***
— …пощади… пожалуйста, ради всего Святого, пощади… я сделаю всё, что угодно, всё, что захочешь, обещаю, я всё сделаю, ОТПУСТИ ДЕТЕЙ!!! Умоляю… будь милосерден… — Отпустить? Хм-м… О! Хи-хи… Какая интересная мысль!.. Я отпущу их, конечно, моя милая фея… Отпущу… хи-хи… Ха-ха-ха-ха-ха! — НЕТ! НЕ-Е-ЕТ!…весь мир сузился до мучительного детского воя, которому вторил хрип скованной золотой цепью рыжеволосой девушки…
Всей тяжестью, какую не заподозришь в исхудавшем теле, юноша шумно рухнул на пол, свалившись с прикроватной тумбы, попираемой им во сне. Над головой, в постели, завозился Квай-Гон, сонно что-то бормоча. Превратившись в статую маленькой встревоженной лани, Кеноби постарался дышать как можно медленнее и тише, даже спросонок помня о том, что шум может разбудить мужчину. «Не нарушать покой мастера просто так» — одно из сотен неписанных правил, которые оруженосцы выводили для себя сами, учась на своих болезненных ошибках. Спустя минуту все копошения стихли и, отсчитав для верности ещё сто четырнадцать ударов сердца, юноша крайне осторожно приподнялся на локтях и заглянул на кровать. Уткнувшись взглядом в затылок джедая, Оби-Ван перекатился и встал на колени, по-собачьи встряхиваясь и ощущая от этого движения острую боль в затылке и тупую — в затекшей шее. Затем тихо поднялся на ноги, стараясь не шуршать одеждой, и поковылял к двери. Оставленная полуоткрытой ещё вчера, она не произвела шума, когда он пролез в щель, и блондин поспешил скрыться в ванной комнате. Только там, за закрытой на замок дверью, он позволил себе опереться спиной о стену и медленно сползти вниз, не задавливая в зародыше судорожное, сбитое дыхание. Рыдания душили и драли его дрожащее горло. Постаравшись отрешиться от навеянных образов, Кеноби с трудом стянул с себя одежду и общей кучей бросил в стирку, после чего поспешил забраться в душ. Ощущая скованную дрожь в конечностях, Оби-Ван опустился на теплые плиты и сжался в комок, обвивая руками колени и грея замёрзшие ноги. Ломкие пальцы взметнулись вверх, растирая ледяные щеки и вытирая мокрые глаза. Стены и потолок кабинки брызнули теплыми каплями, драпируя костлявую маленькую фигурку в горячий водный поток. Вместе с пресной водой по щекам скатилось несколько прохладных и едких дорожек, но их быстро смыло вместе с липким потом и ознобом, который насылал на него все ещё не забытый голос. Когда люди говорят, что кто-то «незабываем», они редко подразумевают под этим то, что сейчас обжигает Кеноби нутро. Однако, никто не смог бы сказать, что его старый «заклятый друг» был обыденным и забвенным… С губ сорвался саркастичный смешок. Да, что ж, Квай-Гон Джинн не единственный человек, чья память играет с разумом дурную шутку. Отчасти, даже немного любопытно, какие именно демоны терзают этого дикого льва?.. Оби-Ван резко встряхнулся, отчего пенные брызги разлетелись вокруг. Нет. Абсолютно точно ничего интересного… Может, женское лисье любопытство и неискоренимо, но если в них что-то и вбили в Храме намертво, так это то, что золото закрывает глаза и затыкает уши лишь на время… а вот стрела в сердце — навсегда. В общем, если ты обнаружил что-то, что не должен был, то лучше сделать вид, что ничего никогда не находил. Выключив воду, блондин мягко отжал волосы пушистым полотенцем — такая обыденная вещь для окружающих, такая роскошь для него… Воды оно впитало много, зачарованные локоны не держали влагу, напоминая этим тонкую-тонкую проволоку: капли оседали, но не проникали внутрь волоса, поэтому они никогда не выглядели мокрыми. Ему повезло, что в этом мире так много рас, — среди обилия и разнообразия разумных его особенности, медленно воскресающие в этом теле (что нормально, как он всё же вспомнил из теории чар, ведь зачарования накладываются не на плоть, иначе их было бы слишком легко снять, а на дух), вряд ли могли вызвать вопросы. Достаточно было бы сказать, что он нечистокровный человек, правда это или нет. Этот факт мог объяснить почти любое отклонение от нормы. Те, что не мог, объяснит Магия, — то есть Сила, — поэтому, по большому счету, светиться, конечно, не стоит, но и рисковать, отчаянно скрываясь, тоже. Успокоившись и всласть выкупавшись в чистой горячей воде, рыжеволосый юноша смотрел на мир спокойнее, с чуть томной негой и привычной паранойей, как угревшийся дикий кот. Накинув плащ прямо на голое тело и уютно запахнувшись в его тяжелые складки, он осознал, что жизнь все же не так плоха, как это кажется по утрам и, иногда, вечерам (потому что днем о подобных глупостях размышлять времени нет). Кухню заволокло ароматом горячего шоколада с шиповником, — по крайней мере, этот сорт кафа пах для него именно так, — в холодильной камере нашлось немного фруктов и пара кусочков хлеба, незаметно принесённых им из столовой. Оби-Ван перевёл взгляд в окно, привычно ориентируя внутренние часы на цвет неба, и выдохнул. Не смотреть. Не слышать. Не чувствовать. Не говорить. Нет эмоций — есть Покой. Кеноби качнул головой и слегка потянулся, медленно перетекая из одного положения в другое. Через пару часов подадут человеческие блюда в столовой, время до этого момента стоило провести хотя бы с минимальной пользой. Он и так бездельничает уже почти час. С сожалением посмотрев на пустую кружку, юноша тряхнул медово-рыжими прядями и принялся за уборку. Закончив на кухне и передислоцировавшись в спальню, Кеноби лениво повел плечами, сбрасывая плащ и тут же вешая его на глажку, как что-то, блеснувшее белым золотом на коже, заставило его резко обернуться к отражению. Пальцы автоматически метнулись к спине. К изрезанной, покрытой ровными полосами шрамов, золотистой спине. «Паутина Зитары», как называл это мастер Барахназ. На молодом, юном и нетронутом теле падавана Кеноби — шрамы Кхамали Малар. Подушечки пальцев ощущали их ровные, узкие линии. Не выпуклые, но мягкие и белоснежные, нанесённые вымоченной в кабровом настое цельнометаллической плетью-артефактом её первого господина. Кеноби смотрел на них, открывая и закрывая рот, пока с губ не сорвался первый смешок. За ним второй, третий, и вот уже тихий урчащий смех заполняет комнату, и ему вторит тихий шелест от окна. Где-то на самом дне морских глаз притаилась уже старая надломленность и шевельнулись тени застарелой боли — день, когда её мастер едва не искалечил её… из ревности. — Но чему ты удивляешься?.. Дух влияет на тело, а тело — на дух… Кнутобой и был страшен тем, что резал вместе с телом душу, забыл? Твои волосы удерживают удар меча, глаза могут видеть в темноте, слух остер, как у арыси, а кости укреплены старым тролльим заговором, но тебя все ещё удивляет то, на что способна магия в умелых руках?.. — с болезненной самоиронией пробормотал Оби-Ван, прижавшись лбом к зеркальной глади. В волосах запутались блики света от пролетающих мимо кораблей, создавая иллюзию седых прядей. Не так уж далеко от истины. Х-хлю-юп. Оби-Ван скосил глаза на окно, и Митракс усиленно зашевелил листочками, безошибочно ощутив на себе взгляд хозяина. Тёмный венчик задрожал, и от растения пришла волна довольства и приязни. Он был похож на щенка, услышавшего шаги за дверью и заметавшегося на пороге в радостном скулеже. Это было мило настолько же, насколько странно. В конце концов, Митракс был цветком. Живым, полуразумным, хищным цветком! Сильно… хм… хищным. Кеноби успел понять, почему его «забыли» за теми кустами. Словно в ответ на эти мысли, алый бутончик обнажил спрятанный в глубине частокол мельчайших зубов, чем-то напоминающий челюсти детёнышей пираний, и уютно щёлкнул ими — точно мышеловка захлопнулась. Юноша качнул головой, невольно улыбнувшись маленькому другу, пока цветок шумно хлюпал физраствором, опустив в свой личный стаканчик несколько корешков, хмыкнул и слегка потянулся, наблюдая, как перекатываются под кожей канаты мышц и скользит, казалось бы, по самим рёбрам кожа. Несколько шрамов натянулись, точно струны, и блондин резко выпрямился, разом прекращая кривляния. Ему хотелось бы сказать, что все в порядке, но это было не так. Испещрённая метками спина и кошмары сделали свое дело, окончательно подкосив его моральные силы, и Оби-Ван с легкой заторможенностью дошёл до постели и лёг на колкое покрывало. Внутри всё слабо гудело и ныло, колени чуть дрожали, а глаза всё ещё были на мокром месте. «Память сердца так мучительна, что многие желали бы избавиться от неё вовсе. Но любая память — это опыт, а опыт — это знание. Пусть, зачастую, и горькое…», — с тихими рычащими нотами прозвучал в голове голос мастера Барахназа, и по щекам покатились обжигающе-горячие слёзы. — «Глупая моя девочка… Однажды ты всё поймешь…». — Лучше бы её и не было. Лучше бы не было… — память согревала изнутри. Но и рвала на части. И, видят Великие и сама Сила, это было так невыносимо! Ему необходимо было взять себя в руки и собраться. Просто необходимо. Но особую сложность представляло отсутствие цели и смысла этого действия. Ему некого было подводить. У него не было никого, чтобы любить, и кто любил бы его. Жизнь, бывшая недавно ранним летом, вдруг обернулась ледяной осенью, в душе занялся холод и все никак не желал наступать рассвет. Пальцы вновь пробежались по шрамам и с губ сорвался ещё один горловой хрип. Ам`Ларуз так многому её научил, она была верна ему, но видят Великие, как же она ненавидела его, любила, но так ненавидела… «Живи…» — сказал повелитель. Но как это сделать — не сказал. И не научил. Но может… вдруг так случится… что Квай-Гон знает, как? Ведь зачем-то же Жизнь направила его именно сюда. Ведь почему-то — именно этот малыш? Может… всё это имеет смысл? Хоть какой-то?.. Слёзы продолжали течь бесшумно, без особого надрыва и не принося облегчения. — Я… — что? Женщина? Уже нет. Слабая? Просто нет. И никогда не была. — Я просто человек. Не требуй от меня невозможного, — возможно, стоило умереть, чтобы найти в себе силы сказать собственному мастеру хотя бы такое, надрывное «нет». Оби-Ван не знал. Сейчас он понимал только одно — мгновения слабости медленно истаивали, и ему придётся вновь встать с колен. Проявить слабость там, где это не причинит никакого вреда и никто не осудит, даже не увидит — разве это плохо? Даже мастер Джинн позволил себе… Мысли потерялись где-то в безбрежном голубом просторе, среди золотой бунтующей пыльцы, взмывавшей в нём яростными волнами и страшными порывами ветра. Дракон бесновато рычал и бил хвостом, а головы прижались одна к другой, стремясь хоть немного приглушить острую тоску одиночества. Пальцы автоматически натянули край одеяла на начавшее мерзнуть тело, и Кеноби медленно провалился в тяжёлое забытье. На правой руке, на хрупком запястье, расцветали тёмно-лиловые следы крупной мужской ладони.***
— Эй, Кеноби! Подожди-ка! Окрик с гневными нотками заставил Оби-Вана внутренне поморщиться и вздохнуть. У него не было ни сил, ни времени на какие-то детские разборки, но оставлять проблемы за спиной или откладывать их не только не имеет смысла, но и всегда опасно в перспективе. Дети всё-таки умеют мстить и приносить проблемы, а ещё довольно быстро растут, а с ними и масштаб причиняемых неудобств. А потому рыжеволосый юноша покорно остановился и со вселенским смирением обернулся к позвавшей его группе. Они напоминали ему стаю ратвийских крыс… или шакалов. Но мнение его было очень субъективным, а от того — не обязательно верным. Дети выглядели самоуверенно и нагло, или, по крайней мере, пытались создать такое впечатление, и их недовольные лица не внушали приязни. Одного из них прошлый Оби-Ван хорошо знал. Тоже не слишком приятные воспоминания. — Чем могу помочь, падаван Аалто? — коротко поклонившись и выпрямившись, уточнил Кеноби, внутренним чутьём ощущая, что ничем хорошим это не кончится. Впрочем, много ли вещей в его жизни заканчивались чем-то хорошим? Или в жизни Оби-Вана, если на то пошло? Удачливость, как таковая, не входила в список его положительных (а для кого-то — отрицательных) черт. Возможно, что и к лучшему — отсутствие надежды порождает действие. — Ты убийца, Кеноби! Убийца и предатель, и может, ты думаешь, что имеешь право разгуливать тут, будто ничего не произошло, но это не так! Все знают, что было на самом деле! На твоих руках кровь нашего друга! Его смерть — твоя вина! — прорычал мальчишка, и Оби-Ван позволил себе еле заметно дернуть уголком губ. Он был голодным, раздражённым после ночного бдения и утренней истерики, злым на самого себя за очередной промах, усталым после интенсивной тренировки, которой скорее наказывал себя, чем тренировал, и его уже не хватало на всепрощение и понимание. Да и перед ним были уже не дети, а ученики джедаев, и его недобитый материнский инстинкт приказал долго жить. — Понимаю вашу ярость, падаван Аалто, но ничем не могу помочь. Обратитесь в Высший Совет, этими вопросами оперируют магистры, — мягко произнёс блондин, заправляя непокорную медную прядь за ухо и пряча в глубине голоса холодную издевку. Кеноби знал, что случилось с Бруком и считал, что Чан сделал единственное возможное в его ситуации — сражался до конца, а когда проиграл, смог признать свои грехи и совершил самоубийство. Этим он частично искупил позор, которым покрыл себя, предав Орден. Оби-Ван тоже предал. Но не пошёл против бывших соратников с мечом в руке, даже, в какой-то мере, действовал в интересах джедаев там, на Мелида/Даан. Мальчик предал не столько Орден, сколько мастера Джинна. Впрочем, он ведь попросил об искуплении и магистров, и мастера, и ему даровали это право. Глаза бывшего друга Чана загорелись неподдельной ненавистью, его товарищи озлобленно зароптали, слегка подавшись вперёд и загоняя его в полукольцо. Аалто, не мешкая, выхватил с пояса сейбер и направил пока ещё выключенный клинок на Оби-Вана. Острый взгляд рыжеволосого юноши сосредоточился на оружии, а мышцы инстинктивно напряглись. — Ты заплатишь, Кеноби! Я вызываю тебя на бой! Здесь и сейчас, слышишь?! — выплюнул юнец, и теперь рыжеволосый джедай даже не стал скрывать мимолетную колкую усмешку. Глаза его весело заблестели, а руки, изящно переплетённые на уровне талии, разошлись в извиняющемся жесте. — Падаван Аалто, что заставило вас подумать, что я собираюсь принять ваш вызов… не по правилам? Желаете встретиться со мной в поединке? Прошу, обратитесь к вашему мастеру, он поговорит с моим и вы получите ваш бой. Или вас смущает, что в этом случае у вас не будет такой… аудитории? — Кеноби покачал головой в укоряющем жесте и холодно улыбнулся. — Я прекрасно понимаю, чего ты хочешь, Аалто. Думаешь, ты здесь самый умный? Умерь амбиции. Если мы схватимся в коридоре, нас всех ждет наказание, но я один и так на испытательном сроке, верно? Очень топорная комбинация, неужели ты хоть на миг мог подумать, что я так рискну своим положением? Нет, радость моя, не на того напал, — Оби-Ван легко развернулся вокруг своей оси, демонстративно поворачиваясь к компании спиной, и, слегка повернув голову, улыбнулся. — Брук подарил мне бесценный опыт, Аалто, а я учусь на своих промахах, — и шагнул вперёд и, резко, в сторону. Мимо, с криком, полным злости, пролетел активировавший сейбер юнец. Блондин пропустил его, не успевшего затормозить, вперёд, и отступил ближе к стене. Взгляд похолодевших глаз стал почти стерилен. Вперёд выступил Анализ, совсем близко к поверхности яростно металась Война, словно змея, брошенная на угли. «Скоро», — мрачно коснулся он головы дракона, оценивая обстановку. Их пятеро. Хорошее число — они не слишком мешают друг другу, и это оптимальное количество для компании. Большая толпа привлекла бы излишнее внимание. Им это не грозило. Четверо мальчиков и девочка. У мальчишек сейберы уже в руках, девчонка медлит, смотрит чуть испуганно, хотя недавно в её глазах плескались те же злость и презрение, что и у остальных. Она включится в драку последней, если вообще сделает это. Возможно, именно она сбежит, чтобы кого-нибудь позвать, когда всё начнет заходить слишком далеко. Парень с грязным пятном на руке бросится в бой сразу же, к нему присоединится брюнет с косой челкой. Оставшийся полноватый русоволосый парнишка — явный трус, но, возможно, сбежать ему не даст верность сложившейся команде. Значит, единственное слабое звено — девчонка. Но не факт. Женщины, даже маленькие, порой обладают жестокостью куда большей, чем многие мужчины. Однако, чем больше из них решат сражаться, тем больше шума они будут издавать. Это хорошо. Потому что Кеноби нельзя драться, ни с оружием, ни без, а значит единственный выход — это уклоняться от боя до тех пор, пока кто-нибудь не появится, чтобы прервать их. Он не должен выйти агрессором из схватки. Но не должен и проявить слабость, ведь проигрыш падавана — проигрыш мастера, а после сегодняшней ночи Квай-Гон будет разозлён своим поведением, а значит — никакой пощады, если появится повод. Что ж… если в его жизни однажды наступит пора, когда всё будет легко и просто, он, наверное, сойдет с ума от счастья, а планеты сойдут с орбит. Не самая весёлая перспектива, но весьма вероятная. Рыжеволосый скрестил руки за спиной, чтобы избавить себя от искушения бить по болевым точкам, и легким прыжком ушёл в сторону от следующего замаха. С криком бизона во время брачных игрищ, на него кинулся брюнет. К нему, с промедлением, присоединился толстячок, девчонка активировала меч, но так и застыла, и взгляд её заметался, словно в поисках отступления. «Какая глупость! В бою нельзя думать не то что об отступлении или сдаче, но даже об отдыхе! Одна мысль о послаблении — и ты проиграл!» — с долей презрения подумал Кеноби, закрутившись волчком. Коридор не был таким уж широким, шагов в шесть, но он был длинным и высоким, и когда ему не хватало места для маневра в сторону, он делал сальто над их головами или пробегал прямо по стенам. Нельзя сказать, что они были слабыми. Нет, они были***
— Падаван Кеноби, вас вызывают в Совет, — пальцы юноши на мгновение замерли над датападом, затем быстро коснулись экрана и вбили нужное обозначение, после чего он медленно встал под взглядами других падаванов, сидящих в классе, и поклонился стоящему в дверях мужчине, сказавшему эти слова. — Благодарю за сообщение, рыцарь, — тихо сказал юноша, чувствуя, как паника огнем бежит по венам. — Позволите сдать работу, мастер Лаврош, я закончил? — Как будто тебе это теперь понадобится… — пробормотал какой-то парень с задних рядов, и большинство падаванов прыснули. Оби-Ван заставил себя не обращать внимания на смешки, просто отметил взглядом острослова, чтобы никакое «добро» не осталось безнаказанным. Вероятно, мальчишка что-то почувствовал, так как очередной смешок прервался на середине с немного квакающим звуком. Удовлетворившись реакцией, Кеноби отдал учителю датапад с семестровой контрольной по общей математике, и выскользнул в коридор. — Провожать не нужно? — немного сварливо уточнил рыцарь, и Оби-Ван покачал головой. Тот кивнул в ответ, пробормотал что-то вроде «удачи» и устремился в противоположную сторону. Совет Магистров. Высший Совет. В мире Малар они крайне мало контактировали с послушниками, разве что те проявляли какие-то невероятные способности. Например, после войны с Порождениями Совет решил познакомиться с выжившими оруженосцами. Их было немного, и потому в них искали потенциал. В Кхамали не нашли. «Умная, сильная, но не лидер… и не стратег. Но как мастер была бы не плоха…» — заключили магистры и отправили её назад, под крыло к лорду Ам`Ларуз. А вот несколько других учеников отобрали от мастеров. Один умер, не выдержав давления нарушенных клятв. Здесь Совет имел значительно больше отношений с юнлингами, хотя бы потому, что магистр Йода учил молодых джедаев и активно участвовал в их судьбе. Но вызов в башню Совета всё равно ничем хорошим не грозил, особенно в свете последних событий. — Падаван Кеноби, по вызову, — немного слишком тихо выдавил он из себя, склонившись перед секретарём. Тот бросил на него равнодушный взгляд, проверил что-то на экране и кивнул на двери. Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в воду, юноша осторожно толкнул створки и оказался под прицелом множества глаз. Присутствовало всего три магистра — опиравшийся на трость Йода, хмурый Мейс Винду и Пло Кун, чье нечеловеческое лицо частично скрывала маска. Справа столпились его недавние знакомые с, видимо, своими мастерами, смотревшими на него, как один, с холодным неодобрением. Мастер Аалто так и вовсе почти не скрывал своей злости. Слева в гордом одиночестве стоял Квай-Гон. Тяжелая ночь оставила на его лице свою печать — лёгкие тени под веками, углубившиеся морщинки, усилившаяся горестная складка вокруг губ. Впрочем, сейчас выражение его лица было каменным, и Оби-Ван напряженно пытался просчитать, чем для него обернётся все это собрание. Почему-то сомнений в том, что у мастера Джинна очень тяжёлая рука, у него не было. Однако известно, что джедаи не калечат своих учеников. Официально. Пряча мысли и страхи за маской абсолютного равнодушия, он прошёл к центру комнаты, склонился перед, номинально, своим мастером, выказывая свое уважение ему первому, затем с тихим «магистры» поклонился советникам, и, наконец, обозначил полупоклон чужим мастерам и — кивок — падаванам. — Вы знаете, почему вас вызвали в Совет, падаван Кеноби? — ровно спросил магистр Винду, явно предпочитая не создавать многозначительных пауз, и Оби-Ван внутренне одобрил такой подход. Он предпочёл бы получить наказание как можно скорее. Ожидание расправы порой было мучительнее самого наказания. Правда, не всегда… — Вероятно, в связи с… инцидентом, произошедшим между мной и присутствующими здесь падаванами, магистр… — вполголоса ответил Кеноби, медленно опускаясь на одно колено. — Инцидент? Инцидент?! Вы ранили моего падавана, Кеноби! Если вы вовсе не способны контролировать себя, то вы — не более, чем животное, и среди джедаев вам не место! — рявкнул мастер Аалто, положив тому руку на плечо, и Оби-Ван ощутил слабое желание поморщиться. «Что бы я не сказал, твои уши будут глухи...» — подумал он, прикрывая лазоревые глаза. — Падаван Кеноби, вы знаете, что учитывая ваш испытательный срок, эта драка — его окончание с отрицательным вердиктом? — жёстко прервал излияния мужчины Винду, и его чёрные глаза впились в полное равнодушия лицо юноши. Кеноби склонил голову. — Да, магистр Винду, — ровно произнёс он, и джедай нахмурился. — Вы устроили драку с другим падаваном, ваш меч был установлен на чуть менее, чем недопустимый, уровень, в связи с чем вы оставили падавану Аалто несколько серьёзных ожогов. Другим падаванам пришлось разнимать вас, чтобы вы оба прекратили! Падаван Аалто будет наказан, но вы, Кеноби… какое у вас оправдание?! — С вашего позволения, магистр?.. — осторожно уточнил Оби-Ван, отказываясь сгибаться под множеством тяжёлых взглядов, направленных на него. В ответ на нетерпеливый кивок, блондин повёл полами плаща, обнажая пояс на бедрах. Пустой. — У меня более двух недель нет сейбера, магистр. Я физически не мог ранить падавана Аалто, ввиду отсутствия оружия, — в комнате установилась тишина. — Каким образом вышло так, что у вас нет меча, падаван? — мягко спросил магистр Пло Кун, и Оби-Ван обратил свой взгляд на него, не доверяя легкому флеру поддержки, который продемонстрировал кел-дор. В его жизни мягкий голос использовали чаще те, кому не нужно было явно демонстрировать свою силу или жестокость. Обычно он означал, что в избытке и того, и другого. — Ровно семнадцать дней назад, во время тренировки в зале для фехтования, я почувствовал резонанс на уровне энергоячейки кристалла, и, поскольку он был слишком близок к первичному кристаллу, во избежание последствий я обратился за помощью в ремонтный отдел, чтобы безопасно проверить меч. В результате мы обнаружили, что череда неясных нарушений привела к тому, что регулятор затвора энергии вплавился в первичный кристалл, разрушая его. На данный момент рыцарь Грасс пытается спасти хотя бы кристалл, но по её словам, велика вероятность, что мне придётся отправиться на Иллум за новым. — И таким образом, вы не могли сражаться с падаваном Аалто, так как были лишены своего оружия, — с удовлетворением в голосе произнес магистр Пло Кун, и мастера перевели взгляды на потупившихся и медленно начинающих паниковать детей. — …он вырвал Силой меч у меня из рук! Я не смог его удержать! — сначала несмело, но затем всё более уверенно высказался паренек с косой челкой. — Разве я сражался не своим мечом, показатель которого был значительно выше учебного? — скрывая иронию, приподнял бровь Оби-Ван. — Или ваш меч каким-то мистическим образом тоже оказался едва ли не в боевом режиме? — Позвольте мне пролить свет на эту, несомненно, занятную историю. Дело в том, что я присутствовал там с самого начала. Я не мог не дать падаванам шанса сказать правду… однако, видимо, переоценил их, как это сделали ваши мастера, доверившись вам, — внезапно вмешался магистр Пло Кун, прерывая не начавшийся пока спор, и голос кел-дора преисполнился стальной режущей кромкой. — Сегодня рано утром эти молодые люди подкараулили падавана Кеноби у балконов для медитаций, и когда я говорю «подкараулили», то это означает, что именно это слово употребил падаван Гарм, — магистр махнул рукой в сторону мальчишки, запомнившегося рыжеволосому по пятну на робе. — И начали оскорблять его. «Убийца»? — Оби-Ван склонил голову и магистр продолжил. — В конце падаван Аалто вызвал падавана Кеноби на бой, однако тот отклонил его вызов, объявив, что его план очевиден, и он, Кеноби, не собирается шагать прямиком в ловушку. После чего отвернулся и пошёл в сторону садов. Падаван Аалто ударил ему в спину, но Кеноби успел отскочить. Тогда же в бой вступили и остальные участники… «инцидента», — передразнил мужчина Оби-Вана, и голос его буквально звенел от неодобрения, излучаемого им. — Падаван Кеноби продемонстрировал потрясающие способности к уклонению от множественных атак… Да, Оби-Ван, каким образом вы собирались закончить бой? — Вымотать до состояния, когда они не смогли бы сражаться дальше, и уйти, — ровно ответил блондин, чувствуя себя сильно не в своей тарелке, ощущая очевидную поддержку магистра. «Где там у нас бесплатный сыр, девочка, м-м-м? Пора готовить мышеловку…» — холодом прошёлся голос мастера по спине, и юноша вздрогнул, склоняясь ниже. — Однако и это ещё не всё. Падаван Аалто позволил себе более чем грязно оскорбить как падавана Кеноби, так и мастера Джинна. Я не буду повторять то, что он сказал, но должен заметить, что почти вмешался в этот момент. Свои же травмы падаван Аалто получил, когда вместо ушедшего в сторону падавана Кеноби упал на мечи своих товарищей. Полагаю, это всё, — кел-дор замолчал, и давящая тишина вновь накрыла зал Совета. — Вы солгали своим мастерам. Вы лгали в лицо мне, магистру Йоде и магистру Пло Куну. Вы напали на своего брата в Силе, чтобы навлечь на него наказание, которое лишило бы его будущего, как рыцаря Ордена… — Он недостоин быть рыцарем! Он убил Брука! — вдруг вызверился Аалто, и Кеноби бросил на него взгляд, полный жалости и презрения. «Идиот. Никогда. Нельзя. Спорить. С. Рассерженным. Магистром. Никогда!» — Сдайте мечи. Живо, — глухо скомандовал Винду, и подростки с ужасом уставились на него. — Вы плохо меня слышали? — дети немедленно отсоединили от поясов сейберы и по одному передали их темнокожему магистру. — Ваше наказание будет определено позже, ваши проступки серьёзны и требуют дальнейшего обсуждения. Если ваши мастера решат добавить что-то от себя, Совет не будет протестовать. Свободны! Падаван Кеноби… Объясните, почему после такого вопиющего нарушения правил вы не обратились ни в Совет, ни к своему мастеру? Ну?! — магистр сложил руки в замок и опустил на них подбородок. Голос его хоть и стал менее резок, остался твёрдым, а взгляд — острым, точно стилет. — Я искренне приношу свои извинения, магистры, мастер, я не осознавал, что должен был это сделать, — осторожно проговорил Кеноби, склоняясь ниже и упираясь одной рукой в пол. Волосы, выскользнув из мягко закреплённой заколки, слегка занавесили лицо. — На вас напали пять человек с намеренем причинить серьезный вред и желанием подставить вас, чтобы добиться вашего изгнания из Ордена, и вы не осознавали, что должны сообщить об этом? — Оби-Ван ощутил, что вновь не понимает что-то важное, но увы, память Кеноби на этот счет молчала — подобных происшествий в его практике не было. — …нет? Сожалею, магистры, — колено с глухим стуком опустилось на мозаичный пол, и юноша склонился ещё ниже, немногим не касаясь ног волосами. Тишина снова царапнула его по нервам. Оби-Ван чувствовал сгустившееся напряжение, но ясно понимал — он не знает, что сказать и сделать, чтобы развеять его. Оставалось извиняться, молчать и надеяться, что все обойдется. — Падаван Кеноби, скажите, а в какой момент вы бы обратились за помощью? Если бы об этой ситуации не стало бы так или иначе известно? — вновь мягко спросил кел-дор, и Оби-Ван задумался, пытаясь предвидеть правильный ответ. Интуиция молчала. Он бросил осторожный взгляд на Джинна, надеясь найти подсказку, но его лицо было абсолютно непроницаемо. В конце концов, юноша решил ответить честно. — Полагаю… я бы сообщил моему мастеру, если бы они попытались нанести калечащие травмы или убить меня. Поскольку я нахожусь на испытательном сроке, мне не известно, каким образом я мог бы реагировать на это, и как мог бы противодействовать. Так что если бы я пережил нападение подобного толка… — в конце концов признал Оби-Ван, и рискнул очень осторожно поднять глаза. И сразу же встретился с очень встревоженным и хмурым взглядом до сих пор молчащего магистра Йоды. — Ранен очень ты… — тихо сказал маленький зелёный человечек, и Оби-Ван вздрогнул, на корню задавив желание коснуться шрамов. — Дух твой кровит и отравляет боль его страшная. Не знаешь ты, верить кому, и загнанным чувствуешь себя, и чужим, и неприкаянным… Дом твой это, Оби-Ван. Защитят тебя здесь. Понимаешь ты..? Нет... — прервался магистр, покачав головой. — Понимаешь ты не… Потерялся ты… Да… Запутался совсем… — Простите, магистр, в мои намеренья не входило доставить хлопоты, — искренне извинился Оби-Ван, вдруг ощутив острую вину от того, как опустились плечи мастера. И Малар, и он сам, испытывали пиетет перед старостью и мудростью, которую она в себе хранила, и искренняя грусть старого магистра задела его за живое. — Простите мне мою оплошность, я постараюсь исправиться. — Пострадать мог ты, падаван. Навредить тебе могли они, — медленно, словно ребёнку, произнес Йода, и Кеноби ответил ему внимательным, но несколько… растерянным взглядом. — Понимаешь ты не… — покачал головой магистр, — огорчило бы нас, с тобой что случись, как огорчило то, что падаван другой пострадал. Наказание не ради наказания, но ради обучения и дисциплины. Другие чтобы пострадали не! Ценны и важны нас для все вы… Юноша склонил голову в понимании. Он совершенно забыл, что одаренных очень мало, а подходящих для обучения на рыцарей — ещё меньше. Разумеется, магистры переживали за ресурсы! Как он мог не подумать об этом! Аалто мог напороться на лезвия не животом, а лицом — и остаться слепым навсегда. А ведь он тоже был падаваном — потенциальным рыцарем и мастером. Как и Оби-Ван. — Простите, магистр, — в очередной раз склонился Кеноби, не увидев, как тот горько покачал головой над его коленопреклоненной фигурой. — В качестве наказания вам назначено провести три недели в яслях, помогая воспитателям. Изначально было полторы недели, но поскольку вы не сообщили вовремя о проблеме с вашим сейбером, я увеличиваю ваше наказание. Ваша пара могла быть направлена на миссию в любой момент, падаван Кеноби, и незапланированные проблемы с оружием были бы более чем некстати. Вам это понятно? — Оби-Ван молчаливо кивнул, вновь пряча лицо за занавесью волос, и кел-дор вздохнул. — Вы хорошо справились с проблемой, падаван. И хотя в конце вы сильно вспылили, я склонен отнестись к этому снисходительно — слова Аалто были очень некрасивы. Но вам всё равно необходимо поучиться терпению. Можете быть свободны, падаван Кеноби, мастер Джинн. — Подожди меня снаружи, падаван, — не глядя бросил Квай-Гон, испытующе глядя на советников, и юноша, незаметно скосив на него глаза, бесшумно удалился из зала, только край плаща, словно хвост, взметнулся у дверей. — А теперь я хочу знать, почему, когда всё это происходило, вы просто стояли и смотрели, магистр?! — Я собирался вмешаться. Просто моё вмешательство не понадобилось. В то же время, я оценивал, как они поведут себя при развитии ситуации. Если бы я вмешался, мы могли бы слишком поздно узнать, что они могут так себя повести. Или не узнать вовсе. Теперь же их кредит доверия значительно уменьшен — ровно настолько, чтобы более настороженно относиться к их словам и аргументам, — плавно ответил Пло Кун, и в его голосе вдруг прорезалась улыбка. — Падаван Кеноби прекрасно держал себя в руках, а его способности… для его возраста просто обескураживают!.. Они ни разу не смогли попасть по нему! Пять не самых слабых падаванов, Квай-Гон!.. — Вот именно! Моего ученика загнали в угол пять не самых слабых падаванов, и всё, что сделал один из магистров — это просто наблюдал в тени! И это вы говорили моему ученику о том, что он должен уметь просить о помощи? — раздражённо воскликнул джедай и тряхнул гривой тёмных волос. Мейс нахмурился. — Так или иначе, он должен был сообщить тебе о том, что произошло. Он вообще ничего не сказал, или просто умолчал детали? — Мы не слишком много говорим в последнее время… — признал Квай-Гон, слегка отворачиваясь. Плечи его опали. — Что ж, тогда ясно, почему он не обратился к тебе за помощью. Если он не может поговорить с тобой о чём-то обыденном, то как ему понять, что ты не накажешь его за любую, самую мизерную промашку? Как доверять собственному мастеру? — с иронией спросил кел-дор, и Джинн напряжённо повернулся в его сторону. Взгляд, скрытый маской, и открытый, холодный, встретились в борьбе. — Я чувствую в вас чрезмерную заинтересованность, — заметил мастер-джедай, и Пло Кун усмехнулся. — Он умен и очень талантлив… — заметил магистр, и глаза Джинна сузились. — Он — мой падаван, — глухо отметил Квай-Гон, испытав сильное раздражение. Почему-то вспомнились глаза Оби-Вана в полутёмной комнате, серьезные и очень усталые, теплая ладонь в руке, привкус горчащего недорогого чая и тёплое одеяло. Худое и бледное лицо уже не мальчика, но подростка — словно Мелида/Даан заставила его повзрослеть на несколько лет. Но он был его падаваном, и почти показная любезность кел-дора в его отношении выглядела… своеобразной взяткой. Игрой на контрасте, и он был отрицательным примером. — Не совсем, — в голосе Пло Куна вновь послышалась улыбка, и он неторопливо продолжил. — Сейчас Оби-Ван находится под вашей опекой, это верно, но он… как бы это сказать… ничейный пока. Испытательный срок ещё не закончился, а значит, падаваном он, по сути, не является. Официально его мастером вы станете уже после того, как срок выйдет… если он согласится с этим, разумеется, — Квай-Гон стиснул зубы и медленно выдохнул. — С вашего позволения, — коротко поклонился джедай, и после коротких кивков быстро развернулся и буквально вылетел за двери. — Ну и что это было? — приподнял бровь мастер Ваапада, и кел-дорец рассмеялся в респиратор. — Правильно сделали вы… — вдруг кивнул Йода. — Внимания больше мальчику должен Квай-Гон уделять… Потерей великой для Ордена и Вселенной станет падаван Кеноби, покинет если Орден навсегда. Поддержка нужна ему, помощь нужна. Сила с ним, но недостаточно этого — человек ему свой нужен. Или не-человек. Хм-м-м… Правильно это, к юнлингам его отправить… Правильно, да…