***
Винду медленно повел плечами назад, разгоняя кровь по застывшим мышцам, слегка хрустнул шеей и вздохнул, устало растирая костяшками пальцев простреливающий болью висок. В самом деле, — и это раздражало мужчину до крайности, — жест уже стал привычным настолько, что являлся, буквально, ритуальной частью раздумий. Еще немного, и у него будет аневризма. Пло Кун бросил на него искренне-сочувствующий взгляд и шумно выдохнул в респиратор, и пусть эмоция больше ощущалась в Силе, нежели посредством понимания мимики ксеноса, корун ответил ему грубоватым, но благодарным кивком, прежде чем позволил себе посмотреть на сидящего у кресла Йоды падавана. Оби-Ван молчал с тех пор, как покинул лазарет. Худые и жилистые предплечья небрежно устроились на одном из подлокотников, а подбородок юноши уместился на скрещенных запястьях. Со стороны он казался спокойным, или, может быть, правильнее было бы сказать «апатично-отрешенным», и выглядел весьма уютно под легким вниманием гранд-магистра, что-то тихо рассказывающего ему, и перебирающего золотисто-рыжие кудри в поверхностной ласке. Мелькнула смутная мысль, что Оби-Ван, как часть линии Йоды, был изначально довольно близок старому мастеру… и ведь, в конце концов, именно его тот выбрал еще юнлингом в ученики Квай-Гону, даже организовал им общую поездку на Бендомир. Великий магистр был, вероятно, весьма и весьма близок с маленьким одаренным, которого самолично выбрал в падаваны своего гранд-падавана… поэтому следующие одна за другой ситуации били значительно ближе к цели, чем кто-либо в штате мог предположить… Трехпалая лапа мастера уверенно скользила по затылку и тыльной стороне шеи мальчика, пропуская пряди сквозь затупленные когти, а падаван сидел молчаливо и тихо, подаваясь прикосновению, как уличная кошка: вроде и ласково, а вроде и отслеживая обстановку сквозь полуприкрытые веки. Мирная картина. Но свободно наброшенный на плечи плащ демонстрировал голый торс, затянутый бинтами — слава Силе, мальчишка отделался ушибами, и нежные после недавнего лечения кости не были сломаны снова… хотя целители все равно перестраховались. Левое плечо падавана и вовсе было стянуто эластичной тканью, чтобы ограничить движение, хотя связки и сустав были целы, только немного перенапряжены грубым обращением. Нижняя рубашка, — заляпанная кровью, — уже отправилась в прачечную. Противно пискнул комплинк, но Мейс отказался даже повернуть голову в сторону звука, всем своим видом призывая ответить на сообщение кого-то другого. Он действительно очень сильно устал, и больше всего на свете сейчас желал проверить, действительно ли после бутылки коррелианского виски можно проспать три дня подряд. Это было наиболее интересующая его информация на данный момент. Вот эта куча банта пуду, с которой ему надо разобраться? Не столько. Пло Кун медленно отложил датапад в сторону и перевел визоры в сторону своих компаньонов. — Его зовут Оамена’джахол ИамуКетур Тей, и он попросил адвоката, — спокойно сообщил магистр, и Винду скривил губы. — Далеко не неожиданная новость — он ему непременно понадобится… какие-нибудь комментарии? — все же уточнил корун, и магистр покачал головой, задумчиво пошевелив хелицерами. — Отказывается говорить вообще, — с нотками недовольства ответил мастер-джедай и, спустя паузу, тихо заметил. — И юстициары не могут найти своего терапевта, а Оамена категорически отказывается работать с ними. Наше вмешательство может и не понадобиться, чтобы его осудили, велика вероятность, что он… — Пло Кун прервал рассуждения и бросил короткий взгляд сквозь визоры на Кеноби, не желая обсуждать возможное убийство перед травмированным ребенком, но тот был образцово-спокоен… или, возможно, просто достиг того момента, когда психика отказывает признать допустимость эскалации ситуации, потому что действительно не так-то просто предположить, что может случиться что-то еще сверх того, что они набрали за это время. — К лучшему, — болезненно скривившись, махнул рукой корун. — Тихий процесс был бы сейчас наилучшей идей… проблема в том, что мы до сих пор не знаем, чего он хотел добиться, и добился ли того, чего хотел… Оби-Ван на мгновение приподнял голову, отведя глаза немного в сторону, чтобы смотреть не на магистров, а где-то между кресел, и на мгновение распахнул губы, словно собираясь что-то сказать, прежде чем поджал и слегка пожевал их в раздумье. Движения Йоды слегка замедлились, но не остановились, и Винду сделал незаметный жест рукой, чтобы никто не торопил блондина — и, по истечении почти половины минуты, Кеноби заговорил. — Я не думаю, что он действовал добровольно, — очень осторожно подбирая слова, признал юноша, и корун усилием воли проглотил появившиеся вопросы. Поощряемый их спокойным вниманием, Оби-Ван продолжил. — Там было… присутствие. В его разуме, — чуть тише и мягче закончил он, и Мейс… просто закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Выдох. И снова глубокий вдох. И выдох. До тех пор, пока Сила не уравновесила его достаточно, потому что обычная тактика — давление и быстрый, жесткий допрос, — была совершенно противопоказана с Кеноби, а значит, ему требовались мужество, стойкость и спокойствие, не обязательно в таком порядке. — Как выглядел его разум? — услышал он собственный голос, мирный и терпеливый, и мысленно похлопал себя по плечу, потому что именно этот тон, — и, вероятно, подобное столпу присутствие Йоды, — могли успокоить его, — очень симпатичную, но все же, — головную боль достаточно, чтобы тот не замкнулся в себе. Он не стал говорить, насколько сомнительным был факт, что падаван в его состоянии что-то почувствовал в Силе, в то время как сам Мейс — нет, но, честно говоря, в том, что касалось ученика Квай-Гона, мужчина предпочитал отныне перебдеть, чем потом сожалеть… потому что результаты их попыток пустить ситуацию на самотек все еще рубцевались на снежно-белой коже. Так что, да. Никто не может сказать, что джедаи не учатся на своих ошибках. — Я чувствовал прикосновение Тьмы, умелое и глубокое, и очень определенное… — в конце концов, вновь заговорил юноша, и что-то в его интонациях: может быть, подавленный, но безусловный страх, незаметно просочившийся в выверенный тон голоса, а может — едва заметная, привычно-сдержанная мышечная дрожь и движение ближе к замершему магистру, словно в попытке спрятаться, выдали, что их подопечный, как минимум, полностью верит в то, что говорит. — Кто-то смешал его внутренние желания, фантазии и реальность, и предал им целенаправленное намеренье, которое спрятали в самой глубине, как вагу кукловода, — тон златовласого падавана, погрузившегося в свою память, вдруг стал зачарованным, словно его восхищало то, что он видел за трепещущими веками, пока пушистые ресницы бросали гибкие тени на скулы. — Очень умно… тонкая-тонкая паутина, вытягивающая на поверхность мрачные идеи, вложившая смысл в то, что не выдержит никакой проверки реальностью, и выдвижение вперед инстинктов, чтобы немного ослабить цивилизованность и позволить этим желаниям воплотиться… влюбленность и преданность, извращенные до неузнавания, и мысль: сотвори чудовищное во имя любви… Первым неладное ощутил Йода, но он был слишком занят, стремительно воздвигая барьеры, чтобы отреагировать в физическом плане существования, слишком спешил вступить в борьбу с накрывшей их безликой, острой, безумной, сосредоточенной, полной крови, жажды и вожделения… Тьмой. — Кеноби! — …и первым его окликнул Пло Кун: вздрогнув всем телом, падаван отбросил от себя змеившиеся в Силе тени, его горло издало свистящий звук — нечто, между криком ястреба и предсмертным хрипом легких, — алый рот широко распахнулся, словно было недостаточно трепета крыльев носа и скользящих движений грудной клетки. Маленький магистр, впившийся в клюку до того крепко, что конечность приобрела бледно-зеленый цвет, и не отрывая невидящего взора от Силы, другой продолжал крепко сжимать янтарные пряди, заземляя падавана, в то время как перед его глазами разбивалось на куски само ощущение самой вероятной ветки будущего. — Дыши, — почти прошипел Йода, отвлекаясь лишь на краткий миг и отбивая на полу медленный, устойчивый ритм, в который юноша впал с практикованной легкостью. Винду сидел, запрокинув голову и скалясь, как нексу, почуявший добычу, рыская среди узловых точек, где что-то определенно происходило, праведная ярость стыла в его костях. — Не хорошо, — бормотал под нос кел-дор, в противовес толкая свой внутренний Свет вовне и помогая уничтожать следы чуждого Храму присутствия, и Мейс подавил желание расхохотаться над приуменьшением века. — Значит, нам следует предположить, что у Ксанатоса был обученный ученик?.. — Если и так, то его таланты явно лежали в противоположной де Криону области, потому что Джинн жаловался на его щиты лет до пятнадцати: у Ксанатоса был антиталант к ментальным техникам, — мрачно прокомментировал корун, раскрывая себя Силе, но теряясь во множестве нитей, и крепкое выражение затерялось в ладони, потирающей подбородок. — Падаван Кеноби, если не слишком углубляться, — он бросил на подростка очень строгий взгляд, намекая держаться подальше от ошметков Тьмы, пытающейся дотянуться до каждого, кто открывал разум в приглашении. — Что бы вы еще могли сказать? — Кто бы это ни был, его не слишком интересовал результат, — медленно произнес Оби-Ван, мгновенно выпрямляясь, едва к нему вновь обратились напрямую, и прерывистое дыхание не мешало ему взять голос под контроль и обратиться к магистрам с должным почтением, несмотря на пережитое мгновения ранее. — Нет ощущения, что целью были… дискредитация или что-то подобное, так как можно было составить… более подходящую… интригу. Кто бы это ни был, их это не интересовало, как и то, что будет с исполнителем. Там было… просто любопытство, если я правильно понимаю… хотели какую-то информацию, но я не знаю, какую, — честно признал он, и Винду прищелкнул пальцами. — Ты уничтожил память датапада, который он вел, — понял корун, и Оби-Ван вдруг мягко улыбнулся: сыто и удовлетворенно, как кот, которого похвалили за удачно выполненный трюк. — До того, как файлы с него успели уйти в сеть, — с тихой гордостью признал юноша, но тут же склонил голову. — Но я не был в том состоянии, чтобы отследить, что он в нем писал. И я не думаю, что ему удастся вспомнить, даже если ему скажут, что это снизит строгость наказания, — запоздало добавил он, и Винду поморщился. — Да, хорошо, как будто задержавшейся ментальной ловушки было не достаточно… — скрипнул зубами корун, и Кеноби опустил взгляд. — Я не думаю, что это была ловушка, — полушепотом произнес он, и на кабинет опустилась мрачная тишина. — Я… глубоко сожалею, но… полагаю… оно… просто отреагировало на возможность. У меня не было достаточно сил, чтобы… достойно противостоять. Йода тихо промычал что-то под нос, потирая когтями его затылок, и Оби-Ван покорно прикрыл глаза, утыкаясь мокрым лбом обратно в скрещенные руки. Он выглядел изнеможденным… и ужасно, просто ужасно молодым. — Это напомнило мне… — после паузы пробормотал Винду, с кратким вздохом отступая от темы: тот факт, что ученик признавал свою слабость, уже был весьма показателен, и ему оставалось только укрепить его волю и решимость бороться. И с учетом того, как много Кеноби пережил за эти недели, неудивительно, что Тьма нашла к нему дорогу: подобное тянется к подобному, а справиться с болью и превратить уязвимость в силу у того не было ни времени, ни возможности. На самом деле, чего-то подобного стоило ожидать. — Это напомнило мне, — повторил Винду, и мягко посмотрел на юношу, транслируя в Силе поддержку и уверенность. — Что я выбрал вам другого психотерапевта. Непосредственно до суда у вас должно пройти не менее двух сессий и не менее пяти часов медитации. Это понятно? — Да, магистр, — почти напевно отозвался Кеноби, и Мейс суховато, но искренне улыбнулся. — А теперь иди и поспи, падаван, ты выглядишь так, словно скоро упадешь в обморок от усталости, — хмыкнул он, и Оби-Ван покорно склонил голову, прикрывая усталые глаза. — Да, магистр Винду, — Кеноби медленно и осторожно выскользнул из-под руки магистра Йоды, сделал несколько легких, почти танцующих шагов спиной к двери, и плавно поклонился: в утонченном жесте не было изъяна, и Мейс вдруг подумал, что, хотя желание Дуку забрать на обучение падавана своего падавана было довольно высокомерным, они могли бы подойти друг другу. Конечно, на Хотте пляжный сезон начнется раньше, чем он подтвердит подобное назначение, это была бы катастрофа, но сам факт… — Магистры, мое почтение. — Да прибудет с тобой Сила, Оби-Ван, — мягко напутствовал Йода, и падаван на миг искренне улыбнулся, прежде чем за ним сомкнулись двери.***
— Я не буду говорить без моего адвоката, — Оамена’джахол ИамуКетур Тей был спокоен и собран, словно сидел на совещании совета директоров собственной компании, а не в допросной комнате корпуса юстиции Корусканта. Детектив-инспектор на удивление не протестовал: он косо глянул на тви`лека, а затем также, одним взглядом, указал на циферблат электронных часов, светящихся мертвенно-голубым цветом на темно-серой стене, и мертвенно-бледно улыбнулся. — Я сниму с вас наручники в десять. У вас будет два с половиной часа, на этот промежуток времени камеры будут выключены, — ровно ответил он, возвращаясь к чтению на датападе. Видимо, это было действительно что-то интересное, потому что на допрашиваемого он не смотрел вовсе. Тви’лек тоже замолчал, взгляд его был направлен куда-то за плечо юстициара, а лекки неподвижно покоились на плечах, не подавая никаких сигналов. Руки, прикованные к столу, лежали столь же смирно и сдержанно, без нервного подергивания или постукиваний, как иногда делали от тревоги свидетели, подозреваемые и обвиняемые. Возможно, на кого-то другого подобная статичность преступника произвела бы хоть какое-то впечатление, но инспектор Хокан Ингемар еще со скамьи училища был известен своим бесстрастным лицом и невозмутимостью. Поговаривали, что даже его ярость была тихой и хищной, наследство от бабушки-тогруты. Также, как и обоняние, подсказывающее, что тви’лек на самом деле нервничает… но… нет, не сказать, чтобы несильно… скорее, тот уже смирился со своим заключением, и его спокойствие было признанием безнадежности ситуации. В тишине было слышно только редкое постукивание пальцев по датападу. Без пятнадцати десять в комнату степенно вошел семидесятилетний эбблис, чьи белесые глаза сурово и холодно окинули взглядом представленную картину, он кратко кивнул присутствующим и опустился на стул, оказываясь напротив своего подзащитного. Они обменялись мрачными взглядами и безмолвно уставились на часы. Инспектор тоже не пошевелился, лишь слегка повел плечами, разминая затекшую спину, все также листая текст в планшете и игнорируя присутствующих. За две минуты до оговоренного времени, он встал, спокойно сложил вещи обратно в поясную сумку, вытащил электронный ключ и приложил тот к наручникам тви’лека, глядя ему в лицо с какой-то мрачноватой насмешкой в глазах. «Дернись», — умоляли они, — «пожалуйста, просто дай мне повод ударить тебя». Оамен встретил его взгляд спокойно, не двигаясь и на полдюйма. Защитник негромко, но многозначительно прочистил горло. — В двенадцать тридцать, — с мнимым равнодушием напомнил инспектор, разогнувшись, и быстро вышел из допросной, не оглядываясь. Пара спокойно отсчитала последние секунды и, ровно в десять, синхронно выдохнула. Тви’лек тут же согнулся, пряча лицо в руках и хрипло простонав от напряжения. Мнимая невозмутимость далась ему с большим трудом. — У нас есть много вещей, чтобы преодолеть, давай не будем терять время впустую, — бросил ему эбблис, и Оамена’джахол посмотрел на него знакомым, тяжелым взглядом. Адвокат в ответ вскинул бровь. Несколько затяжных мгновений прошли в гнетущей тишине. — Гил… этот ребенок… он в порядке? — первым прервав затянувшееся молчание, пробормотал ксенос, протянув к нему здоровую руку, но защитник откинулся в кресле, отводя взгляд. Его лицо окаменело, надбровные дуги ненадолго сошлись над переносицей, выдавая хмурость хозяина. — Относительно. Я буду откровенен, Аджахол, я не собираюсь вытаскивать тебя из этого пууду — это невозможно. Наша единственная цель — получить тебе тюремный срок, который позволит выйти раньше, чем тебе стукнет сотня, и вытащить твою жизнь с линии огня, — тви’лек вскинул голову так резко, что дрогнули лекки на плечах. Ибблис заговорил тише, но от того его слова прозвучали почти опаснее. — Прокурор еще не закончил составлять заявление — подожди, и кто знает, как твой контакт с Туру Омега переплетет тебя с действиями де Криона здесь, на Корусанте. Если они назовут тебя сообщником, джедаи вполне могут потребовать твою голову. Пока, и только пока, ты ограничен обвинениями в истязательстве несовершеннолетнего и, возможно, в соучастии покушения на убийство. — Гил, я не знаю, каким образом это произошло, — ровным голосом бросил Оамен, и адвокат резко скривился. — Послушай, у нас нет на это времени, дело огромно, и есть много деталей, которые нужно разо… — Я НЕ ПОМНЮ, КАК ОКАЗАЛСЯ ЗДЕСЬ! — внезапно сорвался тви’лек, длинные полные лекки пришли в движение так резко, что хлопнули по столу, заставляя его болезненно вскрикнуть. На мгновение он согнулся над металлической поверхностью, смаргивая слезы, пока его адвокат делал глубокие вдохи-выдохи, пытаясь осознать вспышку. — Что значит, ты «не помнишь»?.. — медленно переспросил Эгиль Сверре, и синекожий ксенос тихо, с нотками истерики, рассмеялся. — Гил, ты знаешь меня тридцать семь лет, — он покачал головой, обнажив на миг треугольные зубы. — Посмотри мне в глаза и скажи, что ты веришь, будто я в здравом уме проделаю… все то, что было сделано в тот день! Они замолчали: тяжело дышащий тви’лек и эбблис, медленно сложивший руки в замок и установившись на них подбородок. — Даже если я действительно захотел бы причинить мальчишке боль или убить его, — да, я знаю, ты думаешь о моих чувствах к Туру — ты правда думаешь, что, с моим стажем в бизнесе и политике, я бы не нашел исполнителей? — он повел искалеченной рукой, широко ухмыльнувшись треугольными зубами, слова выплескивались из него, как брызги масла из неисправного мотора. — Что я бы, как какой-то моран, лично заявился бы в здание юстиции, притворился бы… каким-то психологом!.. притащил бы мальчика в подвал того же здания, где велел бы избить его каким-то уличным амбалам, которым предложил денег на выпивку… и остался бы там же — ждать, пока меня схватят?!.. Просто подумай об этом, Гил! — несмотря на эмоции, в этот раз Аджахол удержался от крика. — Я… я не знаю, что произошло, я помню все, словно сквозь туман, но они не нашли ни алкогольных, ни наркотических паров, хотя ясно я помню только как… — мужчина снова махнул искалеченной рукой перед окаменевшим лицом своего адвоката и согнулся над столом, вздрогнув. — Я втайне доплатил, когда был в больнице — мои мозги в порядке, ни опухолей, ни поражений, и ни следа веществ в крови, но Гил… я видел, как этот мальчик убил взрослого мужчину, обученного этими… джедаями… Ксанатос мог невообразимые вещи, я сам это видел, и этот ребенок смог убить его, эффективно и безжалостно. Я бы не приблизился бы к нему и за тонну кредитов, и я не знаю, что произошло, я не знаю, как я оказался здесь… Я сошел с ума… — почти шепотом добавил он, поднимая полные настоящего ужаса глаза на Сверре и тот прижал кулак к губам. — Оамен, мы не можем… Мы никогда не сможем как-то заявить о временной невменяемости, и надеяться выиграть дело с этим тезисом. Даже я не могу до конца поверить в то, что ты сейчас сказал… хотя мое личное знание тебя подсказывает, что истина в твоих словах есть, — эбблис покачал головой. Тви’лек пару секунду смотрел ему в лицо, а затем расхохотался. — Гил, я не контролировал себя несколько суток, в течении которых напал на ребенка, на ребенка-джедая, который мог в любой момент меня убить!.. знаешь, сколько у него возможностей было?.. Он просто решил не убивать меня!.. нас!.. Мы для него на один, ха-ха, укус были!.. Тюрьма — это не такая уж проблема, если подумать, что я потерял несколько дней в неконтролируемом… угаре!.. — И ты проведешь следующие лет шестьдесят в тюрьмах Ксиона, если сейчас же не возьмешь себя в руки и не начнешь прорабатывать со мной твою защиту! — оборвал его Эгиль, нахмурившись. — Оамен, мне нужно все твое внимание. Твоя версия этой истории, все, что случилось, каждая мелочь: твои действия бросили тень на юстицию, и теперь они будут копать до последнего, мы просто не можем позволить себе иметь сюрпризы в суде, ты понимаешь?!.. — Я… — Аджахол закашлялся, пытаясь избавиться от кома в горле, и посмотрел на своего защитника. — С чего я должен начать?.. — Последнее, что ты ясно помнишь, — тихо попросил ибблис, позволяя ему презумпцию невиновности. — Я… я думаю, я был в главном офисе Банка Ядра… Мне нужно было проконсультироваться, будут ли заморожены мои совместные операции с «Дальними Мирами», и… я больше не помню четко, — он покачал головой, лекки содрогнулись в кратковременной жесткой дрожи. За прозрачным с их стороны стеклом, сложив руки за спиной, стояли магистр Винду, магистр Пло Кун и инспектор Ингемар. Запись прослушиваемого разговора не могла использоваться в суде, но бывала крайне информативна… хотя полностью нарушала протокол и права обвиняемого на индивидуальную консультацию с защитой. Все трое предпочли сделать вид, что так и надо, а позже — вежливо забыть о том, что что-то вообще произошло. — Вы ему верите?.. — с легким недоумением спросил следователь и удивленно вскинул брови, когда оба джедая синхронно кивнули. — Даже юный Кеноби, в каком бы состоянии он ни был, упомянул, что с виновным было что-то не так, — пояснил Пло Кун из вежливости, когда понял, что магистр Винду предпочел искать вероятности и прислушиваться к Силе, нежели отвечать их условному союзнику. — Господин Аджахол откровенно провоцировал мальчика, но, видите ли, эти провокации стоили бы жизни даже не его сообщникам — только ему самому. Оби-Ван был бы в своем праве и вновь действовал бы в рамках самообороны. В этой истории очень много пятен… Ко всему прочему, он искренне верит в то, что говорит, что также является весомым аргументом, — подумав, добавил келдор, и Винду едва заметно кивнул, потирая подбородок. — Значит… он спятил, — заключил капитан, слегка поморщившись. Магистр сипло втянул воздух сквозь маску. — Именно это нам и необходимо выяснить, — обтекаемо заключил джедай. — Мы предлагаем пока… затянуть это дело, — мягко сообщил он, и юстициар слегка пожал плечами, не выдавая охватившего его облегчения. Оба магистра сделали вид, что ничего не ощутили. — Ваш мальчик мог бы выиграть несколько очков с этим нападением у судий, — честно заметил следователь после мгновений раздумий, и снова джедаи с поразительной синхронностью покачали головами. — Сначала нужно выяснить истинную степень виновности Оамена’джахола, и мог ли кто-то действительно повлиять на его восприятие… — признал магистр, внутренне хмурясь. Описание тви’лека очень уж походило на мощное ментальное принуждение, которое было разрушено болевым шоком, но никто из джедаев не применил бы подобную технику, да еще и направив её против благополучия одного из своих юных учеников… — …нам нужно будет побеседовать с Оамена’джахолом ИамуКетур Тей и его защитником. Но не сегодня. Не объединяйте эти два дела по возможности, и держите информацию вне поля зрения общественности, — твердо повелел Винду, и инспектор согласно кивнул. Возможно, в любой другой день у них был бы жаркий спор, но в этот раз желание джедая совпало с возможностью не дать сарлаккам, которых по ошибке называли журналистами, оплевать работу юстиции с головы до пят, а это обязательно произошло бы, узнай почтеннейшая публика подробности… В общем, пока все получали то, что хотели. «Кроме мальчика, который должен был получить справедливость», — глухо заворчала совесть следователя, и тот поморщился. — А Оби-Ван Кеноби согласен с решением приостановить дело о нападении? — в конце концов спросил мужчина, внутренне выругавшись, но темнокожий магистр вдруг слегка улыбнулся. — Падаван Кеноби понимает свой долг получше многих других. Это было его предложение — разграничить дела, пока мы не сможем получить достоверную информацию, — с тихими нотками гордости, объяснил это выражение на лице стоического собрата кел-дор, и, не будь на нем маски, Хокан сказал бы, что джедай улыбается.***
— Иногда мир становится очень мрачным местом, и кажется, будто Света нет вовсе — он просто не существует в этой вечной пляске безликой Тьмы… Он взывает к худшему в нас, потому что нет ничего, что достаточно мотивированный разумный не сделал бы ради спасения своей жизни, — мозолистые пальцы, немного кривые из-за сковавших кожу, неправильно заживших шрамов, плавно скользили по линзам, полируя их перед тем, как вернуть в рукоять сейбера. Кеноби был тих, свернувшись в удобный клубок в дальнем и самом темном углу комнаты, гораздо более успокоенный наличием стены за спиной и мягким, тусклым освещением, достаточным лишь для стола мужчины, чем это было приемлемо для его гордости, но… что ж, или одно, или другое. Старик, мастер-целитель Иса, не смотрел на него — его внимание было сосредоточено на сборке светового меча. Ему не нужно было смотреть на мальчика с глазами лани и убийцы, чтобы знать, что он должен дать ему то же самое уединение и комфорт, в каких нуждаются Тени, вернувшиеся с длительной миссии во Внешнем Кольце. — Вы вынуждены выбрать, кем быть: жертвой или охотником, вынуждены делить всех вокруг на друзей и врагов — одни нуждаются в защите, других необходимо устранить, — продолжал он, пинцет мягко постукивал по кондуктору модуляции энергии, помогая сосредоточить тонкие усики Силы, чтобы понять, произошло ли соединение на молекулярном уровне, или ему нужно переделать работу. — В конце концов, кажется, что больше нет ничего. Только бесконечная борьба. Он поднял взгляд от эмиттера и посмотрел в угол комнаты, где даже в тени волосы падавана отливали красивой позолоченной бронзой, а глаза поблескивали темным аквамариновым отблеском. — Вы говорили с магистром Винду о расследовании? — спросил Иса, и Оби-Ван качнул головой. — И не пытались прочитать документы? — Нет, сэр, — мягко ответил ему падаван, и мужчина перевел взгляд обратно на стол, ювелирно поправляя активатор фокусирующего кристала в энергоячейке. — Почему бы и нет? Вам ведь не нравится находиться в неведении? — спокойно спросил он, не пытаясь задавать наводящие вопросы: Кеноби видел их за версту, поэтому их беседы носили освежающе-прямолинейный характер. Юноша молчал, и целитель разума не торопил его, принявшись за шлифовку нового крепления первичного кристалла. — Мне не нравится вторгаться, когда меня просят этого не делать, — медленно, словно вытолкнуть слова за алую кромку губ было столь же тяжело, как сдвинуть кар голыми руками без Силы. — Мастер Пло Кун попросил не вмешиваться… — И вы, уважая его: его мнение, его личность и его способности, выбрали подчиниться этому решению, — предложил Иса, и Кеноби кивнул. — Это показалось мне разумным, — заметил он, и мастер-джедай кивнул. — Несомненно… — он помолчал, прежде чем продолжить, словно и не отвлекался на внезапный вопрос. — Кроме друзей и врагов, которые нуждаются только в одной вашей ипостаси — в бойце, — есть ещё одна категория, которую вы старательно гоните из разума, даже сейчас. Это гражданские. Зеленовато-серый зрячий глаз старика, похожий оттенком на ранние плоды оливы, приобрел холодную остроту. — Это тяжело — помнить о последствиях. Но не тяжелее, чем с последствиями своих действий жить. Вы, падаван Кеноби, солдат, вернувшийся с зоны военных действий с постоянно опущенным предохранителем. Хотите знать, в чем заключается цель наших встреч? — он опустил инструменты и склонился над столом. — В том, чтобы вы смогли снова принять цивилизованность и найти её внутри себя. Вы больше не зверь, который выбирает только бегство и сражение. Вам нужно заново научиться включать предохранитель, и мне не нужно, чтобы вы притворялись, что делаете это, мне нужно, чтобы вы сделали это. — …как?.. — почти беззвучно спросил мальчик, и в полутьме его волосы бликовали, как обагренный кровью бескар. Иса плавно откинулся назад, зажевав губу в размышлении. — Мы начнем с того, что ты устроишься поудобнее и расскажешь, что тебя успокаивает, падаван. Что стабилизирует и напоминает убрать руку от сейбера… или ножа на твоем предплечье. Начинай говорить, когда почувствуешь, что можешь. Они замолкают. В какой-то момент юноша вытягивает кинжал из ножен и начинает править лезвие тонким краеугольным камнем, вытянутым из мешочка на поясе. Это довольно старый метод, но приятно видеть, как кто-то столь молодой, как падаван Кеноби, осознает, что под рукой не всегда будет современное оборудование и роботы-точильщики. Впрочем, есть шанс, что парень мало знаком с нормальными способами. Что у него было там, на забытой Силой планете, кроме ножа и камня, сейбера, едва ли способного обжечь, да, возможно, дешевого бластера?.. Что у него было, когда он научился сражаться, как дикий звереныш, кроме собственного тела, ума и желания выжить?.. Что у него было, когда его человечность разлетелась на сотни осколков, которые они теперь собирают, беспрестанно ранясь о лезвия тонких граней?.. — Вес ножа на предплечье, — говорит Оби-Ван, голос немного хриплый от долгого молчания, между глаз пролегает морщинка тяжелых раздумий, взгляд опущен на бликующее лезвие, и Иса прикрывает глаза. Это не лучший выбор, но честный, и мастер-целитель признает победу там, где она есть. Еще через час губы Кеноби распахиваются снова. — Запахи, — говорит он и делает паузу, словно пытаясь сформулировать мысль, красиво и правильно, как хороший маленький падаван, которым он не является. В конце концов, он бросает попытку, и просто продолжает говорить. — Сосна и можжевельник… Ольха и дикая мята… Ягель… Клюква… Вересковые заросли на краю болот… Ванильный чай с вишней, гранатом и красным апельсином. Костер… мягкий запах дыма… копченый вкус мяса… Ледяная вода в ручье, вкус и звук маленького потока… Иса не сердится, когда мальчик резко замолкает, погрузившись в себя, и не разговаривает ещё несколько часов, вместо этого спокойно медитируя над пока что разобранным сейбером. Время всегда будет течь вперед, это не так уж и важно. Ему просто нужно, чтобы ребенок понял — мир не состоит только лишь из крови и насилия. В нем есть нечто большее, как и в самом Кеноби, даже если он и выглядит, как лезвие, спрятанное в украшении. Красивое и порочное. Он научится. — Стена за спиной, но достаточно свободного места, чтобы выскользнуть, — шепчет Оби-Ван почти неслышно. — Голос мастера, когда он спокоен или счастлив. Они медитируют вместе, не объединяясь, но и не отгораживаясь друг от друга, и Сила так красиво поет вокруг мальчика: нежно и легко, мягким перебором струн и тонким, напевным плачем. — Как мне научиться хотеть стать лучше?.. — спрашивает ребенок, на его худом лице огромные глаза за медными ресницами похожи на рисованную картинку. Это хороший вопрос. Искренний в этом тонком равнодушии к моральным нормам и Свету, который оставил его в самый нужный час. Лезвие блестит полированным блеском в его пальцах, и Иса думает, что Оби-Ван, будь его воля, предпочел бы перерезать ему горло, нежели говорить о своих чувствах и раскрывать секреты. Он не может не улыбнуться. — Тебе нужна причина, чтобы уйти с поля боя. На самом деле, ты хочешь этого. Страстно. Проблема в том, что война уже выковала тебя в горниле боли и страданий, и оружие редко чувствует себя спокойно и свободно в ножнах на полке с трофеями. Ты хочешь, но не понимаешь, чего именно, и это заставляет тебя болеть. Все в порядке, — его взгляд и голос устойчивы, даже когда кинжал в руках Кеноби начинает вращаться с плавной, губительной частотой, той самой умной волной, которая ускорит и углубит прямой удар, если он будет нанесен. — Я хочу слишком много. Слишком сильно. Это… небезопасно. То, как я хочу… — Кеноби дышит медленно, рывками, и джедай может видеть чудовищ в его глазах, и он так сильно сочувствует малышу, что его собственная душа рвется на части. — Это потому, что, хотя твои желания не связаны с полем боя, оно живет в тебе, и ты желаешь, оставаясь на войне, ты желаешь, как передышку во время изнурительной борьбы, желаешь посреди ожидания, что сейчас тебе придется бороться за желаемое, ты хочешь этого посреди войны, а это никогда не будет безопасно там, никогда, — мягко объясняет он, и Оби-Ван стискивает зубы, обнажая их, как волк — клыки, болезненно и дико, словно ему больно. — Ты хочешь за несколько секунд до того, как у тебя вновь это отберут. Ты хочешь лишь тогда, когда не можешь и не должен, а потому можешь только разрушить то, что желаешь. По его белым щекам текут слезы, а кожа на костяшках пальцев туго напряжена там, где ладонь крепко обхватила рукоять ножа обратным хватом. — Это и есть причина уйти с поля боя, вырвать его из себя. Чтобы желать безопасно. Чтобы тем, кого ты желаешь, было безопасно рядом с тобой. Хотеть так, чтобы это могло случиться и продолжаться, — с мягкостью заканчивает Иса, и Кеноби смотрит на него с безмолвным криком человека, чье бьющееся сердце вырвали из груди и заставили его держать на вытянутых ладонях. — …как?.. — задыхается он от слез и бессильного горя, и целитель вздыхает. — Нам придется это выяснить для тебя. Но все Тени со временем понимают, а значит, поймешь и ты, — и надежда в осколках слез в его глазах выглядит хуже кинжала в руке, и режет не в пример больнее.***