***
Она более десяти лет не держала на руках ребенка.
Шею немного щекотали пушистые шоколадные кудряшки. В крохотных, — на самом деле, просто маленьких, детских, но почему-то те казались
просто крошечными, — ручках девочка сжимала мягкого медведя, с которым почти не расставалась днем и уж тем более не разлучалась во время сна.
Малышка казалась легкой, даже закутанная в теплое одеяло, и удобно лежала в сплетении рук, пока юноша глазами пробегал от одного ребенка к другому, проверяя, все ли они спят. Тонкий слух позволял различить «неправильный» ритм дыхания, но Оби-Ван предпочитал полагаться на все чувства.
Со следующим шагом Сила вокруг них с девочкой дрогнула и сместилась. Тихо вздохнув, Кеноби нежно подхватил взбунтовавшийся поток и отвел его в сторону. Малютка завозилась, вздохнула, на краткий миг распахнув пухлые розовые губы, да с довольным кряхтением опала обратно на его плечо.
Кроха была «отмечена Отцом», как сказали бы в Ирруминале… или «обладала сильной связью с Единой Силой», как говорят здесь. Но, как не назови, итог один — девочка плохо спит из-за видений. Помочь Провидцу-ребенку действительно тяжело. Особенно такому маленькому, которому даже нельзя еще сказать: «тебе следует больше медитировать».
У Оби-Вана, настоящего, были такие же проблемы, разве что начались они немного позже, тогда, когда ему «помогали» именно этой фразой, а соседи по комнате непрерывно жаловались, что Кеноби мешает им спать криками, стонами и всхлипами. Жестокая кличка «Ув-а-а-ван» пришла именно отсюда, хотя в чем был виноват ребенок, не способный переживать в тишине жуткие кошмары, которые могли, в свою очередь, являться реальным будущим… Ну, этого Малар не понимала. Даже в Храме-на-Крови их сначала обучали основам, а уже потом, если послушник не старался…
Движения рук автоматически вернулись к нежному укачиванию — жесту, невообразимо знакомому, но не практикуемому так давно, что можно было бы и позабыть, как приятна тяжесть доверчиво прижавшегося к тебе дитя, как оно елозит, как успокаивается от навевающего сонный дурман напитанного
природной магией Живой Силой голоса.
— Слёзы и горе, страх и тревоги,
Память о доме, память дороги,
Кто вы, откуда и кем вы не станете —
Так исчезают слова на пергаменте… — мягким, нежным речитативом пел Кеноби одну из немногих известных ему колыбельных. Ту, что звучала для них много-много лет назад в Храме-на-Крови. Редкие крохи милосердия… и своеобразное предупреждение.
— Что потеряли и кем вы не будете — всё позабудете… всё позабудете…
Юнлинги… они уже не вырастут со своими родителями, не станут художниками или простыми врачами (а не целителями), среди них уже не будет того, кто скажет «я буду печь торты, как моя бабушка!», тех, кто пойдет в спортивную гимнастику, как знаменитая тетя… Они будущие джедаи: рыцари, исследователи, целители, аграрии… И среди них только один или два будут поддерживать связь с семьей и не потеряют свои корни, не сливаясь всем естеством с Храмом, его законами и историей, так, что уже и не отделить себя от него, почти не помня, что когда-то была своя история, свой народ, и совсем другой дом…
Оби-Ван, например, ненавидел саму мысль о работе в АгроКорпусе, но ему даже в голову не пришло связаться с семьей и попросить забрать его, несмотря на то, что это открыло бы перед ним целую Галактику возможностей. Но, даже будучи одним из «отсеянных», в собственной голове он оставался джедаем, и выйти за пределы этой парадигмы был неспособен…
— Тени и блики в заклятье вплетаю,
Тихими травами я заклинаю:
Спите! И сон ваш да будет светел! — продолжал мурлыкать падаван, опуская девочку в постель и скользя кончиками пальцев по круглой, как маленький шарик, щеке. — Вам не услышать, как плачет ветер… — плач матерей и горе отцов, тех, кто решил отдать вас ради лучшей доли, лучшего будущего, и как они отчаянно пытаются верить, что не ошиблись…
Редко-редко, в отличии от мира Ирруминаля, джедаи забирали детей из спецучреждений или отнимали от «не-бла-го-по-луч-ных», — проклятый язык! , — семей. Это в Храме-на-Крови каждый первый был взят у родителей, неспособных накормить «семерых по лавкам», а каждый второй являлся сиротой.
Но Орден джедаев отличался одним грустным «но» — наилучший охват поиска «способных» детей существовал именно в Центральном регионе: и чем ближе к Храму, тем легче. В тех же больницах развитых планет существовала обязательная проверка крови на уровень мидихлориан еще при осмотре новорожденного, даже во время беременности, если была нужда в пренатальной пункции. Соответственно, это мало затрагивало неблагополучные слои населения. Они, очевидно, не наблюдались у врачей, жили не в лучших условиях и старались держаться как можно дальше от любых представителей власти, в том числе и от джедаев. Даже на Корусанте Орден не искал юнлингов в Нижнем городе, хотя поиск вели даже на отдаленных планетах.
Обнаружить же в своем ребенке «джедая» было почти невозможно. Ну, самый сильный и упорный смог бы притянуть к себе игрушку пару раз за все детство, но без правильного развития дар почти не проявлялся… ну, может, случится пара вещих снов у одного, а у другого внутри звоночек будет «дзынькать», когда взгляд падает на правильный ответ в тесте. Вот и все.
И даже тогда, если родитель из таких вот «неблагополучных» вдруг обнаружит в своем ребенке особые таланты, никто не пойдет искать способы связаться с Храмом, чтобы вручить им свое чадо. Скорее, станут думать, как развить нежданные способности, да выручить с них хоть сколько-то денег. Это нормально. Такова природа любых разумных. В Ирруминале маги тоже порой находили себе учеников среди детей, изображавших уличных фокусников, а на самом деле кое-как приколдовывающих, и чем младше был ребенок, тем лучше — значит, дар будет сильным, раз так рано открылся…
В этом заключалась очень яркая разница между юнлингами и послушниками.
У детей Храма-на-Крови никогда не было иного выбора, кроме самого простого — смерти. Обучение и служение были последним шансом выжить и прожить, — пусть и короткую, — но хоть какую-то жизнь. Джедаи же разбивали обычные, вероятно, счастливые семьи, и не считали это чем-то важным…
Хотя, конечно, с учетом положения Ордена на мировой арене, было понятно, почему родители почти не сопротивлялись. Рыцари были «миротворцами», «хранителями мира и порядка», «спасителями». Они защищали жизни, сглаживали конфликты, и порой одного мастера-джедая было достаточно, чтобы закончить войну на целой планете — достаточно припомнить события на Меелида/Даан.
Что такое счастье одной семьи — в такой системе ценностей? Перед спасением целых планет, прекращением войн между системами? Предотвращением неминуемых катастроф? Изучением космоса и прокладыванием новых, безопасных маршрутов Исследовательским корпусом, селекцией новых сортов растений и выведением видов животных Агрокорпусом, созданием новых лекарств…? Список всего, что делали джедаи для Республики, был очень длинным.
Послушники служили только своему Мастеру.
Джедаи служили целому миру.
Это было странно, но любопытно, и…
Оби-Ван резко вынырнул из размышлений, фокусируясь, как хищная птица, мгновенно реагируя на тихий шелест покрывала, и тут же шагнул к проснувшемуся ребенку, опускаясь перед ним на колени, чтобы их лица были на одном уровне.
— Мне надо в туалет, — шепотом сообщил мальчик, и юноша мгновенно подхватил с детского стульчика халатик, помог сонному ребенку закутаться в него и надеть небольшие тапочки, и за руку повел в ванную комнату, коротким жестом в сторону двери успокоив заметившую их воспитательницу. Та понятливо кивнула и зашла в спальную комнату, пока падаван помогал малышу разобраться со своими потребностями, вымыть руки и тихонько вернуться обратно.
Он осторожно укрыл мальчика и присел рядом с ним, чтобы тот не развозился — это закончилось бы пробуждением всей комнаты, а до конца дневного сна было полчаса. Пальцы автоматически зарылись в золотисто-пегие волосы в нежном, утешительном жесте, и маленький блондин расслабленно улыбнулся.
— Ты споешь ещё? — шепотом попросил малыш, медленно моргнув явно потяжелевшими веками, но продолжая бороться со сном. Кеноби мимолетно подумал, что глаза ребенка немного напоминают по цвету глаза мастера Джинна. Разве что у крохи эта синева была глубокая, красочная и очень яркая, а глаза джедая были лазурно-серыми, приобретая синий в основном тогда, когда на лицо мужчины падал прямой свет. В остальное время они выглядели темно-серыми.
Изучая эту особенность, Оби-Ван даже потратил некоторое количество личного времени, исследуя палитру цветов этого мира. Именно так он столкнулся с оттенком «маренго», который не могли отнести ни к серому, ни к синему цвету, а так и продолжали называть «цветом темной морской волны». Оттенок этот, наконец, смог передать тон глаз Квай-Гона, позволив ему закончить одну из картин, что он рисовал в датападе, и немного успокоил его внутреннее стремление к завершенности.
Губы юноши дрогнули в краткой улыбке.
— Только очень тихо, хорошо? — наклонился к мальчику рыжеволосый падаван и тот в ответ яростно закивал, чтобы наверняка передать свое мнение по этому вопросу, словно широкой улыбки было абсолютно недостаточно. — Вот и славно… Somebody wants you, somebody needs you… — Оби-Ван на миг запнулся, чувствуя, как затягивается горло.
«Кто-то желает тебя, кто-то нуждается в тебе»…
Эту колыбельную тоже написали в Храме-на-Крови, но не воспитатели, а послушники, для самых маленьких… Старшие тоже порой напевали её себе — когда становилось совсем невмоготу.
Очень короткая и простая, в сравнении с тем, какими были обычно песни на языках Ирруминаля, она стала молитвой для тех, кто уже ждал своей очереди оказаться выбранным в услужение… или
не оказаться. Каждый послушник знал, что будет, если тебя не возьмут на службу в течение пяти лет от завершения общего обучения…
Маленьким джедаям эта песня подходила тоже, у них были те же страхи и проблемы, разве что, их не ждала смерть в качестве альтернативы, но Кеноби не чувствовал в себе желания перевести её для них.
Возможно, позже. Через пару месяцев. Через год…
— Child of my heart, your life isn`t your own.
Дитя моего сердца, твоя жизнь — не принадлежит тебе.
Never you fear, now, your path is clear now.
Никогда не бойся, отныне твой путь ясен.
Some one who will love you,
Кто-то, кто полюбит тебя,
Someone who will love you… is taking you home.
Кто-то, кто полюбит тебя… возьмет тебя домой.
***
Признаться, когда Оби-Вану сказали, что его не отправят в ясли, воспитатели несколько… погорячились. Крохам, с которыми возился падаван, было по три-четыре психологических года (реальный возраст варьировался в зависимости от расы, поэтому собирали группы с помощью различных тестов, их в Республике было достаточно), и по всем параметрам они
были самой младшей группой учеников. Тех детей, что были еще младше, даже не называли юнлингами, и располагались они в отдельном крыле, и падаванов до них, конечно, не допускали, во избежание несчастных случаев и инфекций.
Но воспитатели ясельных групп нуждались в помощи так же, как и все остальные, а падаваны, которых присылал Совет, обычно совершенно не представляли, как вести себя с детьми и впадали в крайности. Они то становились слишком строгими, пытаясь общаться с малышами так, как с ними разговаривали мастера, пытаясь повторить знакомую концепцию «старший учитель — младший ученик», то слишком опекали детей, не давая им и шагу ступить без пристального надзора, а иногда вовсе — совершенно терялись, не зная, что юнлингам можно, а что — нет.
Случалось иногда и такое: сами падаваны вели и ставили себя так, что воспитатели быстро отказывались от таких «помощников», накидывая им лишние пару недель отработок уже от себя. В назидание.
Поэтому собранный, спокойный и удивительно чуткий Кеноби, который уверенно верховодил
маленькими демонятами будущими рыцарями и мастерами Ордена, направляя энергию тысяч солнц, каким-то образом умещавшейся в одном ребенке, — а в группе обычно было по десять-двенадцать, — был очень кстати.
Так что, как только краткое наблюдение показало, что падаван более чем способен контролировать ситуацию, особенно, если дать ему четкие указания: «что, где, когда, а вот это не нужно…», Оби-Вана быстро забрали к себе радостные «лисы». Счастливее всех в клане была их воспитательница, Марана Рид, которая с довольным вздохом наблюдала в приоткрытую дверь, как падаван скользил между кроватями, успокаивая и убаюкивая то одного, то другого малыша, зачастую доставляющего проблемы своим нянькам, позволяя женщине в тишине и спокойствии заполнить несколько отчетов, подготовить небольшую петицию в Совет с просьбой разрешить экскурсию в корусантский зоосад и просто заниматься своими делами, не оставляя падавана и юнлингов без присмотра, разумеется.
Впрочем, в педагогические таланты падавана мастера Джинна она верила.
За пару часов до «тихого часа» Кеноби сумел накормить их противной, — это даже сами воспитатели признавали, — кашей: во-первых, сев есть с ними, тем самым вызвав изрядное уважение детей, ну а, во-вторых, напугав малышню тем, что таким худым и болезненным стал «…после того, как год провел на миссии вне Храма, где кашу не подавали…», так как она — «секретное оружие Ордена». Где-то на этом месте Рид тихонько сбежала в соседнюю комнату, где, за закрытыми дверьми, до слез расхохоталась. Однако, смех смехом, но тактика устрашения прекрасно сработала, пусть Кеноби и завершил увещевания советом, что вкусный бутерброд и сладкое какао лучше оставлять на потом, чтобы «заесть» кашу, а после сделать вид, будто её и не было. Совет пришелся детям по душе, как и сам юноша, и к началу занятий юнлинги облепили своего нового друга, как светлячки лампу.
Падаван играл с ними в географическую угадайку, специально долго раздумывая и совершая простейшие ошибки, позволяя детям поправлять его и объяснять «непонятное», и сосредоточенный вид, с которым он слушал несвязные объяснения, покорил бы самое черствое сердце.
На уроке истории Оби-Ван вспомнил несколько смешных моментов, происходивших «за кулисами» обсуждаемых событий, навеки связав для малышей год принятия важного закона, касающегося трудоустройства ксеносов на Корусанте, с историей, как один из сенаторов, — противник закона, к тому же, — случайно перепутал свое место и начал есть суп представителя одной из рас, ратующих за закон: «…когда сенатор понял, что ест что-то не то, он посмотрел внимательнее на суп… а из супа посмотрели на него…». На этом моменте лисья стайка грянула дружным, громким смехом, да так, что к ним заглянули из соседней аудитории, желая убедиться, что все в порядке.
Позже Оби-Ван поделился с Рид, что эту историю ему рассказал мастер Войсташ, на индивидуальном занятии по межпланетарному праву. Женщина прониклась — не так уж и много падаванов могли похвастаться тем, что джедай, официально получивший звание магистра в области общего, межпланетного и межсистемного права, титул мастера исторических наук и степень в области государственного управления, решит уделить им свое
личное время. Кого попало мастер Войсташ вниманием не одаривал, а на его лекции в корусантской Академии прилетали со всех концов Республики. Кеноби должен был что-то из себя представлять, чтобы получить индивидуальные уроки мастера подобного уровня. И это с учетом репутации мальчика, изрядно подмоченной за прошедший год!
…Откровенно говоря, составить какое-то мнение о Кеноби было довольно сложно.
Во-первых, все падаваны попадали в ясли только на отработки, следовательно, уже были виновными в нарушении правил, и если дело не ограничилось выговором, то либо проблема была серьезной, либо сам падаван повел себя таким образом, что словесное порицание было признано
недостаточным. Это уже характеризовало учеников, пришедших отбывать наказание, определенным, и не самым лучшим образом. Воспитатели могли относиться снисходительно к провинившимся, и, в основном, так и поступали, но это не значит, что подобные знания не влияли на них.
Во-вторых… каждый первый в Храме слышал о Кеноби.
Каждый второй о нем что-то, да говорил.
И каждый третий считал своим долгом обсудить юношу подробно.
Мнение о рыжеволосом падаване скользило по самым граням всевозможных крайностей, и каждый разговор, каждое слово о нем оказывались противоположным тому, что звучало «до».
Его откровенно и открыто презирали и, одновременно, жалели, оскорбляли и сочувствовали, ценили смелость и сетовали на безрассудство, обсуждали таланты и кричали, что тот «бестолковый сопляк без грамма умений». Кто-то отмечал неизменную вежливость, кто-то с пеной у рта доказывал, что «мальчишка» дерзок и нахален. Одни снисходительно качали головой, осуждая повышенную возбудимость и эмоциональность падавана, другие сетовали на неизменное хладнокровие и молчаливость. Говорили, что его «слишком много». Говорили, что его «не видно вовсе».
Кеноби был странным уже потому, что всякое мнение о нём имело своего противника, заявляющего нечто противоположное. Единственным неизменным моментом было то, что никто почему-то так и не сказал, что Оби-Ван был обычным, не выделяющимся. Пожалуй, только с этим соглашался каждый.
Оби-Ван Кеноби
был особенным. В хорошем или плохом смысле, сказать сложно, но он
был.
Познакомившись с юношей лично, мастер Рид могла сказать одно — сплетни и пересуды совершенно не передавали того сложного ощущения, которое дарил даже короткий взгляд на Кеноби.
Он был определенно умен… и с крайним пиететом относился к своему образованию. Вежлив. О, да! Очень вежлив, но эта вежливость являлась совершенной маскировкой отношения Кеноби к чему или кому-либо. Его лицо почти не отражало эмоций, никаких вспышек чувств или гиперактивности, он не встречался в разговоре взглядом с собеседником, умело направляя взгляд то немного ниже, то чуть в сторону. Сила вокруг него молчала, как озерная гладь в безветренный день, и это, вне всякого сомнения, было результатом жесточайшего контроля над собой. Потому что соблюдать полнейшую тишину в «эфире» требовало просто ужасающей концентрации и бездонного количества усилий. Подобного состояния было сложно добиться даже во время медитации, и то, что Кеноби оказался способен делать это и заниматься другими делами, было
абсолютно ошеломляюще. Так что да, мальчик
был талантлив. И скрытен. Определенно скрытен, иначе его привычки теряли любой смысл.
Но самым удивительным на взгляд женщины было то, что Оби-Ван действительно любил детей. Он все еще действовал довольно скованно, когда требовалось позаботиться о них, и не всегда знал, что должен сделать или как себя повести, но он относился к ним не как к назойливой ноше, навязанной злыми советниками, а как к маленьким личностям, заслуживающим внимания и доброты.
Он внимательно
слушал их, следил ненавязчиво, но пристально, и был в какой-то собственной манере заботлив.
Рид ни разу за всю свою карьеру не видела такого отношения у молодых падаванов. В возрасте Кеноби подростки почти не способны мирно сосуществовать с маленькими детьми, и уж тем более относиться к ним с искренним неравнодушием. Разве что, если неравнодушие будет отрицательным.
Марана повела затекшими плечами, выбираясь из поглотивших её раздумий, и поймала момент, когда один из юнлингов крепко вцепился в плащ Оби-Вана, глядя в её сторону.
— Мастер Рид, мастер Рид?! А Оби-Ван пойдет на следующий урок с нами?! — закричала Куру, и все малыши, как по команде, уставились на женщину. Особенно старалась пробуравить её взглядом сама девочка. Пушистые кудряшки стояли торчком вокруг умилительно-серьезного лица, и смотреть на него без тихого смешка было совершенно невозможно.
— Оби-Вану уже пора к себе, дорогая, он закончил на сегодня, — покачала головой Марана и сдержанно кивнула юноше. — Падаван Кеноби, вы можете отметиться у мастера Виллард или мастера Дариуса, смотря кто будет свободен. Сегодняшнюю норму вы выполнили на «отлично», я оставлю заметку.
— Спасибо, мастер Рид, — вежливо склонился молодой человек, затем повернулся и опустился на одно колено перед готовой расплакаться девочкой, чьи большие глаза наполнились слезами так же, как прибрежный след на песке наполняется водой. — Что случилось, Куру? Неужели ты думаешь, что я не приду завтра? — мягким, текучим голосом начал увещевать юноша, и воспитательница невольно усмехнулась мысли, что из мальчика однажды выйдет очень искусный дипломат… если только он не выкинет очередной фортель. — Ты же маленький джедай, не так ли? Где же ты прячешь наше легендарное терпение, а? Где же, где же… Может, поискать? — тонкие пальцы быстро пробежались по ребрам крохи в нежной щекотке, и слезы брызнули из карих глаз вместе со смехом.
— Нет-нет-нет! Ай, хватит, Оби-Ван! Не надо! — отбивалась малышка, заливисто хохоча, и Кеноби позволил ей схватить себя за запястья, хотя, очевидно, Куру никогда не поймала бы его, если бы мальчик не позволил. — Мы сегодня будем делать игрушечных лис, потому что мы — «Лисы»! И ты тоже теперь «лис»! Ты должен пойти с нами! Тогда у тебя будет свой лис и ты всегда будешь нас помнить! — серьезно закончила малышка и юноша молчаливо склонил голову к плечу, осмысливая данное заявление.
Дети вокруг напряженно стиснули кулачки, пристально следя за разговором парочки, но не вмешивались, единодушно избрав Куру своим парламентером. В общем-то, не в первый раз для группы.
— Я не забуду вас и без собственного лиса… — осторожно заметил медноволосый падаван, но девочка замотала головой и наклонилась к Оби-Вану, ткнув крошечным пальчиком того в лоб. Рыжевато-каштановые брови дернулись вверх, но, с небольшим усилием, он замер под поучающим прикосновением.
— У всех «лисов» всегда есть лис на память! Так сказал Морри, а он уже скоро станет рыцарем, а значит, он много знает и умный! У него есть лис! Это важно! Это память! И символ! И… и… — всплеснула руками Куру, и Кеноби поймал маленькую ручку и коротко чмокнул её в центр ладошки.
— Не плачь, Куру. Я приду завтра, — но девочка неистово замотала головой, и по комнате, как волна, распространились тихие всхлипы. Кеноби оглянулся, на мгновение прикрыл глаза, покачал головой, глубоко вздохнул, словно сдаваясь, и медленно кивнул, не открывая глаз.
— Хорошо. Если это действительно настолько важно… — хоровое «да», прозвучавшее со всех концов комнаты, заставило плечи юноши слегка опуститься. — Мастер Рид, это не будет неудобством, если я приду на занятие…? — повернулся он к воспитательнице, на что та с улыбкой замахала руками, уже пять минут грандиозным, по-истине джедайским усилием воли сдерживая внутри совершенно искренний смех.
— Что ты, Оби-Ван, я буду только рада, если у меня будет дополнительная пара рук! — с еле сдерживаемым смехом воскликнула женщина, краем глаза отметив время на часах — она не стала говорить, но для себя решила вписать «лишние» часы Кеноби в заметки, чтобы те потом вычли из последующих дней. Так было бы честнее.
Юноша тем временем покорно кивнул, позволяя радостной девочке крепко обнять себя, и отпустил ту готовиться к уроку, после чего шагнул к остальным детям, ненавязчиво предлагая свою помощь там, где она была нужна.
Марана порадовалась про себя, что Кеноби не стал проявлять фаворитизма. Он явно симпатизировал Куру, и Рид знала от мастера Дариуса, у мальчика были собственные проблемы с видениями, — они затронули тему юнлингов, страдающих от подобной связи с Силой, когда Куру только начала получать первые видения, — но приязнь к девочке не затмевала в его глазах других юнлингов.
Каждый ребенок получил свой кусочек внимания мальчика: он то расчесывал волосы, то поправлял криво затянутый пояс, то помогал обуться, то просто в мимолетной ласке сжимал чье-то плечо, переходя к следующему малышу. Оби-Ван хвалил тех, кто смог одеться сам, и никак не комментировал тех, кто не мог сделать это, без слов предлагая свое внимание и помощь.
В конце падаван предложил свои руки двум самым младшим мальчикам, слегка наклоняясь, чтобы им не пришлось идти на цыпочках, но не предлагая понести их на руках, и Марана широко ухмыльнулась, когда падаван этого не видел.
Он был идеален!
Сила свидетель, она подарит Винду так любимые им шоколадно-ликерные конфеты с Рийи. Каким бы падаваном Кеноби ни был, какие бы слухи не оказались верны на деле, отправить мальчика сюда было лучшим решением Совета за последние пару месяцев!
— Построились в колонну по два, не толпимся, не торопимся, места хватит всем! — привычно командовала Рид, на что один из малышей резонно заметил: «Но Оби-Ван только один, и его придется делить». Это заставило детей ревниво оглянуться на мальчиков, которых Кеноби вел за руку, но возникшее напряжение юноша пресек единственной фразой: «Я не буду сидеть на одном месте, мне ведь нужно посмотреть, как вы работаете, чтобы суметь повторить. Так что, придется подходить к каждому, чтобы научиться. Я ведь совсем не умею лепить, вдруг у меня не лис, а фелинкс получится? И что тогда?».
К развлечению Мараны, слова падавана мгновенно признали серьезным аргументом и назревающий конфликт интересов был потушен. Конечно, Оби-Ван был для детей прекрасной новой игрушкой, и они быстро полюбили его, и теперь ревновали и делили между собой, но в этом возрасте вопросы жажды внимания и привязанностей поднимать было слишком рано, поэтому наилучшим способом справиться с ситуацией был избранный Кеноби метод — «без любимчиков». Рид даже удивилась, что мальчик сам, без подсказок, понял, как действовать. Он обладал удивительно сильными инстинктами и прекрасным чувством ситуации.
Пока дети рассаживались в аудитории под присмотром молодого джедая, Марана открыла шкаф и поставила на стол большой ящик. Немного порывшись, она достала из него нечто ярко-синее, в плотной прозрачной упаковке, и заметила чуть слабо повернувшуюся в её сторону голову юноши. Больше своего любопытства он никак не показал.
— Это так называемая «детская глина», — ответила Рид на невысказанный вопрос. — Довольно мягкий полимер — он хорош для формирования мелкой моторики, не слишком твердый и совершенно не липкий. Используется для создания мелких фигурок и украшений. При правильной обработке становится очень приятным на ощупь, его даже называют «холодным фарфором». Помоги мне раздать всем по вот такому кусочку. Больше не надо, — Рид помогла разделить первую партию и довольно кивнула. — Да, вот так, — Кеноби кивнул и вернулся к детям, раскладывая на рабочих листах глину, к которой тут же потянулся каждый второй юнлинг. — Можешь не следить за ними, они не в первый раз работают с этим материалом, и уже знают, что делать. Я отложу тебе кусочек, как поймешь, что делать, возьмешь, — улыбнулась женщина, и Кеноби гладко кивнул на дружелюбное подтрунивание. Дети радостно разулыбались, наперебой подзывая мальчика взглянуть, как нужно лепить лису, и, стоило признать, в создании фигурки не было особой сложности.
Квадратик тела, которому нежно смягчают края, закругляя их в спинку, вытянутый хвост, которому придают «пушистость» за счет превращенного в дугу нижнего края, закругленные треугольнички неоформленных лап… Сноровки требует только острая мордочка и уши, в этом Рид сама помогала малышам, пока Кеноби не понял концепцию и не пришел на помощь с другой стороны стола. Вместе они справились в два раза быстрее, и вот уже одиннадцать ярко-синих фигурок маленьких лис оказались на специальном подносе. Каждая стоит на своей цифре — никто не хочет случайно взять чужую, даже если фигурка соседа выглядит аккуратнее.
Оби-Вану требуется три минуты, чтобы немного размять собственный кусочек глины и быстро сформировать из него собственную статуэтку. Он подходит к каждому ребенку, позволяя «поправить» и проверить, «правильно ли он сделал», и дети осторожно тянут руки, то сильнее сглаживая спинку, то приподнимая или наклоняя хвостик, и Кеноби честно показывает результат каждому юнлингу, прежде чем незаметно поправить все исправления на собственный вкус.
Лиса помещается на поднос, на единственное место, не отмеченное цифрами, и дети радостно гомонят, открыто улыбаясь старшему другу. Кеноби задумчиво улыбается в ответ и это движение губ кажется немного неестественным, с потемневшими глазами, которые накрыла пелена не то мыслей, не то воспоминаний. Марана не отвлекает юношу, и ничего не спрашивает, только продолжает импровизированную лекцию:
— Глина может застывать на воздухе, но ей потребуется пара суток. Но при нагревании она застынет гораздо быстрее и будет прочнее, так что через пятнадцать минут я уже принесу назад готовые фигурки. Пока выберете краски, в которые вы их раскрасите. Оби-Ван, ты тоже выбирай, только имей в виду, краски специальные, застывают очень быстро, чтобы можно было наносить слой на слой, не давая им смешаться и смазываться. Так что если решишь смешать цвета, делай это быстро, — пояснила женщина и унесла поднос в соседнюю комнату.
Когда она возвращается, перед каждым ребенком уже стоит баночка с любимым цветом. Перед Кеноби их несколько и есть пара проб на листе бумаги, в виде красивых завитушек, каких-то рун и узорчатых цветов. Очевидно, Оби-Ван умел рисовать. Хороший навык.
— Ну что ж, берем кисточки, маленькие кисточки, и начинаем разрисовывать! — командует Марана, но малыши не торопятся, внимательно наблюдая за действиями Оби-Вана, который уже закончил раскрашивать свою фигурку в костяной цвет и отставил её в сторону — подсохнуть.
— Оби, у тебя будет белая лисичка? — тут же спросил один из мальчиков, которых юноша привел за руку и Кеноби покачал головой, с чуть ироничной улыбкой.
— Розовой, — только и сказал юноша, и рассмеялся искреннему изумлению на детском лице.
— Но это девчачий цвет! — воскликнул малыш, и каждая девочка из клана посчитала своим долгом фыркнуть.
— Эта лисичка будет девочкой, — просто пожал плечами юноша и пододвинул к себе палитру.
Оби-Ван действительно умел рисовать. У него было удивительно тонкое чувство цвета, и пальцы, которые словно были предназначены для тонкой работы: игры на музыкальном инструменте, рисования, лепки, вышивки…
Дети оставили свои места и окружили мальчика плотным коконом, но он им не мешал, и даже то, что юнлинги заслоняли головами свет, не оказалось большой проблемой. Тонкая кисточка прорисовывала черные глазки и нос, и узор на ухе, похожий на листик, а затем вдруг заскользила по лапке и бокам лисицы, прорисовывая древесные ветви. На пушистый хвост, стоящий торчком, лег тонкий рунный узор.
— О-о-о… — протянул кто-то, любуясь получившейся работой, и даже Марана подошла ближе, чтобы искренне поразиться удивительной красоте, созданной за какие-то мгновения. — А мы так тоже когда-нибудь сможем?
— Если не забросите обучение, то конечно. Нет ничего, чему нельзя было бы научиться. Но, разумеется, не нужно обращать все силы только в рисование. Возможно, вы будете играть на инструментах или петь… а может быть, вы будете танцевать или писать интересные рассказы… Не стоит останавливаться на чем-то одном, можно ошибиться. Слушайте, что говорит вам Сила. Она знает нас самих гораздо лучше, чем мы знаем себя. И помните, что в первую очередь мы джедаи. Главное — это ваше обучение, — Оби-Ван погладил прижавшегося ближе ребенка по круглой щеке и вдруг тепло улыбнулся. — Теперь у меня есть лисенок, и я никогда вас не забуду. Хотите, я раскрашу ваших — чтобы и вы не забыли меня?.. — юноша едва успел договорить, прежде чем дети бросились к своим местам, за фигурками и красками. Рассмеявшись, он запрокинул голову и тепло улыбнулся. — Я приму это как «да».
Марана тихо хихикнула, покачала головой и вернулась за рабочий стол. Юнлинги были в надежных руках, а стопки документов и отчетов, которые накопились из-за недавней болезни, начали превращаться в предгорья и их следовало заполнить, используя любую свободную минуту.
— … можно мне синюю! Вот такую!..
— … я хочу рыженькую, но не сильно яркую!..
— … красную! И тоже с веточками!..
— … я тоже хочу веточки!..
— … зеленую, как мои волосы!..
Веселые возгласы и чистый детский смех порой перемежались с низким, немного гортанным смехом рыжеволосого юноши, сверкающего ярко-голубыми глазами. С его губ не сходила умиротворенная улыбка, кисточка скользила между фигурками и палитрой с невероятной скоростью, и Рид подумала, что для полноты картины падаван мог только начать жонглировать фигурками, раскрашивая их в воздухе.
— А как ты её назовешь, Оби-Ван? — спросила Куру, указательным пальчиком поглаживая фигурку по голове, и Кеноби проследил за её движением, чуть приподняв брови.
— Рассвет, — после паузы сказал он, и дети тихо вопросительно загомонили. — Она того же оттенка, какой приобретает небо в самый ранний час, когда солнце только начинает подниматься над улицей Шествий.
— А моя тогда — Закат! Потому что ярко-красная! — и девочка посмотрела на Оби-Вана, проверяя его реакцию, и получила в ответ теплую улыбку.
— Тогда позволь мне… вот так, — он опустил кисточку. — Теперь на ней есть заходящее солнце. Очень подходит, — прокомментировал мальчик, и дети снова обступили его, поднося своих лис поближе.
— А моя серая… Но я не хочу называть её Тучей. Я не люблю дождь, — жалобно вздохнула девочка с серебристо-белой лисой, соответствующей её глазам.
— Она похожа на Туман, моя дорогая. Туман бывает и в ясную погоду, в предрассветные сумерки, например, — утешил её рыжеволосый, и малышка воспряла духом.
— А моя — темно-серая, так что пусть и будет Сумерками!
— Моя — синяя, значит — Ночь!
— Нечестно! У меня тоже синяя, я тоже хотел назвать её Ночкой! — воскликнул малыш, прижимая к себе лису и Оби-Ван нахмурился.
— Никаких ссор из-за названий. Арий успел первым, Рино. Позволь мне… — юноша потянулся за кисточкой и нарисовал серебристый кружочек. — Полнолуние.
— И мне! Я назову её Луной! У тебя будет Полнолуние, а у меня Луна, хорошо? — под строгим взглядом юноши попросила разрешения маленькая блондинка, на что мальчик важно кивнул и слегка покраснел.
— Они могут дружить, — тихо-тихо сказал малыш, и выдохнул, когда девочка радостно кивнула, и схватив его за руку, потянула к игровым коврикам в углу. Кеноби довольно кивнул, повернулся и щелкнул по носу сначала одного, а потом второго малыша, успевших начать очередной спор за его спиной.
— Они зеленые, — признались в проблеме дети, и Кеноби рассудил — назвать одного лисенка «Весна», а второго — «Лето». На вопрос кто есть кто, разумно пояснил, что девочка, конечно, Весна, и проблема разрешилась.
Посмотрев на часы, Оби-Ван вздохнул и аккуратно поднялся с места.
— Мои дорогие, у меня есть домашнее задание на завтра. Мне нужно вернуться в свои покои. А у вас скоро ужин и занятие по риторике.
— Но Оби-Ван… — заканючила Куру, но Кеноби строго качнул головой и слегка нахмурился. — Прости, — тут же смутилась девочка, и попыталась спрятать лицо за волосами. — Ты придешь завтра?
— Я постараюсь, дорогая, — мягко кивнул он девочке и повернулся к воспитательнице. — Мастер Рид?
— О, вы закончили? Очень хорошо, — женщина взглянула на время и кивнула. — Мы будем ждать тебя, но не волнуйся, если не сможешь прийти или придешь ненадолго. Помощь на одном-двух уроках тоже зачтется. — Юноша кивнул и слабо улыбнулся. — Попрощайтесь с Оби-Ваном, дети!
— До свидания, падаван Кеноби! До завтра! Пока, Оби! Приходи к нам снова! Мы будем ждать! — наперебой загомонили малыши, на что юноша кратко поклонился и быстро вышел из комнаты, не давая себя снова задержать.
«Правильная тактика», — усмехнулась Рид и позвала юнлингов за собой. После рисования детям требовалось почиститься.
***
Мягко надавив рукой на дверь за спиной, привычно проверяя кончиками пальцев, как по металлу бежит энергия, запирая замок, Оби-Ван наклонился, чтобы стянуть мягкие ботинки, которые предпочитали носить джедаи в Храме, и, поднимаясь, столкнулся с холодным взглядом Квай-Гона. Джедай сидел в кресле и, очевидно, до его прихода что-то изучал в датападе, и глубокая морщинка между бровей вкупе с поджатыми губами указывали, что его gospodin был очень сильно не в духе.
Медленно стянув очки и слегка помассировав переносицу, Квай-Гон отложил датапад, немного наклонился, опираясь локтями на колени, и сцепил руки в замок. Его спокойный, но тяжелый взгляд буквально пригвоздил блондина к полу, и Кеноби напряженно дернулся, но не двинулся дальше, не зная, разрешено ли ему войти в комнату. Он, с очевидным усилием заставил себя ослабить кулак, в котором невольно сжал свою лису.
— Где твой комлинк? — тихо спросил джедай, и рука Оби-Вана автоматически взлетела на пояс, дрогнувшими пальцами нащупывая корпус с мягкой обшивкой. Вытащив устройство, он быстро щелкнул по минимонитору, и мгновенно побледнел, когда вместо привычного писка тот трижды мигнул красным светом и снова потух.
Наблюдающий эту пантомиму джедай медленно вдохнул и так же медленно выдохнул.
— По крайней мере, он был у тебя с собой, — ожесточенно проговорил Джинн, сощурив темные глаза, и поднялся с кресла, скрещивая руки на груди, но с места не двинулся. — Ты не пришел обедать. Когда я попытался связаться с тобой, — взгляд мужчины на миг опустился на разряженный комлинк и вернулся к побелевшему лицу застывшего в дверях юноши, — у меня не вышло. Я связался с целителями — и мне сообщили, что тебя уже довольно давно отпустили. У тебя не было классов, и ни один из преподавателей, у которых ты берешь дополнительные уроки, тебя не видел. Так же как не видели тебя в Архивах, а рыцарь Роу
просила напомнить, что ты не заходил уже несколько дней. И, наконец… тебя не было в залах для медитации и в тренировочных залах, и даже в зале Тысячи фонтанов… Итак, мой падаван, — Квай-Гон слегка наклонил голову и в пару спокойных, размеренных шагов приблизился к Кеноби, слегка нависая над ним и позволяя испытываемому им удушливому раздражению проникнуть в прежде спокойный голос. — Не желаешь ли поделиться, где ты был?! — последнюю фразу брюнет практически прорычал в лицо мгновенно опустившего взгляд юноши.
— Я был на территории Совета Назначений, в крыле юнлингов младшего возраста. Вы сказали, что магистр Винду недоволен тем, что я еще не отработал своё наказание, и я только хотел исправить свою задержку… — Оби-Ван на мгновение замолчал, неуверенный, как правильно сформулировать следующую фразу, и вжался в дверь чуть сильнее.
Мастер-джедай возвышался над ним почти на две головы, и было неприятно ощущать себя настолько маленьким, даже если это было, в общем-то, не непривычное чувство. Кхамали Малар всегда была значительно меньше и ниже своих учителей, Мастеров, и даже врагов: вначале — в силу юного возраста, позже — потому что люди всегда меньше, как относительно некрупных драконов, так и прочих разумных нелюдей Ирруминаля.
Квай-Гон моргнул и медленно выпрямился, холодно сощурившись. Он продолжал возвышаться над ним, как огромная скала. Однако теперь джедай не склонялся над своим учеником намеренно, а наоборот, слегка отстранился, разглядывая, как противное насекомое. Большая часть инстинктивного страха ушла, уступив свое место страхам осознанным. Это никогда не было «к лучшему». Если Владыка брал себя в руки и всерьез размышлял о проступке и наказании, вместо того, чтобы позволить своей злости взять верх и наградить провинившегося тяжелым ударом или даже десятком.
Никогда не лучше.
— Падаван, тебя только несколько дней, как официально признали прошедшим реабилитацию.
Не здоровым — а прошедшим реабилитацию! Это не означало, что тебе разрешено брать на себя нагрузки
любого типа! Тем более, не посоветовавшись с целителями и
со мной! — тон голоса Джинна слегка повысился, и Оби-Ван невольно вздрогнул, клацнув зубами. Горло совершенно внезапно сжало спазмом, и Кеноби со все нарастающей паникой ощутил, что не может вздохнуть.
— Ты хоть понимаешь, что я почувствовал, когда ты вдруг пропал и никто в Храме… Оби-Ван?.. — тонкие пальцы впились в кожу горла, раздирая её, грудь дергалась, тщетно пытаясь заставить легкие принять в себя немного воздуха. Во рту вдруг стало совершенно сухо, в ушах как-то странно зашумело и перед глазами начали мелькать черные точки, но странный спазм все еще не давал сделать вдох.
«
Я не могу дышать!», — билась сразу во всех потоках бесполезная, но совершенно ошеломляющая мысль, и Кеноби умоляюще посмотрел на своего gospodina. Он не мог… он все еще не мог…
— Оби-Ван! — рука мастера накрыла его ладонь, оторвав её от покрытой кровавыми царапинами шеи, затем метнулась вверх и слегка запрокинула ему голову. — Оби-Ван, дыши! — командный окрик gospodina прорвался сквозь наплывающую темноту, сковывая бесконтрольно мечущиеся и сменяющие друг друга потоки сознания, и сухие губы мгновенно раскрылись, — может, даже слишком широко, словно он пытался глотнуть воздуха, как воду, или был крупной собакой, которой требовалось высунуть язык, чтобы глубоко дышать. Но как бы глупо это не выглядело, это сработало, и ему удалось сделать шумный, хрипящий вздох, словно его только что выдернули из воды.
Колени подкосились, налившись горячей тяжестью, и джедаю пришлось перехватить его одной рукой, второй продолжая держать голову прямо и слабо массируя сквозь тонкую кожу хрящи гортани.
— Оби-Ван! Падаван, смотри на меня?! Вот так, молодец… Ты можешь продолжать дышать вместе со мной?.. Да… да, хорошо… вдох-выдох… Дыши со мной, падаван… Вдох… Выдох… — они медленно опустились на пол. Огромная ладонь джедая на его спине, между крыльями лопаток, рисовала мягкими прикосновениями короткие круги, большой палец другой мягко гладил щеку, пока сама ладонь оставалась на его травмированном горле. Шум в ушах начал медленно затихать, а зрение столь же медленно обретало ясность, но чтобы овладеть голосом ему потребовалась почти минута.
— Мне жаль… кха… Мне очень жаль, а-х, я не хотел… пожалуйста, я не хотел… это не было неуважением, я просто не заметил… я сожалею… — сквозь неритмичное дыхание начал оправдываться Кеноби, и Квай-Гон быстро покачал головой, глядя на него со странной смесью жалости и сожаления, необычайно ярко отражающихся в его красивых глазах.
Блондину понадобилось несколько долгих мгновений, прежде чем он осознал, что беззастенчиво встретил прямой взгляд своего мастера. С коротким писком ужаса, юноша зажмурился, мотнув головой, — и отодвигая подбородком пальцы на его шее, — и отшатнулся назад так неловко, что только ладонь на спине помешала ему врезаться в железную дверь.
— Простите, извините, мастер… я не должен был… я очень… я… мне… я… — дыхание снова стало сбиваться, в груди что-то стянуло, словно его вдруг облачили в очень узкий корсет и теперь все сильнее и сильнее затягивали шнуровку, и новый, беззастенчивый прилив паники усилило слишком ясное ощущение ладони gospodina на его шее.
Ужас внезапно оказался настолько велик, что подавил все привычки, за исключением инстинктов, и состояние усилилось отсутствием прямых приказов и ограничений. Его мастер-джедай ни разу не давал ему никаких указаний о том, как он должен принимать наказания. Поэтому его дрожащая рука нашла ладонь джедая, все еще покоящуюся на его беззащитном горле и судорожно схватила его запястье в слабой попытке оторвать чужую руку от шеи.
— Пожалуйста, пожалуйста… я сделаю лучше в следующий раз… не надо… я… я научусь, прошу вас, не… не надо… — зашептал Кеноби, глядя
сквозь коленопреклоненного мужчину, и снова попытался сдернуть чужую руку с шеи, что ему, внезапно, удалось.
Сипло втянув воздух, Оби-Ван попытался подтянуть колени к груди, чтобы защитить мягкий живот и грудную клетку, с надеждой, что если он свернется в достаточно компактный клубок, он сможет закрыть лицо и шею тоже. Его била сильная дрожь, горло то затягивали, то отпускали мучительные спазмы, и он подавился рвущимися с языка фразами, когда тряска стала настолько сильной, что к корню языка подкатила рвота. Тело начало по-настоящему содрогаться от спазмов, дышать получалось через раз, и внезапный рывок вверх только усилил жгучее ощущение тошноты.
Его опустили животом на колено и собрали в горсть длинные рыжие пряди, но не дернули, как наполовину ожидал Кеноби, а лишь убрали их от лица. Чужая рука ощутимо прошлась по спине, от выступающего шейного позвонка до линии штанов, и на четвертом поглаживании, его, наконец, тяжело вырвало.
Кое-как прокашлявшись, ощущая жгучий привкус желчи даже в носу, Оби-Ван осознал, что тихо всхлипывает, и лицо, помимо притока крови из-за наклоненного положения, краснело также от проливающихся соленых брызг.
Мастер что-то пробормотал сквозь зубы, вытер ему рот рукавом туники, довольно мягко поднял с колена и взял на руки, словно он совсем ничего не весил, в чем, вероятно, помогли его потерянный вес и довольно компактное телосложение.
Оби-Ван безразлично молчал, содрогаясь в тяжелых рыданиях, уже не чувствуя, что сможет найти даже слабые аргументы в свою защиту или хотя бы просто остановить позорную истерику, уже не набирающую обороты, но и не заканчивающуюся. Поэтому, когда его опустили на слишком большую, чтобы быть его, кровать, Кеноби смог только слабо содрогнуться в чрезмерно громком рыдании и бросить взгляд совершенно заплаканных, слипающихся от едких слез глаз куда-то за плечо мужчины. И дышать. У него пока что получалось дышать.
Он слышал, как Квай-Гон сделал несколько шумных вздохов, прежде чем развернуться и быстро выйти, — почти выбежать, из комнаты, и Оби-Ван воспользовался передышкой, чтобы перевернуться на бок и свернуться клубком. Он пока не знал, чего хотел джедай — прикончить его за проявленные дерзость и откровенную слабость, как-то наказать, отказаться от него, или трахнуть, сбрасывая скопившееся напряжение… или же все вместе, в какой-то, наиболее приятной для мастера, последовательности.
Он чувствовал себя едва-едва живым, вне уверенности, что он сможет даже спуститься с кровати и пройти жалкую пару шагов — до ванной, чтобы смыть ощущение желчи с языка, сил не хватало даже обнять колени руками, и его до костей пробирал холод.
Поэтому, когда он услышал шаги мастера, направляющегося обратно в спальню, Оби-Ван только смежил веки и тихо сглотнул, пытаясь справиться с новым витком тошноты — довольно ощутимым, хотя и слабее предыдущих, ведь теперь его желудок был пуст.
— Оби-Ван, ты спишь? — полушепотом спросил джедай, и Кеноби всего на долю секунды захотелось действительно притвориться спящим, но одна только мысль провести ночь в ожидании наказания заставила его распахнуть расфокусированные глаза и посмотреть на его gospodina, опустившегося на колени перед своей постелью. Рядом он опустил небольшой тазик, а на тумбочку поставил пузатую чашку с настоем, отдающим резковатым запахом знакомых по Ирруминалю трав — безвредных, если честно, поэтому Кеноби не совсем понял, зачем мужчина её принес.
В конце концов, опомнившись, он попытался приподняться, но был остановлен теплой рукой, слегка придержавшей его за плечо. Против воли Оби-Ван содрогнулся и громко сглотнул. Рука мгновенно исчезла.
— Не торопись, падаван, — мягким голосом попенял ему мужчина, — иначе у тебя закружится голова. — Квай-Гон немного помолчал, прежде чем спросить самую малость неуверенно. — Могу я до тебя дотронуться?
Кеноби нахмурился, пытаясь понять, что у него спрашивают, но вопрос казался совершенно лишенным смысла, и все, что осталось юноше, это медленно кивнуть, а затем, дав себе мысленную пощечину, тихо прохрипеть: «конечно, мастер».
Квай-Гон тихо вздохнул, и на краткий миг Оби-Вану показалось, что это был неправильный ответ, но джедай вдруг совершенно спокойно кивнул и даже чуть улыбнулся.
— Хорошо. Тогда я сейчас помогу тебе сесть, ты прополоскаешь рот, а затем немного выпьешь. Если начнется тошнота, я подержу для тебя таз, если нет — ты приляжешь и постараешься немного отдохнуть. Договорились?
Оби-Ван, забывшись, снова кивнул, но прежде, чем он исправил эту оплошность, мужчина медленно наклонился к нему и просунул руку под бок, позволяя частично опереться на свое плечо, и осторожно потянул его вверх. — Все в порядке, падаван? Голова не кружится? Не тошнит?
— Нет, мастер, — прошептал Оби-Ван, и Квай-Гон довольно кивнул.
— Прекрасно. Теперь осторожно, я разбавил воду, но чай все ещё довольно горячий, — Джинн аккуратно прижал к его губам край чашки и медленно-медленно наклонил её, позволив сделать небольшой глоток. — Ополосни рот, — Оби-Ван послушно наклонился и сплюнул жидкость в тазик, затем просительно посмотрел на своего gospodina. — Еще раз? Хорошо. Осторожно…
Кеноби потребовалось четыре больших глотка, прежде чем ощущение кислоты и горечи покинули его язык и глотку, и он смог сделать еще четыре небольших, чтобы успокоить все еще бунтующий желудок. Квай-Гон все это время терпеливо удерживал его в вертикальном положении, держал чашку, убирал его растрепанные волосы от лица и совершенно не торопил. Спокойный, твердый тон, которым с ним говорили, тоже помог: если не успокоиться, то, по крайней мере, прекратить поток уже казавшихся бесконечными слез.
— Замечательно, Оби-Ван. Ты молодец, — блондин вздрогнул, подняв испуганные глаза на лицо джедая, но тут же опустив, не рискуя снова случайно посмотреть тому в глаза. — Тише, падаван. Тебе больно? Где болит? — Кеноби покачал головой и сделал дрожащий, — из-за недавнего плача, — вдох. — Не болит? Не тошнит? — он снова покачал головой и Джинн, казалось бы, обрадовался. — Хорошо, это замечательно… Теперь, давай, снимем с тебя эту тунику, она вся мокрая.
Это действительно было так — робу можно было отжимать, так лился с него пот в самом начале всей этой истерики. Маленькая его часть не хотела раздеваться, но добавить еще один проступок к веренице всего, что он уже успел сделать за эти полчаса, не упоминая его промаха с комлинком сегодня днем? О, он был довольно глуп, но даже человеческой глупости есть пределы.
— Да, мастер, — тихонько отозвался юноша и две горячие ладони мягко стянули с него пояс, а затем спустили с плеч противно липнущую ткань, после чего быстро освободили запястья и отбросили кофту куда-то в угол комнаты.
— Ты предпочел бы снять штаны или спать в них? — спросил джедай, с сомнением посмотрев на брюки, и Оби-Ван, после короткой, сомнительной паузы, полушепотом произнес: «снять».
Это было логично. Он не любил боль. Как Кхамали Малар, как Оби-Ван Кеноби, как любой нормальный живой человек. Секс
был болезненной вещью, порой — ужасно болезненной, но он никогда не мог сравниться с
наказанием. Если у него был шанс получить прощение, раздвинув ноги, он не стал бы сомневаться ни секунды. Единственное, что вызвало задержку сейчас, была сомневающаяся интонация самого джедая, но даже здесь Кеноби остановился на том, что решение все равно оставит за мастером, и успокоился на этом.
Штаны полетели в ту же сторону, что и туника, и Оби-Ван покорно посмотрел на Квай-Гона, оставшись перед ним в одном белье. Если мастер того хотел, он мог бы снять и его тоже.
— Я принесу воду и тряпку, и помогу тебе умыться, а потом ты ляжешь спать, идет? — выдохнул Джинн, и юноша моргнул. Это было не совсем то, что он ожидал услышать. Хотя, не то, чтобы его слабое удивление могло повлиять на ответ…
— Да, мастер.
В этот раз джедай вернулся даже быстрее. Или, может быть, Оби-Ван ненадолго задремал до появления мужчины. Тот принес чашу с водой, новую губку и полотенце. От воды пахло немного странно, и, заметив, что как его нос пару раз дернулся, Квай-Гон слабо улыбнулся.
— В воде немного масла черного тмина, это поможет тебе успокоиться и уснуть. Не волнуйся, оно гипоаллергенно, точно не навредит, — губка скользила быстро, смывая с кожи и впитывая липкий пот, следом его подсушивало теплое полотенце, и Кеноби против воли почувствовал, как мягкие прикосновения без контакта «кожа к коже» его убаюкивают, и даже почти не вздрогнул, когда мастер мягко подтолкнул его перевернуться и начал омывать исчерченную шрамами спину. Его дрожащее дыхание выравнивалось, а веки слегка отяжелели: возможно, после рыданий, а может, сам организм требовал отдыха.
— Оби-Ван, ты можешь ответить мне на несколько вопросов? Я бы этого очень хотел, но если ты почувствуешь, что тебе снова становится плохо, то сразу скажи мне, и я перестану спрашивать. Договорились? — Кеноби сонно кивнул, чувствуя себя немного спутанно и напряженно, но тут же постарался расслабиться и стабилизировать дыхание.
Квай-Гон держал свой голос довольно спокойным, даже мягким, и на краю Памяти что-то такое мелькнуло из воспоминаний настоящего Оби-Вана. Что-то про мастера Джинна и какое-то раненое животное, но сейчас у него не было сил контролировать потоки, и разобраться в памяти мальчика он не мог.
— Договорились, gospodin, — тихо пробормотал блондин, и бросил короткий взгляд на его губы. Джедай кивнул, бросил губку в воду и отставил чашу и полотенце подальше, после чего потянулся куда-то в сторону, чтобы в следующий миг закутать его в знакомый плед, которым сам же Оби-Ван принес своему мастеру в прошлый раз.
Неосознанно, он зарылся в плед глубже и плотнее, чувствуя себя значительно спокойнее теперь, когда его нагота была скрыта, даже если джедай внешне не реагировал на нее.
— Спасибо, падаван. — Кивнул Квай-Гон, словно его разрешение что-то значило, и сложил руки домиком на краю своего матраса. — Ты не мог бы сказать мне, что вызвало у тебя начало паники? Я бы очень хотел избежать подобных инцидентов в будущем, и мне хотелось бы знать, чего стоит избегать. Ты не мог бы мне рассказать? — все тем же мягким тоном спросил Джинн, и Оби-Ван подумал, что недооценил его жестокость.
Джедай желал не просто пройтись по его слабости, но выставить на обозрение его самую большую уязвимость, глубокий животный ужас перед хозяином, настолько сильный, что давно въелся в душу…
— Оби-Ван, ты в порядке? Посмотри на меня, пожалуйста! Можешь не отвечать на этот вопрос! Постарайся дышать ровнее, — только после этой фразы Кеноби понял, что начал делать мелкие-мелкие вдохи, от которых у него кружилась голова, и это было совершенно вне его контроля. Какой позор!..
— С-сожалею… — пробормотал мальчик, вжимаясь в плед, и Квай-Гон слегка потер переносицу, прежде чем снова посмотреть в его сторону. С губ мужчины сорвался немного напряженный смешок.
— Предположим, извинения приняты. Теперь, Оби-Ван, не мог бы ты мне объяснить… за что ты только что извинился? — с тонким острым краем в глубине голоса спросил джедай, и Кеноби попытался сосредоточиться. Он был слишком потерян, чтобы играть в интеллектуальные игры, как того обычно требовал мастер Барахназ, но даже в таком состоянии понимал, что от его ответов может зависеть его дальнейшее благополучие.
— Я извинился за свою слабость и неспособность выдержать эмоциональный дискомфорт без физических проявлений. Обещаю, я буду тщательно работать, чтобы такой ситуации больше не повторилось, — на одном дыхании выплюнул Оби-Ван и почувствовал, что вместе с маленькой речью отдал и часть скелета, потому что тело было совершенно вялым и не слушалось, точно из него вынули парочку костей.
— Вот как… — тихо пробормотал джедай, нервно пригладив бороду, и падаван не смог понять, доволен Джинн его ответом или нет. — Допустим. Тогда скажи мне Оби-Ван, за что ты извинялся в первую очередь? Когда только начал?
— Я просил простить меня за мою невнимательность и необязательность, в результате которых вы не знали, где я нахожусь и не могли связаться со мной или найти меня, — все так же ровно ответил Кеноби, и джедай медленно кивнул.
— Хорошо. Я прощаю тебя. Постарайся впредь проверять заряд связных устройств утром, в остальном, это была неприятная случайность, в которой не было твоей вины, поэтому я не сержусь на тебя, — необычайно спокойно продекламировал Квай-Гон и получил в ответ полузадушенный не то вздох, не то всхлип. Оби-Ван спрятал лицо в покрывало и слабо содрогнулся, заставив джедая нервно дернуться к нему, чего мальчик не видел, поглощенный внезапным освобождением. — Падаван, ты в порядке?
— Да… да, мастер, я в порядке. Спасибо, что простили меня. Я приложу все усилия, чтобы не совершать этих ошибок вновь, — пробормотал юноша и на его щеках джедай снова заметил следы слез, хотя глаза казались сухими. Но они были красными и опухшими, а потому сказать наверняка было невозможно. Джинн прикрыл ненадолго глаза, глубоко вздохнул, и продолжил импровизированный допрос.
— Хорошо. Я рад, что с этим мы разобрались. Скажи мне, за что ты извинялся после того, как попросил прощение за свою пропажу? — Оби-Ван слегка сжался и пробормотал что-то, тихо-тихо, на грани слышимости. — Извини, падаван, мой слух не настолько хорош, повтори пожалуйста, — спокойно попросил он мальчика, и тот повторил: тихо, но очень внятно.
— Я извинился за то, что посмотрел вам в глаза, мастер. Это было случайной оплошностью, и я надеюсь избежать подобных инцидентов в будущем, и я очень сожалею о своей ошибке… — Квай-Гон нахмурился.
— Оби-Ван… — тут мужчина замолчал, анализируя его слова… сделал медленный вдох и столь же медленный выдох, выпуская в Силу вспыхнувшую на мгновение ярость… и продолжил говорить спокойным, ровным тоном. — Разве я когда-нибудь говорил тебе, что… запрещаю смотреть мне в глаза? — мальчик молчал, но джедай видел, как двигались его губы и как нахмурились тонкие брови. — Полагаю, ты не можешь вспомнить подобных слов, потому что ответ — нет. Тебе разрешено смотреть в глаза мне, и любому другому человеку или ксеносу, который вызвал в тебе подобное желание. Если по какой-то причине тебя попросили не смотреть кому-то в глаза, то это твое личное решение — удовлетворить эту просьбу или нет. Ты меня понял?
— Да, мастер. Думаю, да… — неуверенно добавил Кеноби в конце, и джедай мог услышать в ломком голосе нотки болезненного недоверия.
— Хорошо. Ты можешь сделать это прямо сейчас, если хочешь. Или не делать вовсе, — сознательно добавил джедай, и Оби-Ван медленно, бесконечно медленно скользнул глазами по его лицу и встретил его ясный взгляд, спокойный и сдержанный, как подобает мастеру-джедаю. Кеноби, в свою очередь, казался испуганным и немного запутавшимся, и в то же время в нем таилась какая-то безликая апатичность на грани полной покорности. Если бы глазам мальчика дали слово, те сказали бы: «делайте с нами, что хотите», и замолчали бы.
— Мне очень нравятся ваши глаза. Они красивого цвета, — вдруг сказал юноша и вновь зарылся в плед, игнорируя результат своей фразы: заалевшие кончики ушей одного мастера-джедая и его немного недоверчивый взгляд.
Квай-Гон даже кашлянул, заново собираясь с мыслями и стараясь выкинуть слова ученика из головы, хотя они и несколько… польстили. В конце концов, Джинн, может, и не особо часто разглядывал своё отражение, но все же знал, что оно особо не радовало. Расцвет его молодости прошёл, в его волосах появились нити седины, больше нервной, чем физической, но все же… Его нос был много раз переломан, лицо было жестковатым и непропорциональным, и каждый третий разумный находил его пугающим, даже если не упоминать слишком высокий рост и излишне широкую раму плеч.
Сама мысль, что за всеми этими недостатками заметили его глаза и нашли их красивыми, довольно-таки удивляла. Но сейчас было не время отвлекаться на посторонние мысли.
— Благодарю, падаван. Приятно слышать, — джедай поморщился, уловив в словах нотку смущения. Если бы это был обычный комплимент, которые часто получали послы и дипломаты, он отреагировал бы, как обычно (то есть никак), но своей искренностью его падавану удалось слегка поцарапать его выверенное спокойствие… И, конечно, никогда ему не делали комплименты таким заплаканным голосом. — Теперь, пожалуйста, скажи мне… чему ты собрался учиться?
Оби-Ван немного нахмурился и покачал головой.
— Простите, gospodin, я не понял вопроса...
Решив отложить давно назревающее уточнение незнакомого обращения на потом, джедай мягко кивнул и прокомментировал свои слова:
— О том, что ты сказал, падаван. Ты не только извинялся, но и сказал, что «сделаешь лучше» и «научишься». Я хотел бы узнать, что именно ты хотел сделать лучше и чему должен был научиться? — в глазах его ученика снова мелькнул отголосок недавнего ужаса, очередной вдох сбился, и Квай-Гон тут же прижал руку ко лбу юноши. — Хорошо, этого достаточно.
Спи!
Напитанный Силой приказ заставил мальчика провалится в сон так же быстро, как проваливаются под лед случайные жертвы. Его дыхание мгновенно нормализовалось, став сильным и глубоким, пусть и все еще слегка дрожащим, напряжение стекло из фигуры, исчезла глубокая морщинка на лбу и ослабли линии у губ, и взрослое лицо вдруг стало выглядеть совершенно детским.
Джедай с горьковатым принятием смотрел на молодого человека, на проступившие детские черты, снова замечая ребенка, которого давно не видел, а может, не хотел замечать в нем.
Осторожно поднявшись, Квай-Гон взял с пола чашу с водой, подхватил грязные вещи и понес их в ванную комнату, как вдруг что-то маленькое отскочило от его сапога и залетело под шкаф. Смутно удивившись и быстро разложив умывальные принадлежности по местам, бросив вещи в корзину, он вернулся в комнату и вытащил маленькую, в пол-ладони статуэтку.
Это был лисенок. Крошечный розовато-рыжий лисенок с черными блестящими глазками и рисунком дерева на округлом боку. Вдоль маленького ушка бежала тонкая трещина, и джедай подумал, что, вероятно, именно столкновение с его сапогом разбило маленькую красоту. Подняв её ближе к лицу, чтобы лучше рассмотреть рунный узор на хвосте, Джинн вдруг уловил невыветрившийся запах краски.
Фигурка была сделана сегодня.
Квай-Гон медленно перевел взгляд на дверь в свою спальню и почувствовал, как в желудок упал кусок льда. Аккуратно поставив фигурку на ближайшую полку, джедай быстро развернулся и подошел к столу, где, кроме стопки голо-книг, находился стандартный стационарный комлинк.
Ему ответили в течение пары секунд.
— Добрый вечер, мастер Лаквош. Да… да… Нет, он сейчас в порядке… Нет, но кризис относительно миновал… Нет, он сейчас спит… Да... но я смог его успокоить — он уже засыпал самостоятельно, когда некоторые мои вопросы едва не начали приступ заново… Я поторопился, признаю… Понимаю, и я сожалею… Да… Нет, госпожа Лаквош, я поговорю с ним на эту тему завтра, он придет. Да… Я хотел попросить вас об одолжении… Нет, это не касается врачебной тайны… Спасибо. Нет, я хочу… я хочу получить направление к целителю душ… Да, я уверен… Серена, я прошу вас. Я не справляюсь. Мне нужны консультации, я не могу навредить ему. Не снова… Просто… Да… Хорошо, спасибо. Я буду ждать.
