Радуга

Комната в казарме практически погрузилась во тьму, и даже усиленного зрения мода для особых поручений уже не хватало для нормального чтения. Свет второй луны был слишком слабым, и 32557 отложил книгу. За окном было темно, но он все равно слез с ложемента для отдыха и распахнул створку окна, жадно вдыхая ночную прохладу. Модам редко удавалось улучить несколько часов простого отдыха, не занятого миссиями и криосном, а потому 32557 пользовался этим вовсю. С разрешения своего хозяина он даже прогулялся сегодня в веселый квартал, густо населенный вечно прекрасными, желанными секс-модами, созданными для наслаждения, и провел там два стандартных часа. 32557 не переставал удивляться, как сильно различались моды в зависимости от ветви, для которой были созданы. Он сам, созданный лишь для войны, убийств, приученный не оставлять следов, с самого инкубатора натасканный выживать в любых условиях, совершать невозможное, никогда не смог бы жить так, как развеселые, легкие, вечно одержимые желанием совокупляться жители красного квартала. Ума у них не было ни грамма, голые инстинкты, выкрученные на максимум гениями генной инженерии еще в пробирке. Так же, как ему самому перепал высокий болевой порог, живучесть, высокая регенерация и нестандартно высокий интеллект – дураки редко переживали и первую, обучающую миссию. 32557 повезло. Он не был рядовым боевым модом, обреченным скучать в криосне в ожидании войны или беспорядков. Его стихией были «особые поручения». Потому и привилегий было чуть больше. Например, чтение. Читать получалось только вот так – по ночам. Не то чтобы это было запрещено, но никто, кроме специализированных научных модов, этого не умел - не было необходимости. 32557 получил образование по приказу одной из Основ, Александра Пирса, который считал что безграмотный исполнитель – не то, что ему нужно. В основном, 32557 был ему за это благодарен, как минимум он мог самостоятельно использовать не только интерактивные, но и текстовые носители информации, что было немалым подспорьем в его службе Основе. Но порой, вот в такие моменты, когда ему в руки попадали печатные издания времен Исхода, ему казалось, что он начинает сходить с ума. Родной мир Основ, описание которого он черпал из книг, казался ему настолько странным, фантастичным и запутанным, что даже поверить в полной мере в его существование не всегда получалось. Особенно шокировала так называемая художественная литература. 32557 в принципе не мог понять, зачем нужно придумывать какую-то чужую жизнь, если и на свою-то отведено не так много времени. Но все же книги поражали. Он снова подошел к ложементу и потрогал потрепанную обложку. «Унесенные ветром» значилось на ней. 32557 еще не дочитал до конца, но голова его уже гудела от распиравших ее вопросов. Вымышленные герои книги были так талантливо прописаны, что мысли о них, анализ их действий будто сами собой лезли в мозг. Нестыковки в их поведении, попытки выйти за рамки своей ветви, бессмысленное нарушение правил и законов, простых, функциональных и привычных для всех модов, живших в Девятом мире, ставили его в тупик. Да, он не мог понять, зачем Ретту Батлеру, боевому моду с широким спектром инициативы, преследовать с целью реализации полового влечения один конкретный секс-мод? Зачем забирать себе то, что можно взять и так, тратить на него ресурсы, связывать по рукам и ногам, зачем все эти эмоции, нарушения нормального функционирования? Или зачем научному моду, которым, без сомнения, мог бы быть в Девятом мире Эшли Уилкс, идти воевать? Не больше ли пользы принес бы он, работая в тишине лабораторий? Как можно так бездарно тратить ресурсы? И зачем ему, этому Эшли Уилксу, заставлять размножаться мод искусства и развлечений, делать его своим? Закономерно, что не наделенная здоровьем модов-инкубаторов Мелани просто сломалась, пытаясь произвести на свет второго младенца самым варварским из способов: выносив его в себе. Зачем это все? Почему они все говорят о каких-то чувствах, делают глупости, причиняют боль себе и другим? 32557 вспомнил Нат82, рыжую красотку из веселого квартала, ее совершенное, созданное для наслаждения тело, упругость тяжелых грудей и страсть, с которой она седлала его. Свою выматывающую душную похоть, застилавшую мозги. И то облегчение, которое дарил ему профессионализм секс-мода. Все было правильно. Все были на своем месте. Так и должно было быть. 32557 не был типичной разработкой лаборатории. С его генами инженеры что-то уж больно намудрили, пытаясь добиться гибкости ума, расширенных навыков приспособляемости, умения принимать нестандартные решения. Он слышал как-то (случайно, он бы никогда не посмел подслушивать) как Основа Пирс говорил кому-то, что 32557 останется единственным – слишком много чистых генов вложили в него, слишком много воли оставили. Слишком много бесценной сыворотки ушло на то, чтобы его тело приняло все те модификации, что боевым модам давались без особого труда. Видимо, в счет интеллекта. Он, 32557, был уникально неправильным. Полезным, но мало управляемым. Слишком много у него было от Основ. И мысли в голове тоже были неправильными, опасными. Они вызывали эмоции. Ретт Баттлер, Скарлетт, Мелани, Эшли, да и все остальные персонажи книги действовали в принципе нелогично, и это смущало, даже пугало. Хотя, как может пугать написанное? Это всего лишь буквы. Книги не были даже инструкциями и не несли продуктивной информации. Моды просто не способны себя так вести. Нет, конечно, можно было осмелиться и предположить, что в тексте описано поведение самих Основ, но на такое не осмеливался даже 32557, хотя Основ видел гораздо чаще, чем остальные жители казарм. Безусловно он знал, что Основу, так же как и мода, можно убить. Это даже легче исполнить технически. Основы гораздо более беспечны и нелогичны, чем моды. Но тот факт, что Основы так же и неприкосновенны, как носители бесценного, оригинального генетического статуса, ему вбивали еще с инкубатора. Но если вначале описанное в книгах вызывало недоумение, а порой и смех, то постепенно 32557 начало казаться, что что-то не так не с персонажами прочитанных произведений, а с ним самим. Он начал чувствовать себя ущербным. Чем старше он становился, тем больше не действия персонажей, а их характеры привлекали его внимание. А еще – чувства. Некоторые из них были знакомы и ему: страх, ненависть, желание, радость – все это в тех или иных формах присутствовало и в его жизни. Но была еще и любовь. Найти ей качественное определение, эквивалент в собственной жизни у 32557 никак не получалось. Вот и сейчас он снова терзался сомнениями. При наличии большого количества профилированных секс-модов в популяции, зачем выбирать физически непрочного и травмируемого мода искусства? Зачем пытаться заставить секс-мода заниматься воспитанием разнополого потомства? Почему все эти существа поступают так, исходя не из логики, а из какой-то «любви», которой он даже не смог найти четкого и функционального определения? 32557 перевел ложемент личного кресла психотерапии и релаксации в режим «сон» и прикрыл глаза, пытаясь задремать. Но не получалось. А еще вдруг встал перед глазами последний отчет перед Основой. Обычно тот не принимал 32557 в личных апартаментах, но тут даже позволил пройти в кухонную зону, а принимая отчет и давая распоряжение об отдыхе и предстоящем криостазе – предложил молока. 32557 изредка удавалось попробовать натуральные продукты, которые шли на стол Основам, и не сказать, чтобы все из них были потрясающе вкусными. Те же разваренные до полужидкого состояния зерновые точно не были чем-то деликатесным. Во всяком случае, ароматизированные протеиновые коктейли им точно не уступали. Странным было персонифицированное внимание. С ним 32557 сталкивался, пожалуй, даже реже, чем с натуральной едой. Это смущало. А точнее - наводило на размышления. Жизнь показывала, что в персонифицированном внимании со стороны Основ нет ничего хорошего. 32557, переживший множество изменений тела, был сейчас на самом пике физической формы, но вот количество модификаций и некоторых внешних повреждений достигло критического уровня. Он осмотрел отлично функционировавший протез, которым ему заменили живую руку, когда он уперся в собственный потолок физической силы, а Основам понадобилось расширение его возможностей. 32557 знал, куда деваются отработавшие свое моды. Их в один прекрасный момент просто не выводили из криостаза. Это не было наказанием, лишь законным концом существования. Так же поступали и с остальными типами модификантов. Ну и наказывать его Основа предпочитала лично. Впрочем, сейчас наказывать было не за что, так что оставался только один вариант. 32557 резко поднялся из ложемента и подошел к окну. Отодвинул жалюзи. Перед рассветом небо постепенно приобретало зеленоватый оттенок, один из признаков наступившей Рефракции. Ничего удивительного в этом явлении, самом по себе, не было – все десять миров выстраивались в одну линию, делая «точки перехода» между ними. Это явление было не таким уж редким: раз в несколько лет некоторые миры сходились достаточно близко для того, чтобы можно было проткнуть собой истончившуюся грань между ними, проколоть искривленное пространство и покинуть пределы родного мира. Так когда-то и поступили Основы; несколько больших кланов людей пришли в пустовавший Девятый мир и остались здесь, построив Идеальное Общество, создали модов и подчинили все законам простоты, функциональности и целесообразности. 32557 окончательно открыл раму и вгляделся в предрассветные серо-зеленые тени. Изобилие зелени точно показывало, что если не решиться прямо сейчас, то до следующего «транспортного периода» придется ждать еще от трех до пяти лет. Лет, которых у него не было. Процедура погружения в криосон была назначена на утро. И, судя по тому, что бионику, немного поврежденную во время последней миссии, даже не стали смотреть, она должна была стать последней. Невольно вспомнился взгляд Основы Пирса, почти сожалеющий. Его фальшиво-заботливое: «Повеселись, 32557, сходи в красный квартал. Я доволен тобой, отдохни». Теперь он уже был точно уверен – его утилизируют завтра. Вернее, уже сегодня, буквально через несколько часов он, 32557, боевой мод типа «Зимний Солдат», ограниченной серии «Призрак», перестанет быть. А ведь он даже не успел придумать себе имя. Решившись, он быстро подхватил перевязь с оружием, которое еще не сдал (тренировки, постоянные, каждую свободную минуту) и бесшумно выскользнул через окно в предрассветный туман. Пользование «точками перехода» напрямую не запрещалось, но мод, замеченный в районе их размещения, автоматически подвергался окончательному криостазу независимо от его ценности. Ходили слухи, что такое не поощряется и среди Основ. Да и сам процесс считался опасным и непредсказуемым. Не все миры были обитаемыми, а многие еще и были попросту непригодны для жизни. Но он решился рискнуть. Как минимум потому, что другого шанса у него уже точно не будет. А так… «Умирать, так с музыкой!», вспомнилась цитата из одной из прочитанных книг. Решение было принято, хотя он был не слишком уверен, что музыкальное сопровождение чем-то скрасит ему конец периода функциональной активности, 32557 все же решил проверить: может быть там, за пределами привычной среды, он сможет найти ответы на свои вопросы? А если его все-таки поймают и отключат, то для этого хотя бы будет более веская причина, чем «истечение срока годности». 32557 был отлично обучен: казалось, он может оставаться незаметным даже в полностью освещенной комнате с минимумом мебели. Что уж говорить о неровном, сумеречном свете раннего утра? Он легко выскользнул с охраняемой территории, не потревожив ни малочисленную охрану, ни хитрую сигнализацию. Он мог долго обходиться без пищи, но без воды – нет. Потому, отстегнув фляжку, он быстро наполнил ее из неглубокого ручья и пошел дальше, ступая исключительно на камни – на случай, если его все-таки хватятся. Идти было довольно далеко, но до леса нужно было добраться, пока не рассвело окончательно – транспорт 32557 не брал, по опыту зная, что все вертушки имеют дистанционное управление – Основы всегда перестраховывались и предпочитали все держать под контролем. Например, Основа Пирс мог легко отключить его руку, если бы подобрался достаточно близко. А так же наверняка в бионике есть следящее устройство. Так что нужно было добраться до Драконьих Зубов в течение нескольких часов: в тех горах все приборы сходили с ума, и маячок точно должен был выйти из строя. 32557 любил добираться куда-то своим ходом: полное сил тело требовало нагрузок, и никакой полигон не мог заменить бега по пресеченной местности, а потом и прорубания сквозь густой подлесок. Реку пришлось преодолевать вплавь: брод был под наблюдением, как и немногочисленные мосты, и таким образом можно было выиграть несколько драгоценных в его случае часов без погони. В полдень, когда все тени будто ободрали, и Светило поднялось в опаляющий зенит, 32557 добрался до небольшого грота и свернулся в его прохладном нутре компактным клубком. Есть пока не хотелось, да и если все пойдет по наскоро составленному плану, в этом мире и не придется ничего себе добывать. А там как кривая выведет. Вместо того, чтобы потратить самые жаркие часы на отдых, 32557 пытался выдумать себе имя. Потому что придет он в новый мир, допустим, ему повезет, и он встретит там разумных. И у него, выращенного в пробирке мода, спросят – как нам тебя называть? И что он ответит? Номер свой назовет? Имена были только у Основ, а у таких, как 32557 – только номера и иногда аббревиатура. В мире, откуда пришли Основы, все себя называли сочетанием слогов, а не просто цифрами. И он не хотел отличаться. Сначала он хотел назваться Реттом Батлером, но потом вдруг решил – он выдумает себе свое особенное имя, чтобы ни у кого такого не было. Чтобы никто не усомнился, что он не просто биологический модификант, а… человек? Путем получасового напряжения всех своих скромных творческих способностей, он решил назваться длинным красивым именем: Джеймс Бьюккенен Барнс. А сокращенно, для тех, кого он рано или поздно подпустит ближе, чем на выстрел или полет ножа – Баки. Имя 32557 понравилось. Он напился воды и задремал: до безопасного передвижения по раскаленным камням ему оставалось подождать два стандартных часа.

***

Грань колебалась, как полупрозрачное одеяние Нат82 на сквозняке: воздух, будто расплавленное стекло, странно преломлял свет. Вокруг не было ни души, но 32557… Баки знал: это лишь видимость. Все точки перехода отслеживались, значит, нужно было решаться. Вдохнув полной грудью, он еще раз оглянулся на родной мир, лежавший у подножья Черного Пика, и шагнул с обрыва прямо в раскрытый зев пропасти, полный горячего, текущего, колеблющегося марева. И закричал.