Проблема с мертвыми девушками

      Пока я исследовала книжные полки в магазине в выходные дни, я заметила новый роман, названный «Суицидальные записки красивых девушек».       Хочу пояснить, прежде, чем напишу что-нибудь еще, я не знаю об этой книге ничего, за вычетом названия, и не выношу никакого оценочного суждения конкретно о ней. Это может быть фантастический роман. Это может быть широчайшее исследование тех вопросов, которые я собираюсь обсудить. Но название «Суицидальные записки красивых девушек» — это удар под дых, потому что оно вызывает ассоциацию с широко распространенным клише «трагической мертвой красавицы».       Пару лет назад у подростковой литературы была серьезная проблема с мертвыми девушками на обложке. В некоторых случаях изображение имело отношение к сюжету. В других случаях картинка была просто легким способом создать ощущение потустороннего. Но их объединяло наличие похожей на Офелию фигуры: молодой, обычно бледнокожей, в развевающемся (чаще белом) платье, плывущей под водой или лежащей мертвой на земле. Это были не трагедии, а романы о паранормальном. Иногда это даже были истории, где у девушки, изображенной на обложке, была та или иная сила, но призванная продать книгу картинка изображала их в ситуации эфемерной пассивности.       Потому что это, в конце концов, именно то, что показывает тренд мертвых девушек — главная героиня в предельной позиции пассивности. Если они мертвы, они больше не совершают никаких действий — они не могут дать сдачи, не могут защитить себя, могут быть только предметом действий других персонажей [в ориг.: be defined by others]. Нам нравится идея о красивой молодой девушке, поэтически поддавшейся смерти, словно Офелия, с намеком на наивность и покой, которые в себя включает образ.       Тренд рисовать мертвых девушек на обложках в последнее время угас, но жажда помещать мертвых девушек в сюжет романа, кажется, только увеличилась. Читатели фантастической литературы должны были уж привыкнуть к идее героини — может быть, подружки протагониста — умирающей ради того, чтобы у героя был мотив действовать. Но штамп мертвой девушки стал действительно популярным элементом реалистической юношеской литературы, особенно в настоящее время, на подъеме поджанра «романов о суициде». [Прим. перев.: Действительно, сейчас на слуху такие книги как «50 дней до моего самоубийства» и «Прежде чем я упаду». Я не знаю о чем они (кроме названий и того, что там есть мотив самоубийства), но периодически встречаю упоминания о них в пабликах, в т.ч. не о литературе, и френдленте.] Потому что, кажется, нет тайны лучше, чем мертвая девушка — почему она умерла, как, какой на самом деле была под своей личиной. Она не может больше говорить о себе, так что становится абстрактной, паззлом, который нужно собрать, если только протагонист сможет найти все составляющие. Она видится только через чужой взгляд, но она также теряет свою неприкосновенность вместе со своей возможностью действовать, и рассказы построены на совмещении разгадывания загадки и вуайеристского ощущения, пока мы снимаем покров с секретов и темной стороны девушки.       Но, как и паранормальные девушки в книгах с «мертвыми красавицами» на обложках, эти героини изредка показаны небеспомощными. Несмотря на то, что штамп часто включает в себя эстетику образа Офелии, эти истории нередко работают на разрушение идеи о «милых девочках». Они настолько объяты несчастьем, что наложили на себя руки — потому что депрессия редко появляется сама по себе, необъяснимо — и часто расследование открывает все те кошмары, которых никто не замечал, пока героини были живы. Это создание двусмысленности на обложках книг — чувство эфемерности, прекрасной пассивности смерти, но также угроза, что эти девочки обманчивы, что они не так уж невинны и пассивны, в общем-то. Это можно объяснить тем, что героине добавили глубины, но в паре с пассивностью мертвой это в меньшей степени глубина, а в большей — дуальность, граничащая с другим похожим штампом скрытого соблазнения, «ведьмой в обличье невинности».       Итак, вернемся к «Суицидальным запискам красивых девушек». Эта книга четырьмя словами описывает все поднимавшиеся выше проблемы. Это «суицидальные записки», значит, девушки убили себя сами, а требующая разгадки тайна — в их предсмертных записках (иначе, зачем их упоминать?). Это не просто девушки, и без того с намеком на слабость и невинность [girls — также «девочки», прим. перев.], это именно красивые девушки, такие красивые, что это первая вещь, которую мы узнаем о них. Их смерти еще трагичней, потому что они были красивыми, всего одно слово вызывает ассоциации с Офелией — то, чего не делает обложка. И это важно, то, что мы знаем, что эти записки оставили красивые девушки, потому что это влияет на то, как мы их воображаем — более пикантными, почти невесомыми, но также и немного опасными, потенциально обманчивыми. У нас возникает множество ожиданий от книги о суицидальных записках красивых девушек.       И эти ожидания соответствуют тому, как книга описывает себя: «сексуальная, темная и атмосферная». Эта аннотация подразумевает, что это не конкретно какие-то предсмертные записки, может быть, даже и суицида в книге нет — она просто о мертвой девушке (неопределенно-красивой), но это вряд ли имеет значение, верно? Мертвые красивые девушки сразу вызывают ассоциации с возможностью уступить, сдаться, а тон, который они задают, как все те героини, лежащие мертвыми или умирающими на обложках пару лет назад, единственное, что имеет значение. А девушки как будто приближаются к силе, если они просто красивые и мертвые.