Золото и синева

— Это плохо.       Квай-Гон издал звук, который можно было принять за согласие, но так и не отнял сцепленных рук от губ. Судя по морщинкам между бровей и отсутствующему взгляду, направленному в стену, он не столько слушал женщину, сколько находился в своих, далеких от счастливых, мыслях.       Серена мотнула головой, отбрасывая челку назад, и опустилась в соседнее кресло — садиться за собственный стол не было никакого желания, это слишком напоминало ей очередной сеанс и настраивало зашедших к ней людей соответствующим образом. Нет, спасибо! Люди почему-то уверены, что всякий психоаналитик буквально мечтает раскопать каждый их несчастный секрет, не понимая, как на самом деле трудно иметь дело с чужой подноготной. Как известно, хочешь любить человека — не узнавай его слишком близко… — Если у Кеноби начались панические атаки, да еще такого уровня, это значит, что, во-первых, я значительно недооценила глубину влияния случившегося, а во-вторых, и что гораздо важнее, именно вы спровоцировали эпизод.       Квай-Гон дернулся и открыл было рот, чтобы начать оправдываться, но целитель продолжила прежде, чем её прервали. — Нет, это не обвинение, это цепь рассуждений, и мне нужно, чтобы вы её увидели! Самым важным является звено, которое указывает на то, что ваш падаван скрывает информацию о большей части того, что с ним случилось. Весьма успешно скрывает, прошло больше полугода, а информация начала раскрываться только сейчас и только в экстремальных ситуациях. Он говорил об этом с вами?       Квай-Гон молча покачал головой и Лаквош нервно потерла переносицу. Другая рука отстукивала пальцами прерывистый ритм по подлокотнику. Джедай проследил за этим жестом и вернул взгляд к напряженно-задумчивому выражению на лице Серены. Та хлопнула в ладоши и повернулась лицом к мужчине. — Хорошо, следите за мыслью! — скомандовала она, принимая более удобное положение и начиная разъяснять все так, как их учили: подробно и на пальцах. — Мне доподлинно известно о падаване Кеноби только то, что он был ребенком, застрявшим в зоне боевых действий и участвовавшим в них. Также мы точно знаем, что в какой-то момент времени он был военнопленным и подвергался пыткам. — Джедай вздрогнул, но целительница неумолимо продолжала, не желая смягчать слова ради мастера. Слишком большую роль сыграл Джинн, и Лаквош не позволит ему оставить это в прошлом! Забыть — значит не извлечь никакого урока, и то, что было когда-то отринуто, как неважное, как «это уже в прошлом», может вернуться, чтобы укусить тебя за удачно подставленную задницу, как бы намекая, что нечего было поворачиваться к проблеме спиной. В общем-то, за мастером Джинном вернулся Ксанатос… — Уровень психологического насилия и ответа Кеноби на ситуацию в целом мы не знаем, поэтому пока опустим. На физическом уровне Оби-Ван почти здоров: он не инвалид, не искалечен, не испытывает постоянной боли, однако имеет множество шрамов. Отношение к ним якобы нейтральное, но это не точно. Поэтому пока что все, что с ним происходит, будем относить только к его психологическому состоянию. Но вот в чем проблема… — Острые глаза целительницы уверенно встретили тяжелый взгляд Джинна, заставив его еще сильнее напрячься в предчувствии плохих новостей. — Падаван Кеноби не реагировал эпизодом паники ни на один триггер, который должен был напомнить ему о войне. — Мастер нахмурился и женщина слегка наклонилась, вырисовывая картину возникшей у нее мысли. Мысль, — возможность, — была отвратительной, и Серена искренне желала быть неправой, но они должны были рассмотреть все вероятности, в том числе те, от которых хотелось тереть кожу мочалкой до кровавых полос, чтобы отмыться от этой грязи. — Верно, мастер Джинн, вы начинаете понимать. Громкие звуки и крики, разговоры о Меелида/Даан, в том числе обсуждение воспоминаний о тех, с кем он был знаком и кто погиб там, даже просмотр нескольких кадров — ничто из этого не спровоцировало ничего, кроме повышения уровня соматической и психической тревоги. Едва-едва проявившейся тревоги, это даже приступом нельзя было назвать, и уж конечно — не паники. И ему вдруг достаточно небольшого воспитательного момента от его мастера, которого даже не было с ним во время травмирующих событий, чтобы провалиться в паническую атаку такой силы, что он мог получить физические травмы. — Лаквош снова откинулась в кресле, склонив голову к плечу и тяжело сощурившись.       Впрочем, это выражение лица было направлено вовнутрь, а не на сжавшего до белых костяшек кулаки мастера-джедая, ясно уловившего упрек и варившегося в собственной вине и набатом стучащих подозрениях, которые он не хотел сформулировать даже в безопасности своих мыслей. — Вы видите то, что вижу я, мастер Джинн? — немного тише продолжила Лаквош, внимательно глядя на мужчину. — Война вызвала ПТСР, но это еще не все. Там, на Меелида/Даан, случилось что-то большее. — Что? — резко спросил джедай, и целительница глубоко вздохнула, на миг прижав к губам костяшки пальцев. — Вы уже знаете ответ… Кеноби отреагировал именно на вас, логично спросить: «почему?». Половая принадлежность? Но он спокойно контактирует с другими рыцарями и мастерами мужского пола. Раса? Но у него много людей-наставников, если у меня верные данные, и информации об эпизодах раньше не поступало, ни от мужчин, ни от женщин. Внешность? Реакция была бы раньше. Остается не так много вариантов… Всего один. Он отреагировал на единственную форму власти, которая довлеет над ним на данный момент. Кроме того, запрет смотреть в глаза является известным трюком для психологического давления… верно и обратное, если дать приказ смотреть в глаза… но это детали! Опять же, если следовать вашим словам, падаван Кеноби начал впадать в шок, когда вы приблизились к нему, — то есть, вторглись в личное пространство, — затем шок углубился, когда вы прикоснулись к нему — это, вероятно, связано уже с физическим, а не психическим аспектом насилия… но самое главное… если вы рассказали мне все так, как было на самом деле, если вы ничего не пропустили и правильно запомнили детали… то он ни разу не смог сказать вам «нет». Для подростка возраста Оби-Вана ваши действия должны были быть, как минимум, смущающими в своем контролирующе-опекающем качестве, но он позволил вам вертеть им, как куклой, и даже усталость после эпизода не должна была настолько отрешить его от происходящего… если он не привык к подобному обращению. И уровню контроля. — …вы ведь не думаете…? — Квай-Гон так и не закончил мысль, гневно стиснув зубы и откинувшись в кресле, пытаясь освободить эмоции в Силу, чтобы иметь возможность продолжать рассуждать здраво. — Мы не можем знать наверняка, пока не спросим. Не факт, что получим честный ответ. Но… да. Я думаю, что его не просто мучали — я думаю, что они пытались сломать его, возможно, превратить в раба. Что гораздо хуже — тот, кто делал это, во многом преуспел, и я боюсь предположить, какие именно методы манипулирования и давления к нему применяли… — Женщина подпрыгнула в ответ на раздавшийся глухой треск, и с легким трепетом посмотрела на деревянный подлокотник, вывернутый под неестественным углом. — …мне все равно не нравилось это кресло. — Прошу прощения. Я его возмещу, — пророкотал джедай, медленно разжимая пальцы. По руке прошла дрожь. Он продолжал глубоко, сосредоточенно дышать, буквально погружаясь в полумедитативное состояние, чтобы справиться с чувством абсолютной, всепоглощающей ярости. На мгновение ему даже показалось, что на его эмоции отозвалась чистая Тьма, скользнув змеей прямо по ладоням, как бы уговаривая: «ну же, я здесь, просто возьми…».       Усилием воли, которое вызвало капли пота на спине, он толкнул в сторону сначала искушение, — …я убью их, я найду и убью их, и никто не найдет тел… — затем медленно, словно выдирая крошечные крючки, отделил и бросил в Силу эмоции, и только спустя несколько минут, показавшимися вечностью, смог ощутить светлую сторону Силы и укутаться в нее, как в противошоковое одеяло.       Все это время Серена сидела тихо, как забившаяся в нору мышь, услышавшая, как рядом бродит лиса. Как джедай, она не должна была одобрять подобные вспышки, но как человек, осознавший степень вреда, причиненного ребенку, женщина чувствовала некоторое… удовлетворение от того, что личная приверженность джедая показала себя, даже если разумная её часть немедленно указала, что ей все равно придется осадить мастера — им не нужен был еще один эпизод, и Квай-Гону придется очень хорошо держать себя в руках возле его ученика в ближайшее время. Возможно, годы. — Вы очень привязаны к нему, — Джинн поджал губы и слегка выпятил челюсть, всем видом показывая, что ему совершенно наплевать на то, что она скажет. Лаквош хмыкнула. — Это хорошо, — поделилась она с заметно удивившимся мастером. — Он еще слишком молод, чтобы справиться со всем этим самостоятельно, и это не тот случай, когда можно сказать: «медитируй больше и все пройдет». Ему нужна профессиональная помощь, и это будет тяжелый путь, на котором ваш ученик все время будет опускать руки и сдаваться. Важно, чтобы этого не сделали вы. Чтобы с ним был кто-то, кто продолжит толкать, когда у него не останется сил — а их не останется. — Я не собираюсь его бросать! — отрезал Квай-Гон, но его плечи слегка расслабились, когда очевидная забота о мальчике не встретила строгих взглядов и намеков на кодекс, правила и типичного «не повторяй своих ошибок». Его собратья могут думать, что они абсолютно не давят и вообще ведут себя образцово по отношению к мастеру, потерявшему падавана в Темноте, но это был самообман. Буквально каждый из них хоть раз с его миссии на Телосе упомянул Ксанатоса, и это были не слова поддержки. В конце концов, у Квай-Гона были причины не появляться в Храме несколько лет после всего произошедшего.       Лаквош встала и прошлась по комнате, задумчиво постукивая пальцами по бедру, и взгляд Квай-Гон опять невольно поймал этот жест. Женщина, заметив, слабо фыркнула. — Не обращайте внимания, мастер Джинн, это привычка — я работаю с детьми, и они часто теряют сосредоточенность во время сессий, но почти каждый из них, как фелинкс, реагирует на движение. Хлопки и щелчки пальцами могут нервировать, но вот этот жест «перебирания», особенно если не использовать ногти и не стучать по-настоящему, заставляет фокусироваться, — она выдохнула с легким сожалением. — Оби-Ван никогда не нуждался в подобном поощрении внимания, он всегда знает, кто и где в комнате, и никогда не погружается в себя настолько, чтобы «потеряться». — Это звучит и хорошо, и плохо, — заметил мужчина, незаметно пытаясь выпрямить подлокотник и морщась от треска, с которым тот вставал на место. — О, это так. В возрасте Оби-Вана свойственно отвлекаться, так что его сосредоточенность на окружении — тоже часть травмы, но это очень полезно для джедая, который, вероятно, будет участвовать в сложных или опасных миссиях. — Лаквош снова пожала плечами и оперлась бедром о край стола. — Когда ты приведешь его? — Мне казалось, ему понадобиться немного времени, чтобы успокоиться… — Серена покачала головой и дернула губами. — Не тот случай. У Кеноби специфическая реакция на раздражители — он «варится» в них, изучает со всех сторон, буквально разжевывает, — все, чтобы сделать выводы, и нам нужно, чтобы эти выводы были правильными, или терапия «встанет». Ох-х… — женщина зарылась рукой в свободно лежащие локоны и слегка помассировала голову. — По крайней мере, я не отправила его к Теням. Это была бы катастрофа, их методы слишком жесткие… Конечно, работать с ним, как с ребенком, очень сложно, Кеноби слишком умен для его же блага и, что важнее, до крайности проницателен, даже не опираясь на связь с Силой. Когда он научится вести диалог и одновременно удерживать эту связь, ему не будет равных, как дипломату, — скупо заметила она и Квай-Гон невольно улыбнулся, но тут же посмурнел. — Хорошо, — медленно сказал он, откидываясь на спинку кресла, и встретился взглядом с целительницей. — Я приведу его в течение часа, если у вас больше ничего не запланировано. — Я отменю все назначения на сегодня. У меня нет больше таких тяжелых случаев, как Кеноби, — они синхронно вздохнули и переглянулись. Серена задумчиво потерла пальцем губу. — Я думаю, что, возможно, сегодня вам стоит присутствовать. — Он не захочет, — мгновенно ответил Квай-Гон и Лаквош кивнула. — Но не скажет «нет», — джедай дернулся, и целитель угрюмо усмехнулась и пожала плечами. — Нам нужно разобрать случившееся вчера, и сделать это с ним вместе. У меня под рукой будет успокоительное и релаксанты на крайний случай, но мы должны двигаться вперед, а не топтаться на одном месте, особенно теперь, когда стало очевидно, что он сознательно отказывается работать над решением проблемы. Оби-Ван умолчал слишком важные детали, чтобы просто отпустить это. Да, я могу вести его через травму, не зная её точной подоплеки, но было бы гораздо проще, если бы он открыл хотя бы технические детали. Ваше присутствие и тот факт, что он, в некоторой мере, подчиняется вашим решениям, даже если это не слишком здорово, поможет как разобрать эти моменты, так и узнать границы этой реакции. Опять же, вам тоже необходимо узнать, на какие точки можно нажимать, а какие — категорически не рекомендуется. Он все еще ученик под вашей ответственностью, и многие мастера используют метод «погружения» в ситуацию, чтобы к теории был прикреплен соответствующий пример, но теперь вы знаете, что некоторые вещи выведут вашего ученика из строя. Нам нужно выяснить, какие. — Я понимаю. Мы попробуем. Но Серена… — взгляд джедая стал холодным и жестким. — Оби-Ван — не эксперимент. Возможно, он не делает достаточно, но мы не целители, и поэтому он может не понимать глубину необходимости подобной «работы над проблемой», как ты выразилась. Не нужно на него давить. У нас есть время и возможность идти медленно и я хочу, чтобы ты уважала его желания. Он может не знать или не понимать некоторых моментов, но Оби-Ван умен, и он учится. Ему не нужно дополнительное давление. Не забывай об этом.       Лаквош немного отступила и подавила короткое сглатывание, ставшее результатом тихого толчка Силы, мягко шепчущей, что не стоит дразнить льва, когда тот не за решеткой. Возможно, она недооценила привязанность мастера Джинна к своему ученику, потому что сейчас сидящий перед ней мужчина мало чем напоминал стоического мастера-джедая, каким его обычно видели.       Квай-Гон был напряжен, его глаза были слегка сощурены, а взгляд — цепким и прохладным, как осенняя вода. Широкие плечи слегка наклонены вперед, создавая иллюзию давления, несмотря на то, что он сидел в кресле, — вероятно, из-за его роста, — а сломанный подлокотник, немного криво вставленный на место, как бы намекал, что строчка Кодекса: «Нет эмоций — есть покой», не подавала признаков жизни с той секунды, когда его ученик рухнул. Впрочем, о чем стоит говорить, если Джинн добровольно решил пойти к целителю душ, чтобы помочь его падавану!       Ради Силы, Квай-Гон проигнорировал прямой приказ Совета, ненавязчиво послав их всех и каждого по отдельности, даже магистров Винду и Йоду, но стоило вписать в это уравнение Кеноби, как приоритеты мгновенно сменились. Очевидно, мальчик был в хороших руках. Может, не лучших из возможных, собственные проблемы джедая могли помешать исцелению ран мальчика, а то и нанести новые, но… могло быть верно и обратное — они вполне могли исцелить друг друга и найти так необходимый покой…       Именно поэтому Серена заставила себя выпрямиться и расслабиться. — Я буду иметь ввиду твое предупреждение, Квай-Гон. Иди за своим падаваном, я подготовлю комнату. — Джинн кратко кивнул и широким шагом пересек кабинет, но после короткого окрика остановился в дверях. — И, да! Джинн! Ты должен мне новое кресло! — с откровенным, пусть и внутренним смехом, целительница отметила мелькнувший на щеках мужчины румянец, когда он, быстро извинившись, ретировался за дверь. ***       Зеркало запотело и по стеклянной глади бежали капельки воды, образованные повисшей в воздухе взвесью пара.       Под водой в ушах стоял гулкий, шелестящий шум, почти такой же, как тот, что возникает, когда её что-то сильно пугало. Звук пульсирующей в сосудах крови. Только вода, в отличие от второго, была успокаивающей.       Страх всегда правил ею. В нем основа выживания, в его преодолении — основа силы. Умелыми пальцами скользя по туго натянутым струнам души, он выжимал из них высоко-кричащий тон, заставлял надолго замирать, дрожа, или бросаться в бой. А порой, немногим реже — кусать руку, которая хочет разве что погладить…       Стандартная реакция на опасность, «бей или беги». Но дело в том, что сейчас, замерзая в момент начала движения, в четком осознании, что нельзя-нельзя-нельзя, в сочетании с новой нервной системой и другим гормональным фоном, страх просто и незатейливо вышвыривает её, — его, — контроль над собственным, — правда? — телом.       Потеря контроля это фатальная ошибка. Смерть.       …Великие, как же она, оказывается, боится смерти…       Сама мысль заставляет страх обратиться в глубокий, режущий ужас, он становится все больше, заполняет собой истерзанный разум, словно вода, затапливающая дырявую лодку. И мыслей, осознания, контроля… становится только меньше.       Круг замыкается.       Малар бесшумно плачет, изгибается, словно пытается выбраться из неподходящего тела, царапает спину и плечи до крови, — потому что — разве это её кожа?.. — и безмолвно смеется, смеется и плачет, и еще немного — ломается: она уже давно была надломлена, огрызаясь на мир острыми краями сколов, просто сейчас то, что было битой фарфоровой чашечкой, расходится крупными трещинами, рискующими расколоть ее на очень неровные куски, и на этот раз сломанная кружка уже точно никому не будет нужна.       Она снова выглядит ужасно, будто все попытки выздороветь остались совершенно бесплодными, будто все снова идет по кругу: она бледная то ли от недосыпа, то ли нервного напряжения, с темными кругами под глазами, покрасневшим от долгого плача лицом, истерзанными губами, расцарапанными спиной и ребрами, и, о, и руками, и кое-где на них даже видны укусы от того, что, давясь слезами, звуки было проще погасить, разукрашивая себя красно-черными полукруглыми метками, боль от которых немного приводила в чувство. Правда, ненадолго…       И учитывая все это, смешно, что ее разум выглядит намного хуже… действительно хуже.       В безлунной синеве, не небесно-голубой, а чернильной, затягивающей в себя без остатка, беззвучие захлебывается чудовищной песчаной бурей. Золотая пыль с острыми гранулами, больше похожими на перемолотое стекло, превратила ментальный пейзаж в произошедшие одновременно смерч, шторм и пургу, и Семиглавый болезненно ревел под режущими вихрями, пытаясь вырваться из ловушки, но лишь путался в песчаной вьюге.       Кхамали наблюдала за собственным безумием со стороны, не пытаясь ничего сделать, потому что, в общем-то, сделать тут можно было действительно немного. Физически помочь ментальной проекции она не могла, это всего лишь иллюзорное отражение её внутреннего крушения, возможность увидеть своими глазами, насколько все плохо — но не решить. Мать и Отец здесь тоже не помощники: в таком состоянии, да с прикосновением Их сил, лишенная якорей она мгновенно сойдет с ума, …даже больше, чем уже есть. А медитация утягивала послушницу прямо туда, в песчаные барханы, рвущие её «я» на куски, и она не могла справиться с этим прямо сейчас.       Не тогда, когда холод все еще ломает кости и выкручивает суставы…       …не тогда, когда исходящая паром вода заставляет нырнуть в себя целиком, но не помогает справиться с дрожью, испытывавшей истощенное тело на прочность…       …не тогда, когда слезы перестают обжигать солью только под водой и только потому, что растворяются раньше, чем коснутся конъюнктивы или кожи…       …не тогда, когда кошмары не позволили поспать и пары часов, и все это время ей приходилось смирно лежать в постели, которая пахнет её мастером: тихо и мучительно-неподвижно, кое-как пряча свой психический срыв за щитами, не давая внутренней буре проскользнуть наружу… даже когда сознание тонуло и ломалось прямо на глазах, и нет менталиста, который мог хотя бы приостановить процесс… как-то. Если это возможно, конечно. Есть большая вероятность, что возможности нет.       Поэтому сейчас, когда Квай-Гон наконец-то ушел из их покоев, она лежит на дне горячей ванны, задержав дыхание и позволив локонам парить вокруг лица темным ореолом, иногда моргая и глядя сквозь воду на потолочные светильники. Легкие горели от недостатка кислорода, но выныривать совершенно не хотелось, даже чтобы вздохнуть. В воде был шум, но это был хороший шум, было тепло и царила иллюзия безопасности, этакая вариация материнской утробы, что приглушала инстинкты и позволяла ей немного отдохнуть. Кхамали просто нужно было совсем немного этого эфемерного спокойствия, чтобы в который раз взять себя в руки.       …чуть-чуть покоя…       Малар выпустила губами несколько мелких пузырьков, проводила их пустым взглядом, и легонько толкнулась затылком о дно ванной. Руки, с силой упирающиеся в бортики, продолжали держать тело под водой, и чем меньше оставалось воздуха, тем легче было держаться. Быстрым движением губ она выпустила еще пару более крупных пузырей. Грудь сдавило. Послушница усмехнулась и вытолкнула языком крошечный пузырек.       …Кажется, это было так давно — то, как она ныряла со скалы в изумрудно-зеленое, пенное море. Иногда, когда волны были слишком сильными, её откидывало прямо на камни, выбивая воздух из легких и затягивая под воду, все ниже и ниже… Это была хорошая, если только немного жесткая тренировка — она быстро научила тело справляться с нагрузкой, которую оказывает толща воды и швыряющие в разные стороны потоки, перестала теряться на глубине, когда, закрутившись в волнах, ты уже не знаешь, где верх, а где — низ, освоила довольно долгое нахождение в сознании без воздуха.       Она должна была научиться этому снова.       В этом есть смысл: даже когда, — уже «когда», не так ли, потому что она облажалась, снова облажалась, уже в который раз, и где, где та маленькая идеальная послушница, которую купили за невероятное количество золота, отошедшего семье её погибшего Владыки, где маленькая красивая девочка-убийца, всегда державшая себя в руках, где она?! — Малар покинет Орден, Кхамали должна суметь защитить себя, иметь основные навыки выживания. Галактика опасное место, в конце концов…       Тело конвульсивно дернулось, руки инстинктивно съехали с бортиков и толкнулись о дно, и с хриплым: «Ха-ах-а», Малар вскинула голову над водой и втянула влажный, тяжелый от пара воздух, ощущая боль в груди — в этот раз реальную, а не иллюзорную, как вчера. Прыгающие перед глазами мушки медленно исчезали с каждым ударом сердца, вынуждающего кровь разносить кислород по телу, и маленькая её часть задумалась, насколько опасно было это упражнение для человека, только недавно пережившего коллапс легкого и сотрясение мозга… но ощущение спокойствия, легкой сонливости, — вероятно, от недостатка кислорода она толкнула тело близко к потере сознания, — и обжигающего жара, ласкающего кожу, было достаточно, чтобы отбросить вопросы здоровья ради сомнительного наслаждения.       От толчка часть воды выплеснулось на плитку, и Малар повернулась и частично перегнулась через бортик, чтобы взглянуть, нужно ли ей вытереть её прямо сейчас, случайно провела рукой по груди и животу… и нахмурилась.       Понадобилось… время, чтобы осознать, в чем заключается проблема… после чего облокотился обратно на спинку ванной уже Оби-Ван Кеноби.       Это уже поднадоевшее состояние гендерной текучести раздражало его до крайности. Особенно злил тот факт, что эмоциональное напряжение мгновенно выбрасывало его в позицию Кхамали Малар, хотя в спокойной обстановке, приходя в себя и осознавая свое тело, он предпочитал быть юношей, коим и являлся.       В Галактической Республике понятие гендера было довольно размыто — обоеполые, однополые или бесполые расы не были редкостью, но для него это было не совсем приемлемо. Также, как ему сложно было свыкнуться с технологическим прогрессом, не отождествляя его с магическими конструктами, также, как от его понимания ускользали многие социальные взаимодействия, правила, законы и даже обыденные для местных понятия, собственное неконтролируемое смещение пола было… невыносимым.       Его тело было мужским — думать о себе, как о женщине, имея член, было для него… омерзительно*. Тот факт, что его пол буквально менялся в ответ на определенную ситуацию, а не по его желанию, делало все только хуже, окутывая ощущением полнейшей уязвимости.       В психологии, — которую он старательно, но с минимальным успехом изучал уже некоторое время, — уже был рассмотрен такой аспект личности, его называли «гендерной гибкостью», и это считалось абсолютно нормальным, равно как и определять свою сексуальность не полом, а личными предпочтениями, но… но.       Вопрос был не в том, вести или не вести себя, как женщина. Это так и так было весьма размытым понятием. В конце концов, он только начал осваивать это тело, и наверняка еще долго будет довольно расплывчатым относительно своей роли, потому что вопросы «маскулинности» и «феминности» были сложными и, опять же, довольно широкими в Республике, где проповедовали равенство между мужчинами и женщинами. Что, в общем-то, было хорошо для него: меньше неписанных правил, требующих соблюдения.       Ориентация тоже никогда не была вопросом: в свободное время делай с собой и своим телом все, что позволено, но первыми всегда идут желания мастера. Это просто. И жизнь достаточно коротка и жестока, чтобы тебя совершенно не трогали вопросы морали, ты просто получаешь удовольствие там, где можешь и как можешь.       Кроме того, миссии по проникновению и инфильтрации часто требовали маскировки, как внешней, так и поведенческой, и ни один послушник не запнется, если ему придется надеть юбку с разрезами до задницы, избавиться от волос на теле и изобразить шлюху, — потому что это самый легкий способ добраться до цели и прикончить её, и, о, Великие, нигде не умирало больше людей, чем в борделях!       Так что это не было проблемой поведения или внешних атрибутов.       Это было проблемой осознания себя. Оби-Ван Кеноби был мужчиной, — ну, или мальчиком, не суть, — и внутреннее перетекание в женщину, даже если это вообще не отражалось внешне, заставляло дергаться от отвращения, словно его голым бросили в яму с жирными белесыми червями.       Хотя, поразмыслив над проблемой уже не в первый раз и все более подробно рассматривая «смену ролей», он уже сделал простой в своей логике вывод, что «текучесть» была больше попыткой защититься, чем нарушением самоидентификации: Кхамали Малар была умной дикой девочкой, выжившей в клыках самых опасных хищников Ирруминаля, и продержалась почти невредимой в этом мире очень-очень долго, и инстинкт самосохранения толкал «Кеноби» в сторону «Малар», не понимая, что, в общем-то, они были одним и тем же. «Малар» выживала там, где «Кеноби» как бы еще не был опробован, и этого было достаточно для «смены личности».       Некоторое время и наработанный опыт решат эту проблему, а если и нет, то останутся мольбы Великим и упорное изучение психологии до того момента, когда можно будет осторожно коснуться разума с помощью ментальных практик, что хоть и было крайне опасно, все еще оставалось в его списке, как последнее средство.       Ему не было комфортно в собственном теле из-за развившейся половой дисфории, и очевидная неспособность устойчиво принять и обозначить свой пол расстраивала… просто… неимоверно… но условное решение было сформировано, и это слегка успокаивало. По крайней мере, Кеноби видел способы решения, даже если они были непростыми и требовали много времени и работы. Они были, и это главное.       …если бы только другие его проблемы решались получением дополнительного времени…       Горько усмехнувшись и покачав головой, Оби-Ван выскользнул из начавшей остывать воды, — или, скорее, становившейся приемлемой для нормального человека, — пошлепал босыми ногами в натекшей луже и завернулся в большое полотенце, на мгновение бросив взгляд в запотевшее стекло, едва отражающее его силуэт.       Возможно, было не так уж плохо, что он не видел своего отражения, потому что царапины противно ныли, как и укусы, и его руки выглядели так, словно кто-то пытался сожрать их, но не обладал достаточно острыми зубами, чтобы разорвать кожу и выдрать куски… между тем, по правде говоря, его зубы были достаточно острыми для этого, или, по крайней мере, клыки были — просто Оби-Ван еще не настолько сошел с ума, чтобы перегрызть себе вены.       Вытерев полотенцем пол и обернув мокрую ткань вокруг бедер, Кеноби вздохнул, шагнул к двери, прижался к ней лбом, губами досчитал до десяти и медленно шагнул наружу. Он знал, что будет не один, но в этот раз поклялся, что не позволит себе сломаться, неважно, что произойдет дальше.       Поэтому не было ни нервной дрожи, ни удивления, когда его глаза встретились взглядом с мастером-джедаем, сидевшим в кресле, у него даже не дернулось горло, когда Оби-Ван как можно незаметнее сглотнул, прижимая совершенно сухой язык к не менее сухому небу. — Доброе утро, мастер, — легко склонился блондин, чувствуя, как на лице застывает подобающе-вежливое, идеально-фарфоровое выражение красивой и совершенно бесполезной куклы. Капли воды с еще влажных плеч сбежали по лопаткам к линии ягодиц. — Надеюсь, я не заставил вас ждать.       Квай-Гон помолчал пару секунд, пока его взгляд пробегал по худощавой фигуре, пестревшей багровыми полосами от ногтей и следами зубов, по пустому лицу и ланьим глазам, в которых едва-едва светился разум, и медленно выдохнул, так и оставшись в кресле. — Все в порядке, Оби-Ван. Нам нужно сегодня посетить целителя Лаквош, сколько времени тебе понадобится, чтобы собраться? — спокойно спросил он, и Кеноби приподнял уголки губ в ответ, почти не меняя выражение лица. — Пять минут, мастер. Разрешите начать?       Джедай явственно потянулся рукой к переносице, но заставил себя собраться и удержать фасад спокойствия, пусть и с небольшим трудом. Оби-Ван продолжал вежливо улыбаться, как будто его губы не выглядели так, словно их резали лезвиями, а на белой коже рук не цвели багрово-лиловые кольца синяков.       Квай-Гон откинулся в кресле и прикрыл глаза. — Возьми на кухне аптечку и… — он хотел махнуть рукой, чтобы указать буквально на всего мальчика, но замер в начале движения, не решаясь испугать того резким жестом. Или, в общем-то, любым жестом в его сторону. Ладонь медленно опустилась обратно на подлокотник, — …обработай царапины, пожалуйста. Ты занесешь инфекцию. И синяки тоже, — быстро добавил мужчина, потому что успел отметить, что его ученик исключительно туп, когда дело касается его здоровья.       Если бы не сложившаяся атмосфера и ситуация в целом, Джинн бы отвесил ему воспитательную оплеуху и хорошенько отругал, потому что подростки обычно не заботятся о себе, считая, что «слишком круты для таких мелочей» и «это просто царапина». Однако, конечно, его падаван должен был скрутить обыденную для мастеров ситуацию в серьезную проблему. Почему бы и нет?       Тем временем, Кеноби снова слегка склонил голову, занавешиваясь волосами, и повторил предыдущую улыбку миллиметр к миллиметру. Естественности в ней не было ни грамма. — Как скажете, мастер. Разрешите… — Падаван! — чудом удержавшись от крика, Квай-Гон все равно поежился и заставил себя буквально вжаться в кресло, чтобы показать, что он остается на месте. Сдержанный в последнюю секунду, крик вышел скорее слабым восклицанием, но уголки губ юноши все равно опустились: ровно настолько, чтобы убрать улыбку, но никоим образом не отображая какое-либо эмоциональное напряжение. Само ощущение «кукольности» никуда не делось, и оно лезло джедаю прямо под кожу, заставляя зубы слабо скрежетать.       «Не сейчас. Просто… просто не сейчас. Разве тебе недостаточно? Посмотри на него, разве тебе мало?» — мягко вмешалась совесть, удивительно созвучно перекликаясь с Силой, и брюнет постарался не поддаться мгновенно вспыхнувшей панике. — Оби-Ван… — гораздо мягче начал он, и тут же чуть нахмурился, заметив время на часах. — Мы… мы обсудим это позже. Нам нужно поторопиться… это не значит, что ты сначала не воспользуешься аптечкой! — голос из мягкого, каким он обычно успокаивал раненое животное, на секунду стал командным, но это было важным дополнением. Оби-Ван медленно кивнул, все еще не улыбаясь, и мужчина наклонил голову в ответ. — Хорошо, можешь идти.       Стоило ему договорить, как юноша буквально исчез на кухне, а из нее чуть ли не тенью прошмыгнул в свою спальню. С запозданием джедай подумал, что стоять в одном влажном полотенце, босиком и с мокрыми волосами должно было быть весьма дискомфортным: частично из-за прохлады, царившей в их покоях, частично из-за того, как Оби-Ван должен был стоять перед своим учителем в… не самом подобающем виде.       Представив, как бы чувствовал себя, оказавшись полуголым перед Дуку, с которым перед этим имел бы очень… напряженную… ситуацию, так скажем… Квай-Гон мрачно застонал про себя и наконец потер переносицу. У них было… сколько? Три минуты? Он умудрился нарушить просьбу Лаквош, — «будьте с ним аккуратным, просто немного помягче», — всего за три минуты разговора, не так ли?       Джинн запрокинул голову и невесело рассмеялся.       Оби-Ван, услышавший этот звук, прислонился к двери спиной, шаг за шагом отпуская внешнее спокойствие. У него стучали зубы. Почему-то основной мыслью на этот счет было что-то вроде: «это не очень полезно для эмали».       Кеноби подавился фырканьем.       Пальцы, быстро согревшие крем от синяков, уже скользили по укусам, пока он взглядом искал в аптечке обеззараживающий и ранозаживляющий спрей, которым собирался покрыть царапины и следы зубов на губах. Как он уже отмечал, его клыки были достаточно остры, чтобы разорвать плоть, и ему повезло, что даже будучи не совсем вменяемым, он не разорвал по-настоящему, а только ранил собственные губы. Спрей заставил боль онеметь, и Оби-Ван тихо-тихо замычал от наслаждения. Руки двигались быстро, умело затянув бинты от запястий и до локтей. Несколько царапин, раскрасивших ребра, тоже пришлось замотать, но… стало лучше.       В конце концов то, что он порой причинял вред самому себе, не означало, что он любил боль. Кеноби… не был нормален, очевидно.., но был ненормален в других смыслах.       Внутренности обожгла своевольная, скулящая нотка тоски и слепой благодарности за то, что Квай-Гон не только разрешил, но и велел ему позаботится о себе, и внутри горячим шариком угнездилось странное чувство, которое, будь он собакой, заставило бы неистово вилять хвостом, преданно заглядывая в глаза снизу вверх. Но вместе с теплом грудь пронзили и другие эмоции: какой-то тревожный гнев и слепое, бессильное неповиновение. Он не хотел ползти к Джинну на брюхе только потому, что тот бросил ему «кость», и не спешил довериться этому крошечному кусочку заботы, а еще — просто не думал, что джедай «оставит» его.       Оби-Ван хорошо осознавал, что, по сути, не представлял для мастера Джинна интереса и являлся испорченным товаром: он был слишком уязвимым, слишком проблемным, слишком раненным, слишком… слишком.       Отчаянная привязанность, неизвестно когда проникшая в сердце, просто выводила из себя, не потому, что привязанность — это плохо, нет. Кеноби же не джедай, он — послушник, любить мастеров свойственно им, такими их создали, и дело было даже не в клятвах Храма-на-крови, те были лишь гарантами, которые, при особом мастерстве, можно было обойти. Нет, ему просто так надоела боль, Великие, кто бы знал!.. он не мог больше позволить, чтобы по его надеждам снова протоптались грязными сапогами.       Оставалось еще полторы минуты до обозначенного времени и, вздрогнув от идеи, которая явно не была хорошей, о, нет, его пальцы скользнули в волосы, уверенно начиная бывший не так давно привычным узор.       Дыхание сбилось и стало чуть быстрее от осознания того, что он самолично шел на пусть и слабую, но попытку конфликта, даже если это был опосредованный метод, и к тому моменту, как руки закончили вить двойную корону и принялись вплетать косички в распущенные волосы, Кеноби уже слегка гипервентилировал.       Конечно, Оби-Ван управился до того, как истекло время, и, позволив губам снова сложится в искусственную улыбку, ученик джедая тихо шагнул в комнату, невесомо толкнув дверь за спиной, запирая спальню и отрезая себе пути к бегству. Нет, бежать было нельзя — он хотел увидеть результат, хотел изучить и распробовать реакцию мастера во всей её полноте, и, если это не закончится его смертью, Оби-Вана устроит любой исход. Ему нужно было знать…       Взгляд Квай-Гона от вида за окном переместился на Кеноби и его глаза слегка расширились, а брови дернулись, но так и не приподнялись, и не опустились в хмурой гримасе. Лицо мужчины застыло в совершенно нечитаемом выражении, и между ними повисло молчание. И затянулось.       С нарастающей паникой, быстро вытесняющей недавнюю злость, заставившую совершить несвойственный ему импульсивный поступок, Кеноби подумал, что, возможно, только что перегнул палку, и инстинктивно повернул голову вправо и немного запрокинул её назад, словно увидел в коридоре что-то очень любопытное, а не демонстрировал косу падавана, разумеется оставленную на своем месте.       В то же время его горло обнажилось в старом, как мир, жесте покорности — даже раньше, чем перепуганный разум вообще сообразил, как действует тело.       В конце концов, Оби-Ван прекрасно знал, что делал и что подразумевал, когда заплел свои волосы и добавил в свободные локоны множество тонких кос.       Мало того, что он буквально крупными буквами написал, что плевать хотел на традиционную для Ордена падаванскую стрижку, так еще и умышленно скрыл «главную» косичку, считаювшуюся символом связи между мастером и падаваном, сделав вид, что расплел её.       Остатки инстинкта самосохранения задергались только после щелчка двери за спиной, в слабой надежде, что хозяин хоть немного одумается, быстро подпитываемые внезапно проснувшимся страхом, которому стоило бы появиться немного раньше, чем он сделал глупость, но, как обычно… — Тебе очень идет, — с легкой улыбкой сказал джедай, одной фразой полностью остановив поток мыслей в разуме блондина.       Маска «разбилась», продемонстрировав Джинну ошеломленные глаза и разомкнувшиеся в безмолвном «о» губы, по жемчужно-белым зубам прошелся розовый язычок, и Оби-Ван смущенно отвел взгляд в сторону, стряхивая потрясение и старательно «восстанавливая лицо». Щеки горели. — Спасибо, мастер, — больше в силу привычки, нежели взяв себя в руки, ответил юноша, сглотнув ком в горле, и джедай улыбнулся шире.       Это была спокойная и добрая улыбка, и Сила твердила, что все в порядке, и… Оби-Ван серьезно не знал, что с этим делать.       Не то, чтобы он не был рад, что его не накажут, особенно учитывая, что все было сделано нарочно… и было полнейшей глупостью с его стороны… кхм… — Нам пора идти, — спас его от водоворота бессвязных мыслей Квай-Гон, поднимаясь с места, и блондин внутренне облегченно вздохнул, осторожно скользнув следом за ним, на привычное место падавана.

***

      Фактически, Оби-Ван понимал, почему дети любят Серену Лаквош.       Она была симпатичной, причем, не столько классически-красивой, сколько кукольно-хорошенькой. Опять же, это была не его прохладная «кукольность», как тогда, когда он заставлял свое лицо застыть куском холодного фарфора, превращаясь во что-то далекое, что-то буквально на грани не-живого.       Нет… нет, Лаквош была милой. У нее были чистая кожа, вздернутый носик, некрупные розовые губки самой правильной формы, вьющиеся фиалково-серебристые волосы и большие, темные глаза. Она носила светлую разлетающуюся одежду, играла длинными пальцами легкие узоры в воздухе или перестукивала веселые мотивы идеальным маникюром, привлекая взгляд к тонким девичьим рукам, двигалась, словно танцуя… и предпочитала играть в нежность и заботу, в которые легко было поверить, если не знать лучше. Дети не знали.       Кеноби видел несколько иное.       Серена была неплохим человеком, умной женщиной, довольно жесткой и волевой, легко входящей в роль доброго друга и с ее помощью проскальзывающей в двери любого разума.       Она не умела вести интригу, нет, вместо этого она флиртовала с эмоциями и танцевала на эфемерном чувстве внушенной привязанности, временно создающим мост между ней и пациентом, чтобы тот сам рассказал ей все, что нужно, и не было нужды вытаскивать из того слова.       Несмотря на то, что установить с ним доверительные отношения Лаквош не смогла, Кеноби старался отделываться небольшими откровениями, имитирующими процесс, ведь иначе… он бы оказался в руках совершенно иного психолога: тоже умного, но не академическим умом, — которого вполне достаточно для детей, но не для него, — а обладающего реальными хитроумием и коварством. Способного выудить то, о чем он не хотел говорить.       Оби-Ван не обманывался — он был не так уж умен, и хитрости в нем тоже было немного, поэтому немного самоуверенная Лаквош стала его лучшим шансом без потерь закончить игру в «реабилитацию»… или что они там от него хотели…       Но сегодня все было по-другому. Серена устала от неспособности влезть в его разум, ей надоело ломать отмычки, и она решила отпереть дверь ключом вместо того, чтобы безнадежно вскрывать её. Или же сломать ее, это как посмотреть.       Для этого ей нужен был только мастер Джинн.       Этот человек был его gospodinom, он имел над ним особую власть, близкую к абсолютной… и теперь это будет его рука, не вскрывающая, а ломающая замок, и у Кеноби не было выбора, кроме как или позволить им «войти», или окончательно потерять доверие своего мастера, а с ним — его самого.       Блондин слегка развернулся на краю кресла, усаживаясь так, чтобы иметь возможность быстро переключаться между лицами джедаев, и на короткое мгновение закрыл глаза, полагаясь на другие чувства. Ему необходимо было унять горячую ярость, пузырившуюся в венах под тонким слоем кожи, так близко к реальности, что она могла выплеснуться сквозь поры в любой момент. Хотя бы попытаться просто скрыть её от них, чтобы не было лишних подозрений.       Он мог попробовать жонглировать вопросами, отводить их в другую сторону от своих секретов, Оби-Ван должен был что-то придумать, должен!       Они сели неровным треугольником: мастер Лаквош за своим столом, Оби-Ван в одном из кресел напротив, спиной к стене, и мастер Джинн в соседнем, но расположенном на значительном расстоянии, и спиной к окнам. Ему было несколько неудобно от того, что его джедай сидел в полууязвимой позиции, но понимал, что ему добровольно отдали лучшее место в комнате, и был за это признателен.       Если его дыхание стало неровным и отказывалось приходить к нормальному ритму… что ж, все присутствующие тактично проигнорировали это. — Добрый день, падаван Кеноби, мастер Джинн. Итак, если мы готовы… — нежным, грудным голосом начала целитель, но Квай-Гон жестом остановил её. Женщина бросила в ответ цепкий взгляд, который попыталась скрыть за улыбкой, но Оби-Ван заметил его и мгновенно напрягся.       «Нетерпение», — подумал он, сжимая руку в кулак и стискивая зубы, продолжая читать Лаквош, как открытую книгу — «жажда, удовлетворение, любопытство, самодовольство, упорство, спешка… как много эмоций для кого-то, кто потерпит сегодня неудачу». — Не совсем, — столь же мягко, но со стальной ноткой улыбнулся мастер и посмотрел на своего ученика. — Оби-Ван, прежде чем мы приступим, нужно обсудить несколько правил.       Квай-Гон глубоко вздохнул перед тем, как продолжить все тем же мягким тоном, старательно избегая взгляда на побелевший кулак мальчика, упирающийся в угол кресла: ровно в той позиции, чтобы использовать его для дополнительного толчка при прыжке.       Это… вряд ли было хорошим признаком, и Джинн ощущал, как скрутило нутро. Тем не менее, он игнорировал взгляды, которые ему посылала Лаквош: может, мастер-целитель действительно должна была сама установить ритм их встречи, может, она действительно знала лучше, но видит Сила, он не собирался лишать своего падавана способа остановить их, если ему станет совсем невмоготу. Не было столь важно, что по этому поводу думала сама Серена: у них было время, у них была возможность растянуть достижение результатов, оставаясь в пределах комфорта его ученика, и Сила шептала ему, что это будет лучшим вариантом, чем попытка непрерывного давления, которую запланировала целительница. Здравый смысл подсказывал Квай-Гону, что играть в антагонизм и «плохой/хороший следователь» во время психологического консультирования было действительно плохой идеей, но не мог остановиться. Он хотел защитить Оби-Вана, и это было правильно. — Во-первых, я хотел бы попросить тебя отвечать максимально честно. Если ты не чувствуешь, что можешь сказать правду, пожалуйста, лучше не говори ничего, — Оби-Ван медленно кивнул, и Джинн отметил, что зрачки у него были излишне широкими, а мышцы шеи — напряженными. Мастер-джедай аккуратно продолжил свою линию, старательно игнорируя едва заметную жестикуляцию Лаквош, в глубине души догадываясь, что Оби-Ван все прекрасно заметил. — Во-вторых, не важно, как много или мало ты скажешь: эта встреча продлится два с половиной часа и закончиться ровно в двенадцать. Никто из нас не потребует от тебя остаться дольше, но, если будет необходимо, мы можем закончить раньше, — его падаван моргнул и слегка наклонил голову к плечу, словно маленькая хищная птица.       Косички, скользящие под «короной», синхронно дрогнули, и джедай вдруг подумал, что эта прическа определенно была бы абсолютно восхитительна, если вплести в них маленькие колокольчики… конечно, только в Храме, на задании это было бы опасно, но дома… Джедай встряхнулся, выкинул лишние мысли из головы и поспешил продолжить говорить прежде, чем Серена остановила бы его. — В-третьих, любая информация, которую ты здесь откроешь, этот кабинет не покинет. Ни от меня, ни от целителя Лаквош никто не услышит того, что ты говорил, — губы юноши слегка скривились и уголки изобразили короткое движение, скорее наметившее, чем изобразившее горьковатую усмешку.       Что ж, было ожидаемо, что он им не поверит, но Джинн все равно ощутил смутную неловкость и даже обиду на то, что его ученик так легко отбросил его слова. Однако прежде, чем Квай-Гон решил развить этот вопрос, взгляд Оби-Вана почти незаметно метнулся к датападу на столе Серены, на саму женщину… усмешка стала чуть глубже, прежде чем пропала, и мужчина, вопреки разуму, невольно выдохнул, когда маленькая, но невероятно довольная часть его заявила, что дело все-таки не в нем. И как бы джедай ни хотел бы заявить обратное, правда была в том, что его успокоил и даже устроил тот факт, что Оби-Ван скорее не доверял Серене, чем ему, хотя было много причин для обратного. — И последнее… — смущенно кашлянув, закончил Квай-Гон и поймал взгляд ученика. Это было новым — обычно Оби-Ван избегал этого, как огня, но мужчина поспешил улыбнуться, поощряя мальчика сломать пагубную привычку, внушенную ему каким-то ублюдком… Голос брюнета приобрел всю серьезность, на которую он был способен. — Мы собираемся обсудить достаточно важные темы, и это может быть неудобным, но остается необходимым. Однако… Оби-Ван, если ты почувствуешь, что мы нарушаем границы, которые ты не можешь перешагнуть, если есть что-то, что является полностью запретным… по крайней мере, на данный момент… я хочу, чтобы ты использовал систему безопасных слов и жестов.       Лаквош изумленно распахнула глаза, словно эта идея никогда не приходила ей в голову. Затем она нахмурилась, и Квай-Гон подавил желание закатить глаза, когда буквально прочитал в ней раздражение на тот факт, что он дал Оби-Вану способ уйти от разговора, если потребуется. Но в этот раз Серена решила вмешаться. — Я не думаю, что это необходимо, мастер Джинн, — чопорно заметила она, и Оби-Ван перевел острый взгляд на целительницу. Юноша ничего не говорил, но его молчание было внимательным, буквально впитывающим информацию. — А я считаю, что необходимо, — отрезал мужчина в ответ и выгнул бровь, как бы говоря «попробуй переспорь меня, Высший Совет не смог, думаешь, у тебя есть шансы?».       Блондинка поджала губы. — Я уважаю вас, мастер Джинн, но вы не понимаете, чем мы здесь занимаемся. Психотерапия является таким же лечением, как и любое другое, и его нельзя останавливать на полпути, это сделает только хуже. Возможно, это не было такой хорошей идеей — пригласить вас на встречу… — Лаквош не успела договорить. — Достаточно! — жестко обрубил джедай, сжав зубы. Его ледяной голос приобрел вкрадчивые нотки. — Как я уже не раз говорил, я знаю, что делают целители душ. Это титанический труд и неподготовленному человеку сложно увидеть многие важные моменты, которые ясны для вас с профессиональной точки зрения. Но скажу откровенно: Оби-Ван может доверять вам достаточно, чтобы уважать его пределы и не нарушать их, но я этого не делаю, — его голос зазвучал опасно. — Я не работал с вами. Мне нужно видеть, что моему ученику предоставлена возможность контролировать процесс, что у него есть наше доверие в том, что он воспользуется стоп-сигналами только по веским причинам, и мне не нравится ваше настаивание на противоположном.       Кабинет погрузился в тяжелое, густое молчание. Джинн откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. Часть его была искренне расстроена тем, что только-только наметившееся и обещавшее быть плодотворным сотрудничество вдруг превратилось в некрасивую ссору, да еще и на глазах его падавана и её подопечного в одном лице. Другая часть, которая заставляла его сидеть и угрожающе молчать, просверливая взглядом дырку в голове упрямой целительницы, была в ярости из-за Лаквош.       Было очевидно, что женщина устала от неспособности Оби-Вана раскрыть свои проблемы и собиралась использовать его, как клещи, чтобы вытянуть из мальчика все проблемные моменты, до которых не могла дорваться раньше. И хотя она хотела только добра, джедай не меньше хотел придушить её за то, что она, в желании сделать все побыстрее, могла нанести мальчику непоправимый вред.       Серена была молода.       Она не работала с действительно серьезными случаями, и у нее не было таких пациентов, как Оби-Ван, — потому что он проверил это. В конце концов, Тала, его друг, даже будучи слепой, все еще может вскрыть любой компьютер и любую систему, просто дайте ей технику чуть новее столетней давности, и вуаля! — поэтому Джинн мог понять неосторожность женщины и раздражение от того факта, что привычные методы не работают. Он тоже бывает тупым, когда задета профессиональная гордость. Вся разница лишь в том, что от его ошибок в свое время пострадали невинные и это выбило из него часть спеси, а вот Серене учиться на ошибках он позволить не мог. Не на его ученике! — Могу я узнать о сигналах и для чего они нужны? — тихо вмешался третий голос, и Квай-Гон усилием воли расслабился, чтобы Оби-Ван видел, что его злость ни в коей мере не касается его. — Конечно, падаван. Дело в том, что иногда подобные беседы протекают с… истериками… или некоторым… сопротивлением… со стороны основного участника, — джедай слабо улыбнулся и пожал плечами в ответ на сомнительный взгляд ученика. Возможно, для Оби-Вана, которому кто-то вбивал послушание, это казалось невозможным, но с трудными детьми и подростками, которые и были основными посетителями кабинета, такое было сплошь и рядом. — Бывает так, что нужно продолжать диалог через «нет», и, как ты понимаешь, если «нет» больше не является ответом, понятие доверия и безопасности… исчезают.       Кажется, в глазах Лаквош наконец-то проступило понимание, судя по стыду, который та попыталась незаметно отпустить в Силу. Джинн постарался не морщиться и продолжил объяснения, обращаясь только к внимательно слушающему падавану. — Тебе разрешено говорить, все, что ты захочешь, в том числе «нет», но это будет наш выбор, как на это ответить. Вместе с тем, у тебя будет три сигнала: «зеленый», «желтый», «красный», и сигнал-прикосновение — двойное сжатие. Слово «красный» — твой абсолютный «стоп». Применять его в качестве простого «нет» запрещено, это твой крайний способ остановить нас и всю встречу, если мы зайдем слишком далеко. Техника «двух сжатий» нужна, если ты почувствуешь, что не можешь говорить: иногда паника может отнять голос и в этом нет ничего необычного. В то же время, мы с целителем Лаквош также можем использовать эти слова, как проверку твоего самочувствия. Если мы спросим, как ты себя чувствуешь, ты должен ответить нам в сигналах. «Зеленый» — в порядке, можно идти дальше. «Желтый» — мы находимся близко к твоим пределам, но ты пока еще держишься. Если ты не отвечаешь на вопрос, я протяну тебе руку и возьму твою ладонь и спрошу снова. Если ты выполнишь сжатия, мы подождем, пока ты не придешь в себя достаточно, чтобы снова говорить, и вместе решим, как двигаться дальше. Если ты не ответишь на прикосновение, мы немного подождем, и, если ты не выйдешь из состояния, закончим встречу и постараемся привести тебя в чувства. Все понятно? — Да, мастер, — мягко, с легкой хрипотцой ответил Оби-Ван и тихо откашлялся, отведя взгляд. Его рука расслабилась и теперь ровно лежала на подушке, да и с него самого будто сняли огромный вес. — Замечательно… — негромко кивнула Лаквош, бросив на джедая извиняющийся взгляд, на что Квай-Гон ответил грубоватым кивком, не желая разоряться на слова, особенно перед учеником, который должен доверять его целителю, что было бы невозможно, разрушь Джинн её репутацию перед мальчиком. — Оби-Ван, ты готов? — Зеленый, — мягко ответил падаван, и Квай-Гон разделил улыбку с Сереной. Вероятно, эта идея была все же стоящей. — Молодец, — тихо шепнул мастер-джедай, и плечи Кеноби слегка опали, и даже голова на миг опустилась. — Тогда мы начинаем, — объявила Серена, и её глаза потеплели. — Оби-Ван, расскажи, пожалуйста, о своем вчерашнем дне: с самого утра.       Это был пробный вопрос, и Лаквош мгновенно увидела, как взгляд Кеноби метнулся к мужчине в соседнем кресле, прежде чем изодранные губы распахнулись и слова полились полноводной рекой, впервые за много встреч, и в ней росла уверенность, что ни капли лжи на этом сеансе не прозвучит.       Женщина удовлетворенно улыбнулась.       По мере того, как Кеноби продвигался к событиям вечера, его голос тускнел, предложения становились короче и более отрывистыми, взгляд стекленел, и юноша начал ускользать в свою раковину, которая была его частым спутником на этих встречах. Серена с внутренним вздохом поняла, что его паническую атаку придется разбирать не с помощью монолога, а в довольно напряженном диалоге. — Что случилось, когда вы закрыли дверь, Оби-Ван? — подтолкнула она замолчавшего мальчика и тот уставился в точку над её левым плечом. — Мастер ждал меня в комнате, — тихим, пустым голосом ответил Кеноби, и Квай-Гон незаметно отвел взгляд, потеплевший было на легком, даже моментами юмористическом рассказе о дне, проведенном в храмовых яслях. — Это обычное явление? — подтолкнула его Лаквош, и мальчик покачал головой. — Вслух, Оби-Ван. — Наше с мастером расписание не совпадает, поэтому мы не ждем друг друга… в обычных ситуациях, — ровно произнес он, и бросил короткий взгляд на Джинна. — Вам не понравилось, что ваш мастер ждал вас? — въедливо уточнила целитель, и Кеноби нахмурился. — Мастер Джинн был… не рад, — невероятно осторожно ответил мальчик и Серена тут же поняла, что началась игра словами. Это заставило её сжать зубы и собраться с силами для очередного раунда. — Как ты это понял? — подтолкнула она, и Кеноби замешкался. — Продолжай, Оби-Ван, — не глядя приказал Квай-Гон, и мальчик мгновенно выпрямился, словно был собакой, которую дернули за поводок. — Когда я вошел, мастер Джинн сразу посмотрел на меня. По выражению лица и его позе я понял, что он… недоволен, и это… — он замялся, и даже наигранно-равнодушное выражение лица не могло скрыть короткое сглатывание и то, что мальчик оборвал предложение. — Это? — надавила Лаквош, Квай-Гон снова кивнул, чуть отрывисто, заставив своего ученика тихо закончить. — Это испугало меня. — Почему? — другим, мягким тоном спросила целительница, и Оби-Ван обратил на нее вопросительный взгляд. — Почему это испугало тебя, Оби-Ван? — Было очевидно, что недовольство мастера Джинна вызвал я, — отрезал падаван, поджимая губы, и женщина согласно кивнула. — Возможно. Но почему этого нужно было бояться? — аккуратно произнесла она, и в глазах Кеноби промелькнули первые искры неповиновения. Он замолчал. — Продолжай, Оби-Ван, — тихо велел Джинн, продолжая смотреть в сторону, но от него не утаилось, что ученик начал называть его не «мастером», но «мастером Джинном», словно… словно стремясь разделить их. И это причиняло боль. Но они должны были продолжить, иначе Оби-Ван рисковал застрять в этом состоянии страха, паранойи и панических атак, а это лишило бы его любых шансов на будущее, как рыцаря. После всего пережитого джедай не мог так поступить с мальчиком. Они должны были сломать текущую динамику, чем бы это не обернулось для него самого. — Не… неудовольствие… направленное на тебя… не заканчивается… хорошо, — дыхание Кеноби срывалось, когда он закончил эту фразу, зажмурившись и вжимаясь глубже в кресло, и Джинн тут же повернул голову в его сторону. — Состояние?! — скомандовал он, и Оби-Ван сделал несколько глубоких вдохов. — Ж…желтый, — прошипел Оби-Ван, прижав ладонь к груди, и они ненадолго замолчали, позволяя ему немного собраться. — Когда ты увидел, что мастер Джинн… «недоволен»… — Серена остановилась на слове, выбранном мальчиком, и продолжила. — Каких действий ты от него ожидал? — Любых, — сорвалось с его губ, заставив Квай-Гона заметно передернутся. Лаквош обожгла брюнета предупреждающим взглядом. — Что пришло тебе на ум в первую очередь? — попробовала развить тему женщина и Оби-Ван снова вжался в кресло, заметно побледнев. Его губы шевельнулись: раз, другой, прежде, чем он застыл и помотал головой, словно слово, которое он хотел сказать, никак не могло выйти вместе со звуком. Квай-Гон молчал, позволяя ученику сделать это самому, без его указа. Наконец, Оби-Ван поднял взгляд от коленей, и в его расширенных зрачках горела паника. — Плеть. Я подумал о плети, — словно это было сюрпризом и для него, выдохнул мальчик, и обхватил себя руками. Джинн отвернулся, стремясь скрыть от того оскаленное лицо и полные ненависти глаза. — Я не знаю, почему… — продолжил Оби-Ван, словно рассуждая сам с собой, а не с ними. — Мастер Джинн не пользуется кнутом, тот не является его оружием, но все, что я помню, было образом плети, и я должен был спрятать живот и лицо… — он резко замолчал, словно только осознал, что говорит вслух.       Серене и самой понадобилось несколько долгих мгновений, чтобы выпустить в Силу набежавшие эмоции. Маленький блондин перед ней взывал к базовым защитным инстинктам, и ей сложно было понять, как кому-то могло понравиться причинять этому ребенку боль. — Ты думал, что, раз мастер Джинн зол, он причинит тебе боль? — вновь взялась направлять диалог Лаквош, уже ощущая первые ростки эмоциональной усталости. В глазах Оби-Вана явственно промелькнуло сомнение в её интеллекте, но он смиренным тоном ответил. — Когда кто-то зол, он всегда стремиться причинить боль тому, кто стал причиной. — Мастер Джинн давал тебе повод думать, что он может причинить тебе боль? — прямо спросила женщина и Оби-Ван посмотрел на своего мастера. В его зеленовато-голубых глазах стоял немой вопрос. Взгляд Квай-Гона, в свою очередь, был просто очень усталым. — Правду, Оби-Ван, — тихо бросил мужчина, и мальчик склонил голову. — Да... — Лаквош моргнула. Тряхнула головой. Моргнула снова. — Каким образом? — ровно спросила она, ощущая пульсирующую внутри панику. — …когда мастер Джинн разозлился в прошлый раз, он сжал мои руки с достаточной силой, чтобы оставить синяки, которые проходили несколько дней. Это повторилось еще раз, — ответил блондин, не глядя на них, и Серена некрасиво распахнула рот. Джинн опустил голову и закрыл глаза ладонью. — Вы хотите получить другого мастера? — от неожиданности выдавила Лаквош и Кеноби вскинул голову, яростно оскалившись. — Никогда! — прошипел он, и его рука мгновенно нашла меч на бедре. — Падаван! Опусти оружие! — рявкнул Квай-Гон, вскочив на ноги, и Оби-Ван, вздрогнув, опустил побелевшую от напряжения руку, в которой дрожал сейбер. На минуту в комнате были слышны только три ритма дыхания, звучавших слишком быстро для нормальных. — Я не предатель… — умоляюще прошептал блондин, глядя прямо на мужчину и соскользнул на пол, на колени, опустив меч перед собой. Он смотрел только на Квай-Гона, и все в его позе кричало о мольбе. — Я бы не стал, не… не снова. Пожалуйста, поверьте мне, мастер Джинн: Меелида/Даан был ошибкой, и я всегда буду расплачиваться за нее, но прошу вас… — его дыхание сбилось, а глаза слегка покраснели, но слезы так и не пролились. — Состояние?! — скомандовал Квай-Гон, застряв между ошеломлением и глубокой болью от того, насколько все между ними было… испорчено. Оби-Вану потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что у него просили, затем еще — чтобы собрать силы на ответ. — «Ж-желтый»… кажется… — прошептал он побелевшими губами, все еще глядя на мужчину снизу вверх. Замерзшую на своем месте Серену они полностью игнорировали. — Пожалуйста?.. — почти беззвучно прошептал Кеноби, сжав в кулак рубашку на груди, прямо над сердцем. — О чем ты просишь, Оби-Ван? — спросил Квай-Гон, опустившись перед ним на одно колено. — Скажи мне, падаван, я не могу тебе помочь, если ты продолжишь молчать, — добавил он, и по щекам Кеноби покатились первые слезинки, которые тот так старался сдержать. — Пожалуйста, не… не отказывайтесь от меня… Я знаю, что был… я понимаю… но пожалуйста… — его голос сломался, тело наклонилось вперед, и Квай-Гон автоматически дернулся, чтобы поймать его, но Кеноби вместо этого схватил его за руку и прижал к мокрой щеке. — Ради Силы, я не собираюсь от тебя отказываться! Как тебе это вообще в голову пришло?! — яростно прошипел Джинн и дернул его за руку на себя. Оби-Ван испуганно вскрикнул, Серена, давно вскочившая со своего места, напряженно наклонилась вперед, но Квай-Гон только обернул руки вокруг плеч Кеноби, прижимая к себе. — Ты мой падаван. Мой. Я не собираюсь передавать тебя другому мастеру, если ты этого не хочешь. Это произойдет только в том случае, если после долгой и упорной борьбы мы не сможем решить наши проблемы, но, Оби-Ван, мы только начали, слышишь? — шептал Джинн ему на ухо, крепко держа в объятиях содрогающегося мальчишку. — У нас еще много времени, мы справимся, хорошо? — он немного откинулся назад, и блондин плавным движением перетек ему на плечо. Бросив взгляд на Серену и выражением лица показав, что вмешиваться не следует, он мягко продолжил. — Ты боялся этого, Оби-Ван? Ты думал, что я собираюсь отказаться от твоего наставничества? — Да... — выдохнул мальчик, спотыкаясь на одном-единственном слоге. — Я ждал, я все время ждал, что вы скажете… что вы просто… — Оби-Ван не мог произнести этого вслух. Плечо Джинна промокло и Квай-Гон невесело усмехнулся, удерживая мальчика на месте. — О, а я ожидал, что ты со дня на день попросишь отпустить тебя к другому мастеру. Мне уже сделали достаточно намеков, что есть и более подходящие кандидатуры, — попытался поддержать его джедай, заодно показав, что Оби-Ван не останется позади, если это все-таки случится. Того больше не ждала участь мальчишки-фермера, и Квай-Гон больше не был его единственным шансом. В ответ блондин вздрогнул и слегка приподнялся. — …никто, кроме вас… — клятвенно прошептал Оби-Ван ему в ухо и по телу мужчины прошла дрожь от жгучих ноток в голосе.       Как джедай, он должен был остановить своего ученика здесь и сейчас, провести черту, убедить в… в чем? Квай-Гон не был уверен. В нем шевелилось что-то древнее, мощное и яростное, и оно утверждало, что это маленькое создание никто и никогда не вырвет у него из рук, и это — его последнее слово. И джедай не хотел отказываться от этого. Не «не мог», а именно не хотел, и прямо сейчас, больше всего на свете ему хотелось затащить Кеноби в их комнаты, убедиться, что тот ел и пил, проверить его царапины, — Сила, когда он только успевает калечиться?! — завернуть в теплое покрывало и дать нормально поспать.       Вообще-то… это звучало не так уж плохо. — Целитель Лаквош, я думаю, нам нужно прерваться на сегодня. Я понимаю, что мы мало продвинулись, — поднял одну руку Джинн, другой продолжая прижимать Кеноби к боку. — Но у нас будет время и завтра, и послезавтра, и даже через неделю. Сегодня у нас уже не будет спокойной встречи. — Хорошо, — ровно ответила женщина, и мастер увидел в её глазах опасный блеск. — Хорошо… Но мы завтра же обсудим ваши… взаимоотношения, мастер Джинн. У меня появились вопросы… И если меня не устроят ответы, вопросы появятся у Совета назначений, вы все понимаете?       Квай-Гон прикрыл глаза и ломко улыбнулся. — Предельно, целитель Лаквош. Но примите мои уверения, что вопреки тому, как это прозвучало… это были два несчастных случая и я очень пожалел о своих неосторожных действиях. — Увидим, — отрезала Серена и мягко улыбнулась юноше. — До завтра, Оби-Ван.       Квай-Гон притянул блондина еще ближе, невесомо коснувшись губами золотисто-рыжих волос, помог ему встать и, нежно подталкивая в спину, повел прочь из кабинета. Ему оставалось только надеялся, что арфа, наконец-то доставленная в Храм, немного разбавит тяжелые дни его ученика и тот сможет немного расслабиться и отдохнуть, потому что видит Сила, у его мешков под глазами скоро появятся собственные мешки!