***
— …мастер. — …ученик. Повисшая между ними тишина — будто тонкая, острая вещь, режущая кромка которой легко касается плоти, вот только Квай-Гону почему-то кажется, что в воздухе висит запах именно его крови. «Мягкотелый», — звучит в голове чужой голос, хотя связи между ними давно и надежно нет. Это лишь иллюзия, но джедай все равно подавил желание съежится и сгорбить плечи: привычка, оставшаяся с юношеских лет, от которой Йода отучал его бесчисленными беседами и иногда даже своей тростью, с лазерной точностью врезающейся в голень, на место предыдущего синяка. Брюнет уверен, что Дуку напряжение между ними доставляет некое эстетическое наслаждение. Он хотел бы, чтобы этот факт был удивительным. Это не так. В глазах мастера поблескивает ироничная насмешка, и она тоже причиняет боль, но Джинн упрямо держит спину прямой, плечи — развернутыми, не опуская подбородок, даже когда внутри что-то с нежным звоном разбивается, только при одном взгляде на хладнокровного, точно змея, человека, который вырастил рыцаря из лопоухого мальчишки. К сожалению, относительно хорошего человека Квай-Гону пришлось делать из себя самостоятельно. Он не уверен, что вышло, но не может отрицать, что хотя бы попытался, чего нельзя сказать о его мастере. Расстояние между ними, — а они довольно осознанно держатся не ближе, чем на вытянутую руку, — еще более неловкое дело, тоже острое, но уже не как битое стекло, а, скорее, как опасная бритва. Ну и, конечно, ледяная пропасть, простирающаяся там, где должна быть связь падавана с его учителем — то, что заставляет их обоих контролировать лица и смотреть друг на друга ровно также, как два дипломата, которые явно желают выпустить друг другу кишки, но связаны общими делом и целями, и таким понятием, как «знакомое зло». Квай-Гон вовсе не ненавидит Дуку. Во-первых, это чувство — дисфункционально для одаренного, который желает оставаться в Свете. Во-вторых, он желал забыть о существовании своего бывшего мастера, и это намного легче сделать, когда ты не думаешь о том, на кого это чувство направлено. Ненависть же является очень мощным чувством, всеобъемлющим и невероятно подавляющим. То есть, противоречило основному стремлению, а потому подлежало выкорчевыванию всеми доступными методами. Нужно ли говорить, какая из этих мыслей лежит гораздо ближе к сердцу, даже если и не должна являться основной причиной? Вечная проблема: не слишком ли часто долг входит в противоречие с сердцем… — Через несколько часов Совет соберется снова. Ты должен там быть, — совершенно равнодушно обронил граф и невпечатленно приподнял брови, когда Квай-Гон крепко стиснул зубы, чтобы не высказать, какой интересный пеший эротический тур с чередой достопримечательностей промелькнул у него в мыслях и для Дуку, и для Совета. — Не хочешь — не надо, никто бегать за тобой не собирается, падаван. Только имей ввиду, что Кеноби не успел и на больничной койке оказаться, а его уже попытались арестовать по обвинению в убийстве. И действовали полуофициально, но ты ведь знаешь, что это значит?.. Думаешь, что твоё бдение над бессознательным мальчишкой поможет ему больше, чем осмысленный план и готовность отвечать на провокации и интриги, то пожалуйста, — Ян небрежно махнул рукой в сторону покрытого испариной и тяжело дышащего юноши. — Не смею тебя отвлекать. — Убирайся, — почти прошептал Квай-Гон, и маска Дуку впервые треснула. В изгибе его рта показалась ухмылка. — Грубо… и ожидаемо. Ну что ж, полагаю, я здесь закончил. К слову, мальчик не так глуп, как я предполагал, умеет правильно себя подать. Думаю, я продолжу наше с ним знакомство. В конце концов, он даже не знал, что я его грандмейстер… — Вон, — все ещё тихо, давясь зарождающимся в горле рычанием, приказывает Джинн, хотя и знает, что, если Дуку не захочет, то слушать не будет. Но он также знал, что мастер будет избегать возможной сцены, и это было на руку. О своей репутации Квай-Гон не волновался: его достаточно завуалированно поливали грязью с самого падения Ксанатоса, так что он привык к некоторой форме остракизма, кроме того, его особенная привязанность к Живой Силе не была воспринята идеально и считалась, в некоторой степени, неповиновением догмам, хотя сам джедай просто шел дорогой, на которую его выводила Сила. Дуку был птицей другого полета. Высшая аристократия, титул графа Серенно, наследник* герцога Дуку, ветвь королевской семьи сектора Д`Астан — все это изначально делало его особенным… Ученичество у магистра Йоды подняло его на недосягаемую для прочих высоту, и укрепило веру в собственную значимость. К чистоте своего имени мастер-джедай относился очень щепетильно. Квай-Гон не обольщался: Дуку был значимым мастером, великолепным дипломатом и невероятным мечником. За его спиной было такое количество выполненных успешно миссий, что, вероятно, если бы кто-то в Храме поставил себе цель сравнить всех подобных, то рекорд наверняка принадлежал бы ему, ну или он точно бы был на вершине списка, опережаемый, разве что, редкими представителями долгоживущих рас. Просто… это не облегчало их взаимодействие. Дуку был мастером высочайшего уровня, но вот учителем был никудышным. Потому что этого нужно хотеть, а над отношениями нужно работать. Видит Сила, Джинн пытался. Он действительно пытался. Дуку был впечатлен его навыками и рано взял в падаваны, ему едва ли минул первый десяток… и тем самым мужчина разом отрезал его от любого круга общения, сразу принявшись лепить свое подобие, не особенно задумываясь над социализацией и явно не оборачиваясь на собственную юность. Зачем? Конечно, Дуку знал, как нужно действовать… И он создал вакуум отчуждения и сухой зависти, за исключением небольшого количества друзей, но и среди них задержалась лишь Тала, и то, это было ее личное упорство, потому что сам Квай-Гон разрывался между гордыней, истеричными попытками достичь поставленных перед ним целей и болезненным одиночеством, которое он, по юности лет, не понимал, но остро ощущал. Но сам Дуку довольно быстро перегорел и разочаровался, потому что Квай-Гон просто не мог заставить свое сочувствие замолчать, не мог примириться с тонким цинизмом и опасным равнодушием того, в ком изначально пытался найти отца, а нашел лишь бездушную отстраненность скульптора, обнаружившего, что камень не соответствует заявленным стандартам, но жалеющему бросать на пол-пути. Квай-Гон не любил об этом думать, но его испытания, как рыцаря, курировал не столько Дуку, сколько магистр Йода. И свою падаванскую косу он также отдал своему гроссмейстеру, прямо перед остальными магистрами, прямо перед побелевшим от ярости лицом Дуку. К слову, это того стоило. Просто удивительно, с учетом его детства и юности, как мощно он облажался со всеми своими тремя учениками, и насколько похож стал, в итоге, на того, кем поклялся никогда не быть… Джедай тихо вздохнул и опустился в кресло около постели ученика, набирая короткое сообщение Винду. В конце концов, у него назначена встреча с Советом, не так ли?..***
Когда Оби-Ван «просыпается» в первый раз, его тошнит так сильно, что требуется применение исцеляющих техник, чтобы смягчить приступ волнообразных спазмов, и ещё одна доза обезболивающего, чтобы он мог упасть обратно на койку, тяжело дыша. Джедая предупреждали, что это может случиться, потому что «боль провоцировала рефлекторные реакции организма», кроме того, у юноши было сотрясение… Снова. Уже второе, менее чем за полтора месяца. Видит Сила, Джинн просто хочет, чтобы мир дал им небольшую передышку, но, очевидно, это слишком много, чтобы просить. Поэтому Квай-Гон кричит целителям, чтобы те вернулись в палату, и успевает толкнуть на колени Оби-Вана пустую миску, и прихватить его длинные волосы, когда тот складывается пополам и содрогается-содрогается-содрогается, и хрипит, пытаясь вывернуть свой несчастный желудок наизнанку. Там есть кровь, и по бледному, покрытому испариной лицу блондина катятся крупные слезы, но взгляд остается рассеянным и мутным — слишком сильные лекарства, и слишком много тоже. Оби-Ван смотрит сквозь Квай-Гона, не осознавая, что не один, и это довольно болезненное ощущение, потому что нельзя даже сказать, что Оби-Ван действительно приходил в сознание. Бодрствует, но не присутствует. И ему больно. Яд специфичен, с трудом выводится из тканей, и все целители в один голос твердят — не будь у падавана Кеноби естественного иммунитета, — внутри-видового? личного? — он не пережил бы отравление. Просто и ясно. Его ученик почти умер. Снова. Второй раз, менее чем за полтора месяца. Квай-Гон ненавидит эту тенденцию. Ну, не его кошачью цепкость, с которой Оби-Ван хватается за жизнь, и не поразительную способность вынести то, что бросает на его плечи судьба, но та часть, в которой ребенок оказывается в смертельной опасности. Эта часть его действительно не устраивает. Квай-Гон немного далек от медицинских терминов. Ему не нужны глубокие подробности, вроде «вещество яда блокирует действие ацетилхолина в нервных путях» или «развивается кортикальный некроз почки», они ничего не объясняют человеку, который, конечно, работает не только руками, но и головой, но все же весьма далек от целительства, так что ему дают простые, даже упрощенные, — видит Сила, Джинн слишком взвинчен, чтобы вникать во что-либо хоть немного сложнее элементарного. Но эти слова применяются к его маленькому ученику, вновь неподвижному на больничной койке, и Джинн — не доктор, и помочь не может, у них даже нет больше Уз Силы, чтобы можно было толкнуть в его тело немного энергии и банальную эмоциональную поддержку, которая прорвалась бы даже сквозь его бессознательное состояние. Но их связь ушла, и Квай-Гон в очередной раз чувствует, как эта потеря горит в груди. Он слышит, как наяву: «Я дала тебе дар, и ты отверг его, первый и второй, третий и четвертый, пятый и шестой раз… слишком много вторых шансов, джедай… слишком много…», — шепчет Сила, и джедай чувствует кислый привкус на корне языка. Оби-Ван не просыпается, и Джинн немного благодарен, вопреки собственному ужасу — ему легче, что у его слез нет свидетелей.***
— Дети?.. — это первый вопрос, который Оби-Ван шепчет хриплым, ломающимся голосом, вцепившись в ладонь целителя, делающего ему очередную инъекцию. Они одни в палате, и это к лучшему. — Они в порядке, падаван Кеноби, уже давно вернулись в ясли… — успокаивает его мягкими интонациями светлокожий забрак, и блондин прикрывает глаза, словно у него нет сил кивнуть… в общем-то, вероятно, так и есть. — Мастера Виллард и Рид?.. — на выдохе спрашивает юноша, и забрак берет еще немного крови на анализ: кажется, выздоровление мальчика естественным образом ускорено. Как занимательно! — Они еще в целительском крыле, но опасности для жизни и функционирования нет, — он не говорит о том, что Виллард не сможет больше видеть правым глазом, а у Рид теперь два бионических пальца. Они все равно быстро восстанавливаются, кроме того, ни тот, ни другой не являются воинами, чтобы нуждаться в полном контроле над телом или переживать из-за потери уровня обзора. Им, конечно, понадобится некоторая форма терапии, но, скорее, чтобы смириться с ужасом нападения, нежели из-за неприятия собственных травм. — Мастер Дуку?.. — спрашивает Оби-Ван, словно по списку, спотыкаясь на двусложном имени, и это лучше всего показывает, насколько ему тяжело разговаривать. — Не получил никаких травм, — оповещает забрак, меняя раствор в наручной манжете. — Работает с корпусом юстиции по поводу произошедшего, — забрак задумался. — Сочувствую им… — медленно добавил он и передернул плечами. — Мой мастер?.. — наконец, спросил Кеноби, и его голосе промелькнула осторожная, еле заметная нежность, которую сам мальчик, кажется, не заметил. Это… мило. Действительно. Весьма и весьма… очаровательно. — Недавно ушел на встречу с Советом, опять же, по поводу произошедшего. Почти все время провел здесь с тобой, падаван, — слегка усмехнулся целитель, вспоминая джедая-наседку, только не курицу, а, скорее, крайт-дракониху. Это было забавно… — Я знаю, — чуть улыбнулся юноша, и на его лице промелькнуло выражение уязвимого облегчения. — Я знаю… — и снова закрыл глаза.***
— Сделай это снова и я убью тебя! Тот факт, что Оби-Ван тихо смеется, закатывая глаза, и его бледные губы растягиваются в тонкую, но теплую улыбку, говорит об их особенном уровне доверия, потому что он ни на мгновение не воспринимает слова Сейгр, как угрозу. Вместо этого он тянет к ней руку и девушка сжимает ее в ладонях, сверкая мокрыми глазами. — Дурак… — шепчет она, смаргивая слезы, и он отвечает мягкой хваткой на ее руке. — Я так волновалась за тебя, Оби-Ван!.. — И мне жаль, что я заставил тебя переживать. Это довольно новая концепция для него, если честно. Дружба, взаимное беспокойство… все это еще недавно было слишком близко к втиранию соли в открытую рану. Но им с Роу нечего делить, между ними «плавает» иерархия, и ее чувства очень легки и нежны в Силе. Сейгр очень легко любить. И, в некотором смысле, безопасно. В дверях смущенно переступает с ноги на ногу Фимор, и Оби-Ван улыбается ему, чуть более дико и опасно, чем нужно, — он все еще не может отпустить свойственную всем послушникам ревность, и в его крови порой начинает гулять низменное желание перерезать красавцу горло и закопать в Храмовом Саду. Но, честно говоря, это желание более… физическое, чем умственное, как бы странно это не звучало. Словно агрессивная защита своего положения въелась в рефлексы, — Война самодовольно оскалилась внутри, подсказывая, что это не такая уж и ложь! — хотя логически, — Анализ ядовито зарычал и «головы» затеяли привычную уже к этому времени потасовку, — Оби-Ван понимал, что уже обученный, значительно обиженный на прошлое поведение мастера рыцарь Фимор не является для него угрозой. По крайней мере, не по этой причине. У Фимора — титул рыцаря, законченное обучение, он не был и никогда не будет…Почему-то…
***
— Ты так и будешь сидеть и дуться в углу, или все же пойдешь к своему ученику и поприветствуешь его, как должен был сделать еще вчера? — Квай-Гон поморщился. И как это он раньше не замечал, какой у Талы противный голос?.. Ах, да, она специально говорит с ним, выбирая эти интонации, чтобы его позлить. В ответ он улыбнулся ей самой «политической» улыбкой из своего арсенала, прежде чем вспоминает, что она не может этого увидеть. Женщина расплылась в яркой, зубастой ухмылке. Джинн подавил желание застонать. — Я знаю, что ты сейчас сделал! Ха! Мимо! — и, как взрослый, самодостаточный, уважаемый мастер-джедай, показала ему язык в знак победы. В ответ мужчина преувеличенно вздохнул и покачал головой, зная, что это она, по колебаниям Силы, уловить сможет. Конечно, Тала все равно продолжила ухмыляться. Почему он вообще ее терпит?.. А. Конечно. У него же больше нет друзей, нет… альтернативы, так сказать… …они действительно так уж ему необходимы?.. И только Тала распахнула малиновые губы, чтобы добавить нечто острое, и, несомненно, язвительное, как в коридор буквально влетели три растрепанных падавана. Разумеется, первый из них, — полноватый мальчишка с каштановыми волосами и испуганным взглядом, — резко затормозил, едва завидев взрослых, и в него влетели остальные двое, сопровождая свое появление громкими «ай!», «ой!» и «уф!» соответственно. Что было бы забавно, если бы чуть дальше, за дверью, не отдыхал после прихода Фимора и Роу его ученик. Один из детей, тот, что постарше, мальчишка-киффар с золотой полоской на лице, быстрее сообразил распутаться, из волей Силы устоявшей на ногах кучи, и поклониться мастерам, обаятельно улыбнувшись при этом. — Здравствуйте, мастер Джинн, мастер Тала! А мы, эт-самое, Оби-Вана навестить! К нему можно?! — непосредственно спросил он, запустив пятерню в чернильные пряди, и нурианка тут же улыбнулась, особенно когда из-за спин мальчишек застенчиво выбралась Бэнт и потупилась от стыда. — Часы посещений еще не истекли! — оповестила их мастер теплым голосом, и Квай-Гон, в противовес, бросил на детей тяжелый взгляд. — Не шумите, не предлагайте ему закуски, не жестикулируйте, не… что? — вскинул он бровь на скрестившую руки на груди женщину. — У Оби-Вана было тяжелое сотрясение, а отравление оставило его в не лучшем состоянии. Это рекомендации целителей. Раз их сейчас нет, инструктаж провожу я, — с деланной ленцой отметил Джинн, и бросил еще один, еще более строгий и пугающий взгляд на стушевавшихся падаванов. — И не слишком долго. — …дышать тоже не обязательно, — тихо съязвила Тала, поджав губы, и Квай-Гон тихо хмыкнул. — Ну-ну. Я ставлю перед ними только выполнимые задачи, — степенно вздохнул он и задумчиво добавил. — Если его начнет тошнить, таз под кроватью, — как будто тошнота не прошла в первые два дня. Действительно. Кхм. — Наверное, еще рано… мы попозже навестим… когда Оби будет полегче… — пробормотала Бэнт, выглядя… довольно запуганной. …с чего бы это?.. Мальчики тут же закивали, и падаваны испарились, едва джедай моргнул. Квай-Гон, для верности, моргнул еще раз. Хлопнула дверь в конце коридора. — И вот чего ты этим добился? Ни себе, ни другим. Оби-Вану стало бы легче, навести его друзья, — пробормотала Тала, закатывая незрячие глаза, и Квай-Гон, следуя святым правилам спора старых друзей, показал ей язык. — Я все вижу! — фыркнула женщина. Квай-Гон использовал самый удивленный тон. — О чем ты?!.. — Ах ты…! Дверь вновь хлопнула, заставив джедаев стушеваться, и в коридор, смежный с палатой, спокойно шагнул магистр Винду, потирая переносицу от усталости. — Скажите мне, что я попал в часы посещений? — с едва-едва слышными просительными нотами в голосе спросил корун, и джедаи синхронно нахмурились. — Пока да, еще час… что-то произошло, пока мы отсутствовали? — осторожно спросила Тала, и Мейс на миг зажмурился, а пальцы с переносицы скользнули и потерли висок, выдавая мигрень хозяина. — Пришел официальный вызов в суд. Не просто обозначение ситуации, а обвинение. — Винду взмахнул рукой на Квай-Гона, не оглядываясь. — Даже не пытайся мне что-то сказать или доказать, я тут не причем. Мы три часа, как старые банту, столкнувшиеся лбами, бодались с обвинителями и несколькими… вероятно, «простимулированными»… юстициарами… Все без толку! — прорычал джедай, сжав свободную руку в кулак. Затем медленно выдохнул, отпуская гнев в Силу. — Кеноби придется как можно скорее дать показания, сначала общие, потом в суде. Кто-то начал агрессивную пиар-компанию в защиту де Криона. Умоляю, молчи! — почти рявкнул магистр, выдавая, как он на самом деле вымотался в пустых и грязных спорах с адвокатами и нечистыми на руку «защитниками». — Я знаю, что твой падаван был в своем праве, ты знаешь, Тала знает, весь Орден и большая часть Корпуса Юстиции знает! Не надо объяснять это нам! Пожалуйста!.. Как я уже сказал, это агрессивная пиар-компания, напирающая на то, что де Криону «требовалась помощь», что он «находился на лечении», когда случился… «рецидив». Кто-то старательно мутит воду среди аристократии и промышленников, в конце концов, Ксанатос был там условно-своим. Мы ведем расследование, но у нас просто нет времени, Квай-Гон. Суд должен пройти как можно скорее, пока присяжных, — обманом ли, шантажом, щедрыми «пожертвованиями», — не склонили на сторону обвинения. Винду опустился на лавку и уже обеими руками массировал виски, наполовину проваливаясь в медитацию, старательно распутывая ловушки и сети, через которые под конец скользил одним только Взглядом через Силу, уверенно подхватившей своего чемпиона, не давая взять его измором. Теперь он изучал их логически и с каждым новым подводным камнем отпускал все больше и больше гнева и бессильной злости. Великая Сила, они охотились за раненным ребенком! Неужели у людей совсем не осталось чести?! — Мейс, он только начал бодрствовать… — почти взмолился Квай-Гон, склоняясь под тяжестью ситуации. — Я даже еще не говорил с ним… Темнокожий джедай быстро вскинул на него потемневшие глаза, резко опустив руки и хлопнув ладонями по коленям. — То есть, как еще не говорил?! Ты издеваешься надо мной?! Ты оставил своего ученика в подвешенном состоянии после всего, что он пережил?! Джинн, ему четырнадцать и он перегрыз человеку горло, ты, je bent een evolutie fout***, о чем ты, позволь узнать, думал?! Само рассосется?! Ради Великой Силы, ты хоть иногда способен выполнять свои обязанности мастера и действительно заботиться о своем ученике?! — сквозь зубы шипел Винду, демонстрируя прекрасное, пусть и вымирающее умение — орать, не повышая голоса. Квай-Гон смотрел на него, стиснув зубы, и походил больше на попавшего в капкан волка, нежели на человека, вынужденного постоянно вариться в котле политических дрязг и привыкшего к этому. — И когда же я должен был говорить с ним об этом, о всезнающий магистр? Может, когда целители пытались перезапустить его легкие? Может, когда его в пятый раз проверяли на потерю зрения, потому что он был настолько расфокусирован, что никто не мог понять, это мой ученик ничего не видит или он настолько в стопоре? Может быть, когда он плакал от того, что блевать нечем, а спазмы все идут?.. Или когда ему практически заново выращивали кусок печени?!.. Полагаю, Дуку недоволен, что я отсутствовал на большей части собраний, что ж, пусть так! Но, по крайней мере, со мной Вокара смогла вытащить его из этого состояния!.. — Квай-Гон. Прости. Я устал, зол и встревожен… но это… не особенно хорошее оправдание, да, — прервал его Винду с тяжелым вздохом, и в его коротких, рубящих фразах не было ничего, кроме усталой искренности и флера стыда. — Я не должен был так с тобой говорить, кроме того, я так не думал, и не думаю, — он слегка скривился и пошевелил пальцами в воздухе, словно подыскивая нужные слова. Тяжело дышащий после своей речи джедай к тому моменту медленно откинулся на спинку дивана и с усилием разжал кулаки. — Я знаю… О, Сила, я же это прекрасно знаю… Ты тоже извини, Мейс, — тихо признал Квай-Гон и хрипло хмыкнул. — Я просто… действительно устал от того, что все вокруг считают меня никчемным мастером, словно я… я не знаю, — он растерянно посмотрел на старого приятеля. — Я… не знаю. Может, они правы?.. — Не надо, Квай-Гон, прекрати! — без особой злости одернул его корун. — Кеноби тебя обожает, это видит любой, у кого есть глаза, и не то, чтобы я понимал ваши отношения, но у него вид человека, который верит, что ты повесил звезды, причем лично каждую. Мне действительно жаль… но у нас нет времени ждать. Нам придется поговорить с мальчиком сегодня. Сейчас. Джинн промолчал, и Винду не нужна была Сила, чтобы заметить усталый ужас, промелькнувший в его глазах. Он и так знал, что даже если Квай-Гон предоставил логичные и технически верные аргументы о том, почему тот не поговорил со своим учеником, это были именно аргументы. Ради Силы, Мейс видит Вероятности и Узловые Точки, как Джинн мог подумать, что сможет отвлечь его от правды?.. А правда была в том, что все они — и Джинн, и он сам, и Совет, и весь Орден — очень сильно подвели этого ребенка. На них давил невероятный груз вины, и, честно говоря, джедай предпочел бы, чтобы они узнали обо всех последствиях этой ошибки сразу, а не вот так: медленно раскрывающимися в не лучших условиях позорными тайнами, которые с каждым разом стремились вызвать если не инсульт, то нервный тик так уж точно. И Мейс понимал своего друга, понимал так глубоко и лично, что ему самому становилось больно. Вероятно, Квай-Гон действительно не хотел даже думать о том, что случилось в том зале, до того, как его мальчишка вырвал кусок из глотки монстра, а потом просто тихо дожидался спасения. Винду тоже не хотел. Это было почти слишком: думать о том, как на краткое мгновение все в чертах Кеноби стало очаровательным, как даже кровь на его руках казалась тонким алым кружевом, как в болезненной поволоке его глаз смотрелась мнимая, как потом выяснилось, покорность и мольба, как призывно распахнулись окрашенные алым разбитые губы, как легли сбившиеся локоны на плечи ржавыми разводами, и как падаван его друга дирижировал всем этим представлением, четко зная, что он делает, используя собственное тело, словно то — всего лишь инструмент, и виртуозно играя на восприятии Ксанатоса, искаженном Падением… Магистр достаточно работал с Тьмой, используя ту для техник Ваапада, и он ясно ощутил, как его Мрак, строго и глубоко контролируемый, стонет и воет, откликаясь на представление. Юноша, почти ребенок, действовал умело и наверняка, собрав почти каждую из точек давления на самые темные, самые инстинктивные глубины человеческого разума. Крючок, леска, грузило. И, в конечном итоге, подсечка. Корун коротко постучал пальцами по дивану и резко встал. — Давайте покончим с этим. Сейчас! — и смело шагнул в палату, не оглядываясь, но зная, что Квай-Гон и Тала тут же бросились за ним. Кеноби не спал. Он вежливо отложил датапад, который читал, — разрешено ли ему, учитывая зафиксированное сотрясение? — его излишне умные зеленые глаза, скользнувшие по джедаю, были одновременно и задумчивы, и спокойны. Ровная улыбка не выглядела искренней, но Винду этого и не ожидал. «Анализирует, всегда анализирует», — шепнула Сила, и Мейс глубоко вздохнул, опустившись в кресло для посетителей. — Падаван Кеноби, — слегка кивнул он, и юноша уважительно склонился, аккуратно перемещаясь среди аппаратов и закрепленных на нем систем датчиков. — Магистр Винду, — юноша чуть прикрыл глаза, пряча скальпелеподобный взгляд, буквально разрезающий его на куски. Это было одновременно и интересное, и пугающее зрелище. Что любопытно, Кеноби, очевидно, имел представление о эффекте этого взгляда, потому что смотрел он очень аккуратно, и выражение его лица было спокойным, но мягким, располагающим. Красиво-нейтральным. Умно. Все еще опираясь на свою способность, в этот момент магистр видел значительно больше, чем привык, и то, что он видел в Кеноби, было в равной мере пугающе и интригующе, но он предпочел не торопиться. Учитывая большинство факторов, с юношей вообще не стоило спешить. В палату тенями скользнули Квай-Гон и Тала, задержавшиеся, чтобы перекинуться колкостями, и взгляд блондина мгновенно изменился. Не очевидно для того, кто не смотрел специально, самым внимательным образом. Мейс бесшумно сглотнул, наблюдая метаморфозу и зная наверняка, что не заключайся его способность в самой возможности Видеть то, что не было доступно простому взгляду, он бы никогда не заметил всех этих переходов. То, как дрогнули Сила и ноздри мальч… юноши, словно он впитывал в себя само существование своего мастера. Затем Кеноби улыбнулся: не слишком ярко, даже, в общем-то, не демонстрируя зубы, но его глаза чуть сощурились, а в уголках набежали крошечные морщинки, говорящие об истинности улыбки не менее громко, чем Сила. …чего Винду не знал и не мог увидеть, — и не мог узнать, ибо сама Жизнь защищала своего ребенка, даже от Взгляда, — так это то, что Кеноби реагировал… последовательно. В его поведении были причинно-следственные связи, но их логика была похоронена очень глубоко, и первой ступенью к пониманию был тот факт, что на самом деле блондин был не только глубоко ранен, но и то, что он был далеко не так молод для своего мира. Кхамали Малар было больше двадцати. Она, вероятно, была одним из самых старых послушников, ветераном войны, слугой двух господ. Чудом. Жизнь залила ее в грубую, жесткую форму, слепила и выковала то, что требовалось её первому владыке, а второй получил, в общем-то, то, что хотел (в конце концов, он купил ее на аукционе!), и только закалил и отточил то, что получил, превратив её в нечто более сильное, крепкое, смертоносное… но все же оружие. Меч всегда остается только лишь мечом, каким-бы красивым, каким бы совершенным он ни был… Новая жизнь требовала от нее совершенно иного. Это было страшно, мучительно страшно переделывать себя для этого «нового», «непривычного», и, вопреки тому, во что верила Кхамали, Храм-на-Крови не рождал способных приспособиться, вовсе нет. Он учил изыскивать пути, учил извиваться, как уж на сковородке, но лишь ради того, чтобы выполнить очередной приказ, а истинная гибкость?.. нет, она не сочеталась с непоколебимой верностью, с вбитыми в подкорку инстинктами несомненного подчинения, с искаженной до неузнаваемости любовью, которую каждый послушник обязан был нести для своего хозяина, крайне редко того достойного. Ничего правильного, ничего нормального и ничего красивого в этом не было, но таков был путь Ирруминаля, таков был смысл существования Храма-на-Крови. Он порождал в своем чреве верных, сильных рабов для элиты — военной и магической аристократии, беспринципных чудовищ, связанных только волей своих Владык… …и горе побежденным… Кхамали настолько привыкла принадлежать, что иначе уже не могла. Видит Сила, она сломалась бы, не попади в знакомую хотя бы поверхностно обстановку, не сложись её губы в извечное «мастер» в первые же пару дней. И мастер Джинн, как бы порой не играло и не варьировало её сознание понятия и ценности, как ни отрицай она в один день его титул, чтобы в другой назвать gospodinom, и тут же внутренне закричать от собственного болезненного чувства неправильности, был и в первую, и в последнюю очередь хозяином. Она не была ему продана напрямую, но, по сути, подарена самой Силой, и этого, в глубине души, ей было достаточно. А время шло. Не слишком быстро, но неумолимо, и в склонности, которую Малар испытывала к Джинну, как к единственному хозяину, подхватившему поводок заметавшегося зверя, прибилась тонкая, как нить, симпатия. Он был не жесток, и Оби-Ван, уже Оби-Ван, ценил его за это. Вспышки, напугавшие его, не были ни болезненны по-настоящему, ни истинно-страшны, они даже не оставили на нем следы, и это было впервые. Да, в Кеноби быстро родилась склонность к Квай-Гону. Но то, что Видел Винду, было чем-то большим: то было медленное, но неуклонное превращение этой склонности в любовь. В конце концов, Малар была красивым, хищным зверем. А Квай-Гон взывал в Кеноби к человеку. И в этом он быстро становился особенным. Его неуклюжие попытки заботится, яростные эскапады по поводу здоровья, осторожные расспросы об интересах, хобби, мнении Оби-Вана: все это было неуклонным напоминанием о том, что тот являлся хотя бы немного, самую малость большим, чем просто умной собакой, которую можно натравить на неугодных. Да, чувствовать над собой чужую власть было необходимостью для существования, но вдруг оказавшийся в положении, когда хозяина можно выбрать, фактически на свободе, он не убегал, не способный разрушить эту глубокую зависимость, — печать которой легла на Малар ещё годы и десятилетия назад, когда девочка впервые преклонила колени, приползла к ногам одного из лордов, чтобы быть отвергнутой, раз, другой, третий, снова и снова, пока ужас не стал достаточно силен, что ощущался, как штыри, пронзающие позвоночник, — а остался там, где захотел. Он остался со своим джедаем. Квай-Гон, сам того не зная, взращивал в верности равнодушной, рожденной из нужды в хозяине, истинную преданность, цену которой ему еще предстояло узнать. Нет, любовь, конечно, не могла прийти в один день. У них было слишком мало времени и слишком много проблем, разделяющих их, точно пропасть. Но она росла и крепла там, где джедай не видел, она расцветала в венах, оплетала лозами органы, и теперь, когда Кеноби смотрел на своего мастера, он ощущал, как его дыхание на миг обрывается, и это… было правильно. Любовь — это не сердце, это — легкие. Первым делом она отнимает дыхание. Ни Малар, ни Кеноби не особенно умели проявлять свои чувства, как, впрочем, и осознавать их. О, они обличали часть их в слова, ибо это было когда-то частью обучения: умение донести информацию, известную тебе, до мастера. Это было важным. Но нрав их был немного угрюм и холоден, и слишком отрешенным из-за боли и бесконечного бессилия, пережитых в руках двух мужчин, просто не умеющих владеть иначе, даже если то была маленькая женщина, которую они любили, как умели. Но когда Оби-Ван смотрел на Квай-Гона, это уязвимое, немое и глубинное, но так и неназванное чувство, острыми гранями проявлялось в его глазах. Кеноби учился любить — это было довольно опасно для всех вовлеченных. В его жестах начинала проявлять себя застенчивая привязанность: блондин не лез ему на глаза, не вертелся рядом, не звал, привлекая внимание, — о, нет! Для этого он был слишком взрослым, слишком ожесточенным, слишком привыкшим к тени. Но Оби-Ван приучился всегда ждать и всегда реагировать на его присутствие, и не тем защитным раболепством, которое требовало угождать и прятаться в равной мере, но тихим стремлением создать для мужчины истинный комфорт, даже угрожая собственной безопасности, — а привлечение внимания мастера всегда опасно. Оби-Ван даже учился отныне не только для себя и тому, что казалось важным ему, но и изучал темы, которые могли понадобиться его хозяину. В условиях недостатка огромных пластов информации, это была настоящая жертва времени и сил. Он также тренировал это тело: драться и убивать; но он учил его также защищать и брать пленных, потому что его хозяин ценил жизнь во всех ее проявлениях. И где-то в глубине души юная Кхамали Малар благодарно плакала, потому что она когда-то тоже ненавидела убивать, пока кровь, пролитая ею, не собралась в реку, а аромат меди и влаги не въелся в кости, и женщина (девушка, девочка) не сломала себя в очередной раз, заставляя забыть о милосердии, как о страшном сне. Сила не могла открыть все это магистру Ордена джедаев, как бы она ни любила своего своенравного сына. Она лишь нашептывала ему, что это к лучшему, что Кеноби, — сам по себе, какой есть — к лучшему, и успокаивала этим привычную паранойю хранителя мира. Хотя на самом деле об этих метаморфозах, об этой перековке почти сломавшегося орудия, о пробуждении жизни на пепелище… об этом не подозревал никто, даже сам Оби-Ван. Людям, в целом, не свойственно оглядываться на свое поведение, на внутренние изменения, особенно если они — не результат сознательного усилия, а внешней среды. Винду слегка встряхнулся и вернулся в настоящее. Сила удовлетворенно гудела под кожей, нашептывая: «видишь, видишь?.. хорошо, правда?.. так хорошо!..», и мастер привычно доверился ей, и даже смог выдавить слабую улыбку отвлекшемуся юноше. — Мастер, — голос Кеноби, очень мелодичный и текучий, слегка обволакивал, и это было приятное ощущение. Его короткий поклон из полусидячего положения все еще выглядел утонченно-вежливо, как на приеме. — Мастер Тала. — Я очень рада слышать, что ты поправляешься, Оби-Ван. Мы очень волновались, — мгновенно включилась в толком неоформившийся разговор нурианка, слегка задев Джинна плечом, и занимая одно из оставшихся кресел, оставив Квай-Гона хмуро оглядываться в поисках хотя бы стула. Оби-Ван демонстративно подвинул ноги к другом краю кровати и сделал приглашающий жест. — Боюсь, целитель Торн убрал другую мебель. По его словам, неудобство хоть немного ограничивает посетителей, — извиняющимся тоном произнес Кеноби, и его мягкие интонации явно успокоили джедая и вызвали на его лице краткую улыбку. Если бы ситуация не была столь категорически не располагающей к шуткам, Мейс бы, возможно, что-то и сказал бы Квай-Гону о том, что это он должен успокаивать своего ученика, а не ученик — его, и уж не при таких обстоятельствах… мда, что ж… действительно, не то место, не то время. — Падаван Кеноби, примите мои сожаления о том, что произошло. Мы, Совет, допустили подобную эскалацию конфликта с Падшим, и вы оказались в эпицентре, и подобное никогда не должно было случиться. Нам стоило действовать… решительнее, а не отвлекаться на другие, не столь острые вопросы, — извинился сразу за весь Совет магистр, и Кеноби… просто медленно моргнул, а затем по-птичьи склонил голову на бок. Казалось, он пытается примириться с самой идей этих извинений. Винду внутренне поежился — эта реакция на самом деле очень много говорила о мнении Кеноби на счет Высшего Совета, и была довольно откровенной… — Благодарю вас за сочувствие, магистр… но, конечно, в случившемся не было ничьей вины, кроме де** Криона. Его действия и его выбор. Мы не можем предполагать, что ситуация сложилась бы… лучше, если бы его преследование стало еще более активным. В нашем случае, по крайней мере, обошлось без жертв среди… гражданского населения. — Губы Кеноби сложились в горькую, усталую улыбку и на миг его глаза стали старыми-старыми, как у магистра Йоды, когда тот предавался воспоминаниям. — И дети живы… приятное разнообразие. Джедай не смог подавить дрожь от того тяжелого тона, который мог бы разорвать кого-то менее стойкого на куски, и того, что тот подразумевал. Квай-Гон протянул руку и сжал ладонь мальчика в своей руке. Он явно хотел что-то сказать, но не находил слов, и, не желая оскорблять чужое горе банальностями, промолчал. Блондин медленно перевернул руку и переплел их пальцы, и слегка откинулся на подушку за спиной. — Как бы то ни было, мы должны были принять меры и мы этого не сделали, и вы пострадали из-за этого. Но, к сожалению, сейчас мы должны поговорить о наших следующих шагах, — Квай-Гон вскинул голову и бросил на магистра предупреждающий взгляд, но тот умело проигнорировал его. — Падаван Кеноби, в других обстоятельствах мы бы дали вам достаточно времени, чтобы прийти в себя, но ситуация складывается таким образом, что тормозить расследование нам не на руку. Вы должны будете дать показания Корпусу Юстиции, а после… — Винду поморщился. — Вы должны будете выступить в свою защиту в суде. В палате повисла гнетущая тишина. Кеноби задумчиво перебирал воздух пальцами свободной руки, словно пытаясь поймать нечто неуловимое. Мейс автоматически отметил для себя, что блондин склонен к кинестетическому восприятию Силы, как и он, и синхронно с Квай-Гоном открыл было рот, чтобы продолжить объяснения, как юноша оторвал взгляд от одеяла и посмотрел на коруна. — Простите за прямоту, магистр Винду, скажите пожалуйста, какую позицию займет Орден? — спокойно спросил он, и мужчина так и замер с открытым ртом. — Чт… «позицию»?.. — переспросил Квай-Гон и Оби-Ван успокаивающе ему улыбнулся. — Конечно, — и легко предложил объяснения, зная, что его мастер не так часто работал именно с судопроизводством и политическими течениями в целом, а не в частностях, как он привык. На самом деле, если быть откровенными, миссии Джина были, по большей части, скорее детективными расследованиями и, чуть реже, более-менее спокойными наблюдениями за заключением мира и тому подобными мероприятиями… которые, опять же, очень редко не пытались сорвать, чему необходимо было помешать. Частности. Оби-Ван как никогда был благодарен за свой личный опыт под рукой Лордов, а мастеру Войсташ — за общую науку. — Де Крион может быть Падшим и может быть убийцей, террористом и сумасшедшим, но он был титулован и являлся главой огромной межпланетной корпорации. В его защиту будут выступления просто потому, что отсутствие этой защиты создаст прецедент — если станет широко известен случай, когда аристократа и крупного бизнесмена убили, а убийца не был немедленно распят за содеянное, то и все они внезапно окажутся, в некотором смысле, под ударом. Не важно, что они испытывают к Ксанатосу. На первом месте — последствия. Поэтому я хотел бы знать, какова будет позиция Ордена относительно подобного скандала, — Кеноби поднял взгляд на Винду, а затем снова посмотрел на мастера, легонько сжав пальцы на его мозолистой ладони и продолжил. — Орден тоже скован политикой Сената, соответственно, Совет должен оценить риски и последствия выбора. Меня могут публично осудить, и тогда, если скандал наберет обороты, он в наименьшей степени заденет джедаев. Может остаться нейтральным и вовсе не высказывать мнения, и тогда реакции, вероятно, разделятся, но опять же, если участие будет минимальным, то, вероятно, и суд отразится на репутации в меньшей степени. Опять же, это позволило бы Ордену выбрать сторону победителя, — Кеноби потер успокаивающие круги на тыльной стороне ладони джедая. — И если меня поддержат, то победа должна быть безоговорочной, но даже тогда последующие миссии, которые Храм будет брать, придется оценивать в перспективе вероятных интриг и возможной мести из принципа… Ну и, разумеется, возможны комбинации этих примеров. Меня могут крайне осудить за убийство де Криона, но возвысить за защиту детей… опять же, я несовершеннолетний, и в руках Ксанатоса был далек от здравомыслия, благодаря ему же, мне сложно представить суд, который настолько обойдет все смягчающие обстоятельства и законы о самозащите. Разве что он будет полностью куплен… Что вновь создает опасность, потому что, если Орден отступится от меня, а присяжные полностью оправдают, это тоже станет плевком на репутацию… Оби-Ван задумался — это было видно по его чуть потемневшим зеленым глазам. Квай-Гон и Тала молчали, по большей части, пораженно. Винду был в определенной мере восхищен. — Падаван Кеноби, простите, не к месту, но скажите, вы уже перешли к юриспруденции, не так ли? — уточнил он и юноша немного смущенно опустил глаза. — Нет, еще нет, магистр. Мастер Войсташ желает, чтобы я сначала полностью закрыл курс истории. Но я самостоятельно изучаю законы Республики, по крайней мере, Центральных миров, — скромно ответил он, и корун кивнул. — Напомните мне, когда это все закончится, записать вас на Сенатские курсы повышения квалификации, вам определенно пойдет на пользу. — Разумеется, магистр Винду, большое спасибо, — чуть улыбнулся тот в ответ и Квай-Гон прочистил горло, заставив обратить внимание на себя. — Орден вас поддержит, — тут же взял разговор в свои руки Мейс, передернув плечами. — Мы в любом случае поддержали бы вас, как мы поддерживаем каждого джедая, вне зависимости от ситуаций. — Это… очень ценится, — мягко кивнул Кеноби, но Винду заметил, как его плечи слегка расслабились. Это была понятная реакция — если бы Орден осудил действия мальчика, это очень сильно ударило бы по его защите, и тот факт, что он понимал эти маневры, говорил сам за себя. — Хорошо, что мы прояснили этот вопрос. Далее… вы не против поговорить откровенно, падаван Кеноби? — чуть грубее, чем хотелось бы, спросил магистр, и юноша приподнял брови. — Насколько это в моих силах, конечно. Мейс принял это за «я скажу столько, сколько сочту нужным, не больше» и просто кивнул. Ему было достаточно. — Я не спрашиваю это из любопытства, падаван, это… это часть вопросов, которые задают нам юстициары, которые наблюдали события через голосвязь вместе с нами. Это действительно важно, вы меня понимаете? — мягко надавил он, и Кеноби вежливо улыбнулся в ответ, утонченно застыв, как фарфоровая куколка. Понимая, что больше ничего не добьется, Винду чуть поморщился и потер переносицу. — Хорошо, давайте просто… покончим с этим. — Магистр, я не думаю… — тихо, но с предупреждением в голосе вступился Джинн, но его внезапно остановила Тала. — Квай-Гон. Это действительно лучше просто… преодолеть и не возвращаться, хорошо? — она хрупко улыбнулась Кеноби и снова устроилась в кресле. — Вы знали, что делали, когда провоцировали де Криона, — скорее утвердил, чем спросил Винду, и блондин чуть склонил голову в привычном уже жесте. — Уточните, магистр, — тихо попросил он, и неожиданно-чистая грусть чуть исказила его черты. — Знал ли я, что делаю, когда использовал в качестве приманки имя моего мастера? Да, разумеется. Ксанатос весьма предсказуем. Знал ли я, что провоцирую Ксанатоса… на любые, в общем-то, действия…? Да, это так. В этом был смысл. Использовал ли я для этих целей… очевидное сексуальное влечение Ксанатоса де Криона ко мне лично?.. Да. Использовал, — его губы слегка скривились, и он избегал смотреть на Джинна и Талу, только на Винду. Магистр на мгновение зажмурился, отпуская лишние эмоции в Силу, а затем посмотрел на юношу. — Вы принимали участие в половом акте? — как можно спокойнее и равнодушнее задал этот вопрос темнокожий джедай, и Кеноби легко отпустил руку Квай-Гон, сложив их в замок на ноге. — Да, — кратко ответил он, и его глаза были совершенно пустыми. — Вы подвергались сексуальному насилию в прошлом? — заставил себя спросить он, и Кеноби медленно, степенно кивнул, явно выбрав тот же метод разговора — эмоциональное отрешение и терминология. — Да. Там же, где я получил эти шрамы. Я предпочел бы не говорить об этом подробно, если это возможно, — спокойно попросил падаван, и Винду ощутил, как у него стучат зубы. — В Храме? — с трудом вытащил из себя эти слова магистр и ощутил невероятное облегчение, когда Кеноби покачал головой, и Сила согласилась, что это правда. — Нет. И, прежде, чем вам придется спросить — мой мастер вел себя предельно корректно со мной до, во время и после… инцидента Меелида/Даан. Не оскорбляйте нас обоих, — мягко предупредил Оби-Ван, и в его глазах мелькнула сталь. — Это не правда, — отозвался Квай-Гон напряженным тоном, и выражение лица Кеноби вдруг стало соответствовать матери, чье крайне любимое чадо встало в позу и отказалось есть кашу. — Несчастные случаи и обыкновенное напряжение недавно сформированной пары «мастер-падаван» не считаются, — с любящей строгостью сказал юноша и взглядом остановил Винду от дальнейших вопросов. — Мой психотерапевт уже разобрал с нами эти события. — Принимается, — кивнул Мейс, не способный сейчас разбирать мелкие огрехи взаимоотношений перед лицом признания ребенка, что его… что он… — Я прошел полное обследование, никаких затяжных последствий и заболеваний нет. Мы можем оставить прошлое прошлому. — Оби-Ван говорил это не магистру. Он крепко сжал ладонь бледного мастера и корун, прикрыв глаза, наблюдал, как усики Силы Кеноби непроизвольно, — уж это он мог отличить, с его опытом! — скручиваются вокруг другого мужчины в попытке утешить. Это было так неправильно, на многих уровнях. Не Квай-Гон был ранен. Не он был брошен среди войны, не он попал в плен, не он подвергся пыткам и насилию худшего рода, не он вернулся в Храм, чтобы быть отброшенным в сторону, как надоевшая кукла, когда ему требовалось сочувствие и утешение, и очень много заверений в ценности и любви. Сила, это было действительно ужасающе: то, какой остракизм и какое пренебрежение коснулись ребенка в наиболее уязвимый для него период, какое счастье, что Кеноби выдержал… И все же падаван словно посветлел, когда Джинн осторожно сжал его руку вновь, и посмотрел глазами, полными тоски и мольбы. Винду признавал, что, будь он на месте блондина, не простил бы никогда. Ему еще предстояло разобраться, стоило ли разлучить пару, как дисфункциональную, но прямо сейчас он полагал, что это было бы крайне опасно как для психологического состояния Кеноби, так и для Джинна. Их симбиоз выглядел взаимно-необходимым, и, откровенно говоря, Мейс вовсе не стремился получить однажды отчет о том, что Джинн попал под бластерный огонь, который мог избежать, а Кеноби полностью замкнулся в себе и не подпускает к себе мастеров только потому, что у него отобрали единственную константу, к которой он привык стремиться. — Я рад, что вы воспринимаете случившееся адекватным образом, — вместо этого кивнул он мальчику. — Магистр! — прошипела Тала, но он резко взмахнул рукой, останавливая протест, хотя и сам был не совсем уверен в том, что ему стоит говорить и пряча эту неуверенность поглубже. — Нет. Падаван Кеноби великолепно справляется с оценкой произошедшего и должен об этом знать. То, что случилось — это не что-то сверхособенное, к глубокому несчастью, и это произошло и прошло. Все кончено. Падаван? — Винду склонился к юноше с самым серьезным видом. — Послушайте меня, пожалуйста. Возможно, о произошедшем узнают или догадаются другие люди. Это не важно. И не важно то, что они будут об этом думать. Кто-то начнет нести чушь, что произошедшее — непоправимая трагедия, которая должна чуть ли не сломать вам всю жизнь. Кто-то скажет, что вы сами виноваты, — магистр проигнорировал слившиеся в один крики «МЕЙС!», неумолимо продолжая, глядя Кеноби в глаза, — что вы виноваты в том, что были неосторожны, что привлекли внимание, что красивы, в конце концов. Они — идиоты. Вы — не жертва, не шлюха, это не наказание и не ошибка, вам просто не повезло попасть в ситуацию, в которой мог оказаться любой другой. Это неприятно, но не смертельно, и вы, здесь и сейчас, в полной безопасности. Плохие вещи случаются, к сожалению, они продолжат происходить, потому что это наша жизнь. Но, конкретно это? В прошлом, — он коротко похлопал по колену Кеноби и выпрямился. — Спасибо, магистр, — медленно произнес Оби-Ван, и в его голосе внезапно прозвучало неподдельное уважение. — Я, признаться, довольно терпеливо сносил жалость целителей, и не хотел добавлять им неприятностей подобным разговором, но… было приятно услышать подобные заверения от кого-то другого, а не убеждать самого себя. Благодарю. Я… действительно очень ценю, что ваше… сочувствие… не превращается в сюсюканье. Меня это беспокоило. — Моя дверь всегда открыта для вас, — Винду внутренне выдохнул. Под конец он уже не был уверен, что его суровая, почти жестокая речь произведет хорошее впечатление на юношу и немного пожалел, что открыл рот, но Кеноби, к его нынешнему удивлению, действительно справился с травмой, как джедай. Это было очень достойно, даже если мысль о том, как ребенок справлялся с этим грузом в одиночестве вызывало у него ощущение движущихся под кожей пауков. — Какие еще вопросы поднимает обвинение? — спросил Оби-Ван и Мейс раздраженно хмыкнул. — Велика вероятность, что именно эти. Правда ли то, что вы сказали де Криону, и почему вы использовали именно этот метод отвлечения, почему вы решили убить его, а не «успокоить и прийти к договоренности»… — эти слова Винду произнес с таким отвращением, что юноша тихо хмыкнул. — Да, потому что именно это ты и делаешь, когда тебя в очередной раз похищает и пытается убить сумасшедший, а за твоей спиной рыдают напуганные дети… — пробормотал блондин, и прикрыл глаза. — Мне ведь придется доказывать необходимость смертельной самообороны, верно? — Да, это единственное обвинение, которое может предоставить их коллегия. «Превышение акта самозащиты». Конечно, они также попробуют обыграть карту «болезни» де Криона, и тот факт, что вы не пытались убедить его остановиться. Они заявят, что его агрессия была спровоцирована. — Вы не серьезно… — Тала выглядела так, будто ее саму сейчас стошнит. — О, но это логично, — отозвался Кеноби, мрачно улыбнувшись. Винду поспешил развить эту мысль. — В данном случае очевидно, что Оби-Ван убил Ксанатоса осознанно… — они на мгновение замолчали, словно только сейчас осознав этот факт, но блондин лишь кратко поджал губы и посмотрел на коруна. — В чем меня тоже обвиняют, не так ли?.. — В том числе, — согласился магистр, и Оби-Ван медленно кивнул. — Это правда. Я не пытался лишить его сознания, у меня не было сил и маневренности, чтобы сделать это. Даже шанс вцепиться ему в горло был один к десяти, и это была единственная возможность. На кадре, возможно, не было так очевидно, но я стоял на носках, у меня не было достаточно опоры, чтобы элементарно приложить силы для прыжка или толчка. В противном случае я мог бы придушить его тем же хватом, что использовал тогда на дуэли, если вы помните. Мои действия были продуманным убийством, и я не могу это отрицать. — Поэтому мы должны будем доказать оправданность этого шага, как оно и есть, — спокойно согласился Винду и постарался всем своим видом показать, что поддерживает подростка. Кеноби осторожно кивнул и посмотрел на своего мастера. Квай-Гон был бледен и так сильно стиснул зубы, что на щеках играли желваки, но когда мальчик посмотрел на него, тут же сжал его руку своей и попытался улыбнуться. — Все будет хорошо, Оби-Ван, мы сможем защитить тебя, — тихо сказал он, и что-то в его голосе подсказало всем присутствующим, что, если им все-таки не удастся это сделать, то у них на руках скорее окажутся два беглеца, чем виновный в убийстве. — На самом деле, это не такая проблема, как кажется, — вмешался Винду, пока Джинн не дошел до каких-либо нежелательных идей. — Падаван Кеноби попадает под защиту очень многих законов. Он, очевидно, имел право использовать летальные методы защиты для предотвращения смерти или тяжких телесных повреждений в отношении себя или других лиц, и только здесь обвинение еще может попытаться высказаться в защиту де Криона: что вы не знали наверняка, перейдет ли Ксанатос черту. Однако, затем действует «право отступления»: поскольку Кеноби был скован, и у него не было возможности сбежать, физически, одно только это официально разрешает идти на конфликт с летальным исходом, и мы даже не будем обсуждать тот факт, что попытка изнасилования ВСЕГДА допускает любую степень защиты, или что использование наркотиков привело к тому, что падаван Кеноби не мог объективно оценить степень угрозы и имел право действовать наверняка. Да даже, наконец, «соразмерность нападения» — как младший и физически более слабый человек, Оби-Ван мог пойти на убийство, потому что, очевидно, у него не было сил и умений, которые не помогли бы ему справиться иначе. Так что, на самом деле, у обвинения нет шансов. Наши адвокаты, судьи, юстиция — все признают этот факт. — И это проблема… — с пониманием пробормотал Оби-Ван, прижав пальцы к углу рта в задумчивости. Винду мгновенно кивнул. — Именно. — А для не самых умных людей в комнате? — напомнила о своем присутствии Тала, и Квай-Гон поддержал её кивком. — Проблема в том, — фыркнул Мейс, слегка распрямившись, — что мы не знаем, чего на самом деле хочет и что планирует обвинение. У них нет возможности выиграть суд, если только они не купят его полностью, и они не смогут это сделать теперь, когда слушание будет открытым, — пояснил Винду, наливая себе воды и осушая стакан в один глоток. — Да, возможный резонанс сдержит даже самых жадных… — согласился Оби-Ван. — Но тогда мы переходим к основному вопросу. — «Зачем?», — кивнул магистр, наполняя его бокал, и блондин благодарно улыбнулся. — Именно поэтому мы должны завершить эту историю как можно скорее. — Целитель Чо сказала, что я могу быть перемещен в наши комнаты в течении пары дней, так что скоро я уже смогу двигаться, но, возможно, представитель Юстиции согласиться на допрос в Храме? В конце концов, у них нет никаких причин заключать под стражу. — Предложил юноша, играя свободной рукой с медной нитью змеящейся по плечу падаванской косы. — Да, возможно, это будет к лучшему. Я попрошу наших адвокатов проконсультировать вас по поводу ваших ответов, хорошо? — спокойно предложил магистр, и Кеноби мгновенно кивнул. — Да, спасибо, — и корун в очередной раз восхитился тому, как спокойно воспринимал и оценивал происходящее молодой падаван. Нападение не оставило его скованным и дрожащим комочком, нет, он вышел из плена с гордо поднятой головой, несмотря на то, как унизительно, как страшно, как омерзительно было все это для такого юного человека, и как скоро после всех испытаний, выпавших на его долю. И сейчас, вместо того, чтобы замкнуться в себе или же скатиться к истерикам и самоедству, Кеноби с достоинством воспринял откровенно жалкие попытки оклеветать его право защищать себя и других, и не только уверенно становился на ноги, но и, в некоторой степени, позволял опереться на себя своему мастеру, что хоть и было в корне неверным поведением со стороны последнего, говорило само за себя. Кроме того, Кеноби оказался очень и очень умен. Это было очень приятное разнообразие. Внезапно комплинк мужчины разразился громкой трелью и магистр мгновенно выключил звук, напряженно оглянувшись на дверь. Джедаи синхронно притихли, но раздраженные целители не ворвались в палату, и они не менее синхронно выдохнули. Потом переглянулись и тихо засмеялись, и даже Оби-Ван позволил себе теплую улыбку. Мейс заглянул в сообщения и нахмурился. — Здесь есть проектор?.. — И даже Голонет, магистр, вот пароли, — вежливо подал свой датапад с тумбочки Кеноби, изящно скрывая свое любопытство, и Квай-Гон переместился к нему повыше, чтобы не заслонять проявившийся экран. Мужчина быстро выбрал канал, сверившись с сообщением, и на экране вдруг появилась красивая темноволосая женщина с мягкими чертами лица и фиалковыми глазами, полными противоречивых эмоций. Она была определенно не старше тридцати, и когда осторожно опустилась в кресло, стала очевидна мягкая округлость ее живота, выдающая беременность чуть дальше половины срока. Женщина была очень красивой. Винду это не понравилось. — Добрый день. Меня зовут Тура Омега, мне двадцать шесть лет, — заговорила она спокойно, не прочищая горла и не заглядывая ни в планшет, ни на строки за камерой, — и я — жена Ксанатоса де Криона, — Квай-Гон тихо выдохнул, и Оби-Ван мгновенно сжал его руку, не отрывая тяжелого, сканирующего взгляда от брюнетки. На его лице не мелькнуло ни сожаления, ни жалости. — Он был правителем Телоса IV и создателем корпорации «Дальние миры», и он… он был болен. Его психологическое состояние ухудшалось, и психотерапевт направил моего супруга на лечение в клинику «Нордстве», где он боролся с синдромами, которые, под влиянием стресса, превратились в маниакальные состояния, и его лечение было весьма успешным, он… становился на ноги. Мой муж был хорошим человеком. Он был добр, заботлив и внимателен, его народ почитает его, как горячо любимого губернатора, и он делал все возможное, чтобы быть достойным членом общества. Он был меценатом, искренне верил, что может помочь людям. А потом его состояние обострилось, его сознание помутилось, и он совершил преступление: похищение. Адвокаты, терапевты и я сама умоляли Корпус Юстиции и джедаев позволить нам связаться с ним, чтобы помочь, чтобы никто не пострадал, заложники вернулись невредимыми, а мой Ксанатос — под наблюдение врачей… — В ее голосе так и не прозвучала враждебность, только искренняя боль. — Этого не произошло. Нам не позволили связаться с моим мужем, вместо этого, спустя дни, прежде, чем наша петиция была удовлетворена, пришло сообщение о штурме квартиры, в которой находились Ксанатос и заложники. Сообщили о том, что мой муж уже… мертв. Ее глаза были такими ясными. Почти мягкими. Как и глубокий, сильный голос. Маленькая ручка мягко покоилась на животе. Не в защитном жесте, но, скорее, в образе тонкой связи матери и ребенка. — Мне отдали тело моего мужа: с… вырванным… языком и… с… отсутствующим… куском шеи… и это было тем, что убило его, — она чуть отвела глаза и делала маленькие паузы, словно подбирая слова или не способная сказать их. Затем вздохнула и вновь посмотрела прямо в камеру. — Я здесь не для того чтобы кричать и плакать, я хороню отца своего неродившегося ребенка и у меня уже не осталось сил на слезы. Только благодаря случайности я знаю имя человека, который… сделал это… убил моего мужа, убил его таким жутким, калечащим способом, — Тура сглотнула и выпрямилась, отчего её округлый живот привлек внимание еще сильнее. — Джедай Оби-Ван Кеноби. Это нормально, что ты не знаешь меня, не знаешь моего имени. Ведь я не оказала никакого влияния на твою жизнь. Но ты оказал влияние на мою. Ты поставил меня в две роли, которые я никогда не думала, что мне придется принять… Вдовы и матери-одиночки. И теперь мне даже не дают предъявить обвинения в убийстве моего мужа! Потому что ты — джедай, и у вас, видимо, есть легитимное право убивать, вне зависимости от ситуации! Мой муж не был прав, но он был не в себе, и его могли бы вылечить, могли остановить, но этого не случилось!.. Это причина, по которой я здесь — не попытка сорвать злость, и даже не способ открыть миру мое горе, — она отбросила волосы за спину и вдруг ее лицо перестало казаться красивым. В проявившиеся на нем болезненной ярости не было ничего приятного глазу. — Это призыв к справедливости. Не только для меня. Нас тридцать шесть человек, мы — семьи погибших, тех людей, что мой муж нанял для своей охраны и которые не имели ни малейшего представления о том, что происходит, когда их объявили террористами и убили без суда. Убили джедаи, которые теперь прячутся за стенами их Храма!.. И мы хотим, мы просим, чтобы эти люди столкнулись с последствиями! Мы хотим, чтобы наши близкие были чем-то большим, чем зарубкой на их мечах! Я хочу закончить эту пресс-коференцию, но перед этим… — она вновь взглянула прямо в объектив и камера приблизила её классическое, породистое лицо. — Оби-Ван Кеноби, найди в себе мужество посмотреть мне в глаза и объяснить, почему ты не нашел иного выхода, кроме как убить моего мужа и осиротить моего ребенка. Объясни мне, почему ты видел это своим правом — решить, жить моему любимому человеку или нет! Это… все, — голоряд закончился и палата погрузилась в гнетущую тишину. Винду налил себе еще один стакан воды и осушил его, словно это был коррелианский виски. — Нам придется выпустить аналогичное заявление и срочно, — тихо и довольно мягко указал Кеноби, кротко взглянув на магистра, словно не до конца уверенный, что имеет право на эти, слова, и Мейс на мгновение заглянул ему в глаза, не отпуская Взгляд Силы. Те были сухими и жесткими. Хорошо. Умный малыш. — Думаю, лучший вариант — снять вас в палате, — согласился он, и юноша склонил голову, обнажая горло. Сила вновь подсказала ему, что это было нарочитый жест, и, не ищи он этого, то и никогда бы не узнал, что какая-то древняя, построенная на инстинктах часть его была удовлетворена этой демонстрацией покорности. — Да, пока я подключен к аппаратуре и лекарствам. Это будет выглядеть лучше, — тихо, но понимающе предположил Кеноби, и это было действительно сообразительно. — …то, о чем я думаю?.. — негромко спросил Квай-Гон, и Мейс сухо улыбнулся. — Очевидно. Они никогда не собирались выигрывать это дело. Нет, они собираются вывалять нашу репутацию в poodoo, — Кеноби на мгновение сощурил свои темно-зеленые глазищи. — Увидим, — тихо сказал он и Винду опасно усмехнулся. Этот ребенок нравился ему все больше и больше.***