Край соленых ветров

Флай жмурился на солнце и заслонял глаза рукой от ярких полуденных лучей, но это не помогало. Безжалостный свет все равно заливал все вокруг, грел, словно пронизывал насквозь. Королю было жарко в выходном костюме, теплый порывистый ветер не приносил облегчения, и огромная разноцветная толпа, ловящая тысячами глаз каждое его движение, тоже как-то комфорта не доставляла. Его Величество улыбнулся в пустоту и вновь приветливо помахал. Толпа радостно взревела. *** Вообще, идея устроить что-то подобное первый раз пришла ему на ум после того, как Артур и Жюль вернулись с какого-то званого вечера. Флай тогда пришел уже к ночи в гости и обнаружил Латимора задумчиво смотрящим в окно. Капитан словно и не слышал, что кто-то пришел. Жюль тогда извинился за друга, объяснил, что тот устал, да и вообще день выдался тяжелый: сначала заседания с министрами, потом совет с канцлером, прием консулов, званый вечер, для всех – отдых, для них, приближенных к королю лиц – та же работа… Очнувшись, советник принес ему свои извинения, но у него были такие уставшие глаза, что Мыш всерьез задумался – а счастлив ли здесь капитан? «Счастлив ли здесь Жюль» тоже было бы хорошим вопросом, но Флай знал, что Жюль будет счастлив где угодно, пока рядом будет Артур. А вот Артур, хоть и любящий Леруа всем сердцем, не мог уже скрыть от проницательного и наблюдательного короля за безукоризненной вежливостью и обходительностью усталость. Сбежавший из дома, чтобы не идти по стопам родителей, дослужившийся сам до капитана, обошедший все моря, видевший земли, которых невозможно и вообразить. Познавший чудеса света, общавшийся с иными людьми – что могло заменить все это здесь, в четырех каменных стенах замка? Латимор был верен ему, каждый день и час доказывал свою безграничную преданность ему, короне и делу, и они с Жюлем выглядели счастливыми. И все же Флая не переставала грызть тянущая, тревожная и тоскливая мысль о том, что он лишает людей чего-то бесценного. Словно невольно привязывает к себе. Потом однажды Жюль сказал Флаю, что они с Артуром поедут в порт – вроде бы решать какие-то проблемы с выгрузкой пеньки, которые затронули уже всех заинтересованных лиц вплоть до местного квартального. Однако для Мыша тяга Артура к порту, к кораблям, воде и бескрайним пространствам была очевидна. Он почти воочию видел, как после благополучного разрешения проблемы (это был Артур Латимор, проблемы в его присутствии предпочитали решиться самостоятельно) Жюль оперативно командует грузчиками, сверяясь по сводкам и таблицам с выпадающими листами, а Артур стоит на каменной набережной, заложив руки за спину, и смотрит вдаль. Вернувшийся в тот вечер с тренировки Шепард кинул взгляд на короля, грустно поджавшего в кресле ноги, а потом несколько раз широкими шагами молча обошел комнату, пока не остановился напротив Флая, возвышаясь над ним всем своим ростом. – Уходил – оставлял нормального короля с книжкой, вернулся – только что-то унылое в кресле осталось. – Я нормальный, – грустно вздохнул Флай, подтягивая рукава домашней кофты. От Шепарда пахло улицей, потом и сеном из чучел для отработки ударов мечом. - Эй, – Шеп несильно пнул Флая коленом. – Подъем, твое величество. Хочешь взбодриться – сейчас вытащу на улицу, два круга вокруг замка. – Моим друзьям из-за меня плохо, – невпопад выдал Мыш, никоим образом не реагируя на оказавшуюся на уровне глаз пряжку в форме собаки. Переварив, Шепард опустился на колени перед кресло, заглянул снизу вверх в большие печальные голубые глаза и собрал всю свою деликатность в одном вопросе: – И с какого хрена лысого ты это, прости, взял?.. – Артур и Жюль в порту. Пес закатил глаза. – Очень убедительно. – Я же вижу, что он грустит без моря, – Флай машинально ковырял ногтем серо-фиолетовую обложку книги. – У него была карьера, мечта, цель, приключения… – Приключений ему и у нас хватает! – раздраженно оборвал его Шепард, поднимаясь и стягивая футболку. Он всегда начинал раздражаться и злиться, когда не понимал, как помочь Флаю, как прогнать эту проклятую вселенскую грусть из больших глаз. Как будто этому дураку больно за всех и каждого, кроме, черт побери, самого себя. – Ты понял, о чем я, – Флай поднял взгляд на Шепарда ¬– после тренировки мускулы четко просматривались под смуглой кожей, взъерошенные волосы делали Шепа еще больше, чем обычно, похожим на лохматого пса. – Мыш, вот ты дурак все-таки, – Шеп сунул руки в карманы, смотря серьезными темными глазами. – Артур не променяет место твоего советника ни на какие корабли мира. Это его место – тут, понимаешь? Рядом со своим доктором, рядом с нами, за твоим плечом. Я доверяю ему жизнью, и знаю, что он доверяет жизнью мне. – Понимаю, – вздохнул Флай и еще больше загрустил. Перспектива того, что кто-то добровольно отказывается от мечты и свободы ради него, радовала его еще меньше. Шепард закатил глаза. – Ну, устрой какую-нибудь регату, если тебе будет легче. Ты же король. Объяви о морском параде, пусть соберут корабли, кто-нибудь придет из соседних портов. Красиво будет. Зрелищно. – Регату? – задумчиво, скорее на автомате повторил Флай. – Капитан будет в восторге. – Регату, – мысль зацепилась за край флотирующего сознания, вернулась и расцвела красками. Перед глазами Флая возникли рады мачт, полированные деревянные борта, канаты, морские узлы, блеск солнца на волнах, полощущиеся на ветру белоснежные паруса… Он заметно оживился. – Регату! – Регату, регату, – от зрелища оживившегося Флая Шеп невольно улыбнулся. – Какой-нибудь морской парад. – Я завтра же скажу Даниэлю. Мыш прекрасно понимал, что проблемы это не решит, но возможность порадовать Артура казалась ему замечательной. А как будет радоваться Жюль… – Вот и отлично, – не говоря больше ни слова, Шепард вдруг без предупреждения подхватил его с кресла на руки и понес в сторону кровати, не обращая внимания на протестующе мелькающие перед лицом конечности. Впрочем, конечности мелькали не так чтобы очень протестующе, а когда охранник не очень бережно кинул Его Королевское Величество на кровать и упал на него всем своим весом, конечности и вовсе потеряли волю к сопротивлению. «Чен…» – имя сорвалось с губ само, еще до того, как по телу прокатилась волна предчувствия и возбуждения, до того, как Шеп, сев на пятки, нетерпеливо стащил с него домашние штаны. Тогда он не стал тратить время на подготовку, растягивать удовольствие – Мыш лежал под ним, покорный, открытый, смотрел уже затуманенными от желания глазами, и не надо было ни о чем спрашивать или предупреждать. Он только что выстоял на тренировке в спаррингах против стражников замка, его переполняли адреналин и странное желание выбить из Мыша всю его надломленную грусть. Забить, заглушить, заставить забыть, раствориться в себе и выстанывать его имя, пока не сойдет с ума и не останется их во всем мире только двое. Скользнув ладонями по гладкой коже бедер Мыша, Шеп развел его ноги и качнулся вперед, вталкиваясь внутри, наваливаясь всем телом. Флай резко выдохнул, зажмурясь – ему сразу стало очень жарко, боль выгнула тело, приподняла над кроватью. Он почувствовал, как Шепард подхватил его под пояс рукой, потянул, натягивая на себя, заставляя прогнуться еще сильнее. Его член проник еще глубже, вошел до основания, посылая по всему телу волны тягучего, вязкого удовольствия. В груди закололо, Флай наугад схватился рукой за что-то мягкое – наверно, за одеяло – и как сквозь туман услышал хриплый шепот на ухо: – Дыши, глупый. «Ды-шать…» Мыш втянул носом воздух, распахнул глаза и застонал. Боль растворилась в удовольствии, перед глазами все плыло. Шеп крепко держал его, прижимая к себе, вталкивался все глубже и сильнее. Флай почувствовал этот ритм, стал подаваться навстречу, от чего целовавший его шею Шеп глухо зарычал и прикусил кожу зубами. Напряжение свивалось тугим узлом, словно внутри все поджималось. Он почти неконтролируемо шептал «Чен-Чен-да-еще-да-ЧЕН», превращая слова во вздохи и междометия. От каждого движения сводило низ живота, он был близок. Шепард сбился с ритма, ускорился. Отпустив Мыша, он навалился сверху, поджимая под себя, по-животному вбиваясь в чужое тело. Флай в какой-то момент потерял связь с реальностью, все слилось в сплошное алое удовольствие, на миг замерло – а потом мир взорвался тысячью ощущений. Почувствовав, как стройное тело под ним напрягается и сжимается в оргазме, Шеп хрипло вдохнул – возбуждение стучало в ушах отбойным молотком, заставляя брать, подчинять, помечать всего как своего. Он втолкнулся раз, другой, вцепился зубами в шею, как кусающий за загривок пес, и кончил с приглушенным рычанием. Тело Мыша тряслось мелкой дрожью. Пальцы цеплялись за сильные твердые плечи, а на влажном виске Шепа под его губами остервенело билась жилка. Позже, когда туман перед глазами рассеялся, Флай повернулся и поморщился от боли – Ой, мамочки... спина… Шеп, ты такой… – Крутой? – Тяжелый... Пес насупился. Не выдержав, Флай прыснул со смеху и закивал, тряся светлыми прядями: – Крутой. Очень крутой. – Ну тебя, – обиделся Шеп. *** И вот теперь Флай стоял на борту «Адамант» – самого красивого и мощного корабля Нэжвилльского флота, а весь город, казалось, собрался на набережной на торжественный морской парад. По задумке Даниэля и присоединившихся к организации мероприятия Артура и Жюля, возглавляемая «Адамантом» кавалькада кораблей выйдет из гавани, выстроится в ряд, продемонстрирует несколько боевых фигур, выстрелит ядрами из пушек, а затем торжественно войдет обратно в порт. Артур лично участвовал в отборе кораблей, встречался с капитанами, продумывал перемещения, каким-то образом они даже умудрились отрепетировать это без привлечения такого внимания со стороны жителей. Словно по заказу светило яркое солнце. Жюль внес идею о разного цвета парусах, так что теперь зрелище выдвигающихся в открытое море кораблей было поистине впечатляющим и грандиозным. Под звуки разместившегося на набережной оркестра тугие алые, изумрудные, канареечно-желтые паруса медленно уносили тяжелые громады в сторону горизонта. Даже боевые многое повидавшие на своем веку корабли выглядели как новые – отдраенные до блеска, сияющие новыми деталями, горделиво тянущие к небу мачты, словно руки. Флай обернулся на капитанский мостик и улыбнулся. Артур стоял в своей капитанской форме, самолично взявшись за штурвал из красного дерева, и с упоением смотрел вперед. За ним на почтительном расстоянии стоял Жюль, который, казалось, не мог смотреть никуда, кроме как в гордую спину капитана. Команда «Адаманта» в отстиранной и отглаженной форме – лучшие из лучших – косились на него уважительно, каждый на своей позиции. За бортом плескались волны, в голубом небе стригли воздух белоснежные чайки, разрезая воздух пронзительными криками, а с берега доносились звуки оркестра и одобрительный гул толпы. – Видишь? – Шепард подошел к Флаю, кивнул на Латимора. – Сияет как начищенный пятак. Он счастлив, Мыш. Твоя заслуга. Словно почувствовав взгляд, Артур опустил на них глаза и в знак признательности приложил пальцы к голове на манер козырька. Флай улыбнулся, ответив легким кивком, а затем повернулся и окинул взглядом Шепарда. Тот был одет так же, как и член команды «Адаманта» – темно-синие штаны, белая рубаха со шнуровкой, черный платок. Все это псу короля чрезвычайно шло, и его смуглая загорелая кожа как нельзя лучше говорила о насыщенном прошлом, иноземных впечатлениях, о его исконных предках и уходящих в глубь веков традициях амаргов. На секунду забывшись, Флай потянулся было рукой к лицу Шепа – ему вдруг показалось жизненно важным коснуться пальцами его скул и челюсти – но вовремя одумался. – Глазами меня сожрешь, Твое Величество, – усмехнулся Шеп, блеснув зубами. – Ой, – смутившись, Флай быстро оглянулся по сторонам, но члены команды либо не заметили, либо были слишком вымуштрованы, чтобы обращать внимание. Успокоившись, Мыш вернулся к созерцанию волн за бортом. Когда «Адамант», а следом и все прочие корабли торжественно вышли из гавани, настало время для маневров. Здесь не было мелей, однако маневрирование тяжелых кораблей в любом случае было делом трудным и доступным далеко не всем. Артур все еще управлял «Адамантом», очевидно не желая передать бразды рулевому. Кажется, за безупречность исполнения элементов первым королевским кораблем он решил отвечать лично. «Адамант» и идущий следом «Железный» выстроились параллельно и приготовились к сближению. По задумке Артура и капитана «Железного» Стефана Баттлси, они должны были пройти на минимальном расстоянии друг от друга, демонстрируя ловкость и умение рулевых (в случае с «Адамантом» – ловкость и умение капитана). Корабли не должны были коснуться друг друга бортами, что было достаточно трудной задачей. Флай знал, что на прогонах далеко не всегда им удавалось пройти мимо, ничем не задев другой корабль. Но он доверял Артуру, и сейчас спокойно и с затаенным удовольствием ребенка смотрел, как медленно сближаются корабли. «Железный» был чуть меньше «Адаманта», однако тоже выглядел весьма внушительно. Флай видел выстроившуюся на борту команду «Железного» и самого Стейфана, высокого худого блондина, отдающего честь Артуру со своего корабля. Внезапно Флай скорее почувствовал, чем увидел, что что-то произошло. Поднялась какая-то суматоха у того борта, который был уже почти совсем рядом с «Железным» – те, кто стоял там, словно дернулись вперед, заглядывая вниз, в воздухе повисли беспокойные возгласы. Мыш растерялся – он тоже смотрел на сближение бортов, но очевидная тревога матросов давала понять, что что-то пошло не так. Он только успел сделать несколько шагов по направлению к борту, и никто еще толком не успел ничего понять и тем более сделать, как вдруг он увидел метнувшийся к борту силуэт. Шепард в одну секунду оказался на парапете и белой чайкой сиганул вниз, исчезнув из поля зрения. Сердце Флая пропустило удар, второй, третий, он схватился за бортик, чтобы не упасть. Потом он оттолкнулся и рванул вперед сам, буквально подлетая к борту и заглядывая вниз. До «Железного» осталось всего несколько метров, можно было бы уже перепрыгнуть с одного корабля на другой, и они продолжали сближаться, потому что сейчас движение было уже не остановить. А Шеп – Шеп сиганул между кораблями, и теперь два белых пятна барахтались в темной изумрудной воде. – Юнга, – пояснил кто-то рядом тревожным голосом. – Юнге стало плохо, Ваше Величество. – Тепловой удар, он упал… – …перегнулся через борт… – Проклятье, надо остановить корабли! – Ты знаешь, что это невозможно! – Черт, если их зажмет… Флай беспомощно оглянулся на Артура – тот был бледен, руки изо всех сил сжимали штурвал, контролируя всю огромную махину корабля. Жюль уже сбегал по ступенькам капитанского мостика и несся к ним, потеряв на ходу шляпу. Звук отключился. Флай перестал слышать, что говорят вокруг, перестал слышать плеск волн между кораблями. Он только видел два белых пятна – Шеп, подхватив бесчувственного юнгу, изо всех сил плыл вперед, пытаясь успеть выбраться на открытую воду до того, как сожмутся борта кораблей. Мыш сжимал дерево до боли в пальцах и посиневших костяшек, но не чувствовал этого. Он только смотрел, не моргая, на две фигуры внизу, и вся паника на этом и на том корабле не доходила до него. То, что творилось внутри, было гораздо страшнее. «Греби» – умолял он мысленно Шепа. – «Пожалуйста, греби. Быстрее. Быстрее, пожалуйста». Время растянулось, но в какой-то момент даже ему стало очевидно, что Шепард не успевает. Никто бы не успел, даже оказавшаяся на его месте рыба в эту секунду не успела бы выбраться в открытую воду. Флай почувствовал, что ему отказывают ноги, и в этот момент Шепард запрокинул голову – и исчез под водой. В полной, глухой тишине борта кораблей скользнули друг мимо друга. Флай бездумно потянулся вперед, чтобы оттолкнуть руками «Железного», и его чудом удержали. Спустя какое-то мучительно долгое время корабли медленно пошли на отдаление. Борт «Железного» отходил все дальше, расстояние увеличивалось, и оба экипажа, зависнув каждый на своей стороне, с замиранием сердца смотрели в расширяющийся проем. Флай боялся смотреть. Ему было страшно, что Шепарда задавило, или Шепарду не хватило воздуха, или Шепарда… – Дурак, господи, какой ты дурак, – шептал Мыш, сам себя не слыша. – Дурак, ты дурак, ну какого ты поперся… Перед глазами почему-то все стало мутное, и как Мыш не моргал, как ни тер глаза, туман не рассеивался. Рассеялся он только когда вдруг тишину вокруг прорезал первый радостный крик, а потом он и сам увидел, как из глубины поднимается светлое пятно. Через мгновение на поверхность вынырнула черная голова, Шепард распахнул рот, втягивая воздух, и силой вытащил за собой бесчувственного русоволосого юнгу. Обе команды взревели в голос, радостный шум распугал чаек. Флай выдохнул и осел на палубу, сползя вдоль борта, пока кто-то уже бежал за веревкой и веревочной лестницей. Шеп оказался в капитанской каюте – Латимор отдал приказ устроить его здесь, а сам вернулся на мостив, удостоверившись, что в данный момент непосредственной угрозы для жизни нет. Парад надо было продолжать, пока на соседних кораблях и на берегу не поняли, что что-то случилось. Ноги Флая дали сбой уже в самом конце, и усадивший его прямо на палубе Жюль стал лечить, не обращая никакого внимания на глазеющую команду. Мыш противился, настаивал, чтобы Жюль осмотрел Шепа, но тот ушел, только убедившись, что Флаю стало легче и он может самостоятельно передвигаться. Теперь Флай стоял у двери просторной богато обставленной капитанской каюты и смотрел, как насильно вытащенный из мокрой формы Шеп ворчит, пока Жюль пытается обернуть его пледом и крутится вокруг с какими-то измерительными приборами. Кажется, доктор сейчас пропустил бы королевского пса по всем существующим медицинским тестам и взял бы все анализы, лишь бы убедиться, что с ним все хорошо. Мокрые волосы Шепа тускло блестели в свете из большого сетчатого окна, на коже все еще виднелись капли. - Сколько видишь пальцев? - Три. Слушай, кончай, а? – А так? – Я живой! Я умею плавать. Люди от этого не умирают! Перед глазами Флая вновь встала картина – угрожающе сближающиеся борта кораблей, проклятая надпись «Железный» на соседнем корабле, еще три секунды, две, одна, Шеп уходит под воду… Он резко втянул носом воздух и подал голос, отвлекая сам себя: – Жюль? – Он в порядке, – кивнул доктор. – Конечно, я в порядке! – возмутился Шеп. – Я с самого начала говорил, что я в порядке! А ты бы, доктор, пошел бы помог этому идиоту. – Ой, да, – поднявшись, Жюль подхватил сумку и вышел в коридор. Вспоминая, в какую сторону отнесли пострадавшего, он прокрутился пару раз на месте, и решительно зашагал налево. Флай так на Шепа, что тому почему-то было неловко. Неловкость вызывала раздражение, к тому же, сердце все еще стучалось где-то в висках – уже не быстро, но словно все еще боялось возвращаться на привычное место. Он же сделал правильно. Спас проклятого мальчишку. Он открыл было рот, но тут из коридора вновь послышались шаги, и Жюль поспешно промаршировал в другую сторону, ворча что-то про неоправданное количество кают. Шепард проводил его взглядом, и, избегая странного взгляда короля, дотянулся до оставленного Жюлем полотенца: – Ну что ты смотришь? Дурак упал, что, прикажешь оставить как есть, утонет и уто… – конец фразы договорить ему не удалось, потому что он вдруг оказался в эпицентре маленького точечного урагана, образовавшегося в каюте. Замычав, Шепард откинулся на стену, руки уже сами обняли Флая за талию, губы сами отвечали на жадный, отчаянный, болезненный поцелуй. Он не очень понимал, что происходит, но его тело, даром что только что выбравшееся из воды, явно было не против происходящего. Флай оторвался от его губ, взял смуглое лицо в ладони, посмотрел безумным серьезным взглядом. Нельзя так любить. Нельзя так бояться за человека. Нельзя настолько болеть сердцем за каждый его шаг и чувствовать любую мысль. – Я люблю тебя, Мыш, – вдруг прошептал Шеп, смотря на него снизу вверх, и у Флая снесло крышу. Пес только охнул, когда он скользнул вниз, оказался перед охранником на коленях и с силой потянул на себя плед, которым Жюль пытался его укутать. Подавшись вперед, он взял член Шепарда в рот, не отрывая взгляда от лица пса. Он очень хорошо видел, как у того темнеют глаза, как по-звериному приподнимается верхняя губа. Шепард хрипло выдохнул и подался вверх бедрами, глубже подаваясь во влажное тугое тепло горла. Его член был велик для Мыша, но тот всегда так старался взять его, сам получая удовольствие от этой пульсации во рту, от того, как трется головка члена о нёбо. Он стал двигать головой, то заглатывая максимально далеко, то отстраняясь и широко и бесстыдно ведя языком по стоящему члену вдоль вен до основания и обратно к головке. Флаю казалось, что нет звуков горячее, чем те полустоны, которые он выбивал из Шепа. Здесь, стоя на коленях перед своим же охранником, с его членом во рту, он чувствовал себя нужным. Нужным конкретно вот этому человеку, который, похоже, уже не контролирует себя. Потому что смуглая рука сама тянется к голове – зарыться пальцами в волосы, нажать чуть сильнее, податься вверх узкими бедрами. Мыш знает, что закашляется, и Шепард знает об этом, и оба знают, что ему ничего не угрожает. Потому что в руках Шепа – самое безопасное место на земле. Собрав растекающееся сознание, Шепард оттолкнул Флая и раньше, чем тот успел поднять на него непонимающие глаза, потянул наверх, усаживая верхом. Мыш послушно выскользнул из парадных брюк, прогнулся в пояснице, прижался к нему грудью и поцеловал. Шепард придержал его за бедра, ухватил зубами мягкую губу и вдруг прокусил, резко подаваясь бедрами вверх, входя в него. Мыш, кажется, закричал – он не понял, какой звук издало его горло от сочетания боли и соленого привкуса во рту. Проникая еще глубже, Шеп слизнул выступившую на губе кровь и вновь поцеловал, пошло, глубоко, окончательно лишая Флая остатков сознания. Тот застонал низко и протяжно, отдаваясь на откуп сильным руками и большому, горячему члену, вбивающемуся в него снизу. Он держался руками за плечи, отвечал на поцелуй, растворяясь в окутывающем влажном безумии. В сознании остался только ритм – еще, еще, сильнее, еще – а когда он почувствовал на своем до боли стоящем члене чужую ладонь, он вздрогнул, прогнулся еще сильнее и хотел сказать «Чен», но губы не слушались. Удовольствие было пьянящим, ошеломляющим, он больше не контролировал себя, полностью доверившись Шепу и синхронным действиям его члена и руки. На койке было неудобно, но ни тот, ни другой не обратили на это внимания – слишком занятые друг другом и диким, сорванным ритмом. В комнате словно накапливался электрический заряд, пошлые стоны и тихие шлепки лишь распаляли сознание. Шеп уже просто закусил губу Флая и вбивался, вбивался на изломе, сжимая ладонью член Мыша, пока их накрыло одновременно. Оба тела прижались друг к другу, превратившись в одно сжатое, сплетенное, соединенное связями гораздо сильнее, чем физический контакт. Они не услышали даже грохот пушек – снаружи их маленького общего мира продолжался парад. Уже позже – через несколько секунд? минут? часов? время растянулось в сплошное волнистое полотно, словно по течению реки уносящее их в бессмертие – Шепард понял, что Мыш пытается стать с ним одним целым, чтобы никогда уже не разлучаться ни по какой глупой, идиотской причине вроде выпавшего идиота-юнги. Он это понимал. Он и сам хотел вжаться, вплавить себя в него, одним многоруким-многоногим организмом из двух душ, чтобы только всегда слышать биение этого сердца. И пусть только кто-то попробует у него это отнять. А еще до Шепарда дошла мысль о том, что они не закрыли дверь, но он решил не говорить об этом Мышу. В конце концов, король и охранник трахаются в капитанской каюте при открытой двери во время торжественного морского парада, что уж тут такого, с кем не бывает. Обнявшись, они лежали на койке, отходя от оргазма. Ощущения у Шепа были странные – словно он чувствовал каждой клеткой большое надежное тело корабля, неодушевленного, но определенно с характером – и любимое, стройное тело Мыша, принимающего его вновь и вновь, допускающего, дарующего себя и свою душу. Шеп никогда не был поэтом, но был уверен – даже если бы ему было дано складывать слова в выразительные сравнения, метафоры и что там еще есть, он никогда бы не нашел ни в одном языке мира для описания его особенного отношения к Флаю. Мышу. Да он просто порвет за него кого угодно, вот и все. Убьет или будет убит сам, но ни один светлый волос не упадет с его головы. Ни один. Наверно, надо было вставать, куда-то идти, что-нибудь делать и говорить, но Флай просто молча лежал на Шепарде, боясь отпустить его хоть на секунду. – Я бы попросил тебя пообещать так больше не делать, – тихо сказал он наконец, – но я не буду. Потому что знаю, что ты исполнишь это обещание. Он помолчал, но Шепард ничего не ответил, и Мыш продолжил: – Поэтому я попрошу тебя только об одном. Пожалуйста. Возвращайся. Возвращайся ко мне целым, хорошо? Шепард обнял его за пояс и подтянул ближе к себе, касаясь губами встрепанных пахнущих чем-то цветочным волос: – Обещаю. Мыш доверчиво улыбнулся ему в шею.