так втроем просидели в тишине, слушая, как колотится сердце по ребрам Джеймса, но через некоторые время парень осознал, что сидит на кухне и мать капает бадьян на его раненые рук: вот откуда была кровь на подушке.        Сколько прошло времени после… того события? Две недели? Может месяц? В любом случае, какое-то время прошло, хотя эти дни сплелись в единый комок ужаса и осознания совершенного.        Джеймс прекрасно помнил каждой клеточкой своего мозга, как они с Фиалайт стояли словно истуканы и пялились в то злополучное кресло. Не понятно, кто из них вызвал Мародеров: едва ли эти двое что-то соображали тогда. Но когда в дом пришли люди, у них не было слов и сил, чтобы как-то прокомментировать события дня. Джеймсу до сих пор кажется, что он не рассказал ни слова из того, что было в тот день, но все свои об этом сейчас знали. Значит это сделала Фиалайт. Но парень видел её с того злополучного дня только в кошмарах, подобных сегодняшнему. Он не мог смотреть ей в лицо после того, что он сделал. После того, как вонзил нож в сердце их сына, которого она так любила.        Отец, заваривающий какие-то травы, перед глазами стал расплывчатым. Моргнув, Джеймс пустил по щекам новую порцию слез. Посмотрев на руки, парень осознал, что только что кровоточащие раны затянулись от зелья. Да, он снова залечивался. А лучше бы просто сдох.        Сквозь один из своих первых кошмаров он слышал отголоски родителей "они исчезли, Гарри! Гарри, он больше не умирает!" и ответ: "Все до единого!" Должно быть, Джей-Си по обыкновению спал на животе, показывая всем свою спину. А на следующее утро после того, ему в руку сунули волшебную палочку, но… даже снопа искр не вышло.        Сейчас, пялясь невидящим взглядом в своё мутное искаженное отражение в кружке, парень краем глаза видел лежащую на столе палочку мамы. В голове было столько всего, и в то же время странная пустота, словно всё вокруг стало бессмысленным, словно жизнь уже и так разрушена вдребезги: едва ли её сейчас можно назвать настоящей жизнью. Лишь жалкое существование, как будто он инвалид. Инвалид души, которую никогда и ничем не излечить. Поэтому он безучастно взял в руки палочку, но даже простейшее «Акцио» не достало салфетку из кипы других в салфетнице.        Отец и мать проследили за его действием и тоже горестно осознали, что их сын теперь полноценный сквиб. Да, не умирает. Да, никто из него не выкачивает жизненные соки вместе с магией и связью с ней. Теперь он обычный среднестатистический сквиб, на которого так же действует магия, который видит её проявления, как и все другие сквибы. И кажется это максимум, который Джеймс мог получить после того, что сделал.        После пары кошмаров, подобных сегодняшнему, он сказал себе вообще не спать. Первые двое суток было очень даже неплохо сидеть на крепком кофе, если вообще можно назвать словом "неплохо" то, что в глазах всегда стояли слезы, то, что перед глазами всё время всплывали картины того дня, в ушах стоял его голос… то, что он падал замертво из-за тяжести вины, упавшей на плечи. Но дальше стало невыносимо не спать, поэтому Джеймс решил запить это алкоголем. И, честно, лучше бы не начинал. Вина, плюс недосып, плюс алкоголь сделали своё дело. Кошмары появились наяву. Все люди в баре вдруг стали его сыном: кому-то было лет шесть на вид, кому-то все семнадцать. Когда Джеймс увидел бармена-эмбриона, он разбушевался так, что его упекли в обезьянник, уже даже серьезное уголовное дело открывали, но и тут родители как-то смогли его выпутать. Скорее всего, отец свои связи использовал.        И если родители все эти дни мягко гладили сына по голове, приговаривая, что всё хорошо, что всё образумится, то Джей-Си этого не чувствовал ни на секунду.        Может он физически не умер, но он точно сам же себе устроил ад на земле. Каждый шаг отдавался болью, каждая мысль была сожалением о содеянном, при каждом вздохе он словно вдыхал раскаленный пепел, каждая картина перед глазами — горящая бездна. За свою решительность в момент истины он поплатился жизнью. Лучше бы физической, чем душевной. Ведь его душа умерла в тот самый миг, когда он поднял руку с ножом на собственного сына.        В доме было удушающе жарко и невыносимо тихо. Это могло означать, что кроме них троих никого нет. Мародеры, должно быть, в школе или у Тэда, Лили и Ал… вроде их лица мелькали в этой кошмарной мгле, может быть просто во сне, а может они приходили навестить своего брата — убийцу. В любом случае, сейчас Гарри присел на соседний стул рядом с сыном и шумно выдыхал, словно не знал, что сказать, но очень хотел.        — Никто тебя не винит.        Шепот Гарри в этой тишине был таким громким, что резал по ушам. Джей-Си вскинул голову на отца, но ему стоило нечеловеческих усилий не разрыдаться после таких слов. У него больше нет сил на крики и драки. Только слёзы.        — Абсолютно. Никто. Тебя. Не. Винит. Джеймс. — медленно, выдерживая паузы, повторил Гарри. — Все мы прекрасно понимаем, какая была ситуация. И почему ты это сделал. Я много раз был в таких экстренных ситуациях, когда приходилось делать то… — Мужчина сглотнул ком в горле, видя, как покраснели глазные яблоки сына от напряжения, — делать то, что я должен делать. Какие бы последствия потом меня не ждали, я делал это, потом сожалел, а потом пытался объяснить себе, что так было правильно.        — А разве есть на свете хоть что-то правильное?        Голос Джеймса был сиплым, а на последнем слове истерично предательски скакнул вверх. Он закрыл рот кулаком, сильно смежив глаза. Продолжить он не смог. Мать положила ему голову на плечо, а отец встал из-за стола, начав ходить по периметру кухни.        — Ты прав, Джеймс. Ничего правильного на свете нет. То, что обычно называют "правильным" решением, как правило, просто принесет меньше количественных жертв, но это не означает, что вся ударная волна тогда не упадет на кого-то одного. — Гарри пристально смотрел на сына, но тот мелко дрожал, словно не хотел его слушать. Но ему придется сегодня выслушать отца. — В свое время я очень разозлился на Дамблдора за то, что тот придумал план, в котором я умираю. Да, я был жутко зол на уже погибшего волшебника, что в конце его мега-умного плана я должен был умереть. Он готов был просто отдать меня на смерть Волан-де-Морту. Тогда я ничего не понимал, но я шел на смерть, раз так надо было, но когда мне всё же удалось её избежать, когда война была позади, когда жизнь более-менее успокоилась… я опять начал об этом думать уже более трезвым взглядом. Прошло уже сколько? Более двадцати пяти лет, а я до сих пор иногда вспоминаю это и... не понимаю. Я пытаюсь сам себе объяснить, что своей жертвой я спас бы миллиарды других людей. — Гарри посмотрел на сына, надеясь, что тот поймет, что своим ужасным поступком он спас планету, может и несколько планет. — И это по сути и есть то, что называется «правильно», верно? И когда кто-то поступает "правильно", он за это горько расплачивается.        — Я не хотел спасать планету, — до ужаса страшным шепотом произнес Джей-Си, смотря в одну точку на холодильнике. — Я не собирался быть героем, мне всё равно, что обо мне думает вся планета. Рано или поздно её всё равно кто-то да взорвет. Но почему именно я должен был её спасать? Почему именно я теперь… должен жить с этим?        Этот тот самый тип вопросов, на который никто и никогда не в состоянии дать ответ. Действительно, почему? Почему именно Поттеры уже третье поколение подряд делают "правильный" выбор? В мире столько людей, а все эти геройские роли достаются именно Поттерам. Если бы можно было расторгнуть этот контракт, Джеймс бы сейчас пришел к его составителю и хорошенько начистил бы морду. Больше его не беспокоит, если кто-то случайно умрет от его гнева. Хуже уже вряд ли станет.        Посмотрев на отца, который еле держит себя в руках, Джей-Си наконец начал думать, как много тот на самом деле повидал на своем веку, через что ему пришлось пройти и вообще, он же тоже живёт с осознанием того, что он делал, что люди погибали из-за того, что он медлил и что он вообще родился. И ведь он живёт с этим грузом. Даже смог найти в себе силы жениться и завести детей.        — Пап.        — Да, сынок, — Гарри резко повернул головой, удивившись обращением.        — Кошмары… — Джей-Си облизал пересохшие губы. — Когда они закончатся?        Гарри, скрипя коленями, сел на стул. Кажется, его седина за пару месяцев стала больше. Он бы очень хотел сейчас обрадовать сына, но не хотелось обманывать о суровых реалиях жизни.        — Никогда.        Гарри наблюдал, как "застрял" кадык на горле сына и как тот ещё раз поморщился, пытаясь сдерживать эмоции.        — Нет, ну станет легче, однозначно. Скажи, Джин!        Джинни чувствовала себя призраком, ставшим свидетелем разговора отца и сына, но только после обращения стала видимой.        — Да, точно станет! — поддакнула она. — Мы тебя ни капли не обманываем, когда говорим, что со временем станет легче, эмоции утихнут. Мы были в гуще войны, на наших глазах умирали друзья, родственники, братья… — на карие глаза женщины навернулись слезы при воспоминании о погибшем брате. — Там было столько вспышек заклинаний, что мы даже не знаем, в кого они попадали. Вполне возможно, что мы, сами того не осознавая, убивали своих друзей… Как бы это ни звучало ужасно, но такое могло быть, и абсолютно все пережившие войну иногда думают, что могли случайно ранить своих. Это никогда не уйдет из головы, никогда не оставит тебя, но с этим можно жить.        Джеймс закрыл руками уши и начал яростно качать головой из стороны в сторону, словно не хотел даже слышать этот вздор! Ну как можно жить, зная, что ты убил своего сына?!        — Кошмары станут снится намного реже, — продолжил за совсем расклеившуюся жену Гарри. — Да, они будут иногда всплывать, портя потом весь день своим послевкусием, но они станут снится намного реже. Враги во всех прохожих будут видеться намного реже. До конца ты от этого не избавишься, но я тебе обещаю, что жить станет легче. Мы найдем тебе лучшего психолога в стране, он поможет тебе справиться с этим, я тебе клянусь! Мы и сами через это проходили, тогда казалось, что и просвета не будет, но он появился, жизнь наладилась.        — Да как вы можете сравнивать вашу войну и то, что я собственноручно вонзил нож в сердце собственного сына!        От того, как громко Джемс это выпалил, бокалы в серванте качнулись, воспроизведя тем самым тонкую и раздражающую до мурашек мелодию.        Не выдержав, Гарри резко перебежал на другую сторону стола и схватил челюсть сына, чтобы обратить его взор на себя.        — Слушай сюда, Джеймс! Ты вонзал нож не в своего сына, а в угрозу всего человечества, и ты сам это прекрасно знаешь. Ты знал это с самого начала, ты чувствовал в нём угрозу с самого начала, поэтому не понимал нашей странной озабоченностью его воспитанием. Только ты один не был слеп всё это время, ты видел в нём не человека. Ты осознавал, что его быстрое взросление не позволит ему вырасти полноценным человеком, и только ты понимал, что бессмертие и всевластие ничем хорошим не кончится. И только поэтому ты смог сделать этот решающий шаг, который не смог бы сделать никто из нас. Ты убил вовсе не ребенка, Джеймс. Ты убил монстра, который родился по ошибке.        — ТОГДА ПОЧЕМУ ВЫ НЕ УБИЛИ МЕНЯ?! — вспылил Джей-Си, вырвавшись из хватки отца.        Щеки парня были красными из-за нажима грубых рук Гарри и от невероятной подступившей злости. Как ни странно, но родители обрадовались тому, что он кричит. Кричит — значит борется!        — Почему вы не убили меня просто, когда поняли, что я представляю угрозу для общества? Почему просто не взяли и не грохнули меня, когда я начал идти по "темной дорожке", когда я стал монстром? Вы прекрасно видели, кем я становлюсь, и всё равно не убили меня! Так почему тогда мне простительно убийство сына?        Как же он удивился, когда увидел, что на лицах обоих родителей дрогнули улыбки. Мать со слезами на глазах притянула Джеймса и обняла его.        — Потому что ты замечательный, Джеймс! Ты вовсе не монстр, ты вовсе не пошел по темной дорожке, милый, — Джинни нежно убрала рукой вновь упавшую слезу на щеке сына. — Я тебе уже говорила, что ты самый особенный ребенок на планете. Да, ты делал некоторые не очень правильные… стоп, нет, больше не будем использовать это слово в доме! Ты делал не очень законные и честные вещи, местами, но у тебя всегда было доброе сердце! И сейчас вот этими своими слезами и душевными муками ты миллионный раз доказываешь, какое у тебя большое сердце, сынок.        — Лучше бы у меня его не было…        — Знаю… с ним больнее. Но чем больнее, тем больший ты Человек.        Джинни крепко обняла сына, а Гарри обнял его с другой стороны. Глаза уже горели от слез и недосыпа, но Джей-Си продолжал рыдать, как в глубоком детстве, когда он ещё не понимал, что мальчики не плачут.        Наверное, они очень долго вот так стояли, крепко обнимаясь, потому что когда отец отпустил его, ветер дующий из открытого чуть ранее окна, сильно остудил взмокшую спину парня.        Гарри достал откуда-то пачку сигарет, в которой Джеймс признал свою пачку, и предложил сыну. Одинокую сигарету, похожую на сотни выкуренных ранее, парень вращал перед глазами, как нечто диковинное, а затем засунул в рот. И впервые в жизни курил не просто при матери с отцом, а вместе с ними. Они сидели на столе и пялились в втроем на пасмурное небо и грустного вида весенний пейзаж.        — А ты чего не на своей любимой работе? — выдыхая дым колечками, спросил Джеймс у отца.        Тот даже не повернулся на сына. Только странно скривил рот и произнес, не вытаскивая сигарету изо рта:        — Да пошла она! Все эти годы… я думал, что защищаю своих детей, работая непокладая рук. Надеясь, что избавлю улицы, по которым они ходят, от всякого вида бандитов. Но суть всех этих бандитов и грабителей в том, что стоит засадить одного, тут же всплывает второй: это циклическая схема. И вместо того, чтобы давать этой циклической схеме продолжение я лучше бы больше проводил времени с семьёй.        Джей-Си хмыкнул. Его лицо очень непривычно расслабилось: казалось, он сто лет не испытывал положительные эмоции.        — Это значит, твой сын должен был попасть в самую жирную задницу всех времён и народов, чтобы ты всё понял.        — Неужто кто-то из вас думал, что я блещу разумом? — самокритично отшутился Гарри. И улыбок жены и сына сейчас ему было по горло достаточно, чтобы почувствовать, что всё ещё может наладится, хотя последний месяц так не казалось.        — Джеймс, ты с Фиалайт когда последний раз разговаривал?        Робкая улыбка с лица парня опять убежала. Огромные мешки под глазами словно стали синее, а глаза в разы печальнее.        — Не могу я… не могу… они похожи, понимаешь?        Джинни прерывисто шумно набрала воздух в лёгкие, но эмоции сдержала. Взгляд Гарри только помрачнел. Он прекрасно понимал сына.        — Фред был похож на Джорджа как две капли воды, — очень грубо по отношению к сестре близнецов вышло у Гарри, но он должен был сейчас быть грубым и рубить правду. — Всей их семье было больно смотреть на Джорджа, а представь каково было ему видеть себя в зеркале, Джеймс? Это ужасно, знаю. Но… если бы эти люди не были в тот час друг у друга, если бы их не было у меня… Знаешь, ты и сам видел не менее сотни книг про то, как "Гарри Поттер спас мир", все эти люди писали, через что я прошел, чтобы из Мальчика-Который-Выжил стать тем, кого они громко называют "Героем", но ни один автор... абсолютно ни один автор не писал о том, как я после этой войны упал в яму самобичевания, ненависти, злости, как я стал угрюм, даже мои редкие малодушные суицидальные мысли остались за кадром…        Джеймс вскинул на отца глаза, рука с сигаретой в ней дрожала, а вот Джинни даже не откликнулась на это, словно не удивлена или испытывала сама нечто подобное.        — Всё это было. И это было ужасно. Это казалось никогда не кончится, и никого не интересовало, через что проходит их всемирный "Герой". Они совсем не думают, насколько дорого обходится это звание, которого я вовсе не хотел. К чему я клоню? Если бы у меня не было Джинни, Рона, Гермионы, твоей бабушки Молли и всех остальных, которые остались живы и кого я считал своей семьёй, я бы потерялся во всём том мраке, который меня настиг. В такие моменты, как бы больно ни было, нужно быть рядом с близкими. Только так вы сможете помочь друг другу. Вам с Фиалайт сейчас как никогда надо быть рядом.        Увидев, как едва заметно кивнул сын, Гарри выкинул сигарету в урну и похлопал сына по плечу. Он уже давно думал об этом, но кажется пришло время сделать это. Поэтому он вышел из кухни, направляясь к выходу.        — Ты куда? — спросила Джинни, увидев, что муж надевает куртку.        — Иду делать то, что должен был сделать лет десять назад. Увольняться к черту!        Джинни так и осталась с открытым ртом, когда муж захлопнул дверь с той стороны. В доме повисла странная непривычная тишина после хлопка трансгрессии.        — Он правда это сказал? — переспросила она у сына, демонстративно почистив уши.        — Кажется, на следующее Рождество нам не придется ждать отца с работы до самого утра.        Парень не улыбался, но по крайней мере его лицо не морщилось от боли. Выбросив сигарету, он направился в сторону лестницы. Каждая его мышца болела от недосыпа, а стоило ему хоть на секунду остаться наедине со своими мыслями, как его вновь застала волна ужаса и ненависти к себе. Перед глазами вновь поплыли картины того дня и сегодняшний ночной кошмар. Голова закружилась на лестнице, но мать успела его поймать.        — Куда собрался? — отшутилась она, не желая сейчас усугублять ситуацию чрезмерной серьезностью.        — Хотел принять ванную перед встречей с женой. Не думаю, что она оценит потного меня.        Джинни перекинула руку сына через плечо, помогая подняться наверх. Стоило ей помочь доковылять ему до ванной, он упал на пол.        — Может тебя помыть как в детстве?        — Мне некуда падать ниже, — пробубнил в холодный пол Джеймс.        — Под тобой два этажа, — пожала плечами Джинни, — всегда есть куда падать ниже.        После некоторых пререканий, которые Джинни устроила, чтобы отвлечь сына, она всё же решила пустить его в ванную одного. Но когда послышался грохот падения тела на гладкую поверхность ванной, она отперла дверь заклинанием и насильно помогла помыться взрослому сыну, смущая его колкими комментариями и воспоминаниями о его некоторых детских проколах. Он улыбался и просил её заткнуться, но именно этого мать и добивалась — чтобы он ни на секунду не оставался один со своими саморазрушающими мыслями. Когда-то её семье это очень помогало.        Когда они оделись в сухую одежду и полезли в свои телефоны, на первых полосах всех новостных лент уже была новость о том, что пару минут назад Гарри Поттер со скандалом уволился с должности главы Мракоборческого Отдела. Самые пронырливые репортеры снимали на камеру, как Гарри сгребает свои вещи в офисе в коробки. Потом в кадре появляется Драко Малфой, который пытается закрыть дверь кабинета, в надежде выгнать назойливых папарацци. А в конце официального репортажа по главному новостному каналу Гарри идёт по большому коридору Министерства Магии на первом этаже с коробкой подмышкой и показывает средний палец репортеру, задавшему какой-то глупый вопрос.        — Во даёт, — удивился Джей-Си. — Он правда это сделал? Он не шутил? Какова вероятность, что он завтра же вернётся туда? Или через неделю?        — Он вернётся туда через собственный труп, — послышался голос Гарри, захлопывающего входную дверь так яростно, что посыпалась штукатурка. — Я ушел на мракоборческую пенсию. Гермиона обещала, что сегодня же вечером будет закон, при котором пенсионный возраст мракоборца — сорок пять лет. Я и так проработал им лишних пару лет, пришло моё время заняться чем-то действительно важным.        Джинни так и вбежала в объятия мужа, не веря ушам, а Джеймс и так еле на ногах стоял, а сейчас не смог встать с дивана. Но зато его рот непроизвольно открылся и так и не закрылся.        — Я смотрю, привел себя в порядок? Правильно сделал, сейчас к тебе придут гости — Гарри подошёл и потрепал сына по мокрым волосам, а затем направился в сторону своего кабинета. — Наконец-то я буду заниматься своими хобби.        — У тебя есть хобби? — крикнула Джинни мужу из гостиной, не желая оставлять сына одного.        — Пришло время его найти! Кто знает, может я отменный рыбак, может я придумаю зелье для волос, как мой дед, или, я не знаю, может у меня талант к рукоделию.        Из кабинета вылетали всякие вещи, какие-то книги, "трофеи", принесенные с очередного рейда, затем Гарри вбежал в гостиную, начиная скидывать со стен грамоты и вырезки из газет, скинул какие-то кубки и награды с полок, а потом вообще взял и сорвал кусок обоев.        — Самое время сделать ремонт! — заявил он. — И это не обсуждается. Отец семейства принял решение.        — Впервые в жизни ты принял какое-то решение для блага семьи, — еле шевеля челюстью от шока и эмоционального истощения, произнес Джеймс. — Поверь, никто не против.        Джинни уже сама потеряла дар речи, да и ноги подкосились от такого внезапного порыва мужа сделать что-то в доме. Она села рядом с сыном, наблюдая за тем, как Гарри начинает "ремонт", приговаривая при этом, какое всё это дерьмо, и как много лет жизни он потратил на какую-то херню, хотя мог бы заниматься делом. В этой суматохе и громких речах никто не услышал остановившуюся возле дома машину, но дверной звонок услышали все.        Не желая спугнуть такой потрясающий и внезапный порыв мужа, Джинни слетела с дивана, чтобы открыть дверь.        Не успев зайти, Драко сразу же своим профессиональным взглядом оценил бардак.        — Решил сделать ремонт, Поттер?        — Да, решил, самое время обновить наши жизни, — бросив многозначительный взгляд на старого врага, ответил Гарри. — Не хотите помочь?        Драко наконец перестал смотреть своими убийственно-голубыми глазами на Джеймса, ухмыльнулся, скинул с себя дорогое пальто, а затем пошел и без палочки начал драть со стен обои.        Это всё было так непривычно и так странно, но Джей-Си не смотрел на начинающих препираться взрослых, он смотрел на маленькую фигурку Фиалайт, которая сейчас больше была похожа на пингвина с этой несоразмерно большой курткой (явно принадлежащей её брату) и шапкой, которая тоже явно не женская.        Вошла девушка с виновато опущенной головой, а когда всё же рискнула посмотреть на сидящего на диване парня, она очень удивилась, что видит его ухмылку. Она и не думала, насколько забавно выглядит в этом прикиде.        Что-то в животе так приятно свернулось в клубок. Она ожидала увидеть в его глазах ненависть, злость, уныние или вообще увидеть его в петле, а он сидел на диване, весь такой исхудалый, с ужасными огромными мешками под глазами и как дурак лыбился. Как же она любила эту его кривую ухмылочку!        Какой-то невесомый порыв подтолкнул её и она через секунду она была в его крепких дрожащих как у алкаша руках, но была слишком рада его теплу, что больше её ничего вокруг не волновало.        — Ну, что, родственнички, — заставила всех не пялиться на этих двоих Джинни своей фразой, — раз пришли, так помогайте с ремонтом. Астория, давай пойдем ломать плитку на кухне.        Ещё минут десять назад у него не было сил, чтобы перекинуть ногу через бортик ванной, при этом не навернувшись, а сейчас у Джеймса были силы на то, чтобы крепко обнимая свою укутанную во сто шуб малышку, поднять и понести на третий этаж. Меньше всего ему сейчас хотелось говорить с ней при взрослых.        Как только он вошёл в комнату, силы его покинули, и они вдвоем упали на кровать, начиная истерично хихикать. Они валялись, смотря в потолок, слушали препирания родителей, доносящиеся с первого этажа, и истерично смеялись. Потом Фиалайт почувствовала, что ей слишком жарко, она начала растегивать куртку дрожащими от волнения руками, а когда та была на полу, села на коленки к любимому и крепко поцеловала его потрескавшиеся и искусанные губы.        Джей-Си так боялся её видеть. Так боялся, что, увидев её, в нем начнут просыпаться инстинкты, которые просыпались в нём в этих ужасных снах, но они не проснулись. Все эти недели он жил в страхе, что сделает больно своей любимой, он ограждал её от себя, считая себя убийцей и монстром, не умеющим контролировать свои животные порывы. Но только сейчас, почувствовав это тепло, разлившееся по груди, когда она нежно коснулась его своими искусанными в кровь губами, Джеймс осознал, что она как раз и есть его спасение.        — Жарко стало? — спросил он, крепче прижимая тоненькую фигурку к себе. — А чего шапку не снимешь?        Парень потянулся к шапке, но Фиалайт его одернула и та робкая улыбка с её лица исчезла.        — Ты не простишь меня, — произнесла она.        Как раз этого Джей-Си и боялся. Что Фиалайт будет винить себя в том, что случилось тогда, но она не виновата. Ни в коем случае она не виновата, что была напугана до смерти.        — Ты ни в чем не виновата, — нежно прошептал парень, взяв её личико в ладошки. Её губы дрогнули, словно она собиралась расплакаться, понимая, о чем он говорит.        — Я не об этом. Это… это сложно, но мой психолог говорит, что это были вынужденные меры, что ни ты, ни я не виноваты в том, что испытывали бессознательный страх в экстренной ситуации на грани твоей… — Фиалайт так шумно вздохнула, словно у неё не получилось и горстки воздуха втянуть. — Я конечно пока не могу это принять, но мне обещали, что через несколько месяцев мне полегчает. Я уже сказала моему психологу, что на следующем сеансе мы будем вместе… и обещала, что мы с тобой не будем говорить об этом до сеанса, но не простишь ты мне совсем другое… просто я…        Этот поток слов вырвался из девушки, словно прорвало дамбу, которую она так тщательно стоила. Её уголки губ при этом так дергались, словно ещё секунда и она расплачется, но она сильно зажмурилась в конце, пытаясь по совету психолога не открывать эту тему.        — Что-то стряслось? — заботливо поинтересовался парень.        Вместо ответа Фиалайт потянула шапку у себя на голове. Сначала Джей-Си думал, что она просто засунула все свои длинные волосы туда, как в те дни, когда они были грязными, но она убрала шапку и из неё выпало буквально несколько темных локонов. Она выглядела как оборванец на улице, её всё ещё мягкие и шелковистые волосы были неровно отрезаны и даже не закрывали шею!        — Прости за это, — увидев открытый рот парня, прошептала она. — Я знаю, как ты любил мои волосы, но я…        — Нет, ты что! — неожиданно и слишком резко выпалил Джеймс. — Это круто! Так… необычно, непривычно… но ты такая красивая!        Джеймс запустил руку в непривычно короткие волосы и прижал её к себе для поцелуя. Они без сил свалились на кровать, в которой уже было чистое и свежее постельное белье (спасибо маме), продолжая нежно прижиматься друг к другу. Чувство нехватки чего-то в жизнях было так велико, что только в компании друг друга их сердца словно наконец начали работать. Веки быстро налились свинцом, пока они насыщались объятиями друг друга в тишине. И это был их первый сон за долгое время, когда они оба сладко спали без снов.        Может жизнь всё же когда-то наладится?