Системная ошибка! Внимание! Вы не можете совершить этого действия! Недостаточный доступ к Системе. Требуется «Модератор».
Осталось секунд до активации протокола по исправлению ошибок 5..4..3.. Активация отменена!
– Куромесу, что-то случилось? – Шикаку с беспокойным взглядом оторвался от бумаг. Под его глазами залегли глубокие тени, а кожа посерела. Я был бы удивлён, если в моей голове эмоции не задерживали мысли. – Прости, что помешал, – выговорил я с усилием.Навык «Лицедейство» повышен до 4 уровня.
Мужчина вздохнул и, откинувшись на спинку неудобного стула, поднял в приглашении руку, что та оказалась как раз на уровне моей макушки. Я подошёл неуверенно, взглянув ему в уставшие глаза. – Я не знал, что ты так много работаешь, – скрасил я образовавшуюся паузу. «Шиноби должен уметь скрывать свои эмоции», – вспомнил я наставления семпая. Никогда бы не подумал, что прописные истины помешают мне. – Ты хотел чем-то поделиться со мной? – спросил он с покровительственной улыбкой. Я собрал все свои мысли воедино, чтобы обойти острые углы, уже набрал воздуха в лёгкие.Системная ошибка! Внимание! Вы не можете совершить этого действия! Недостаточный доступ к Системе. Треб..
– Да пошли вы к черту! Эта система называется Вспомогательной, что мне с безмолвного ожидания!» – Прости, – только и вымолвил я, собрав эмоции в кулак, – Нет, ничем, я просто соскучился, – пропел я. Вот только от вынужденной лжи было тошно, – Не буду тебе мешать, – буквально выбежал я, более не в силах сдерживаться. Мне хотелось кричать, действовать, молить о помощи, ради бога, да хоть как-то предотвратить возможное! Я не мог обратиться ни к кому, не мог и сбежать. Коноха – самое безопасное для нас с мамой место, вот только почему она тогда не защитит нас, мою маму? Что мне ей сказать? Предложить уехать куда-то на некоторое время? Три раза ха, куда мы уедем, разве что ближе к туману, ближе к смерти. Что за жестокость? В играх погибают персонажи, не личности, но ведь этот мир – не игра! Это я – Игрок! Но почему тогда мир подстраивается под одного человека? Ты обладаешь Системой – и всё, больше тебе никто не закон? Я прожил достаточно в этом мире, чтобы понять, что он ещё более человечный и самостоятельный, чем мой. Никогда ещё люди вокруг меня не были настолько умными, чуткими и мудрыми. Я обладаю необычной способностью, но ведь это не повод считать меня особенным от остальных? Да, люди имеют различия, кто-то умён, кто-то добр. Азиат человек или европеец, спортсмен или музыкант, люди никогда не будут равны, но ведь по значимости все они люди! Нельзя сказать, что теперь весь мир стал фигурами, а я игроком. Мир не просто кукольный театр, не шахматная доска и не карточный расклад, как можно вертеть событиями словно вздумается, не видя в людях их личности? Игрок – это способность, но она дарована человеку. Почему же остальным уготована судьба фигур? Они не играют в эту глупость, они живут, так и их судьбы не должны меняться простым решением протокола системы. Люди всегда вершили собственную судьбу, да, кто-то в руках более опытных «игроков в жизнь» становились пешками, но это были последствия людей, родившихся в этом мире и живущих здесь же. Я ценю человеческую жизнь и очень люблю свою мать. Она была не первой женщиной, ставшей мне матерью, и я полюбил её не с рождения, а понял в течение жизни, что она за человек, она стала частью моей личности, моей души. И мне больно видеть, как моё присутствие губит её. «Загрузка сюжетной линии», как цинично. Я со злостью ударил в деревянную стену дома. Я не понимал, зачем мне было рассказывать о грядущих событиях, если я никак не мог помешать им? Что я могу противопоставить опытному убийце? Я не могу влиять на события, не могу предупредить мать и отца об опасности, так зачем мне подобные квесты, подобная система?Системная ошибка! … Обработка данных, активация протокола «Морфей»
Я вдруг понял, что не могу пошевелиться. Мир вдруг посерел и замер в мгновении, то было не последствие ускорения, он просто остановился. Деревянная стена дома вдруг показалась мне каменной, настолько холодно выглядело всё вокруг. Стекло исчезло из моего восприятия, а всё, что было за окном, стало видеться мне плоской картиной. Багровая надпись «Морфей» застыла над моей головой, превратившись в реальную иллюзию, выйдя из моего сознания. Или же это я внутри? Ничего не понимаю. Не могу думать, всё такое страшное и… Я не мог чувствовать, лишь ощущать, ощущать страх внутри себя. Его уровень не повышался, не давал мне замереть в беззвучном крике, я был бы рад даже слезам, но в лёгких будто образовался бушующий поток нескончаемых эмоций. Я не мог ощущать более ничего, кроме страха и чувства духовной наготы. Анализ остался со мной, но человеческое начало, поиск новых мыслей и ощущений, покинуло меня. Жить, лишь созерцая, не имея возможности участия. Быть не рыбой в потоке речном, а лишь призраком, что наблюдает за льющейся водой. – Я понял, прошу, хватит, – смог я вымолвить. – Да, да, – не мог врать я пустоте, из которой я слышал неописуемый голос, что не может принадлежать органическому существу. Мне стало так стыдно, это чувство пропитало меня насквозь, вытесняя страх. Я не мог соврать этому существу, но не мог и осознать его. Это было… Ничего более страшного в моей жизни не происходило. Разве что смерть, но я не помню её.…Ошибка устранена! …Загрузка… Загрузка завершена!
Я очнулся на том же месте, но в себя не приходил еще долго. Произошедшее было подобно его названию, сну, вот только разве может простой сон изменить твоё восприятие мира? Я понял, что лучше быть рыбой, что не может повернуть течение реки, чем призраком, что лишь наблюдает. Я рыбка, совсем маленькая рыбка, но разве случай не может улыбнуться мне? Всё, что я могу – это лишь попробовать изменить судьбу. Любая жизнь лучше, чем смерть, в жизни ты являешься её частью, в смерти же ты лишь часть жизни, которой больше нет. В смерти ты никто. А я больше не хочу быть никем. Я зашёл в дом. Мама выглядела обеспокоено. Она встретила меня на пороге, вышла сразу же, как услышала закрывшуюся дверь. Наверняка сидела на кухне, ждала моего возвращения. Ещё бы, ведь я выбежал, так ничего ей и не сказав. Мне стало стыдно, что я не смог сдержаться от гневного возгласа, ведь объяснить маме его причину я не могу, и теперь она может подумать о чём-то неуместном. У мамы не было подруг, и пусть она не выглядела женщиной одинокой, теперь меня стало это смущать. Ведь не должен же человек заботиться лишь о ребёнке, должна быть у него собственная жизнь. Или она пыталась обзавестись знакомствами? Не знаю, я слишком многого не знаю о собственной матери. Но это вовсе не значит, что моя любовь к ней оттого стала меньше, а я не собираюсь отдавать любимых смерти. Персонаж: Акино ?? Статус: ?? Титул: ?? Возраст: 34 года Класс: Ирьенин Уровень: 37 – Прости, что ушёл так внезапно, – сказал я располагающим тоном, – Вспомнил кое-что, – наморщился, – Но уже разобрался, – Во лжи всегда прокалываются на мелочах, потому я и обошёлся лишь абстрактными объяснениями. Мама не станет меня допрашивать. Мне стыдно, что пользуюсь её доверием, ведь не подростковый у меня период, когда собственные мысли не можешь доверить, но эту проблему мне придётся решить самому. Мама кивнула мне и обернулась посмотреть в окно. – Вечереет, – сказала она, – Я приготовила ужин, – она улыбнулась и подошла ближе, погладив меня по волосам, – Мне нужно отойти за покупками, поешь один? – тактично оставляла она меня одного со своими мыслями. Я кивнул, соглашаясь, обняв её напоследок. Мама растаяла и, рассмеявшись, взяла меня под подмышки, покрутив вокруг своей оси, – Ну хорошо, я пойду, герой, – поцеловала она меня в макушку. А мне действительно было необходимо время, чтобы подумать. Засыпал я в тот день с твёрдыми намерениями и решениями о дальнейших действиях. Терять кого-либо я был не намерен. – Ничего, Забуза, мы ещё повоюем. Я – повоюю. У меня не было сомнений ни в личности противника, ни в обстоятельствах, при которых мы с ним встретимся. Названия японских техник в переводе с Ромадзи в Кандзи имеют свойство описывать всю суть. «Хисенкен» иначе – летящий вращающийся меч, и я знаю лишь одного человека, который этой техникой рубил головы. Определённо, я не успел достигнуть уровня генина и даже те две сотни Свободных Очков, которые я не распределил, выглядят жалко с уровнем Забузы, который к этому периоду пусть и не стал тем шиноби, что был на одном уровне с молодым шестым хокаге, но мастерство не та вещь, что прибывает к человеку быстро. Значит, я мог полагаться лишь на уровень собственной смекалки. Я понял, кто мой враг, но даже зная это, мне его победить невозможно, разве что навести шуму я постараюсь. Система не дала мне предупредить никого заранее, что ж, придётся работать с тем, что есть. А у меня есть немногое, в том числе и поиск мотива. Зачем Момочи вообще могла понадобиться смерть моей матери? Он – наёмник, это единственное, что известно мне наверняка. Кто тогда моя мать? Я только раз слышал, как отец звал её по имени. Пол года назад он приходил к нам домой на празднование нового года. Я дал им время поговорить, отойдя на кухню, но смог услышать, как отец зовёт её Акино. Я слышал это имя всего раз, и в мыслях не называл так маму, но это знание у меня есть, и мне остаётся лишь найти ему применение. Я не собираюсь сдаваться. Пусть мать и дал мне этот мир, я не собираюсь её ему возвращать.***
Нижний удар ногой с разворота, блок. Противник отвечает мне верхним. Пытаюсь его поймать – Контроллер выворачивается и сменяет позицию. – Время! – услышал я крик Масуми-семпая, но еще секунду мы не прекращаем, лишь затем разрываем дистанцию и выравниваем дыхание. Жарко, но солнце уже идёт на спад. Пот градом стекает по спине, но я уже давно привык, лето здесь очень жаркое. И каждый раз, как заканчивается тренировка, единственное, о чём я мечтаю, так это об освежающем душе, чтобы смыть с себя всю гадость, а также о горячей ванне, чтобы расслабить мышцы, – Месу-кун, ты не стараешься, – произнёс недовольный Масуми, – У тебя было несколько шансов подловить Кин-куна, но ты нарочно пропустил их. – Я выкладывался на полную, семпай, – улыбнулся я в двадцать восемь. Парень лишь устало вздохнул и махнул на меня рукой. – Ну ничего, мне тебя терпеть ещё год, – нарочито под нос пробубнил он, а затем добавил громче, – Только попробуй провалить экзамен! – Я буду просить, чтобы меня определили в ваше подразделение! – съязвил я воодушевлённым тоном. – Не зарекайся, – Масуми хотел дёрнуть меня за ухо, но я увернулся, – Будешь плохо себя вести – напишу тебе рекомендацию в отряд Гонзо-сана, уж он научит тебя уважать старших. – Ха-ха-ха, – прервал его речь смех Рю, – Поднажми, Месу, ещё немного, и Масуми решит отправить тебя к дяде! – Масуми-семпай, – поправил его уставший Лидер. Вот что значит не дослужиться до командира, отправят в качестве практики нянчиться с детьми, и всё тут. – А я разве сказал иначе, сем-пай? – Рю спрыгнул с ветки, с которой лицезрел наш с Кином поединок, и прошёлся перед парнем, склонив голову, – Приведёте к нам свою девушку, и я больше не буду ошибаться, – сказал он, когда Масуми уже думал о чём-то другом. Вот, что значит выдержка. – Хикэру, Шин, спускайтесь тоже, – проигнорировал он контроллера. Те, переглянувшись, спрыгнули с ветки, по струнке вытянувшись перед семпаем. – Может быть, Масуми, вы нам соврали про девушку? – Шин усмехнулся, нарочно забывая про суффиксы. – А может быть это я погорячился, когда решил дать вам сегодня особенное задание? – улыбнулся семпай насмешливо. – Ну что вы, семпай, – залебезил блондин, – А что за задание? – Шин переключился на интересующую его тему. – Поиск информации, – кратко ответил семпай и ребята скисли, – В архивах Нара, – добавил он между прочим и я оживился. Вот он, шанс, которого я ждал. – Уу, ну и отстой, Масуми, – скривился Рю, и мне захотелось стукнуть дитё чем-нибудь. Но ведь детей не бьют. Наверное, и Масуми иногда об этом жалеет. – Это очень ответственное задание, – уставшим голосом начал объяснять семпай, – В архивы нельзя попасть без специального разрешения, но вы хорошо показали себя на ежегодном испытании, – Кин заржал, семпай проигнорировал его и продолжил, – потому некоторые вещи мы с вами освоим раньше, и забудем об архивах, как о страшном сне. – Семпай, неужели до нас вы получали практику в архивах? – не угомонялся Шин, – Вы на боевых заданиях то были? – Зарываешься, – Масуми всё же исхитрился и дал блондину подзатыльник, – Воспитание малявок вроде вас – стандартная практика, подрастёте, и вам придётся возиться с неугомонными детьми. – Сомневаюсь, – Рю усмехнулся, – Я стану командиром и буду воспитывать выпускников. – Станешь пугалом для малышни, – оживился я, – Дети, ведите себя хорошо, или попадёте в отряд к Рю неугомонному, – закончил я, чтобы пропустить выпад ноги парня мимо себя. Боковым зрением я увидел, как Шин собирается присоединиться к драке, но Масуми более был не намерен терпеть и шуншином переместился между нами тремя, отпустив подножку Шину, поймав под локоть ногу Рю и остановив мой кулак раскрытой ладонью. – Ты и Хикэру – в новый архив, будете искать информацию по Кенджи Нара – сказал он мне, – А вы, посмотрел он на трёх контролеров, – пойдёте в старый и отыщете документы по Киригаме Ясутора. – Но мы не знаем, как пишется её имя, – возмутился Кин. – Зато вас трое, – усмехнулся Масуми и добавил, – Тем, кто первые справятся, покажу фотографию своей девушки, – ребячество. Вот так, общаешься с детьми, и сам опускаешься до их уровня. Пока Масуми давал мне допуск в архив, взглядом я отловил тихого сегодня Хикэру. Он и ранее был самым спокойным из нас, но в последнее время совсем притих. Он кивнул в ответ на мой взгляд и я уже забыл о Рю, спорящим с Масуми, подойдя к Сенсору, который, кстати, недавно пожал первые плоды зрительной сенсорики. У каждого сенсора есть какая-то своя особенность, кто-то, как Хьюга, видит сквозь предметы, а также отчётливо распознаёт тенкецу в теле человека. Кто-то ориентируется на местности по запаху, как Инузука. Но, так или иначе, большинство сенсоров, за исключением, разве что, Яманак, опираются на базовые шесть чувств, и Хикэру удивил меня нестандартным для человека «теплозрением». При том я бы не сказал, что у Сенсора были какие-то змеиные повадки. Тем не менее, было ли это причиной молчания Хикэру или его следствием, я связывал его сенсорный шок с изменившимся поведением, ловля себя на вопросе, есть ли подобная способность у Орочимару. – Разберёмся с заданием быстро? – спросил меня Сенсор, когда мы уже подходили к одноэтажному одинокому зданию, стоящему подле административного корпуса. Выглядело оно неприметно и неприветливо, у его дверей расположилось двое карателей, вот и ещё один пример неприглядной работы карателей, квалификации которых не хватает для серьёзных заданий. – Чтобы нас Рю заживо съел? – ответил я иронизируя, когда мы уже подошли ко входу. Каратели нарочито хмуро оглядели нас и наш пропуск, наверняка их забавляла серьёзность детей, которых впервые допустили к документам. А повод для серьёзности у меня был: мало того, что свободно рыскать в архиве мне никто и не разрешил бы, так и Хикэру не оценит, если застанет меня за непристойным занятием. Каратель отдал мне допуск и мы с Хикэру вошли в здание. Я тут же ускорил восприятие по максимуму, быстро анализируя расположение шкафов, взглядом ища направление, что нужно мне. А что искать я знал наверняка. Неделю назад я начал поиски документов о собственности, проживании или даже аренде дома на имя матери. Документы я отыскал, вот только не те, что ожидал. Дом, в котором мы с мамой проживали, оказался записан в собственность клана, а не человека, даже не моего отца. Конечно, мы жили на территории клана, но у любого дома всё же был собственник, а наш с мамой уголок был официальной собственностью клана, словно архив или административный центр. Но что самое важное, после моего совершеннолетия, получения жилетки чунина или статуса командира отряда карателей, дом становился моим. Прописан в доме также был лишь я один со статусом «бастарда клана». Последнее я итак знал, так как фамилия у меня, всё же, была Нара, но теперь я искал в этом двойное дно. Если я итак отношусь к «пассивным носителям гена» официально, то причины давать мне фамилию Нара, за исключением разве того, что отец сильно любил мать и не хотел её оскорбить, нет. И если мать относится хоть к какому-нибудь вшивому клану, то с чего бы им отдавать ребёнка, принадлежащего ему, в другой клан? Открытия ждали меня там, где я не ждал. А именно, оказалось, что мама, фактически проживающая в стране Огня, не проживала здесь официально. У меня не было документов, которые бы подтверждали, что она является подданной страны Воды, однако же я знал, что коль женщина принадлежит клану, то выйти из него она может лишь посредством замужества. Замуж ни за кого мама не выходила, а так как я знал, что жила она в стране Воды и клан её жил там же, то и сделал простой вывод: мама до сих пор являлась подданной страны Воды. И, таким образом, на бумаге я не был сыном своей матери, а лишь бастардом главы клана Нара. Уж не знаю, была ли моя мать шиноби, и можно ли её считать нукенином, или она просто владеет некоторыми навыками искусства убийства, и просто покинула свою страну, в любом случае должен быть документ, который бы подтверждал её нахождение в стране. И я сомневаюсь, что такой большой клан, как Нара, стал бы нарушать закон из-за простой прихоти. Расположение документов на первый беглый обзор показалось мне абсолютно бессмысленным, я не успел ничего понять, как уже встретился с взглядом Хикэру, ожидающего распоряжений. – Ты в одну сторону, я в другую? – уточнил я, растягивая время, но выкорчеванные секунды не дали мне преимущества. – Тогда я пошёл в эту, – кивнул он в направлении правой и я мог теперь лишь надеяться, что удача будет при мне, и документы о проживании и протекции клана окажутся на моей половине, если они вообще лежат в архиве. Новое здание архива визуально со стороны выглядело раза в три меньше старого, и представляло из себя внутри небольшой зал метров десять на пятнадцать. Немного, если не учитывать того, что каждый метр был занят документами, только документами. Никто в архивах не хранил техники клана, но именно в нём были досье на каждого члена клана, умершего и живущего до сих пор, и именно в них можно было найти указания на то, кто владеет той или иной техникой, каким-либо искусством. Но всё же большая часть архива – это обязательная часть бюрократической системы, никому подробные отчеты за каждый съеденный ват электричества не нужны спустя десятки лет, но как ни странно, подобные были и пылились в архивах до сих пор. А неудачливым Нара частенько приходилось брать отчёты за большой период и укомплектовывать их в единый, сокращая лишь на пятнадцать-двадцать процентов, убирая только воду. Но кому нужны все данные за каждый чуть ли не день? С другой стороны, подобное явление – показатель жёсткой дисциплины. И я сомневаюсь, что найдётся клан в Конохе зануднее Нара по части отчётности. И так как Нара весьма ответственны в документации, то я ожидал, что в архиве бумаги окажутся укомплектованы по высшему разряду, ведь прошло столько лет, что Нара должны были вывести идеальный алгоритм, лучшую картотеку. Вот только я не учёл того, что весь архив – это и есть картотека, указания на то, где информацию искать. Единственными бумагами, что хранились здесь в оригинальной версии – ежемесячные отчёты по жилищным условиям, ибо их хранить у себя никто не собирался. Вот и приходилось бедным Нара и их вассалам, слабеньким в плане контроля чакры, ежемесячно собирать все отчеты в один. Офисный планктоны есть в каждом мире. Спустя минуту я понял, что алгоритм размещения документов в архиве всё таки был, но, что необычно, не по годам они лежали: дескать, то, что произошло в этом году, лежит в этой кучке, а то, что в следующем, лежать будет вооон там. Документы размещались по категориям, что было бы более логично, если архив был единым, ведь если в секции «Ирьениндзюцу» лежат данные как двадцатилетней давности, так, считай, и вчерашние, то который фактор определяет, что данным пора идти в старый архив? Устарелость информации? Но ведь тогда пришлось бы постоянно перепроверять все данные во всём архиве… Я проникся, представляя, сколько же это работы. Неудивительно, что Нара берёт столько детей на воспитание: и службу карателей обеспечить, и в академию кого-то послать, и за территорией смотреть надо, и в исследовательский центр людей направить, и… ох, перечислять можно практически бесконечно. А если учесть, что всем этим делам нужна документация – мне поплохело. Всё же хорошо, что я не попал в малыша Шикамару, ему ещё предстоит обучиться всем этим управлять. Я не тупой остолоп, которому лишь бы драки и войну, но сидеть весь год за бумагами, а потом идти на сложную миссию, лишь бы только не заплесневели кости – уныло. От мира Наруто я ожидал совершенно другого. Я думал, что самое интересное наступит, когда я окончу академию и пойду выполнять миссии во имя воли Огня, но теперь, когда получил первый реальный квест, пересмотрел свои взгляды. Если все квесты будут такими же безнадежными и невыполнимыми, то проще вообще абстрагироваться от людей и не привязываться к ним, дабы потом не думать над тем, как так извернуться, чтобы решить задачку, что дала тебе Система. Но как тут не привяжешься, когда вокруг тебя находятся прекрасные люди и собеседники. Один Шикаку или Рэйден-сан чего стоят, их послушаешь, и начинаешь чувствовать себя живым. А Система… Система, наверное, решила посадить меня в лужу. Я не помню, чтобы перед загрузкой выбирал Завышенный уровень Сложности, останови, блин, Куромесу, Забузу. И, ах да, я заблокировала тебе повышение твоих характеристик на время, работай с тем, что есть. Какая там у меня уже по счёту стадия пошла? Отрицание было, злость прошла, раздражение – вот оно при мне. Вот только мама моя не умерла. – Кьюби, – я пнул ящик с очередным ненужным мне содержимым, выдыхая. Бумаги, не рассортированные по категориям, лежали только за прошедшие два месяца, даже не два года, а категорию, в которой находится нужная мне информация – я не знал, ведь именно эта информация мне и была необходима. К какой категории принадлежит моя мать? В качестве кого она? Искать её в протекциях, «коренных» жителях, эмигрантах или беженцах? Вдруг я вспомнил, что в помещении не один. Я почувствовал на себе тяжёлый взгляд Хикэру. Он не сказал ничего в реакцию на мою внезапную вспышку ярости, лишь вдруг стал пристально за мной наблюдать. А ведь как я выгляжу с его точки зрения? И какая она, его точка зрения? Я взял себя в руки и просто осматривал все бумаги, что попадались мне на глаза, положиться я мог теперь лишь на авось, да как всегда, если честно. И пока перебирал документы, всё тело моё вдруг сковалось в напряжении. Я ведь не делал ничего предосудительного, но чувствовал, будто меня уличили за чем-то. Хикэру уже семь лет, много ли это? Сколь хорошо он уже понимает, что происходит вокруг него? Есть ли у него принципы, взгляды? Да, дети в этом мире не в пример быстро растут, но насколько? Семь лет, в семь лет дети учатся в первом классе, а иногда уже и во втором. Черт, да в этом возрасте даже в моём старом мире у детей давно есть своё мнение, а я живу теперь в ином, да еще и обучаюсь с карателями, чья работа – корректировать общественное мнение и поддерживать государственность. Не идиот ли я? Как с детишками драться, так они взрослые, а как вспомнить, чему нас учили вот уже два года, так они ещё маленькие о грязи мира сего размышлять. И что мне ему сказать? Что у меня просто настроение плохое? Что голова болит? Разболелась в архивах, как только к важной информации подпустили, а здесь пусто. Ну и как мне догадаться, что сейчас в его дурной голове, если он всегда молчит? И если начну оправдываться, то станет ясно, что я подумал, что Хикэру стал меня в чём-то подозревать. А раз подумал так, значит есть что-то, что я скрываю. А раз скрываю – значит, дело запрещённое. Проигнорировать? Просто сделать вид, что расстроен? Ага, два раза, Хикэру не дурак, знает, что парень я совсем не вспыльчивый. В смысле, вовсе не вспыльчивый. Единственный раз, когда я разозлился, случился год назад Рю, а с тех пор столь много воды утекло, что повадки друг друга мы изучили досконально. И о чём он сейчас надумает, пока я молчу? Я и раньше парням не доверял, так как знал, кем они станут через несколько лет, так ведь дети чувствуют недоверие. Но не все, Шин и Кин простые, им, главное, покажи свои настоящие эмоции разок. А Хикэру – он другой, слишком умный, слишком «каратель». Работать в команде с ним – одно удовольствие, рассудок он не потеряет и приказы слушать будет внимательно. Вот только как товарища его воспринимать себе дороже. Он не замкнутый, нет у него проблем с общением, он просто тихий. А теперь, когда у него появилось ещё и теплозрение… Дожили, я ещё преступления не совершал, а уже его опасаюсь, да и к тому же ребёнка. «Шиноби должен уметь скрывать свои эмоции», – повторял я снова как мантру эту дурацкую длинную фразу. Семпай, конечно, терпеливый, и объясняет доходчиво, но язык его совершенно не органичный. Как можно учить мантру, в которой столько слов? «Нет эмоций, есть покой», – вспомнил я, выдыхая. – Ты нашёл что-нибудь? – это была идеальная фраза в этот момент, показать таким образом, что я несколько раздражён, но причины не дать. Зато выглядит так, что я тороплюсь, устал или запланировал что-то на вечер. Сам виноват, что забыл о присутствии карателя, но оправдываться теперь – нет, ни в коем случае. – Что-то кроме скучных бумаг? – он ответил. Мда, кажется, разрядки в качестве спарринга мне не хватило. Знаю, что поступил не очень хорошо, играя с Кином, но теперь уже ничего не поделаешь. Не в первый раз уже, даже Масуми стал делать замечания. И теперь спущенное напряжение вновь ко мне возвращалось. Что Хикэру имеет ввиду? Что поиск нужной бумажки – в принципе дело безрадостное, или он так намекает, что это я нашёл себе занятие интереснее, чем задание семпая? – Вдруг к тебе снизошло озарение, – пожал я плечами, пытаясь дальше отвлечь Хикэру на размышления, – Может этот Кенджи Нара как-то связан с самой сутью задания, поиском информации, и искать нужно где-нибудь среди досье активных карателей дознавателей? – Или же суть задания в его названии: поиске информации, – ответил он скупо, продолжая своё машинальное занятие. Справедливый довод, не спорю, но надеюсь, что я хоть на немного отвлёк его на сомнения и посторонние от моего поведения мысли. – Как знать, – согласился я, – Но нам всё равно проверить придётся всё, так почему бы не начать с более вероятного? – Хикэру на мгновенье остановился, задумавшись. – Пожалуй, ты прав, – очко, – Я, кажется, видел раздел активных карателей где-то за твоей спиной, – что ж, я сам себе вырыл яму. Молодец, Куромесу, ты хотя бы постарался притвориться, что это задание тебе хоть сколько-нибудь важно. – И тебе совсем не интересно? – я кинул вторую удочку спустя секунд пятнадцать, убедившись, что этот шкаф и правда стоял за мной. – Интересно, поддашься ли ты соблазну? – он усмехнулся. Вот гад, это была уже не просто ирония, а камень в мой огород. Я скучаю по старому Хикэру, куда пропал этот ангельский ребёнок? Но ничего, главное, что его здоровая паранойя пошла в нужном мне направлении, и теперь всё, в чём меня подозревает Сенсор, так это в любопытстве. – То есть ты смотреть не будешь? – возможно, если Хикэру в будущем станет анализировать этот диалог, то сможет найти несоответствие моего поведения и слов, ведь шов между показным настроением и эмоциями, что я случайно показал, был слишком грубым. Но всё же, его наложить у меня получилось. Главное, не давать теперь ране открыться, а ещё лучше, до ранений не доводить вовсе. По глупости прокололся. – Ха-ха, ну уж нет, – улыбнулся он, бросая своё занятие, когда я бесшумно выдохнул. Что ж, теперь нас объединяет ещё и совместный просмотр досье наших ровесников. Впрочем, радости это не принесло. Я не мог в тот момент предположить, что узнаю нечто, за что потом будет стыдно, и не собирался копаться в чьём-либо прошлом, лишь разрядить обстановку. Моё отношение к Рю не изменилось, но то, что сиротой он стал, когда его родителей убили у него на глазах, многое проясняло. Какой смысл в знании, если его не использовать? Я предпочёл забыть о нём, ведь единственное, что оно мне давало, так это ложное ощущение, что теперь я понимаю, почему год назад Рю был таким невыносимым. Я не могу утверждать, что теперь вижу его насквозь или создал его психологический портрет. Ведь всё, что я сделал, так это прочитал портрет, составленный другим человеком, пусть и профессионалом. Подобные портреты, досье, необходимы для учёта или классификации людей, чтобы понимать, куда их направлять дальше, где использовать и чего ожидать. Вот только для меня Рю не был ресурсом. Возможно, я вскоре даже назову его другом, осталось не так и много времени, прежде чем Контроллер подрастёт и начнёт разбираться в людях. И тогда он поймёт меня, я человек не сложный, и если после того мы доверимся друг другу, подобные отношения выльются в крепкую, надёжную дружбу.***
*** Каким образом даже квалифицированный убийца может проникнуть в самое логово вражеской страны, на территорию не просто Деревни, скрытой в Листе, а клана, вход на земли которого заказан? Наверное, по причине «невозможности» этого, никто из Нара всерьёз, наверное, и не задумывался, что можно просто взять и убить человека на их территории. Ведь если погибнет простой человек, клану не принадлежащий, то умереть могут даже чистокровные Нара, а какое же тогда безопасное место займёт человек, как не земли родного клана, твоей семьи? И я ломал голову, каким таким образом Забуза сможет пройти не только мимо стен, что я наблюдал даже в аниме, Акацуки ничто не стоило пройти мимо стражников, но как он собирается пройти в место, куда посторонним вход в принципе запрещён? К тому же, теперь, когда Узумаки раскрыли секреты барьерных техник, незамеченным через которые не сможет пройти ни один человек. Система не дала мне заполнить весь дом ловушками, которые бы взорвались в нужный мне момент с таким оглушительным грохотом, что сбежится вся деревня. Да она вообще не дала мне поставить ни одной, даже самой маленькой, и единственным, что у меня было – это несколько световых печатей фуин, что я изготовил, когда обучался простейшим его техникам. Каждый день я просыпался с ощущением, что я опоздал, не успел спасти маму. Иногда мои сны были настолько реалистичными, что на мгновения после пробуждения я действительно верил в её смерть. И что самое обидное во всей этой ситуации, я до сих пор не понимал, зачем кому-то могла понадобиться смерть моей матери. Архивы мне ничего не дали, я до сих пор не знал, в чём дело, кто моя мать, как Забуза проникнет сюда, а время шло. Таймер не показывал мне, в который день стоит ожидать нападения, а лето медленно уходило, тренировки под жарким солнцем всё продолжались, а я становился всё злее и злее. Я уже не мог ничего придумать, уже практически не спал, но разгадка так и не приходила ко мне, пока однажды до меня не снизошло озарение. Утром мы с мамой сидели за завтраком. Она распахнула балкон на кухне и ели мы практически на улице, мама любила природу, свежий воздух и дожди. Последнее, пожалуй, больше всего. Я думал о том, кто же объяснит мне, что же происходит с этим прологом, на форуме я не мог оставить тему, доступ, говорили, маленький, а похожих на свою проблем я не находил. Как вдруг мой взгляд поднялся и я увидел Её, ту самую женщину, которую и собирались убить. – Мам, а в каком клане ты была? – я спросил. Женщина отвлеклась от еды и посмотрела на меня с удивлением, чтобы я, да говорил во время еды. С моим европейским воспитанием я просто не мог себе этого позволить и, когда в этом мире люди собирались вкусно поесть и поговорить, чаще всего одновременно, сказывался мой иностранный менталитет, и среди всей компании, собралась она поужинать или вышла на пикник, я оказывался той ещё белой вороной. – Дорогой? – она с вопросительной интонацией обратилась ко мне, – В клане мечников, я ведь рассказывала. – Да, но ты никогда не говорила его названия, – мама замялась, будто я спросил что-то странное. – Не говорила, потому что больше не принадлежу к нему, – сказала она с лёгкой, но неуверенной улыбкой на губах. – Ты ушла из него, когда встретила папу? – мало ли, что она имела этой фразой ввиду. Мама не ответила, и в выражении её лица я мог видеть развившуюся бурную мозговую деятельность, – Ты ведь не Нара, значит к клану принадлежишь, – высказал я свой окончательный довод. – Всё не так просто, Куро, – она вздохнула, – Я действительно принадлежала клану, – она сказала, – Но однажды я ушла из него, а потом прошло много лет, и наступила война. Тогда члены моего клана воевали и погибли, я не знаю, сколько человек осталось и можно ли считать их кланом, – мама отвела взгляд на улицу, задумавшись о чем-то. И я тоже задумался, значит, ушла из клана задолго до войны? Но как это? Разве возможно уйти из клана, не став отступником, и почему же тогда мама до сих пора жива, как бы цинично это не звучало. – А почему ты ушла из клана? Разве ты не любила его? – я слышал из её уст слишком много историй и счастливых воспоминаний, связанных с кланом, домом, в котором она жила. – Любила, – она повторила эхом, а затем вдруг резко перевела взгляд на меня, как-то по странному вглядываясь в моё лицо, – Прости, Куро, но хоть ты такой взрослый у меня, ещё не время рассказывать тебе, – не время? Ещё какое время! Тебя собираются убить, но ками, я не могу тебя об этом предупредить! – Почему не время? – я не отступал, на кону её жизнь! – Я пойму, но почему ты обходишь эту тему стороной?! – я воскликнул, а затем выдохнул и более спокойно произнёс, – Я пойму, если ты отступила, просто не скрывай от меня ничего, – вымолвил я, но оказался перебит. – Нет! – женщина вышла из себя, выйдя из-за стола, мигом оказавшись рядом со мной, взяв мои руки в свои, – Ты помнишь, ведь помнишь, что я говорила? – она спросила, – Я не могла бы предать то, чем являюсь. Моя семья – это прошлое, но именно им я живу, им, и тобой, – она прошептала, чуть ли не плача, – Я не могу рассказать тебе всё, Куро, не потому, что не доверяю твоей рассудительности, но я сама не готова тебе поведать то, чего стыжусь иногда. После войны я могла вернуться домой, в клан, но не стала этого делать. Со стороны может казаться, что я предала их, но у меня появилась своя жизнь, появился ты, – она замолчала, а я снова не знал, что мне сказать. Почему-то на душе стало как-то гадко. – Тебе ведь не грозит опасность? – только и мог я вымолвить, ища на её лице ответ. – Нет, – сказала она уверенно. А я был ошеломлён, ведь мама не соврала, – Прости меня, – вдруг сказала она, выпустив мои руки из своих, я даже забыл про то, как сильно она их стискивала, будто от этого зависит моё доверие, – У меня есть фотография матери, – проговорила она, когда её лицо вернулось к своему спокойному меланхоличному выражению, – Я сейчас принесу, – мама встала с пола и направилась куда-то. Пока мамы не было, я вспомнил об остывшем завтраке, который вдруг резко перестал быть аппетитным. Смотрел на омлет и мне казалось, будто широкие яичные поры оказались его глазами и ртом, что застыли в картине Муна «Крик», а сам он разложился, как труп, лежа в камере духовки. Подобная ассоциация заставила меня усмехнуться, и вдруг я почувствовал, как меня тихонько отпустило. Я не обманывался, знал, что напряжение скоро вернётся, как возвращалось оно каждое утро после бессонной ночи, но сейчас мне просто стало легче дышать. Вскоре я услышал мамины шаги, а затем появилась и она сама. В её руках я увидел потрёпанную бумажку, сложенную вдвое. Было похоже, что фотографию, а бумажкой оказалась именно она, доставали нечасто. Мама снова села рядом со мной, когда я уже освободил стол от еды. Она неторопливо развернула лист, что теперь казался мне картонным, и я с удивлением мог заметить, что изображение практически не выцвело. Если так вообще можно сказать о чёрно-белой фотографии. На изображении я видел троих: женщину с ребёнком на руках, да стоящую рядом с ней молодую девушку, в коей я с удивлением узнал маму. Я сравнил маму с изображением и удовлетворённо отметил, что детская молодость ей была не к лицу. В сравнении с образом, что был передо мной, конечно. – Эта фотография была сделана за несколько лет до того, как я уехала, – сказала мама, – Твоя бабушка держит моего брата, твоего дядю, – ребёнку на фотографии было года два. Волосы были тёмными, но, в отличие от моей мамы, сероватого оттенка. По крайней мере, так казалось на чёрно-белой фотографии, кто знает, как оно в жизни. Бабушка, хотя мне сложно называть даже мысленно бабушкой ту, что на фото выглядела лет на тридцать максимум, была не то чтобы высокой женщиной, видимо мама взяла высокий рост от отца, на изображении их разделяла лишь пара сантиметров. Я не мог определить по одной только фотографии то, был ли клан бедным или, наоборот, процветал, но кимоно, в которые были одеты мама и бабушка, выглядели менее роскошными чем те, в которые мама одевалась сейчас. – Они живы? – спросил я, вглядываясь в их черты лица, понимая, что большую часть изменений в своей внешности, загружаясь, я взял из линии матери. – Твоя бабушка умерла давно, ещё до войны, – я смотрел за маминой реакцией, но рассказывала это она спокойно, – А о Райга-ни я давно не слышала. Ему сейчас должно быть, – она задумалась, – пятнадцать лет, – а вот и первое имя, которое я услышал из уст матери. Она, увидев мой оживлённый взгляд, улыбнулась сама себе и сказала, – Клан Курокува, я была в нём. Твоё имя, я взяла первый слог из его названия, а второй, следуя традициям Нара, – я тут же использовал «Анализ», но имя матери над её аватаром осталось всё тем же: Акино ??? *** Ночью пошёл дождь, как ознаменование наступившего нового сезона. Мама любила сезон дождей, он напоминал ей родные края. А к утру поднялся туман. Далеко в лесу за стенами, в обратной стороне от реки, что проходила по восточной части территорий Конохи, и выходила за её пределами. Я не просто почуял неладное, а понял, в чём дело. Я не требовал от каждого шиноби безупречной бдительности, но разве вернувшиеся с войны в Кири несколько лет назад не должны были заподозрить, что туман, идущий к реке, а не от неё – несколько странное явление? Мама сидела на полу распахнутого балкона второго этажа и любовалась сквозь белую дымку тумана на рассветное солнце. Я всегда просыпался на рассвете, и знал, что мама сидит здесь каждое утро, но выражение умиротворенности и спокойствия на её лице, подобное сегодняшнему, видел редко. Я жил с мамой уже достаточно долгое время, чтобы начать в ней видеть не только образ, но и человека. Теперь она казалась мне гораздо менее мудрой, чем ранее. Пусть она и отличалась от женщин, которых я знал, однако увидеть в ней ту самую молоденькую девушку мне удалось. У мамы не было подруг, однако один знакомый у неё всё же был: парень Нара лет двадцати. Было видно, что в маму он влюблён и пытается как-то ухаживать, а мама не гордая, иногда с ним разговаривает, пусть и сразу дала понять, что не будет ничего. Но влюблённость, она есть, и никуда ей не деться. Но я помню, как однажды застал их смеющимися на кухне. Вернее, смеялась моя мама, Нара был неуклюжий, хотел достать что-то из шкафа, и так переволновался, что свалился. Шиноби он не был, вернее, академию то он закончил и генина получил, но дальше понял, что не его это, и вернулся в клан, благо работы было много. Но всё же оправданием его падению это не было, мама не ожидала этого и просто весело расхохоталась. Красиво, заливисто, по девичьи. А он, раскрасневшись, увидел меня и убежал. Он старался не показываться мне на глаза, ведь рядом с ним я всегда играл капризного ревнивого ребёнка, который к маме своей никого не подпускал, было очень весело наблюдать за тем, как он постоянно вылезает из окна. Ну а что я, я не ревновал, мама никоим образом границы ему переступить не давала, да и не старался он, ему даже общения с ней хватало.Под белой мглой она в листве тихонько дремлет, Когда уж к ней стремится Хисенкен.
Забуза не торопился, а с крыши я мог следить за его передвижением. Туман подобрался к речке только через день, а затем не поднимался ещё сутки, видимо, спрятался где-то под водой, чтобы восстановить чакру. Сколько же терпения у мечника. Если каждое наёмное убийство продолжается столь же долго, то каким бы прибыльным не было это дело, соваться туда не буду. Сутки сидеть под водой, чтобы затем еще два дня подбираться ближе к клану Нара, а затем уходить вновь под воду, дабы создать эффект реалистичности: дескать, не мечник тут известный чакру распыляет, а природное явление проявилось. Стоит признать, что туман и правда выходит в это время года на прогулку, лучше времени Момочи и отыскать не мог. В одно утро я понял, что туман подобрался совсем близко, и мечник нападёт сегодня ночью. После утренней тренировки я завалился в кровать и поставил будильник на четыре вечера. Перед смертью не надышишься, в моём случае вместо воздуха был сон, однако силы мне были нужны, все мои силы. В семь, когда солнце уже висело совсем низко, Масуми отпустил нас с вечерней тренировки пораньше. А нервы мои были на удивление в порядке. Я сходил в душ, переоделся, размялся, и сел на балкон, выложив из кожаного мешочка набор сюрикенов, поставил рядом пиалу с холодной водой и, обмакнув в неё точильный камень, аккуратно, со всем усердием, принялся точить многострадальное оружие. Я точил его каждый день, но сегодня и вовсе не мог остановить руки. Казалось, что ещё рано, что я подготовился не окончательно, что мог гораздо лучше. Должна же быть в Системе лазейка. Солнце упало за горизонт. Время. Я не стал сидеть на самом виду, а то вырубит ещё, лишь увидев. Позицию я занял самую выгодную – рядом с местной домовой «трансформаторной подстанцией», а если переводить на нормальный язык, в месте, где пролегал основной узел, на котором были завязаны фуин. Конечно, фуин имеют совершенно другой алгоритм работы и назвать его центр «узлом», мог бы только попаданец вроде меня, ведь фуин гораздо более похожи на программный код, зацикленный в определённом направлении, чем на энергетическую цепь. Потому ранее я, сравнивая барьер фуин с энергетическим щитом технологий будущего, конкретно ошибался. Однако, пусть фуин и были более продвинутой и простой технологией, чем можно было предположить, у неё всё же было слабое место, а если точнее, вынужденное слабое место, которое мастер вводил специально. Если его не оставить – программа будет работать, и работать практически вечно, по крайней мере, человека, создавшую её, она переживёт. Но при этом, не оставив лазейку, человек не сможет ни отключить фуин, не сменить её функции. И если ты хочешь, чтобы дом как закрывался, так и открывался с помощью барьерной техники, изволь где-нибудь внутри создать слабое место, нарушив которое, ты разрушишь весь алгоритм. Мне повезло, что у всех барьеров, что были в доме, слабое место было не едино между ними. Потому нарушать их придётся поочерёдно, отключать и защиту, и электричество, и звукопоглощение, и прочее-прочее. И если человек, сидящий на вахте, хоть сколько-нибудь догадливый, что слабые места, находящиеся в совершенно разных уголках дома, не могут вдруг отключиться одно за другим, то проверить, что случилось, шиноби Нара придут минуты через две-три. Если ломать голову он будет дольше, то и ждать мне на несколько минут больше. Вот только выиграть минуты у Забузы – ха. Время шло. Спальня мамы на втором этаже, потому отключать системы я собирался, начиная с первого. Я ждал, и ждал не шагов, которые при всём своём желании не смогу услышать, а момента, когда Система перестанет запрещать мне влиять на ход событий. Я держу кунай у раскрытого узла, миг, и я понимаю, что Система дала мне карт бланш. Второй, и в доме отключается электричество, что никак не сказывается на освещении, темно, хоть глаз выколи. Я разворачиваюсь и бью во второй узел, что находится за противоположной стеной – одна из звуконепроницаемых пластин нарушена. Бегу по коридору к лестнице, поворот, пробиваю вторую пластину, третью не имею возможности, слишком долго. Бегу к лестнице, рядом с ней, в колонне, находится защитный контур, который активируется в случае опасности, вроде атаки на деревню. Отключить его – главная задача. Жажда крови. Тяжёлая, прибивающая к земле жажда крови накрыла меня с головой. Он заметил… Вдох-выдох, я не обращаю внимание, нет, не могу остановиться, только не теперь. Забираюсь вверх по лестнице, целюсь в уже раскрытую панель, как вижу что-то на траектории моего удара. Лёгкое мерцание, блестящее, красивое. Оно проносится мимо. Наверное, я всё же безумец, ведь видя, что правая рука не дотягивается буквально на сантиметры, отталкиваюсь со всей возможной скоростью и бью кулаком. Всего миг, и я чувствую, как ломаются кости в левом кулаке, как меч отрубает правую руку, что летит в ту же сторону, что и растрепавшаяся чёлка, её кулак крепко зажимает острый, как бритва, кунай, как мерцают зеленью мои безумные глаза в отражении вертящегося клинка, что именно в этот момент стал предо мной вертикально, и как в следующий миг нога в черной потрёпанной сандалии, но при этом в кристально чистом белом носке, бьёт меня по ребру и я улетаю в стену, защитный контур которой уже проломлен, и моя спина встречается с деревом недостаточно крепким, чтобы выдержать удар, но достаточно качественным, чтобы не дать мне вылететь на улицу. Кажется, я чувствую щепки в пояснице, но они хотя бы не дошли до лёгких, ведь тогда бы я не смог самостоятельно подняться на ноги, приходилось бы вытаскивать меня под определённым углом. Я встал в тот момент, когда мечник положил свою забинтованную руку на рукоятку меча, вытаскивая его из стены. И тогда у меня появляется секунда перед тем, как моя уцелевшая рука нанесёт удар, секунда, во время которой я вижу его, Момочи Забузу. Он был молодым, совсем не таким, каким я ожидал. Всё его лицо было перебинтовано, но на бинтах я видел красные пятна моей крови. Они попали ему прямо на лицо и, наверное, сейчас он ощущает их вкус. Тело парня состояло из одной лишь твёрдой мускулатуры, плечи широки, а глаза были абсолютно прозрачными, но в них я видел удивление. Персонаж: Момочи Забуза Статус: Член группировки «Семь Мечников Тумана» Титул: Кровавый Ужас Тумана Возраст: 15 лет Класс: Убийца Уровень: 51 Он играючи отбил мою и так сломанную кисть, удар коленом и вовсе проигнорировав. Я почувствовал, только сейчас ощутил холодное дыхание смерти, когда его горячая рука схватила моё горло и я вновь оказался прибит к той же стене. – Как ты узнал, что я приду? – его голос был низким, осипшим. Я захрипел, но он еще не скоро отпустил моё горло, – Как ты следил за мной? – Я просто знал, – прохрипел я, не соврав. В моих глазах совсем потемнело, но я всё еще мог различать, что происходит вокруг меня, пусть мир и превратился в чёрно-белый фильм плохого качества. И тут я понимаю, что точка опоры сместилась, и моё тело проваливается в пустоту, но в следующий миг я взял над своим телом контроль и вновь нанёс бессмысленный удар, который Убийца отклонил. Я совершенно не думал, что делал, и схватил его ногу своими. – Хочешь, чтобы я отрубил тебе и ноги? – он вновь обратился ко мне. – Моя мать…, – я откашлялся, – Не предательница, – мне вновь удалось удивить мечника. – Что ты можешь знать о предательстве, малыш? – он усмехнулся, и я смог увидеть его слегка прищуренные глаза. Он смотрел мне будто в самую душу, и на меня обрушился мощнейшая волна Ки. Моё тело затряслось ещё сильнее, чем прежде, но ноги не отпускали Убийцу из захвата. – Что невозможно предать то, чем являешься! – прохрипел я, голос совершенно меня не слушался, как и эмоции. Но страх перед смертью меркнул перед ужасом, что показала мне Система. – Может быть, – он сказал, – Но я сегодня пришёл за смертью, – его голос показался мне даже… грустным? – Ты не враг мне, малыш, просто отступи. – Она невиновна! – отчаянно заявил я, но мой голос был настолько тихим, что Убийца понял мои слова, наверное, только читая их по губам. – Ты сам напросился, я не могу больше медлить, – сказал он, когда я понял, что моя голова оказалась прямо внутри лезвия Обезглавливателя, – А ты похож на Райгу, такой же наивный и безрассудный, – зачем-то сказал он мне, когда в моих мыслях более не было ничего. Мир потемнел, и я подумал, что умер. «Теперь ответственность за её грехи ляжет на тебя», – услышал я в пустоте.***
*** Я сидел на деревянном стуле в кабинете хирурга, внутри которого расположился не его обладатель. Длинноволосый мужчина со змеиным взглядом и татуировками мудреца вокруг глаз молча осматривал мою пришитую руку, замечая какие-то одному ему ведомые детали. – Что ж, наши опасения не подтвердились и рука прижилась просто отлично, – сказал он своим обыкновенным жеманным тоном, когда я поднял к нему скептический взгляд. Ещё бы она не зажила, когда ей и часу не дали побыть в отрубленном состоянии. И когда моим лечащим врачом оказалась Цунаде. И особенно теперь, когда меня осматривала не она сама, а известный генный инженер. Поправочка, лишь избранным известный вивисектор, – Месу-кун, ты совершенно не любишь хороший юмор, – улыбнулся он в ответ, – Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит? – Нет, но голос ещё не вернулся, – прошептал я. И действительно, месяц уже, как оно не может зажить. – Значит, на процедуры ещё походишь, – сказал он удовлетворённо. Орочимару совсем не шифруется, смешно, – Ярость – не всегда хорошая эмоция, Месу-кун, – вдруг сказал он, прислонившись к хирургическому столу, – Но, пожалуйста, поверь моему опыту, пусть у тебя и нет причины считать моё мнение авторитетным, – добавил он между прочим, – Однако лучше испытать ярость к врагу, чем разочарование в друге, – Орочимару покровительственно улыбнулся. Странный он человек, скрытный, но при том и не скрывает ничего. Спросишь – ответит. – Я не испытываю ярости, – сказал я, – У меня врагов нет. – Интересный ты парень, умный. Совсем не то, что мои остолопы, – ответил шиноби, а затем вздохнул, – Но проводить время в моей компании – не лучшее занятие для ребёнка, пусть я и люблю слушать ваши непохожие на остальные мнения. – Устами младенца глаголит истина? – перевёл я на японский старую, как мир фразу. – Ха-ха, – согласился вивисектор, искреннее рассмеявшись. А ведь Орочимару прав. Да и как я вообще докатился до подобной весёлой компании? Сложно объяснить. Наверное, началось всё с того, что я проснулся живым в больничной палате, моё тело было перебинтовано, а рука, с которой я уже успел проститься, ровно, как и с жизнью, оказалась пришита обратно; как сказала Цунаде, руку прикрепили обратно очень вовремя, да и несложная это для её уровня операция. Следующим, что я узнал, так это то, что моя мать жива. Но когда я её увидел, то Система показала мне вместо привычного мне имени другое: Акино Нара. Я был в замешательстве, а когда узнал, за кого она вышла замуж, так и вовсе потерял нить логики. Её мужем стал тот самый молодой парень, что ухаживал за ней, Макису Нара. И произошло это на следующий день после нападения Момочи. А потом я, разговаривая с ней, когда она сидела передо мной на моей больничной койке, понял, что мама мне врёт. Я сначала не понимал, почему так считаю, ведь говорила, на мой взгляд, она совершенно искренне, но каждый раз, когда она говорила о причине замужества, что ей стала необходима политическая защита, я чувствовал, что что-то не так. Причина того вскрылась, когда я вдруг обнаружил среди своих профессиональных навыков лишний, «Эмпатию». И если сначала я грешил на Орочимару, увы, предрассудки в тот момент не отпускали меня, то позже я вспомнил, в который момент мимо моих глаз промелькнуло то самое сообщение, что я сначала принял за зрительные помехи.Изучен новый Талант «Эмпатия»
Появилась в тот самый момент, когда Забуза сохранил мне жизнь. Ни за что не поверю, что он не успел отрубить мне голову до того, как шиноби Нара пришли на место. А потом я встретил Орочимару. Не знаю, что им двигало в тот момент, любопытство или скука, но он решил дать мне досье на мою мать. Мама когда-то действительно была частью клана Курокува, но ушла из него совсем не по той причине, на которую я грешил. Я совершенно забыл про ещё одну возможную причину выхода из клана – это переход в другой посредством замужества. Мама была не то, чтобы сильной куноичи, но её клан был одним из самых лояльных верхушке деревни. Брак её был политическим, отдавали маму за дальнего родственника даймё Воды, но бездетным. Затем наступила война, и на её мужа было совершено успешное покушение. Став вдовой, она встретила моего отца. И, как оказалось, он мог жениться на ней, и ничто этому не мешало, не считая одной детали – условия деревни и даймё Огня были таковы, что Акино сможет стать подданной Огня только в случае передачи политически важной информации, а иначе никакой протекции ей не видать. Мама этого делать не стала, согласившись и на простое политическое убежище. Мама понимала, что случись что, деревня защищать её не станет, но не волновалась. И её воля была крепка ровно до того дня, как Забуза Момочи появился на пороге нашего дома. На следующий она уже выходила замуж, передав все интересующие деревню сведения. А я, я не знал, что мне думать. Не говорить же мне ей, что Забуза был идеалистом и решил её пощадить. Откуда ей было знать, да и что в её голове, я не знаю. Я, чтобы не говорил Орочимару, не чувствовал «разочарования в друге», как он выразился. Я просто не знал, что должен чувствовать, и не чувствовал ничего.