Draw my soul

У неё было правило — не доверять тем, Кто собой заслоняет свет. И я снял с неё платье, А под платьем бронежилет. Когда кончится музыка, Возьми пистолет и жди крика совы, Я приду умереть от любви, Чтобы утром проснуться живым.

      «Думаешь, после всего этого я приду смотреть на твои никчёмные картины?»       «Я никогда к тебе не приду!»       Первые полмесяца Наруто и вправду думал так, действительно находясь не в состоянии представить, что он может добровольно отправиться в мастерскую этого психопата.       «Ты можешь прийти посмотреть».       «Никогда!»       Наруто не собирался приходить. Не собирался и не хотел. И сейчас, стоя перед дверью в мастерскую, он решительно не понимал, что тут делает.       Он всегда догадывался, что с логикой и последовательной связью событий у него имеются проблемы. Неспроста же окружающие не раз на это указывали. И в этот момент парень был согласен с ними как никогда раньше, признавая, наконец, свою ошибку.       «Что я здесь делаю?» — этот вопрос не давал блондину покоя всё то время, которое он провёл, стоя перед проржавелой, но всё ещё довольно крепкой дверью, не решаясь на следующий шаг.       Он бы не без радости принял то, что ошибся местом, и эта ручка, обжигающая каждый раз, стоило попытаться к ней прикоснуться, не приведёт его в мастерскую существа. Мастерскую Саске.       Саске.       «И имя какое дурацкое!»       Наруто был бы доволен, если бы открывшаяся дверь вела в помещение с трубами и коммуникативными девайсами. В помещение, где жильцы дома хранят не вместившиеся в квартиру вещи. Или вовсе не поддалась бы, упрямо не реагируя на воздействия. В таком случае Узумаки бы с облегчением выдохнул, приняв вполне понятный знак судьбы.       «Значит, это не нужно».       «Значит, не судьба».       Парень вновь протянул ладонь к ручке, но остановился буквально в паре сантиметров, терзаемый внутренней войной.       Он не хотел приходить. Не хотел посещать парк. Не хотел даже думать о чём-то подобном.       Но думать приходилось против воли, ведь всё это время Саске не выходил из его головы. Слова, сказанные таким тихим звучным голосом, поселились в каждой клетке тела Наруто, прочно слившись с самим его естеством. Всё пространство, казалось, давило на Узумаки своими выводами и заключениями, которые сам он не делал и не собирался делать. Не хотел.       Наруто не появлялся в парке две недели, но потом обстоятельства вынудили его пройтись через него. К своему удивлению, блондин не обнаружил там художника. Ни в тот день, ни в последующие. К тому моменту прошло уже достаточно времени для того, чтобы Наруто успел остыть. Да, остыл, но не смирился, а тем более не принял.       И с каждым следующим днём мысли в голове становились всё тяжелее, и Узумаки пришлось признать, что дальше так продолжаться не могло. Пришлось решиться.       Идти к сестре с этим не хотелось. Он и сам себе не мог многое объяснить, а уж сформулировать суть проблемы в понятные для Карин слова было за гранью реальности.       Значительная часть была просто необъяснима! Начиная от собственных поступков, слов, мыслей и заканчивая трудным, недосягаемым, но тем и притягивающим внимание Саске.       «Саске». Каждый раз, когда поток мыслей приводил Наруто к художнику, он невольно вспоминал, что у того есть имя. Это заставляло его остановиться, замереть, перед тем как несколько раз повторить его про себя: «Саске», — раз за разом думал он, смакуя и привыкая. «Саске», — проговаривалось так легко и отчётливо, что если бы не табу, данное самому себе, то Наруто решил бы, что говорит его вслух. Нет, вслух произносить имя художника было под строжайшим запретом, и выяснять цену нарушения не входило в планы Узумаки.       И что самое главное — блондин не мог понять причину, почему же до сих пор не махнул на всю эту ситуацию рукой. Да, за ним следил парень. Да, неприятно. Да, немного страшно. Но, как и сказал сам художник, — Саске, — он ничего плохого не сделал.       Просто следил, незаметно и аккуратно, зарисовывая некоторые фрагменты чужой жизни на листах. Следил, узнавая…       «Я знаю тебя».       «Больше, чем все твои друзья».       «Знаю».       Ощущения были странными, совсем непонятными и совершенно ни на что не похожими. У Наруто скручивало живот до тошнотворных спазмов, в то время как температура остервенело скакала то вверх, то вниз, стоило хоть мимолетно вспомнить о сталкере. И в то же время он мог оставаться совершенно спокойным внешне, как в тот раз, когда Узумаки всё же увидел его.       Саске.       В тот самый час Наруто осознал многие моменты и пришёл к выводу, что нужно просто как можно быстрее позабыть об этом недоразумении и не обращать на него внимания. Долгие лишённые сна ночи помогли понять то, что ничего страшного-то и не случилось, а проблемы того парня — это не проблемы Узумаки.       Так он и думал даже тогда, когда поймал его взгляд. Взгляд, который насмешливо прошептал в его голове: «Нет, ни черта ты не решил. Ни черта не обдумал, Наруто».       Этот мимолётный взор резко пробрался под кожу и так же резво вырвался из-под неё, но уже не так легко и бесследно. Он прорвался сквозь плоть, кости, задевая по пути вены, перед тем как исчезнуть, раствориться, равно как и его владелец.       После той встречи блондин узнал, что художник умеет не только профессионально следить, но и скрываться.       Саске избегал его? Сомнительная мысль, но выглядело так, будто бы и не он шпионил, втайне зарисовывая Наруто в разнообразных образах, а сам Узумаки раздул проблему на пустом месте, испугав своей неординарностью зажатого художника. Словно теперь он злодей, а Саске — несчастный потерпевший.       Но этим домыслам недолго было суждено гулять в светлой голове. Очень быстро Наруто отказался от них в пользу того, что парень просто не желал на него давить, дав времени на размышления.       Времени, чтобы подумать.       «Да о чём тут думать?! Он серьёзно считает, что я приду к нему в мастерскую?» — галопом пронеслись в голове громкие слова, выкрикнутые в момент особо острого негодования в своей комнате.       «И вправду, о чём я только думал… сейчас». — Блондин ещё раз окинул взором вход и, наконец-то дотронувшись до ручки, повернул её. Дверь поддалась с почти не заметным скрипом, но настороженные, взвинченные до предела нервы Наруто восприняли этот незначительный звук как самый громкий в своей жизни.       Сердце безудержно застучало о грудную клетку. Оставался последний шанс.       Впереди была лестница, ведущая вниз. Спустившись по ней, Узумаки узнает, действительно ли он пришёл по адресу. И если это будет так…       «Назад пути уже не будет…»       Сделав глубокий вдох-выдох, Наруто окинул тяжёлым взглядом прикрывшуюся за ним дверь, отрезавшую ему путь к отступлению. Наверное, за ней бы он не испытывал все эти неприятные ощущения. Липкие, тревожные и всё время чего-то выжидающие.       Да, он и вправду не умел делать выводы и учиться на ошибках.       Своих.       «Всё же я дурак», — подумал парень, лёжа в своей постели, то и дело кидая в потолок скомканную, изрисованную синей ручкой бумажку. Не отрываясь от своего увлекательного занятия, блондин посмотрел на часы.       «Только восемь? Так рано. Наверняка Карин опять зайдёт спросить, всё ли у меня хорошо… А я и сам не знаю! Не знаю!»       Наруто в сердцах кинул бумажку вверх. Та слишком сильно ударилась об потолок и, изменив траекторию, улетела куда-то на «некроватную территорию».       «Я запутался!» — Резко сев, парень огляделся, но не для того, чтобы поискать клочок бумаги, а чтобы хоть немного прийти в себя. Доказать себе, что он тут, в своей комнате, а не под зонтом ублюдка из парка, что рассказывал ему об одиночестве.       «Да что он знает?!» — В приступе бессильной ярости Узумаки с силой треснул рукой по матрацу.       — Тц, — прошипел парень, смотря на ушибленную кисть, словно мог найти в ней ответы на все мучившие его вопросы.       Было уже понятно, что история эта сама не разрешится, и избегающий его парень заставлял Наруто ещё больше в этом убеждаться и злиться. А злился Узумаки, в первую очередь, на себя. За то, что не оказался тупым ослом и понимал, что Саске сторонится его не из-за неловкости, как могла бы решить глупая впечатлительная барышня, коей сейчас хотел быть блондин, а из-за того, что тот давал ему пространство для мыслей, которые совершенно не нравились Наруто. Художник просто не засорял внимание своей внерасовой мордой, тем самым не отвлекая от выводов — тех самых, что так бесили Узумаки.       Помимо злости присутствовало ещё нечто такое, что вкупе с предыдущими эмоциями сбивало студента с толку. Наруто не мог с точностью дать этому чувству определение, но это было похоже на предвкушение и интерес. Тот самый, которому обычно свойственно проявляться перед важным событием.       Это раздражало ещё больше. Будто бы он уже решил, что пойдёт к нему.       «Ага, щас прям!»       — Никогда!       — Ты чего орёшь? — вопросительно выгнула бровь Карин, привалившись к стене.       — Ничего, — Узумаки стиснул зубы, всем своим видом демонстрируя нежелание продолжать этот диалог, — и вообще, вали с моей комнаты!       — Что?! Ты охренел, Наруто?       В этот момент до парня дошло, что он выгнал сестру вполне себе в реальности, но вместо извинений, которые были бы вполне уместны, он лишь прикрикнул:       — Что слышала! Серьёзно, Карин, не лезь ко мне. Дай побыть одному. — Он злобно сверкнул голубыми глазами. — Хватит играть роль моей няньки!       — Да что с тобой не так? — опешила Карин.       В тот день они разругались, и довольно сильно, как думал Наруто. Но, как оказалось, он ошибался. После бессонной ночи раздумий Карин с пониманием отнеслась к его обрывочным извинениям и к его по-взрослому брошенной фразе: «Я сам хочу разобраться в этом. Как всё решится — я тебе обо всём расскажу, но сейчас… Всё хорошо, просто верь в меня».       Карин сильно впечатлили эти слова брата, поэтому девушка не стала на него обижаться, лишь шутливо отвесила грубияну подзатыльник для профилактики.       — Я рада, что ты повзрослел до того, что уже не бежишь ко мне при каждой проблеме, Наруто.       «Кто из нас старше?»       И усилило её изумление то, что брат правильно растолковал её слова. Он отреагировал совсем не так, как раньше. Не решил, что сестра над ним просто издевается из-за обиды. Взгляд, которым он её наградил, словно уверял: «Да, эти деньки прошли, сестрёнка».       «Что же заставило тебя так повзрослеть, Наруто? — думала Карин, чуть хмуря брови. — Надеюсь, это и вправду не так серьёзно».       Девушка приложила палец к подбородку — она всегда неосознанно отпускала этот жест, когда нервничала. А то, что случилось что-то, заставившее её братца так измениться, слегка пугало.       «Чёрт, почему ты всегда ищешь приключения на свою задницу? И, чёрт, находишь же!»       В ту ночь Наруто полностью перестал злиться на Саске.       Лестница не была ни крутой, ни длинной. Слишком маленькая, чтобы ещё раз всё обдумать и… сбежать.       «Всё, подумал!» — пронеслась глупая мысль в голове.       Ещё раз вздохнув, Наруто преодолел последнюю ступеньку и оказался в просторном помещении с большим количеством картин. Какие-то работы висели на стенах, а какие-то сиротливо стояли на полу, прислонённые к стене.       «Не ошибся, чёрт».       Он не собирался приходить и не стал бы, если бы не раз повторённая фраза.       «Ты одинок».       Это было его переломным моментом в отношении к… Саске. Именно он дал полное представление о нём. Художник, действительно, был опасен, ведь это нельзя увидеть так просто. Наруто всегда окружал себя людьми и изредка появлялся где-то в одиночестве. Все вокруг только и говорили, какой он общительный и весёлый молодой человек с вагоном и небольшой тележечкой друзей и знакомых. Этот самый вагон и был веским аргументом Наруто против того, что он «не одинок» для всех тех, кто был с ним несогласен. Впрочем, никто в этом не сомневался, кроме него самого и, потом уже, Саске. Этот аргумент был, прежде всего, для себя самого — единственного, кто был не уверен и кого нужно было убеждать.       «Обмануть».       Узумаки не был одинок. Именно так он хотел, чтобы думали другие и он в том числе. Понадобилось несколько лет, прежде чем он смог добиться от себя уверенности в том, что он «не одинок»       Никто — Саске был прав — никто и подумать не мог, что у Наруто огромная ноющая дыра там, где находится сердце. Там, где, по идее, должны были находиться те самые друзья и близкие. Да, они присутствовали там, но не были способны заполнить её полностью.       Когда-то Узумаки считал, что чем больше у него будет связей, тем больше места в его душе смогут занять эти люди, но просчитался. Чем больше он заводил знакомств, тем ощутимей становилась пустота.       Но сейчас ведь всё изменилось. У него есть верные друзья, множество интересных знакомств. Любящая и всегда поддерживающая его семья в лице сестры, с которой, наконец-то, удалось найти общий язык, и деда-извращенца со своей пассией. Все они… Разве Наруто должен ощущать это вязкое одиночество?       «Нет?»       «Верно же?»       «Нет».       Чёрт, это не то, что можно рассмотреть так легко. Это не лежало на поверхности.       В какой-то момент Наруто подумалось:       «А может, он с детства за мною следит? Тогда было бы ясно, как он смог разглядеть подобное. Маленький Саске-сталкер…»       Эта мысль была тут же отвергнута. Да, можно было узнать о том, что Узумаки в раннем детстве лишился родителей. Да, не секрет, что ему было больно и одиноко, но это было давно. Сейчас же всё по-другому, так?       Это не увидеть просто так, а значит… Саске может видеть намного больше, в отличие от других. Значит, Наруто и вправду заинтересовал его, раз тот копнул так глубоко, раскрыв то, что блондин столь трепетно скрывал от себя и окружающих.       «Значит, — Наруто сглотнул. Никто. Никто не видел этого. Даже он сам смог настолько убедить себя в своем счастье, что перестал замечать ту самую дыру в сердце. Вот она — причина его злобы в адрес художника. Стена, что так долго строилась, не смогла устоять под натиском всего пары слов: «Ты одинок», — значит, это можно увидеть, разглядеть. Просто нужно захотеть. Перестать отмахиваться и закрывать глаза в нелепых попытках забыть и делать вид, что ничего не происходит».       Он не хотел не замечать.       Увидел.       Не отмахнулся.       «Почему? Почему всё это нужно было делать так? Чего ты хотел добиться? Чтобы я стал тебе другом?»       «Я такой же».       «Помог тебе? Хорошо, но можно было бы просто поговорить, а не пугать своими заскоками. Так что прости, Саске, но в твою мастерскую я ни ногой. Единственный твой шанс объясниться — перестать меня избегать».       Блондин, наверное, никогда не сможет объяснить, как «никогда не пойду к нему» превратилось в «где, он там говорил, его мастерская? Да ну, мне просто интересно», которое сейчас стало причиной того, что он стоял спиной к лестнице и осматривал помещение с неспокойным сердцем.       Было и что-то адекватное в его мыслях.       «Подгадаю тот момент, когда его не будет. Быстро все посмотрю, угомоню свой интерес и забуду об этом».       Воплотить этот план в жизнь не составило труда: в это время суток Саске обычно находился в парке. Но покоя не давала мысль, что он может вернуться в любой момент по воле случая.       «Ну, не всегда же он тут! У него же есть дом», — постарался взбодрить себя парень.       Мастерская представляла собой большую комнату с глухими серыми стенами, завешенными готовыми картинами. Три стены были почти полностью заняты, а вот четвертая оставалась гола. Это стенку Наруто решил обделить вниманием и прошёл чуть вглубь. Местами полотна были прислонены к стене лицевой стороной. Подле единственного источника света — окна — стоял диван, который вполне мог приютить засидевшегося художника в своих объятьях. Возле диванчика стоял небольшой столик, сплошь заставленный кружками и стаканами, и блондин немного запутался, какие из ёмкостей предназначалась для кистей, а какие — под чай или кофе.       Посреди помещения возвышался небольшой стенд-поддержка, вокруг которого так же были выставлены холсты. И, уже чуть поодаль, стоял пустующий мольберт.       Также в мастерской можно было найти разбросанные вещи хозяина, но Наруто решил не тратить драгоценное время на разглядывание маловажных деталей и перешел к тому, что его действительно интересовало, — к картинам.       Оглянувшись, Узумаки осторожно направился к первой попавшейся на глаза стенке, стараясь при этом угомонить тревожно стучащее в груди сердце. Ему оставалось сделать последний шаг, как послышался звук, прервавший образовавшееся безмолвие.       Тук.       Парень ощутил, как холодеет кожа, как на затылке волосы встают дыбом, а сердце предательски пропускает удар.       «Пришёл. — Широко распахнутые глаза уставились вперёд, ничего не видя перед собой».       Так он и простоял, оцепенев от ужаса, пока не согнулся в приступе нервного смеха.       «Чёртов трус, — сотрясался он в хохоте. — Вот же пугливый котенок. Впасть в панику от звука собственного сердца!»       Издав последний смешок, Наруто выпрямился и подобрался. Эта комичная ситуация помогла блондину, который только сейчас осознал, испугавшись стука крови в висках, насколько был напряжен, расслабиться.       «Будто бы к маньяку в логово пришёл».       Узумаки резко прогнал эти глупые мысли прочь. Плохое. Очень плохое сравнение.       Стена была разделена на две части диваном. Как понял Наруто, картины висели в строгом порядке в связи со своей стилистикой.       Блондин в восхищении открыл рот, смотря на полотна перед собой. Они были выполнены в неизвестном ранее ему формате. Всё изображенное на холсте было серым, кроме одной детали. И на каждой картине эта деталь была своя, выкрашенная в свой особый цвет.       На первом изображении парень разглядел гостиную, уставленную дорогой, роскошной и, наверняка, старинной мебелью. Напротив камина был столик, на котором стоял портрет, выкрашенный в жёлтый цвет. Тогда ещё Наруто подивился тому, как художник смог так четко прорисовать фотографию в рамке, на которой даже отсюда можно было различить, хоть и размыто, золотых людей.       Семейное фото притягивало взор, и блондин лишь смог поощрительно кивнуть, отмечая выбранный для него цвет. Тёплый и уютный оттенок передавал все светлые чувства художника, и Узумаки с отлёгшим сердцем подумал, что не такой уж и странный этот Саске. У него тоже есть дорогие душе люди. Он такой же человек.       На следующей картине был изображен бирюзовый пруд, выполненный в традиционном японском стиле, с одинокой удочкой подле кромки воды. Прудик был небольшим и явно домашним. Под переливистой гладью можно было различить крупных карпов. Было удивительно: несмотря на тот факт, что всё было исполнено в одном цвете, можно было чётко рассмотреть даже самые маленькие детали рисунка — настолько умело художник играл на контрастах.       С таким же интересом и неприкрытым восхищением Наруто рассмотрел и другие картины из серии: детскую, явно, комнатку с ярким игрушечным динозавриком посреди; серое небо с ярким оранжевым солнцем и таким же пёстрым ястребом, вольно расправившим крылья.       Узумаки нахмурился. Картин с такими тёплыми оттенками было немного. Их без труда можно было пересчитать по пальцам одной руки. Чем дальше, тем холоднее становились цвета. Картины, развешанные в немного хаотичном водовороте, ближе к центру всё реже радовали яркими красками глаз.       Вот синий пирс, тянущийся на несколько метров вглубь озера. Странная красная шкатулка. Белый кот, сидящий на крыше. Фиолетовая змея, притаившаяся в бесцветных, словно лишённых жизни кустах, готовится броситься на такую же невзрачную мышь. Какое-то розовое колье. И комната…       Наруто изумлённо моргнул. Эта картина не была похожа на остальные. Она нарушала выдержанный стиль: помещение, изображённое на ней, было окрашено в алый цвет, заполненное предметами, отбрасывающими серые тени. Алая, как…       Взгляд резко переместился на следующее полотно, и брови парня нахмурились ещё сильнее. Дальше шли подобные картины, схожие и цветовой гаммой, и настроением.       Белое здание на сером фоне, серая комната с белой застеленной кроватью и так далее. На всех них был либо белый, либо синий и, реже, фиолетовый цвет, играющий роль контраста. И если до этого они пестрели разными оттенками, то тут не было ничего, помимо этих трех цветов, будто у художника закончились остальные краски.       Воронка всё закручивалась, и Наруто не заметил, как дошёл до последней картины.       Хватило всего одного взгляда, чтобы парень отшатнулся. Она отличалась. Отличалась от всех увиденных ранее. Тут царствовал чёрный цвет, насильно приковывающий взор к свежевырытой могиле.       На полотне были изображены три серые надгробные плиты, а рядом бездонной дырой ждала своего часа перекопанная земля. При взгляде на неё становилось тошно. Она будто бы звала, тянула Наруто в себя.       Парень с ужасом решил, что она могла бы ждать именно его.       А что, если в трёх предыдущих покоятся такие же наивные дураки, решившие, как и он, посмотреть мастерскую загадочного художника?       Если бы Узумаки не был закалён самыми страшными фильмами ужасов, то его наверняка бы вывернуло на пол. На серый пол, точно такой же, как и на картинах вокруг.       «Чёрт. Чёрт! Чёрт! Почему мне так плохо? Это же просто рисунок!»       Блондин отвернулся от этого участка стены и быстрыми, но аккуратными шажками отошёл от неё прочь. Нужно было успокоиться, это же просто излишне реалистичная иллюстрация.       «Иллюстрация чего?!»       Дыхательные упражнения не помогали. Перед глазами всё ещё стояло кладбище с пустующей ждущей могилой.       «Такой же человек, да? Да, Наруто?! И кто тут еще псих, раз ты добровольно припёрся к этому ненормальному?» — Сердце трепетало с ужасающей скоростью. Казалось, оно вот-вот пробьёт костяную клетку.       «Почему именно могильная яма? Почему? Ты ведь выделил для себя такие важные вещи… Так почему в конце именно это, чёрт бы тебя подрал?!»       Из глаз потекли слезы, вызванные чувствами от созерцания настолько реалистичной картины. Наруто чётко ощущал себя в месте вечного упокоения подле трёх одиноких мемориалов, имена на которых он так и не смог прочесть, ведь всё его внимание подчинила себе зияющая яма. Казалось, ещё секунда, и кто-то толкнёт его сзади прямо в объятья сырой земли.       Парню понадобилось время на то, чтобы более-менее прийти в себя. Наруто решил, что стоит переключить своё внимание на остальные картины и, не смотря на ту часть стены, о которой хотелось только забыть, он обошёл диван. Вот только то, с чем ему предстояло столкнуться, было лишь немногим лучше предыдущего.       С холстов на Узумаки взирало его собственное солнечное лицо. Это то, с чего и началась эта странная история. Но портреты выглядели немного иначе, чем те наброски в парке. Аккуратные, совершенные, законченные.       Наруто со вздохом вновь признал, что существо было гениально.       Картины художника настолько поражали взор своей реалистичностью, что Узумаки бы подумал, что рассматривает фотографии, если бы он не был запечатлён на них в самых неожиданных амплуа. Блондин с прискорбием осознал, что ему по вкусу эти необычные образы, рисующие его в роли искусителя. Он даже примерил парочку из них мысленно, но тут же выбросил это из головы, когда его взгляд упал на несколько «кровавых» изображений.       Хотелось отвернуться, не смотреть, но отвести глаз, не закончив осмотр, Наруто не осмелился. На одном из холстов он был облачён лишь в набедренную повязку, с плетью в руках. Губы были растянуты в плотоядном оскале, а язык слизывал попавшую на лицо кровь. На соседней картине уже Наруто играл роль жертвы, сидящей на коленях перед незримым линчевателем, непоколебимо смотря ему в лицо. Картин такого жанра Узумаки насчитал около пяти, изучая каждую с трепетным интересом.       Полотна на этой стороне стены были развешаны прямоугольником, смещающимся в центр. Наруто вздрогнул, когда его взгляд упал на середину всей представленной композиции. Точно так же, как и на предыдущей стене, в центре было место для финальной работы — точки всей серии. И сейчас она отсутствовала. Парень мог только догадываться, не без ужаса осознавая, что могло бы быть на ней изображено.       «Мой труп с безжизненными, стеклянными глазами. Возможно, он позвал меня именно за этим… чтобы сделать свою картину более реалистичной, рисованной с натуры!»       Инстинкт самосохранения мягко намекнул на побег, но Наруто по какой-то причине решил не следовать его советам. Возможно, случай позволит блондину доказать себе, что не такой он уж и трус. А может, всё ещё жила в нем уверенность в словах Саске, уверявшего, что Наруто не тронут.       Узумаки быстро переместился к следующей стене и в удивлении замер. Всё её пространство было увешано портретами людей. Здесь даже имелся набросок Сакуры, весело щебечущей по телефону. А вот Киба выгуливает собак. Хината, вытирающая слёзы тыльной стороной ладони, и множество других, незнакомых лиц. Все они были нарисованы простым карандашом — любимым, как приметил Наруто, инструментом — но, опять же, можно было только подивиться чувству формы художника.       Полностью осмотреть наброски удалось где-то за пятнадцать минут. Эта часть импровизированной выставки успокаивала блондина своей обычностью и естественностью. Никаких извращённых идей, никаких депрессивных тематик — только традиционные портреты и ничего лишнего.       Оставив скетчи, Наруто подошёл к той стене, которая прилегала к двери и которую он пропустил, придя в мастерскую. В духе автора она также была поделена на несколько тематических блоков. Узумаки замедлился.       С бумажных листов на него смотрел один и тот же человек. В отличие от предыдущих работ, мужчина был недостаточно прорисован. Слишком небрежно, словно Саске с силой надавливал на карандаш. Слишком мало деталей, будто бы хозяин галереи доставал этот образ из памяти.       Не было ни фона, ни каких-то дополнительных мелочей. Только сам мужчина с длинными смоляными волосами, завязанными в тугой низкий хвост, и ничего более. Только одну работу можно было назвать законченной. Почему? Наруто не мог дать точного ответа, но на других набросках он не заметил того мягкого выражения лица брюнета.       Человек смотрел прямо на него, чуть обернувшись. У него были добрые глаза, но в чертах лица читалась только холодная расчётливость.       Задавшись вопросом, почему же только что казавшиеся пугающими черты лица стали такими тёплыми, Наруто не заметил, что в помещении он уже находился не в одиночестве.       — Это Итачи, — представил мужчину голос, прозвучавший прямо над ухом, отчего Узумаки невольно вздрогнул, — мой брат.       Единственное, что мог сделать блондин, — это вычислить схожесть человека на портрете с тем, кто стоял позади него.       — Он убил наших родителей, а потом умер в тюрьме.       Услышав последние слова, Наруто резко отвернулся от ставшего злобным взгляда убийцы и потрясённо уставился на художника, создавшего портрет.       — Ч-что? — выдохнул блондин, тут же отступая на шаг, так как оказался слишком близко к Саске. — Ты сейчас серьёзно?       Весь былой страх перед странным парнем отступил, и Наруто абсолютно перехотел убегать, стоило только увидеть его лицо, когда он отвечал.       — А похоже, что я стал бы шутить на такие темы? — Брюнет перевёл потяжелевший взор гостю за спину. Туда, где висело изображение его брата.       — Но почему? — Наруто догадывался, что ему не стоит лезть в это дело, но он просто был не в силах промолчать. Как только вопрос сорвался с его губ, блондин уже хотел было извиниться и попытаться направить разговор в иное русло, но Саске не позволил, заговорив.       — Я не знаю. Никто не знает. — Он вновь посмотрел на блондина, и тот увидел в тёмных глазах тень боли и злобы. — Прямых доказательств этому нет, но полиция решила, что Итачи является главным подозреваемым, потому что они с отцом серьёзно повздорили накануне. Следователи это и взяли за мотив. Знали бы они, что такие ссоры у этих двоих были обычным делом.       Саске горько усмехнулся, отводя взгляд, перед тем как продолжить:       — Его заключили под стражу до полного выяснения обстоятельств. Психологи, что работали со мной, запретили нам видеться.       Глаза парня погрустнели, и конец рассказа был озвучен сухим, бесцветным голосом.       — Так что последний раз, когда я его видел, — это когда его уводили прочь. — Художник коротко кивнул в сторону портрета.       Наруто развернулся, вновь окидывая картину взглядом. Теперь глаза человека, которого вели в полицейскую машину, выглядели сожалеющими и преисполненными братской любви. Теперь на Узумаки смотрел не хладнокровный убийца, а несправедливо осужденный человек.       — Это… Ну…       — Не нужно. Никто не знает, что тогда произошло. Может, он и действительно их убил.       Блондин почему-то захотел возразить, но Саске заставил его замолчать одним лишь взглядом для того, чтобы продолжить свой нелёгкий монолог вновь:       — За неимением веских доказательств, было решено собрать суд присяжных.       Наруто всё с тем же недоумением смотрел на говорившего, но в этот раз не поспешил перебивать, терпеливо ожидая концовки.       — Девять из двенадцати человек решили, что Итачи виновен. Жаль, я не видел их лиц — меня не пустили на суд. Нам запретили видеться, как я уже говорил. — Голос художника сел.       Узумаки не сдержался и осторожно коснулся опустившегося плеча брюнета. По телу Саске прошёл небольшой импульс, и он поднял голову на блондина, смотря точно в глаза. Его губ коснулась мягкая улыбка, от которой у Наруто защемило сердце. Такая искренняя и печальная.       — Его сердце не выдержало, и он скончался в первый же месяц, лёжа на холодном бетонном полу. Он… — Саске сглотнул. — Ему даже не дали со мной объясниться.       Художник смолк, закончив, а Наруто, так и не сумевший подобрать слова, остался безмолвен.       Впервые за всю жизнь Наруто столкнулся с тем, кто мог понять его, но чью боль не мог понять он сам. Встречая людей, которые, как и он, потеряли родителей или изначально росли без их любви, Узумаки больше всего раздражали их слова о том, что они якобы понимают его. Нет, никто из них не мог его понять. Эти люди не видели, как безжалостная сталь вспарывает органы отцу. Как руки матери, старающейся закрыть сына от удара, выворачиваются под неестественным углом.       Психологи полагали, что мальчишка в будущем не сможет переносить вида крови, но Наруто не обзавёлся фобией — это психика, не справившаяся со стрессом, заточила все отрицательные воспоминания в самых дальних уголках разума. Сейчас же Узумаки не мог вспомнить ничего, касающегося того рокового дня. Лишь редкие кошмары будили по ночам, наутро же стираясь из памяти, оставляя после себя лишь привкус крови во рту.       Наруто лишился родителей в раннем детстве при страшных обстоятельствах, но рассказ Саске заставил его понять, что бывают ситуации куда страшнее.       — Девять человек просто взяли и решили чью-то судьбу, не имея даже веских доказательств. Где справедливость, Наруто? — Художник посмотрел на парня так, будто тот действительно был в состоянии дать точный ответ. Будто от его слов зависело будущее. Строгие, выжидающие глаза смотрели точно в душу. От них резко похолодало. Заметив, какой эффект произвел он на собеседника, Саске попытался смягчить ситуацию. — Это было давно. Мне было всего двенадцать.       «И что я сейчас должен испытать?» — думал Наруто, глядя на существо, которое не казалось теперь злобным и ужасным. Скорее, потерянным и одиноким.       Невольно на ум пришли слова сестры: «Ты гуманист до мозга костей, Наруто. И помяни мои слова, это далеко заведёт тебя».       «Вот же сестрёнка! Чёртова проницательная сволочь. Могла бы и ответить, что значит «далеко заведёт», а не таинственно лыбиться в ответ на все мои расспросы!» — сокрушался в уме Узумаки.       Преодолев странное желание обнять паренька, блондин незаметно взглянул на него перед тем, как пойти в расспрос:       — Сколько тебе сейчас? — Он поднял голубые глаза и виновато улыбнулся, словно человек, что стоял перед ним, ждал от него других слов.       — Сейчас мне восемнадцать. — Саске на интуитивном уровне понял, что сейчас самое время уйти от неприятной темы, поэтому не подал вида, что он заметил то, как его вопрос проигнорировали. — Твоего возраста я не знаю, к слову.       Теперь была очередь брюнета повинно поднять кончики губ.       Наруто словно очнулся от этих слов.       «Точно, он же сталкер!»       Кинув последний взор на бесконечно изменяющийся портрет, Узумаки повернулся к парню, посвящая всё внимание ему.       — Думаю, что теперь, когда ты здесь, — расслабленно начал блондин, но, увидев выражение лица художника, мысленно ухмыльнулся. Робкий, с неподдельным испугом в глазах, он словно бы спрашивал: «Собираешься уйти?» Дивное зрелище, но Узумаки не смог долго мучать Саске, закончив фразу: — Можешь сам показать мне свою мастерскую, вот.       Новость о возрасте парня придала Наруто смелости, поэтому он тут же поспешил озвучить вслед ответ:       — И да, мне двадцать один, мелкий.       На лицо художника тенью легли многочисленные невиданные ранее блондином эмоции. Впрочем, Наруто вообще редко замечал изменения мимики у существа и не ожидал такого эффекта. Губы Узумаки ещё шире растянулись в улыбке.       «Ха, понял, кто тут старший!»       — Хм.       Весь былой запал тут же пропал, стоило только парню услышать этот звук, произведённый брюнетом. Небрежный «хмык» так и говорил, что если по паспорту Наруто и оказался взрослее, то по развитию явно отставал.       — Что за «хм», придурок? — возмутился он, но тут же притих, вспомнив, что всё ещё не уверен в адекватности собеседника. Но, получив в ответ выражение лица «кто тут из нас еще придурок?» полностью расслабился, следуя вслед за удаляющимся Саске.       — Как я понял, ту сторону ты уже видел. — Художник кивнул на стену, с которой начал свой осмотр Наруто. Получив немое подтверждение, он направился дальше, к другой стороне стены. — Тут одни пейзажи. Я не любитель цветов, конечно, но без них трудно передать красоту природы.       Узумаки с любопытством глянул на картины, развешанные напротив. Потрясающие виды завораживали своей красотой. Рассветы; закаты; рябая гладь воды, отражающая лик луны; широколиственные леса. Помимо творений природы, были замечены и другие работы, демонстрирующие виды повседневного города. Наруто без труда узнал несколько посещённых им лично мест и тут же захотел побывать там вновь — настолько живо они были запечатлены на холстах.       — Знаешь, если бы не твои тараканы в голове, — начал было блондин, но осёкся. — Нет, это тут ни при чём. В общем, у тебя талант. Без преувеличений. Это прекрасно!       Мягкая улыбка вновь озарила мастерскую, и Саске, который был вновь раздосадован открывшейся темой его «насекомых», сейчас старательно прятал тронутые краской щёки за косыми прядями чёлки.       Наруто испытал восторг, заметив смущение парня, и решил, что отступать не стоит, ведь Саске, оказывается, не такой уж и безэмоциональный, каким хотел бы казаться.       — А ты не думал о профессиональной карьере? Или ты уже? — вдруг заинтересовался блондин. Ему стало жизненно необходимо знать, что такой потрясающий дар не тратится впустую.       Саске коварно прищурил веки и ответил ровным голосом, не сводя с Узумаки своего взгляда:       — Если ты про учебу, то да — я поступаю в художественный институт. А если про выставки или что-то в этом роде, — художник наиграно задумался, следя за реакцией парня, — то у меня было пару раз.       — Ого! — не сдержался Наруто. — Это круто! И как всё прошло?       — Как обычно.       Блондина такой ответ не устроил.       — А конкретнее? Это тебе не чай сделать. Это выставка твоих картин! Отражение самого тебя!       — Если хочешь, то можешь сам прийти в следующий раз и посмотреть на всё лично. — Уголки тонких губ дрогнули, а в мрачных глазах показалась настоящая искра.       — Хочу! — выпалил блондин, не подумав. — То есть, я подумаю. Ты мне скажи… Скорее всего, приду…       — Хм. — Брюнет развернулся и тихой поступью направился к мольберту, что сиротливо стоял посреди мастерской.       В то время Наруто наконец-то смог взглянуть на парня без скованности. Тот тоже вёл себя вполне свободно, но его можно было понять — Саске находился на своей территории. Голубые глаза внимательно следили за художником, отмечая его кошачью походку и не подходящие мужскому телу чересчур изящные изгибы. Он не был женственен, но его отличала узковатая талия и стройные ноги, что были присущи далеко не каждой мужской особи. Наруто невольно сравнил Саске с котом, что затаился в укрытии, готовясь совершить последний рывок в честь избранной жертвы. Обманчивая легкость и свобода позы — это то, что делало эти два образа родственными.       «Хищник, — дал оценку Узумаки, — вот только раненый. С искалеченной душой».       Тряхнув светлой головой, Наруто отогнал все мысли прочь. И так достаточно анализировал сегодня.       Тем временем Саске навис над работами, которым не нашлось места на стене.       — Они не подходят ни под одну из тематик, — пояснил парень, переворачивая один из холстов. На нем был изображён трехцветный кот, нежащийся в лучах солнца. Картина была выполнена красками в не совсем характерной для Саске манере, что, действительно, выделяло рисунок на фоне остальных. Видимо, по этой причине ей не нашлось места подле других работ художника.       Стараясь не замечать искреннего восторга в глазах зрителя, брюнет, смущаясь, подцепил ещё одно полотно, демонстрируя недорисованный портрет неизвестной девушки.       — Или ещё не закончены.       — Ого, чёрт, это на самом деле очень круто! — Узумаки улыбнулся. — Ты пробуешь себя в разных стилях?       — Нет, — ухмыльнулся брюнет, растянув губы в усмешке. — Я рисую в разных стилях не потому что пробую себя, а потому что я так чувствую.       — Ааа… — глубокомысленно изрёк Наруто. — Понятно. Это не менее круто… наверное.       — Хм.       «Опять это «хм»! Он других междометий не знает, что ли?!»       Саске вновь посмотрел на Наруто и, найдя что-то только одному ему заметное, сдержанно улыбнулся. Узумаки был падок на эмоции, не умея держать их в узде, и по этой причине не любил смотреть, как это делают другие. Поэтому, обладая неким встроенным «эмоциональным радаром», блондин замечал все эмоции художника, что вечно был скуп на их проявление.       Повисла пауза. Её нельзя было назвать неловкой. Скорее, она была расслабляющей, дающей время на размышления. Время, чтобы собраться, осмелиться и задать всего один вопрос. А ещё, между прочим, предложить чаю.       — А? — Наруто не сразу понял, что существо, стоящее перед ним, вновь заговорило.       — Я спросил, что ты будешь. Чай или кофе, добе?       Кажется, парню хватило того мгновения, чтобы разложить все мысли по полочкам, в отличие от Наруто. Тот даже не успел как-то отреагировать на оскорбление своей важной персоны.       — Чай, — ответил блондин и, чуть задумавшись, добавил, — чёрный. И почему это я «добе», теме?       Лицо Саске, что до этого будто сковало смятение, расслабилось, и он спокойно выдохнул. Причем, как и Наруто, его никак не задело это вырвавшееся прозвище.       Жестом художник указал Узумаки следовать за собой, ведя его в направлении выхода. Вместе они прошли мимо лестницы и завернули в не замеченный Наруто ранее проход.       Узумаки законно удивился тому, что оставил маленький, но вполне приметный коридорчик без внимания, но это не шло в сравнение с тем изумлением, когда он оказался посреди маленькой, но вполне уютной кухни.       — Ничего себе. У тебя тут даже кухня имеется!       На него уставились скептически прикрытые чёрные глаза.       — А что, у тебя дома кухни нет? — не без сарказма поинтересовался Саске.       — Дома — это одно, а в мастерской — совсем другое дело, — проигнорировав тон собеседника, отвечал Наруто.       — Так это и есть мой дом.       Повисла тишина, прерываемая только звоном посуды и крутящимися в светлой голове шестерёнками. Парню понадобилась не одна минута, чтобы до него, наконец, дошёл смысл сказанного.       — Подожди, ты хочешь сказать, что живешь здесь? — недоверчиво уставился на художника Узумаки, а когда получил подтверждающий кивок, стушевался. — Но… это же мастерская. Да и вообще подвал.       Ляпнул и тут же виновато почесал затылок, подозревая, что Саске и сам прекрасно знал, где обосновался. О его осведомлённости на этот счёт свидетельствовало выражение лица.       Дверца кухонного шкафчика жалобно скрипнула. Саске продолжил заниматься приготовлением чая, не желая выслушивать очевидные для него вещи.       — Точно с таракашками в голове живёшь, — еле слышно пробурчал Наруто, вспомнив, кем на самом деле являлся художник. Блондин посмотрел на его спину тяжёлым взглядом, и только резко напрягшиеся мышцы, видимые через футболку, выдавали то, что сказанное не прошло мимо ушей Саске.       Чай был горьким. Узумаки пришлось закинуть в кружку около семи ложек сахара, чтобы хоть как-то спасти положение. Саске лишь поморщился.       Страх перед парнем отпустил, ведь в другом случае Наруто вряд ли бы принял из его рук напиток, предполагая, что тот может подмешать в него всё что угодно.       Они сидели в тишине, изредка перекидываясь односложными фразами, и даже иногда снисходили до шуток друг над другом. А так, в основном, Саске отпускал комментарии на тему любви Узумаки к сахару, когда тот, в свою очередь, возмущался, что он бы так не поступил, если бы кое-кто делал чай менее терпким.       — Я и не знал, что тебе нравятся сладости, — тихо сказал Саске, отчего Наруто невольно вздрогнул. Он уже не мог сказать точно, сколько часов назад пересёк порог мастерской, но, судя по маленькому окошку прямо под потолком, через которое были видны сумерки, было где-то около восьми часов.       Велика вероятность, что он бы и дальше пребывал в неведении, переговариваясь так с Саске допоздна в попытке узнать его ближе, если бы не фраза, сказанная им.       Все прошлые события, все мысли вновь нахлынули на Узумаки волной.       Как он мог забыть? Как он мог оставаться таким беспечным в логове сталкера?!       Да, за эти часы, проведённые вместе, блондин смог узнать о парне много нового и, возможно, подобрался бы к причине такого поведения, но это не повод терять бдительность.       — Знаешь, — пробурчал парень, вставая из-за стола, — я, наверное, пойду.       Саске несколько непонимающе уставился на Наруто, заметно побледнев от такой смены настроения у собеседника.       — Наруто, — голос сорвался, впервые озвучивая имя блондина, — что-то не так?       Они смотрели друг другу в глаза, и Узумаки сдался первым. Слишком сильные эмоции он увидел в этой чёрной бездне. Нельзя поддаваться. Если сейчас вновь взглянуть в неё, то вся уверенность в принятом решении уйдет. Нужно действовать немедленно.       Былой страх вернулся. Парень злился сам на себя, не в состоянии определить причину: то ли это оттого, что он так беспечно вёл себя рядом со сталкером-извращенцем, то ли оттого, что после нескольких часов душевного спокойствия, вызванного разговорами с этим самым извращенцем, он вновь бежал от самого себя.       — Да, Саске, — всплеснул руками Наруто, указывая пальцем в опешившего художника, — всё не так! Ты ненормальный, и тебе нужно в психушку.       Блондин и сам не заметил, как заиграла старая шарманка.       — По крайней мере, — Узумаки сбавил обороты, — тебе нужна помощь.       Он опустил взор, больше не в состоянии смотреть на Саске. Миг, и вся спесь была безвозвратно утрачена, стоило только увидеть, как исказилось лицо художника.       — Я уже сказал тебе, Наруто, — спокойно, даже слишком спокойно начал свою речь парень, но его глаза сверкнули холодной сталью, — я не спорю. Но ты можешь об этом не говорить?       Взор тут же потух, и его владелец, встав, отвернулся, занимая себя мытьём кружек.       — Думаю, выход ты найдёшь. — Всё тот же спокойный тон задел Наруто, словно его ударили мешком по голове.       И вправду, что на него вдруг нашло? Они же провели вместе несколько вполне уютных часов, а Узумаки всё испортил, поступив, как последний моральный урод. Мысли Наруто прервали течение, когда он понял, насколько сильно мог обидеть парня, раз тот даже не смог продолжить с ним диалог.       — Ты, — в глазах зажёгся огонь, и блондин, схватив парня за запястье, развернул того к себе, — полный придурок, Саске, раз не можешь сказать прямо, чтобы я перестал говорить что-то подобное.       Наруто ухмыльнулся, следя за тем, как вытягивается лицо художника.       — Как ты дожил до своих восемнадцати лет, раз даже не можешь сказать человеку, что тебе неприятно? — спросил Узумаки, легко встряхивая сталкера, всё так же не выпуская его руку из цепкого захвата.       Художник опустил голову, скрывая свое лицо за упавшими волосами. Они стояли молча друг напротив друга, и Наруто вновь пропустил момент, когда Саске подал голос.       — Можешь… поменьше указывать мне на моё психическое состояние? — После короткой паузы художник перевёл дыхание и, ещё немного подумав, добавил: — Пожалуйста.       Светлые глаза распахнулись, и Узумаки интенсивно заморгал, стараясь в этот раз не выдать свои эмоции Саске.       Столько раз он говорил парню о том, что тот явно ненормален, упоминая про психушку, даже не подозревая, что каждый раз причиняет ему боль. Наруто не любил моральных инвалидов, что плюют на чувства других, и еще больше ненавидел такие моменты, когда сам становился подобным им.       — Хорошо. — Голос предательски дрогнул. — Ты… говори, если тебе вдруг что-то неприятно в моих словах. Я не всегда понимаю, что несу.       Все попытки оправдать себя выглядели жалко.       — Я просто придурок, понимаешь? — Узумаки неуверенно заглянул в лицо обиженному художнику, стараясь рассмотреть в нём хоть что-нибудь. — Хорошо?       Ноль эмоций и какого-либо сдвига. Саске как стоял — так и стоял не шелохнувшись.       — Прости меня, — почти шепотом проронил Наруто, освобождая чужую руку из захвата.       Только спустя минуту, видимо, потребовавшуюся, чтобы справиться с бурей подавляемых эмоций, художник поднял голову. На его лице, впрочем, как и недавно, было невозможно ничего прочитать. Только врождённая проницательность Наруто позволила разглядеть кое-что: парень больше не смахивал на подбитую птицу.       — Я прощу тебя, если ты кое-чего сделаешь для меня.       Наруто, по обыкновению, хотел было возмутиться от такой наглости, но, увидев, как лицо брюнета вновь приобретает те неуверенные нотки, согласно кивнул.       — Что именно?       — Хм. — И снова жест, заставивший следовать за удаляющейся фигурой. Кажется, Наруто начинал привыкать.       Вернувшись в мастерскую, они подошли к стенке, где висели картины с изображением улыбающегося Наруто, отчего Узумаки вспомнил те эмоции, поглотившие его, когда глаза смотрели на пустующее место в центре композиции. И, судя по всему, они тут именно из-за этой «пустоты».       Блондин со страхом вернулся к тем страшным образам, что привиделись ему пару часов назад, но тут же отогнал эти мысли. Спасаться бегством всё равно поздно.       Саске искал что-то среди холстов на полу и, не найдя искомое, удалился из мастерской, одним жестом, опять же, прося Наруто подождать.       «Всё. Убежал за ножом, не иначе», — промелькнула шальная мысль в голове, отчего блондину вновь стало не по себе. Он решил во чтобы то ни стало поговорить с художником о том полотне с могилой если, конечно же, выживет.       Спустя пару минут вернулся Саске, держа в руках свернутое полотно и словно сияя от удовольствия, если такое вообще можно употребить по отношению к этому человеку.       — Всё началось с этого, — начал объяснять он немного дрожащим от возбуждения голосом. Наруто даже удивился, что брюнет мог говорить что-то несвязно, с таким трудом. Это было неожиданно. — Всегда хотелось нарисовать что-то подобное. Но никто не подходил на эту роль.       Брови Саске сдвинулись, образуя еле заметную морщинку. Он явно был огорчён долгими поисками.       — А потом я встретил тебя. — На губах парня заиграла лёгкая улыбка, и он уверенно посмотрел на Узумаки, который пока ничего не мог понять из слов художника. — Я хотел нарисовать человека. Его сущность. Его… душу.       Наруто удивлённо уставился на свой портрет в руках Саске. Он был не дописан, но уже пестрил множеством красок и маленьких деталей. Такой работы блондин ещё не видел у художника. Если до этого момента он отзывался о них как о живых, то сейчас и вовсе потерял дар речи.       — Но все люди, которых я встречал, не подходили. Они могли иметь красивую оболочку, но внутренняя их сущность была обезображена, из-за чего мне хотелось закрашивать холсты черной краской в попытке хоть как-то уравновесить обложку с её содержимым. А вскоре ты… — Улыбка с нотками нежности и безумия окрасила лицо Саске. Он подошёл к парню впритык, чего тот, зачарованный видом художника, не заметил. — Я хочу нарисовать твою душу, Нару-то…       Тишина и полумрак захватили помещение. Лишь стук двух сердец прерывал безмолвие.       Из рук художника пропал портрет, и Саске, максимально приблизившись к лицу Наруто, прошептал ему в губы:       — Разрешишь ли ты нарисовать твою душу, На-ру-то?       Миг, и Узумаки прижимается губами к приоткрытому рту брюнета, прикрыв голубые глаза. Секундное проникновение, и он отстраняется, смотря на Саске блестящими от эмоций глазами.       — Мне наплевать, во что это выльется, но сейчас… — Снова невесомое касание к чужим губам, и негласное «да» снимает все оковы.       Ему, действительно, было плевать на последствия. Саске был вторым после сестры человеком, который понимал его даже больше, чем он сам себя.       Брюнет легонько пнул Наруто на диван, садясь сверху, и продолжил начатую Узумаки игру, целуя мягкие губы.       Наруто словно находился в трансе. Он всегда придавал особое значение поцелуям, сравнивая их со снежинками, — те не были похожи друг на друга, каждая поражала своим узором, раскрываясь только в ей понятных формах. Так же и поцелуи. Каким бы глупым ни было это сравнение, Наруто считал, что не бывает одинаковых поцелуев, каждый несёт в себе свой уникальный «узор», поражающую эмоцию.       Поцелуи Саске были резкими и неумелыми, как дорвавшегося до конфеты ребёнка; он с жадностью крал воздух из лёгких Узумаки. Трепетно переходил косой дорожкой по шее, заставляя Наруто испытывать восторг. Саске не умел целоваться, но он делал это со всей пылкостью и отдачей, которая таилась в его сердце. От этого осознания собственное сердце радостно клокотало, стараясь вобрать в себя все те эмоции, которые мог дать художник.       Наруто отстранил Саске, с ухмылкой глядя в его раскрасневшееся лицо; парень тяжело дышал, не отрываясь смотря своими горящими глазами на него. Решив не мучить, или наоборот, паренька, Узумаки медленно притянул его к себе, забирая инициативу. Не сказать, что у Наруто имел большой опыт в делах сердечных, но профаном он себя не считал.       Наруто приходилось быть неспешным, чтобы хоть как-то осаждать художника, который снова стремился забрать инициативу да и вообще отличался неистовым рвением. Узумаки замедлял, стараясь показать парню, что спешить им некуда, смакуя каждый момент, направляя Саске, и в какой-то момент пыл художника поубавился. Теперь Саске не гнался за скоростью, так же дрожа, но теперь чуть уверенней и спокойней. Художник прислушивался к более опытному парню, перенимая его повадки, потихоньку понимая, как сделать приятно не только себе, но и партнеру.       Руки Наруто блуждали по телу художника, не спеша забираться под одежду, уверенно поглаживая и направляя, что неистово нравилось брюнету. Накрывшее изначально возбуждение поутихло и, приняв негласное соглашение, они размеренно дарили друг другу тепло и нежность.       Они не заходили дальше. Это было неуместно. Они были не готовы к этому, они ещё оба не знали, чего хотят. Действия Узумаки и вовсе все были пропитаны импульсивными решениями. Им не был нужен секс. Им нужна была близость, ощущение рядом чужого тела. Осознание того, что в этот миг, в этот самый момент, есть кто-то, кому ты нужен таким, какой ты есть.       И пускай это может измениться, как только пелена непонятных ощущений спадёт. Сейчас и только сейчас они нужны друг другу, чтобы не утонуть в своих чувствах. За этот день произошло слишком много того, что породило этот эмоциональный всплеск. Они нужны друг другу, чтобы не взорваться.       Сколько времени это продолжалось, никто из них не знал. К Наруто вернулось восприятие времени только тогда, когда в его шею начал тихо сопеть Саске, погружённый в сон. Узумаки ласково провёл по смоляным волосам парня и, улыбнувшись, устроился удобнее на диванчике.       Ему, действительно, было плевать на то, что будет потом.       Но сегодня он останется у художника на ночь.