Единство миров.

      Мучение стало его пищей и водой, его смехом и слезами, его жизнью и смертью. Мир сузился до страшной боли, более ничего нет и никогда не было.       Боль являлась к нему в разных обличьях, но очень скоро Эдвард перестал уделять этому внимание - настолько привычной и однообразной она была по своей сути.       Правило одно - если кто-то или что-то выходит из мрака, нужно напрячься и готовиться к неминуемому. Сейчас все его естество обратится в назойливое желание умереть и прекратить тем нечеловеческие мучения. Поддаваться нельзя, так как потом боль уходит.       А он мог поддаться? Мог умереть? Неплохо бы. Хоть какое разнообразие. Сейчас любая перемена будет глотком свежего воздуха - а там пусть он этим глотком и захлебнется. Все лучше, чем лежать тут и ждать чего-то.       В этот раз боль пришла изнутри. Что-то пульсировало там, с каждым разом все сильнее. Вот бы сейчас закричать, выпучить глаза и, лучше всего, потерять сознание. Сладкое, милое ничто.       Жаль, не заслужил.       Вся его суть содрогнулась под очередным ударом пульса.       Зачем он здесь? Жестокий рок отобрал у него любимого брата, красавицу-жену и их ненаглядных деток. Он в одночасье сокрушил все, что маленький Стальной Алхимик возводил годами, свято веря в счастливый исход.       Эдвард думал, что победил судьбу, но она лишь играла с ним. Гоняла, как букашку палочкой - до тех пор, пока не наскучило. А когда приелось, раздавила.       Зачем он здесь? Может, он давно мертв? Горит в Аду и теперь обречен на вечные муки, должен до скончания времен испытывать телесную боль, хотя и та не идет ни в какое сравнение с душевной.       Удивительно. Как может болеть то, чего больше нет?       Если это Ад, то у него целая вечность впереди. Вечность, чтобы страдать. Вечность, чтобы тонуть в вязком, ледяном отчаянии.       Вечность, чтобы думать.       Хотя лучше сойти поскорее с ума.       Что-то треснуло и захрустело. Наверное, его ребра. Что ж, теперь хотя бы ясно, что они есть.       Боль вдруг ушла, уступив место облегчению. Хорошее чувство - одна печаль: больше их таких нет.       Неощутимый туман рассеялся, и Эдвард увидел девушку. Красивая девушка, в рыжеватом пальто...и мягкими кошачьими ушками на голове. Спору нет, очень приглядное обличие избрала себе его богиня - и его мучительница в этот раз.       -Ты...ты тоже хочешь сделать мне больно?       До чего же он дошел. В памяти живы были еще времена, когда Эдвард Элрик был великолепным бойцом и талантливым алхимиком - настоящим мастером своего дела.       Дела давно минувших дней...сейчас он являл собой жалкое зрелище.       Девушка вдруг переливчато, звонко засмеялась. Этот звук несмолчным эхом отдался в ушах Эдварда. Сколько времени он не слышал человеческого смеха...       -Нет, почему? Я помочь тебе хочу, глупенький.       -Н-нет?       Какой приятный сюрприз.       Эдвард поморщился. Неужто горькая, наигранная ирония над самим собой - все, что оставило ему Провидение? Он действительно так жалок...       Девушка улыбнулась.       -Ты выглядишь уставшим. Пойдем со мной, я помогу.       Пойдем со мной? Ему должно быть благодарным - даже если там ждет небытие, оно станет переменой к лучшему. Он никто - но никому и терять нечего.       Мерный, глубокий пульс все не унимался.       -Прежде скажи мне...что это стучит там, внутри меня?       Девушка подняла брови.       -Как что? Это же человеческое сердце.       -Да? Я очень рад, - сказал Эдвард. - Хорошо, таинственная девушка. Я пойду с тобой.       Все поплыло у него перед глазами, обратившись мягким душным маревом. Голова была пустой и легкой, перед глазами заплясали радужные круги, тело обволокло сладким эфиром.       Перед ним стояла Уинри.       -Эдвард! Где ты был все эти дни?!! Мы думали, что тебя уже нет в живых! МЫ ТАК ВОЛНОВАЛИСЬ! ЗНАЛ БЫ ТЫ, В КАКОМ СОСТОЯНИИ АЛ!!!       Она уткнулась в его плечо, смочив его горячими слезами и задрожала.       Он - идиот. Это ощущение бессильны были описать ярчайшие эпитеты - способно было только простейшее слово.       Он просто идиот.       Эдвард открыл глаза.       Что за божественное чувство, - подумал он, обращая лицо Отца в кровавую кашу.