Золото и синева

***

      Оби-Ван двигался, все еще слегка осторожничая. Словно никак не мог привыкнуть, что его тело уже выздоровело. Он обвивал ребра рукой, когда наклонялся, иногда замирал, прислушиваясь к себе и делая глубокий вдох, и лишь потом вспоминал, что цел.       Квай-Гон с трудом мог смотреть на это без содрогания.       Больше всего по нервам била мысль о том, что его ученик просто привык к тому, что его травмы не могут пройти так быстро. Это заставляло джедая стискивать зубы с такой силой, что вот-вот, кажется, начнет крошиться эмаль. Джинн молчал — на самом деле, он чувствовал, что это было лучшим выходом. Не в последний раз ему пришлось признать себе, что стоило ему открыть рот, как с губ срывалось совсем не то, что он хотел выразить. Почти гипнотическое красноречие мгновенно его покидало, достаточно падавану поднять на него свои глаза… избегая, впрочем, прямого взгляда, как огня.       Где-то внутри слегка подначивала мысль, звучащая почему-то голосом Ксанатоса: «не пожалел ли мальчик о своем выборе? Не почувствовал ли, что АгроКорпус, в сравнении, является выигрышной стороной?».       Джинн хотел бы сказать, что сам факт его спасения как бы указывает, что нет, не пожалел, но… почему-то ему так и чудился понимающий смешок де Криона-младшего, с лживым сочувствием кивающим на все попытки бывшего мастера хоть как-то найти устойчивую опору, если уж Кеноби скрывал свое мнение столь же мастерски, как и взгляд. В борьбе с неустроенностью их недоотношений не помогали ни неудачные попытки поговорить, ни длительные медитации, только множащие время, украденное у сна.       К его некоторому удивлению, Оби-Ван был хорошим пациентом. Он честно лежал в постели, если ему велели, пил лекарства, лаконично и честно отчитывался о своем самочувствии целителям, звонившим на его датапад, все время лежащий на тумбочке у кровати, не напрягал зрение чтением, — после того, как ему запретили, — и, кажется, использовал внезапный отдых, как обучение медитации в позиции лежа — Джинн бы и не заметил, если бы не разыгравшаяся паранойя, из-за которой он чуть ли не каждые пять минут проверял ученика Силой. Именно так он отметил специфичность циркуляции энергии, но ругать мальчика не стал: пока тот не пытался напрягаться раньше времени, выполнял все предписания целителей и восстанавливался стремительными шагами, его все устраивало.       Почти каждый день к нему заходила Роу.       Джедай познакомился с рыцарем-архивариусом, еще когда они по очереди дежурили -медитировали около помещенного в бакту Оби-Вана, и впускал ту без каких-либо возражений, но полагал, что девушке он нравился не сильно. Джинн понимал это подспудное неодобрение: Роу и Кеноби были друзьями, и тот делился многими аспектами своей жизни с красавицей-архивариусом. Достойным мальчика мастером она его не считала, о чем не постеснялась сказать в первую же встречу, послав к хаттам его ранг.       «Оби-Ван много говорил о вас… и, знаете… исходя из всего, что я узнала — от него — и в целом… особенно в целом… я не понимаю, чем вы заслужили такую преданность. В упор не вижу… ни одной причины. Без обид, мастер Джинн».       Квай-Гон не обижался. Он и сам не видел причин, из-за которых мальчишка бросился спасать его ценой собственной жизни. В то, что Оби-Ван смел до безрассудности и очень благороден, он верил, но… была в нем какая-то смутная надежда, что падаван пошел на такой риск не потому, что они джедаи и это их предназначение. По крайней мере, не только… Сила!       Джинн уткнулся подбородком в сцепленные пальцы и покачал головой, невесело рассмеявшись. Дожили! Мастер Ордена джедаев надеется, что его падаван привязался к нему! Где там расписаться в собственной несостоятельности, как учителя и джедая?.. — Мастер? — мягкий голос, раздавшийся над головой, чуть ли не заставил его подпрыгнуть. Оби-Ван подошел, как всегда, совершенно бесшумно, — и Квай-Гон был готов взвыть, вспоминая слабое шарканье, так раздражавшее его первое время, когда мальчик только въехал в его покои… как он был не прав! — и стоял на почтительном расстоянии, не нависая и держа в руках поднос с чаем и парой вкусно пахнущих сэндвичей с холодным мясом и овощами. Квай-Гон проморгался от неожиданности и тут же нахмурился. — Падаван, если ты хотел пообедать, тебе нужно было позвать меня. Зачем ты встал? — строго спросил Джинн, и юноша мгновенно склонил голову, слегка занавешивая лицо волосами. Спрашивал джедай привычно — Оби-Ван за все время постельного режима ни разу не попросил у него помощи. Едва начав удерживать себя вертикально, он умудрялся проскользнуть на кухню, не привлекая внимания, вплоть до того момента, пока не закончит готовить обед. Джинн приучился вставать рано утром и добираться до столовой, чтобы маленькому упрямцу было достаточно просто разогреть еду. — Мне разрешено вставать, мастер. Не слишком надолго, но это полезно для мышц и является профилактикой пролежней. Мастер Эверхарт сказал, что с завтрашнего дня у меня начнется неделя терапии, по истечению которой я «официально здоров и свободен», — очень аккуратно, но довольно развернуто поправил его юноша, и джедай против воли кратко улыбнулся.       В последнее время он сумел заново научить Оби-Вана отвечать ему чем-то большим, нежели «да, мастер», «нет, мастер», «прошу прощения, мастер», и это уже казалось ему небольшой победой. Хотя раздвинуть рамки ему удалось только в черте их покоев — за пределами комнат Оби-Ван мгновенно превращался в молчаливую, послушную тень, и Джинну хотелось плеваться от того, что раньше подобное поведение ученика было бы ему в радость. Как же, «тихий и послушный», просто мечта, не так ли? Кто бы вправил ему мозги, пока не стало поздно… но подобные «вправления» обычно случаются сами собой, на волне собственных ошибок, ведь учиться на чужих — дело не благородное… — Это не повод лишний раз напрягаться. Тебе следует лучше отдыхать, — что хоть и было правдой, виной его ученика не являлось.       Несмотря на то, что юноша проводил дни в постели, выспаться по-настоящему Оби-Ван так и не смог. Несколько раз сам джедай стал свидетелем, как мальчик просыпается, задыхаясь и закрывая рот ладонями, давясь криком и всхлипами. Тогда Джинн словно замерз, не уверенный, должен ли он утешить мальчика или дать пространство. Его единственная попытка контакта закончилась насмерть перепуганным криком и таким рывком в сторону, что Кеноби едва не разбил голову повторно. Квай-Гону пришлось отступить и позволить мальчику успокоиться самостоятельно.       Попытка поговорить о кошмаре ничего не дала, Оби-Ван только смотрел на него глазами лани, застывшей под прицелом охотника, и молчал, и джедай отступил, хотя и поставил в известность целителя Лаквош. В конце концов, если падаван не мог решить проблему с ним, его мастером, задачей Квай-Гона было найти того, кто сможет это сделать.       Ученик слабо улыбнулся и поставил на низкий столик поднос с едой. — Я постараюсь не переусердствовать до своего выздоровления, мастер, — дипломатично ответил тот, заправив непокорную прядь за ухо. — Приятного аппетита, — и с коротким поклоном отступил от стола. — Оби-Ван! — воскликнул Джинн, и юноша мгновенно остановился, слегка склонив голову на бок и отведя взгляд немного в сторону. — Тебе не стоило вставать только для того, чт… — плечи его ученика почти незаметно напряглись и слегка наклонились вперед, словно тот закрывался от удара, хотя все еще немного бледное лицо осталось совершенно нейтральным. Слова умерли на губах и джедай, слабо выдохнув, заставил себя улыбнуться. — Спасибо, падаван, я очень ценю это, — на краткий миг лицо Кеноби отразило легкое удивление, а затем его губы дрогнули и изогнулись в легкую, красивую улыбку, обещавшую в будущем разбить немало сердец. Он снова поклонился, глубже, и Квай-Гон краем мысли отметил, что в этот раз блондин не поспешил проверить рукой целостность ребер, и бесшумно ускользнул в свою комнату. По легкому шелесту стало ясно, что мальчик вернулся в постель.       От чая тянуло медовыми травами. Джинн вздохнул и сделал большой глоток, наслаждаясь терпким вкусом заваренного по всем правилам сбора. Он понимал его. Если уж сам джедай постоянно проверял мальчика Силой, то Кеноби тоже нуждался в небольших физических подтверждениях, что они оба живы, здоровы и вернулись в Храм. Когда они только вновь устроились в комнатах и он помог ученику раздеться и улечься в постель, Джинн провел ночь рядом с мальчиком, чтобы убедиться, что тому не станет внезапно плохо. Плохо ему не стало, но Оби-Ван часто просыпался и быстро, как маленькая змея, касался его руки и заглядывал в лицо, почти бессознательно. Ему требовалось несколько секунд, чтобы убедится, что все в порядке, и тогда мальчик задремывал снова, пока цикл не повторялся. Парой дней позже Оби-Ван повадился делать небольшие, заботливые мелочи: разогреть обед или настрогать вот такой вот перекус, почти незаметно накидывал на колени плед, подкладывал под руку нужный датапад-словарь, — вынужденный отдых позволил мастеру вернуться к паре старых проектов по переводам, — а также одаривал множеством быстрых взглядов из-под опущенных ресниц, цепко отслеживающих его самочувствие.       Это могло показаться немного забавным или милым… но не казалось. Оби-Ван оставался бесконечно послушным и забитым, и в этом свете некоторая забота заставляла скорее напрягаться, нежели радоваться. Мальчик выглядел ослабшим, восстановление без должного отдыха шло с трудом, его кошмары не прекращались, и настроенный на Силу ученика, как чувствительный сейсмограф, Квай-Гон просыпался по несколько раз за ночь, уже не прибегая, чтобы убедиться, что тот в порядке.       Оби-Ван не был в порядке.       Просто Джинн не мог придумать ничего, что могло бы это исправить. Не было никаких вариантов, кроме самого действенного — времени. Или же он был недостаточно умен, чтобы придумать выход, и его падаван мучился зря только из-за того, что его мастер непроходимый болван!       Комлинк на рабочем столе пиликнул, сообщая своему хозяину, что отдых закончен, и Квай-Гон поспешил стряхнуть хлебные крошки с бороды, отметив мимолетно, что у Оби-Вана прекрасное чувство момента — иначе на сессию Совета, которую магистры порой неимоверно затягивали, ему пришлось бы идти голодным.       На том, чтобы его падавана не волокли на собрания Совета, Квай-Гон стоял насмерть. В этом благородном порыве ему неожиданным подспорьем стал Фимор, общение с которым продолжало пестреть взаимной неловкостью и длинными паузами, которые бывшие мастер и падаван не знали, как скрыть и чем заполнить. Тала тоже не осталась в стороне, но она была старым другом и никто не сомневался в её поддержке Джинна.       Хотя, по сути, магистры не так уж и рвались вызвать под свои светлые очи молодого падавана: большая половина мастеров успела пересечься с медиками, спешно доставляющими мальчишку, залитого кровью и почти переставшего дышать, в палаты целителей, некоторые застали даже мгновения реанимации. Пло Кун сочувственно качал головой, пугающе бликуя маской, Йода тихо бормотал что-то на родном языке и протяжно вздыхал, а Винду бросал мрачные взгляды из-под нахмуренных бровей, и готовящемуся стоять до последнего мастеру-джедаю сказал неожиданно: «Просто напомни Кеноби, что у него не закрыто наказание», и мотнув головой, показал, что продолжать тему он не собирается. Если кто-то из магистров и собирался потребовать присутствия Оби-Вана лично, то это желание было напрочь отбито черными от неприятных дум глазами мастера Ваапада.       Квай-Гон в предоставленный шанс вцепился, как утопающий в спасателя, и вопреки всем привычкам, не доставил Совету ни одного неприятного мгновения, расписывая каждое свое действие и решение во время нападения: лаконично, твердо и идеально соответствуя каждой строчке закона. Магистры также не настаивали на особом муссировании обсуждений, прекрасно осознавая, что покладистость мастера Живой Силы связана с его желанием как можно быстрее вернуться в залы целителей, где тот, посменно с рыцарем Роу, медитировал возле бакта-камеры, в которой до сих пор держали Кеноби.       Травмы мальчика на тот момент были весьма неприятными — не тяжелыми, нет, именно неприятными, а у самого падавана наблюдалась высокая толерантность к лекарствам, — хорошо хоть не к техникам Силы! — что значительно затрудняло любой прогресс в лечении. Учитывая события, что привели Оби-Вана в бакта-камеру, усталая нервозность Джинна становилась понятной, хотя, как в частном разговоре тот признал, нежелание тащить мальчика в Совет было связано вовсе не с его состоянием.       Квай-Гон сказал Мейсу и Йоде, что хотел бы подержать ученика как можно дальше от любых нервозных ситуаций, пока его психолог не скажет, что Кеноби, пусть и в относительной, но норме.       Все — и целители, и сам мастер, и его подруга Сейгр Роу были готовы к тому, что стресс пагубно скажется на только-только начавшем ассимилироваться в мирной жизни мальчике. Это было неизбежно.       Да, магистрам требовалось выяснить, как именно Кеноби нашел своего мастера, учитывая разорванную ученическую связь, это было важно, но в остальном — отчет мог подождать, а то и быть подготовлен в письменном виде или записью.       Поэтому, к моменту, когда Храм, наблюдающий развитие событий, как захватывающее шоу, облегченно выдохнул, получив весть: «Кеноби в порядке, Кеноби очнулся», магистры лишь отмахнулись, разбираясь с возникшими проблемами, в том числе связанными с дислокацией на Корусанте «Звездной эры». Шутка ли — проворонить у себя под носом синдикат такого уровня! И где?! В столице Галактической Республики! Какой позор на головы юстициаров, да и джедаям досталось — как тут поддерживать мир на других планетах, когда свою в порядок привести не можешь?       Поэтому к моменту, когда Оби-Вана вытащили из бакты и передали в надежные, — и совершенно незаметно подрагивающие, — руки его мастера, кому-кому, а Совету было совершенно не до опального падавана одного из самых проблемных мастеров Ордена.       Впрочем, теперь «опальный» к Кеноби применить было сложно: рассказ о «героическом преодолении», нахождение и спасение мастера не иначе, как Волей Силы, работа в паре с зарекомендовавшими себя с лучшей стороны рыцарями Роу и Фимором повысили планку Кеноби в несколько раз, а та и сама прекрасно двигалась все выше и выше, вместе с именем блондина на рейтинговой таблице учебных достижений учеников Храма.       Сам Кеноби пока об этом не знал и, вероятно, это делало его счастливее.

***

      У Кхамали Малар не было своих детей, и это… считалось нормальным.       Она была оружием, — удобным, верным и красивым, да, но… — всего лишь оружием. Послушников и живыми-то в полной мере не считали, что уж говорить о том, чтобы позволить им «иметь потомство», как выражались мелкопоместные лорды, брезгливо кривя губы напоказ, и внутренне обливаясь потом и дрожа от страха.       Храмовые в глазах многих были не более чем животными, хорошо тренированными безмозглыми тварями, и все знали, что не существовало силы, способной оторвать правильно воспитанного послушника от его мастера.       Да, клятвы можно было суметь обойти, можно было сломать магию «привязки», но через разбитую психику, укрепленную единственной верной парадигмой — неким абсолютом почти что Бога-хозяина, крепко держащего поводок, — было почти невозможно пробиться мысли о предательстве. «Почти» — потому что, кто бы что ни говорил, они были живыми, они думали, чувствовали, копили знания и опыт, они могли сделать выбор. И поэтому всегда оставался шанс, что даже столь совершенное оружие даст осечку.       Нужно ли далеко идти за примером? Её любимый был послушником и убил своего мастера. А она убила его по приказу своего.       Но в этом и заключалась причина, по которой выращенным в Храме-на-крови не позволяли заводить семьи. Никогда не знаешь, не замкнет ли твое совершенно оружие на его потомстве: на кричащем, грязном, синевато-красном комочке, с чуть кровящей веревочкой перевязанной пуповины. На мокрых волосках и мутных, несфокусированных глазах, на сжатых кулачках и беззубом крошечном ротике, ищущем материнскую грудь. На родной плоти и крови.       Когда мастер Ам`Ларуз вложил в её дрожащие руки своего новорожденного сына, он видел, как напрягается все тело ученицы, как по-звериному искажается её лицо, как она всем существом впитывает хлипкость человеческой жизни в её руках, как формируются канаты привязанности и почти любви к продолжению её gospodina, как взгляд черных из-за разлившихся зрачков глаз приковывается к ребенку и знал, что у его сына не будет защиты вернее. И тогда же магистру Ордена Бескрылых пришлось признать, что решение взять в наложницы и матери его ребенка другую женщину, а не его ученицу, было верным. Если бы этот комочек принадлежал его хрупкой, тонкокостной любовнице, она разрушила бы для него мир. А делить верность своей игреневой девочки с кем-то еще, даже с собственным сыном, мечник не собирался.       Когда он умер, ребенку было пять лет и Малар сумела выкрасть мальчика и увезти далеко-далеко на юг, к сильно задолжавшему колдуну, подальше от налетевших стервятников, желающих получить титул, земли и богатства почившего владыки. Тот взял мальчика на воспитание и Кхамали оставила его, поцеловав в лоб на прощание. Больше сына milorda она никогда не видела, скованная новой связью — теперь уже с лордом-драконом, но о ребенке помнила. Того ждала его собственная судьба, и Малар не собиралась влиять на неё. Просто… иногда она тосковала по ощущению тепла, вжимающегося в изгиб её тела, когда малыш засыпал у неё на руках. В такие ночи их не трогал даже gospodin и она чувствовала себя в безопасности. Редкое, полузабытое ощущение.       Поэтому отношение к детям у Малар было смешанное.       Как воспитанница Храма-на-крови, она осознавала опасность, способную притаиться за округлыми щеками и наивным блеском глаз. Её растили такой, и каждый период своего взросления и обучения Кхамали использовала различные приемы, опираясь то на внешнюю наивность, то на детско-женственную слабость, то на милую мордашку и необычный цвет волос. Поэтому для нее было естественным ждать отравленного пера от улыбающегося ребенка.       Как женщина, — тогда еще девушка, почти девочка, — почти пять лет воспитывающая сына gospodina, да и на службе магистра Барахназа не раз и не два становившаяся нянькой, хвала Великим, хотя бы не для его детей, она таила в глубине души легкую нежность в отношении малышей, и чем младше, тем меньше в ней было ожидания удара, и сильнее цвела привязанность.       Поэтому Оби-Ван подходил ко внутренним залам кланов со смесью легкой неуверенности, смирения и холодной опаски. Но затягивать с исполнением воли Совета Кеноби не мог — магистр Винду уже дал знать его мастеру о своем неудовольствии из-за задержки исполнения наказания, и юноша, едва закончилась его очередная ежедневная терапия, которую в этот раз совместили с проверкой рефлексов и зрения, — удар по голове не всегда проходит бесследно, — поспешил привести себя в порядок, собрался с силами и отправился отбывать наказание.       Уже спустившись в часть Храма, принадлежавшую Совету назначений, одной из функций которого был присмотр за младшими джедаями, Оби-Ван осознал, что у него не было ни приказа Высшего Совета на руках, ни иных доказательств того, что он пришел именно отбывать наказание, а не самовольно с какой-то личной целью, и поэтому немолодой ксенос, — имрусианин?.. ку`итанин?.. Великие, почему в этом мире столько рас?! — окликнувший его, стал одновременно источником дискомфорта и информации. — Добрый вечер, падаван, ты кого-то ищешь? — мягко спросил он, поправляя рукав, и Оби-Ван вежливо поклонился, чувствуя, как Война и Логика балансируют совсем близко к поверхности, готовые в любой момент взять контроль на себя. — Да, мастер. Высший Совет… — Кеноби не успел договорить, как ксенос поморщился и махнул рукой. — Отбываешь наказание, понятно… — мужчина тяжело вздохнул и поджал губы, пройдясь по Кеноби нечитаемым взглядом. Снова вздохнул. Почесал подбородок. — Чистокровный человек? — Предположительно, — осторожно отозвался юноша, мгновенно сделавший себе пометку выяснить детали собственной биографии. В Республике кровному статусу не придавали так много значения, как в Ирруминале, были бы талант и мозги, особенно это было заметно в Ордене, но знать собственную кровь было необходимо по чисто биологическим причинам. Вдруг ему нельзя что-то есть… находиться в определенной атмосфере… вдруг у него есть аллергии, а то и источник яда в виде чего-то бытового?.. Оби-Ван внутренне поморщился. Его беспечность могла вылиться во что-то неприятное, потенциально — смертельное. Снова. Он делал из этого привычку?.. — Ясно… Что ж, идем. Как зовут-то? И за что прислали? Кинул едой в сокурсника, а попал в рыцаря? У нас один тут ходит, последние два дня отбывает, — вон, с коробкой пронесся в конце коридора! — Оби-Ван с легким шоком проводил взглядом промчавшегося мальчишку и даже поднял взгляд на сопровождающего, так его поразила сама мысль о столь глупом и недостойном поведении вполне взрослого ученика. — Кидаться… едой?.. — с немного обескураженно-брезгливой интонацией переспросил Кеноби и тут же склонился. — Прошу прощения, мастер, я отвлекся. Мое имя — Оби-Ван Кеноби, я — падаван мастера Джинна. Я не поставил своего мастера в известность о неисправности моего сейбера. — Кеноби?.. Хм-м… Я не знал, что тебя уже выпустили из лазарета. Как ты себя чувствуешь, парень? — слегка улыбнулся ксенос, и юноша немного склонил подбородок к горлу, позволяя нескольким прядям упасть на лицо, вырвавшись из свободной косы, в которую он убрал волосы сегодня. Это обычно отвлекало взгляды от самого лица, чем блондин беззастенчиво пользовался с того момента, как у него вообще появились длинные волосы. — Я в порядке, мастер. Простите моё любопытство… откуда вы знаете, что я был у целителей? — осторожно спросил мальчик, и мастер, вскинув брови, вдруг рассмеялся, даже с шага сбился. — Насмешил, рыжик! Весь Храм только и говорит о том, как ты бросился на поиски мастера Джинна, да к тому же преуспел: спас его, рискуя жизнью, и был так сильно травмирован, что тебя в бакте несколько недель держали, — с каждым сказанным словом блондин становился все бледнее и бледнее, даже губы потеряли свои краски, и ксенос тут же оборвал смех, слегка наклонившись в сторону вздрогнувшего подростка. — Эй, падаван, ты в порядке? Голова кружится? Плохо стало? Кеноби, не молчи, посмотри на меня! Сколько пальцев? — Три. Простите, мастер, я… удивился… и отвлекся… — Оби-Ван попытался задавить дикий, липкий страх, паучьим ядом растекшийся по венам и подгоняемый ускорившимися ударами сердца.       Его мастера искали не кто-то там, а магистры Ордена! А нашел его безродный, много раз оплошавший мальчишка, без знаний и умений… могло ли это задеть их гордость?.. Возможно, поэтому его до сих пор не вызвали в Совет?.. И что думал по поводу своего «спасения» сам мастер? Да, это было то, для чего послушников и брали в услужение, но, позвольте, какой лорд будет кричать на весь свет, что его слуга спас ему жизнь? Какой мастер… — Ты белее вершин Гилленхрома, рыжик! Пошли, посидишь немного, а потом возвращайся-ка ты в свои комнаты… может, мастеру твоему сообщить?.. — пробормотал почти про себя ксенос, и Кеноби мгновенно вскинул на него светло-зеленые глаза, в которых блеснула сталь. — Простите, мастер, я не могу. Магистр Винду был предельно ясен, и… мне бы не хотелось демонстрировать неповиновение. Не могли бы вы направить меня дальше? — плавно склонился блондин, скрывая каждую унцию эмоций под совершенно пустым выражением лица.       Взгляд мастера-джедая стал цепким, и Кеноби незаметно напрягся. Он все еще был несколько ослаблен длительным нахождением в бакта-камере и постельным режимом, но все же знал, что, ударь ксенос сейчас, ему хватит сил отбиться и бросится прочь. Один из кусков сознания мгновенно начал выстраивать идеальный путь для побега с планеты, но джедай вздохнул и покачал головой. — Никак не могу привыкнуть к тому, какими вы вырастаете… Никогда бы не подумал, что юнлинг с самым открытым лицом, которое я когда-либо видел, сможет так быстро превратиться в падавана… — вздохнул ксенос и слегка усмехнулся, заметив, как равнодушный фасад, удерживаемый мальчиком, дрогнул на мгновение, и в его глазах отразились тени, которые моментально исчезли, как дым на ветру. — Ты вряд ли помнишь меня, я чаще работаю с кланами нечеловеческих рас. Но пару лет вы были вместе и были моей группой… — Мастер Дариус… — почти на выдохе шепнул юноша, и ксенос удивленно расширил глаза и польщенно улыбнулся. — Удивил, падаван Кеноби! — пробормотал джедай, и падаван в ответ склонился в уважительном поклоне. — Вы рассказывали очень подробные легенды времен Империи о сражениях с ситхами. Исторически точные, к тому же, они были мне подспорьем, когда я сдавал экзамен мастеру Войсташ, — улыбнулся Оби-Ван, и смущенно хмыкнувший ксенос не заметил, что она не достигла глаз. Кеноби не любил тех, кто знал мальчика, чье место он занял. Он не любил терзающий изнутри ужас, что кто-то поймет. Он ненавидел слабое желание, чтобы кто-то сделал это… понял, что Оби-Ван Кеноби, мальчишка со Стьюджона, предложивший свою жизнь мастеру-джедаю в шахтах Бандомира, предавший своего мастера на Меелиде/Даан, глупый мальчишка с огромным сердцем… был мертв. И никто этого даже не заметил. — Пришли! Мастер Виллард! Это — Оби-Ван Кеноби, он здесь по приказу Совета. Сколько дней дали? — Три недели, мастер Дариус, — вежливо отозвался рыжеволосый юноша, пряча боль в самой глубине сознания, отбросив её на один из незначительных потоков. Он не имел права горевать по ребенку. Не тогда, когда он с алчной жадностью вцепился в его жизнь, хотя небольшая его часть была уверена, что Оби-Ван был бы рад узнать, что он хранил его мастера в безопасности, насколько мог. — Угу… Зайдешь ко мне, когда закончишь, я отмечу тебе день. В течение недели тебе предстоит окончательно определиться, с каким кланом ты будешь работать, а потом будешь ходить только к ним. Желаю удачи, она тебе пригодится. Доброго вечера, мастер Виллард, вы уж присмотрите за Оби-Ваном, он только недавно встал с больничной койки! — Дариус развернулся и ушел, оставив его с немолодой женщиной, весело вскинувшей брови и насмешливо качающей головой вслед джедаю. — Восемьдесят лет, а все скачет, как борзый козленок на Родосских полях… Кеноби, значит? Когда-нибудь видел детей младше пяти лет? — вздохнула мастер, и Оби-Ван медленно кивнул. — Да, мастер Виллард. Мне довелось ухаживать за младенцами, но только с помощью относительно архаичных методов, если это важно, — откровенно признался блондин и поймал немного удивленный взгляд воспитательницы. Но, будем откровенны, собралась с мыслями она быстро. Дети вообще учат быстроте реакций, уж это он отлично знал. — По крайней мере, ты не уронишь ребенка, если тебе дадут его на руки, не так ли? — вздохнула она и Оби-Ван слегка кивнул. — Какого возраста были дети? — От момента рождения, если приходилось принимать роды, — задумчиво прикинув в уме, ответил юноша и женщина чуть не споткнулась. — Тебе приходилось принимать роды? — широко распахнув глаза, выдавила она, и Кеноби кивнул. — Рядом не всегда были врачи или повитухи. Мы обучились основным приемам и приходили, когда в нас нуждались. Не всегда лучшая помощь, но сложно выбирать, если это помощь — единственная. Матери обычно остро нуждались в отдыхе и помощи, а новорожденным был необходим минимальный осмотр и внимание, и кому-то нужно было это делать, — спокойно прокомментировал свои воспоминания юноша и джедай вздохнула. — Сочувствую, — понимающе кинула она, и Оби-Ван склонился в ответ. Это было действительно тяжелое время, и если жалость была ему противна, то тихое сочувствие и таящееся в нем соболезнование ценились. Мастер поняла все верно: иногда им приходилось хоронить и матерей, и детей, а то и тех, и других. — Со временем становится легче, — пространно заметил блондин и слабо улыбнулся. — Ну, совсем в ясли мы не собираемся тебя отправлять, по крайней мере, пока. В дополнительных руках сейчас нуждаются три клана: «Бералиски», «Дракозмеи», и «Лисы». К кому пойдешь первым? — К лисам, — не задумываясь выбрал Оби-Ван, и мастер, бросив взгляд на его волосы, весело расхохоталась. — И правда… — широко улыбнулась она, и махнула рукой в сторону нужного коридора. — Не слишком шуми, у них сейчас должны начаться занятия. — Конечно, мастер Виллард. Спасибо за помощь, — Кеноби поклонился, кончиками пальцев скользнув по рукавам робы, проверяя меч, напряг мышцы ног, ощутив на месте кинжал, и уверенно шагнул в нужном направлении.       Великие, конечно, берегут своих детей, но лучше им в этом нелегком деле помогать, нежели мешать!..