Радуга

Дождь кончился. Едва выйдя на окрашенное розовыми рассветными лучами крыльцо, Стив обессилено опустился на мокрую скамейку и закрыл глаза. Он помнил, как Тони, тоже нашедший свою Пеппер очень поздно, говорил ему: «Это было как падение в ад, Роджерс. Перед глазами пятна, пятна, мозг перегружен, глаза болят, кажется, солнечный свет жжет, давит, а ветер ощущается физически. С тебя будто вмиг содрали кожу, ты как улитка, которую выковыряли из уютного крепкого панциря. Отвратительно, вот что. Первую неделю – отвратительно». Он был согласен. Краски, в первые мгновения нереально прекрасные, теперь душили. Стив от избытка ощущений тупел, начинал тормозить и делать глупости. Например, сейчас ему хотелось вернуться обратно в палату и отогнать Рамлоу от Баки. Хотелось снова подхватить Баки на руки и, завернув в красный плед, унести с собой. Домой. Спрятать. Хотелось видеть его. Он ощущал это: беспокойство, загнанность, желание заботиться, сберечь, оградить. Он никогда, ни разу за десять лет, ни к кому еще не чувствовал такого фейерверка чувств. Они были как краски: красная приязнь, зеленая забота, серое беспокойство, черная тоска, хотя он не отошел от Баки и на десяток метров. И было что-то еще, ядовито-желтое, удушающее чувство, названия которому он не знал. «Пойди, прогони всех, - шептало оно, выжигая остатки сдержанности, - забери его. Он твой. Он должен быть только твоим. Никто не имеет права смотреть на него, знать, какие голубые у него глаза. Какой хриплый голос. Он беззащитен перед другими. Он может поддаться». Кому поддаться? Какие чужие? Стив не знал. Он понимал только одно: ему нужно отдохнуть, закрыть глаза хоть на несколько часов, чтобы не видеть этой яркости, этих зеленых кустов и голубого неба, розового света солнца, цветов, яркими мазками раскиданных по зелени сада. Хотелось укрыться с головой и провалиться обратно, в монохромный, скучный мир. И чтобы Баки был на виду, рядом. И чтобы никто не прикасался к нему. В голове пульсировало, глаза готовы были вот-вот вытечь из глазниц, лопнуть, как перезревшие плоды инжира. Он взял себя в руки, надел специальные очки, которые выдал ему Брюс, и побрел к дому. Нельзя сказать, что приглушенные стеклами цвета причиняли меньше дискомфорта. Или снижали интенсивность его чувств к Баки. Но однозначно с ними было лучше. Привычнее. Войдя в прохладу полутемного холла, Стив устало прислонился к закрытой двери, стянул очки, уронил щит. Он жил один, и в доме его стояла привычная тишина. Он несколько мгновений выдыхал головную боль, пытаясь найти в себе силы взобраться на второй этаж по довольно крутой лестнице, которую обычно не замечал, и не мог. Сдавшись, он стянул с себя приставшую за сутки форму и поплелся в гостевой душ на первом этаже, надеясь, что Мэйбл, убиравшая в его доме дважды в неделю, догадалась оставить плед там, где ему самое место – на диване в гостиной. На три часа он просто провалился, даже не вспомнив, что собирался зарегистрироваться в Базе Ищущих. Первой мыслью, когда он открыл глаза, было: «Который час?» а потом сразу: «Что с Баки?». Второй вопрос оказался важнее, а потому он потянулся к браслету-коммуникатору. Вызовов не было, значит, с Баки все в порядке. Голова по-прежнему болела, но в полумраке гостиной, за опущенными шторами и под мягким серым пледом гораздо меньше. Надо было вставать. Надо было снова выйти в выжигающий сетчатку яркий мир, добраться до Баки и убедиться, что с ним все хорошо. Надо было добраться до компьютера и зарегистрироваться в базе. Надо было, наконец, выпить таблетку от головной боли. Тяжело поднявшись, он добрел до аптечки и выпил сразу две самых сильнодействующих таблетки. Ненадолго должно было помочь. Потом напился воды и все-таки взобрался по лестнице, добрел до спальни и натянул на себя футболку и джинсы. При мысли о том, что надо будет нагнуться, чтобы зашнуровать кроссовки, в голове протестующее запульсировало, но Стив не поддался слабости и уже через три минуты натягивал очки, собираясь с духом перед нырком в головоломное буйство красок. - Я выдержу, - сказал он сам себе, сосредотачиваясь на ощущении прохлады, идущей от дверной ручки, которую он сжимал. – Все выдерживают, я так тем более. Баки. Надо попасть к Баки. Он жил рядом с базой Пограничной Службы, а потому путь в медблок занял от силы пятнадцать минут. Пятнадцать отвратительных минут, надо сказать, а потому когда Стив закрыл за собой дверь палаты и оказался среди белоснежных стен, нашел глазами пятно темных, почти черных волос, разметавшихся по подушке, то испытал ни с чем не сравнимое облегчение. - Привет, - поздоровался он, усаживаясь на стул около постели. – Как ты себя чувствуешь? - Здравствуй, - хрипло произнес Баки. – Функ… хорошо. Я чувствую себя хорошо, Стив, - он вытащил из-под отвратительно яркого пледа живую руку и показал почти исчезнувшие ожоги. – Регенерация. Еще два часа, и я буду в абсолютной норме. Стив, даже не задумываясь о том, как это выглядит, ухватился за теплую ладонь и едва удержался от того, чтобы прижаться к ней щекой. Рядом с Баки напряжение тут же отпустило его, будто он зашел с залитой солнцем улицы в свою полутемную гостиную. - Хорошо. Ты поел? - Командир распорядился, - тут же ответил Баки. – Ну, БР-50, то есть Брок Рамлоу. - Хорошо. Сейчас я принесу перекусить, поговорю с доктором Беннером и, думаю, можно будет тебя забрать отсюда. - Куда? – тут же спросил Баки. – В казармы? Командир сказал… - Нет, - Стив крепче сжал его руку и через силу улыбнулся – это «командир» вдруг запульсировало в мозгу тем самым желтым цветом, причинявшим странный дискомфорт. – Ко мне. Пока не освоишься, ты будешь жить у меня, Баки. Я расскажу тебе об Импринтинге. О ментальной связи. - У тебя нет, да? – Баки провел кончиками пальцев по его запястью и вопросительно взглянул снизу вверх. - Чего? – спросил Стив, чувствуя, как от места прикосновения вверх по предплечью побежала горячая волна. - Браслета. У Основы Брюса… у доктора Беннера есть. У Стража Наташи есть. У Директора Фьюри Николаса Джея есть. У медсестры Милли есть. А у тебя нет. Стив почувствовал, что краснеет. Баки был из другого мира. Он сам разрешил ему задавать любые вопросы. Любые – это значит даже такие бестактные, личные и неудобные, как этот. - Да, - с трудом выговорил он. – Да, у меня нет брачного браслета. Потому что я еще не нашел пару. Но… - Стив замолчал, не зная, как продолжить, потому что вдруг вспомнил, что так и не зарегистрировался в Базе. - Командир сказал, у таких, как я, не может быть пары, - медленно произнес Баки, явно подбирая слова. – Я читал в книгах Основ о любви. О парах – нет. Как ты думаешь, Стив. Если у меня не может быть пары, это означает, что никто не сможет меня полюбить? Если я человек, то… - Сможет. Конечно, сможет, Баки, что за ерунда? – Стив почувствовал желание придушить Рамлоу. – Вот, у Джека и Молли, например… Я вас познакомлю. Или у других иномирян. Они находят человека по душе. - Я все-таки с дефектом, да? – спросил Баки, отпуская его руку. – Как… как Основы, которые из-за болезни потеряли способность испытывать любовь? Потому что Основы никого не любят, Стив. Даже друг друга. Я бы не хотел так. Так – у меня уже было. - Нет, - Стив устроился удобнее и снова поймал его ладонь. – Нет, у тебя все будет по-другому. Так, как ты захочешь. В конце концов, ты сможешь выбрать себе любого, не ждать, - он отвел взгляд, - много лет, пока появится кто-то, уготованный специально тебе. - Невзаимозаменяемые детали работают лучше, - сказал Баки. – Такие, которые сделаны под конкретный механизм. Шестеренки прирабатываются парой. И парой же меняются. Это механика, Стив. У людей, наверное, так же. - Люди чуть сложнее шестеренок, Баки. Ну, я на это надеюсь. - Просто больше факторов должно совпасть, наверное. Прости, что я… Что-то я разговорился. - Нет-нет, - Стиву вдруг стало страшно, что Баки перестанет говорить с ним. – Мне интересно с тобой. Ты удивительно хорошо держишься для вновь прибывшего. Тебе не страшно? - Страшно, - признался Баки. – Но меня с инкубатора учили функционировать так, чтобы страх и прочие эмоции не влияли на выполнение задачи. Сегодня я… подвел тебя. Ты хотел меня кому-то показать, Директор Фьюри Николас Джей прибыл, а я отключился, как юный мод перед первым крио. - Вообще-то обычно разумные, прибывающие в наш мир, два-три дня отходят только от Перехода. У самого портала, там, где ты без сознания пробыл не больше минуты, обычно я трачу несколько часов. И потом они от страха, от импринтинга все время говорят, говорят о том, чего ждут, чего боятся. А ты молчишь. - Приказа не было. Меня никогда ни о чем не спрашивали за рамками миссий и текущего индекса функционирования. Никому было не нужно, чего я боюсь, и тем более – чего жду. Нас учили ничего не ждать. Не брать без спроса, не говорить, если не спрашивают. Я здесь с тобой сказал слов больше, чем за несколько последних лет. - Ты можешь спрашивать меня обо всем, что в голову придет. Даже о том, почему небо голубое. - Оно синее, - не раздумывая, ответил Баки и тут же прикусил язык. – Прости. Это твой мир, и если ты считаешь… - Нет-нет, я только вчера начал видеть небо. Понял и поверил, что оно не серое. Баки вдруг сел, схватил его за руку и снова провел по запястью. - Значит, скоро тут появится браслет? – со странной интонацией спросил он. – Надеюсь, он будет красивым. Например, у Директора Фьюри Николаса Джея… Виноват. Это вообще не мое дело. Стив замер, будто никто никогда не касался его. Пальцы Баки – чуть шершавые, теплые, провели легко по линии его пульса и обхватили запястье кольцом, как тот самый браслет, и сердце зачастило. Все-таки Импринтинг в этот раз оказался невероятно сильным, Стив еще ни разу не чувствовал ничего подобного. Ни к кому. - Я к доктору Беннеру, - произнес он, слыша, как хрипло звучит голос. – И пойдем… отсюда. В общем. И, наконец, нормально поговорим. Про Импринтинг. Да, про Импринтинг лучше всего.

***

Беннер выдал основные рекомендации по питанию, походя отметив, что регенерация у него просто запредельная. Он так и сказал «запредельная», напрочь игнорируя точные цифры, доли процентов и прочие нужные в медицине вещи. Баки (он снова решил звать себя по имени, так было легче привыкнуть к собственной человечности) слушал его, внимательно запоминая все, что тот говорил, и удивлялся тому, что доктор Беннер не предложил Стиву сдать его для исследований. Все той же «запредельной» живучести. Или усиленного металлом скелета, которым он так восхищался, разглядывая рентгеновские снимки. Баки не знал, отдал бы его Стив или нет, но то, что никто даже не намекнул на то, что надо бы изучить такую удачную мутацию, как у него, странно успокоило. Он вспомнил слова Брока Рамлоу «не ангелы, но и на запчасти не разберут» и это стало еще одним фактом в копилке положительных сторон этого мира. Стив вывел его на крыльцо больницы. Несколько мгновений Баки просто осматривался, жадно вдыхая такую непривычную прохладу. В его мире в это время дня светило было опасно активно. Жарило так, что на коже вспухали волдыри, и даже с его регенерацией это было неприятно. Здесь же оно грело, не припекая, испаряло воду на посыпанных мелкой каменной крошкой дорожках, подсвечивало крупные капли, свисавшие с кончиков листвы, как те самые прозрачные камни, что он видел в ушах у секс-мода Основы Пирса, когда тот всего один раз принял его в апартаментах развлечения. На том моде, впрочем, не было ничего, кроме двух крупных камней в ушах, переливавшихся всеми оттенками радуги. Воспоминания приняли странный оборот, плавно устремившись в опасное русло: Основы были людьми. Сам Баки был человеком. Стив был человеком и даже Брок Рамлоу был человеком. Основы заключали союзы, объединяя семьи, и использовали личных секс-модов… для всего остального. Здесь же… Стив говорил, что с детства каждый знает, кто его пара. То есть знает, с кем вступит в союз. Если у них нет модов, то кто же делает все остальное? - Тебе не холодно? – спросил вдруг Стив, вырывая Баки из размышлений. Баки собрался спросить у него, но потом просто отрицательно мотнул головой – Стив обещал поговорить дома. О каком-то импринтинге и много, о чем еще. Если Баки что и вбили с инкубатора, так это привычку не задавать глупых вопросов до окончания инструктажа. Ему по-прежнему не была ясна его миссия в этом мире. Может, после объяснений Стива что-то прояснится? - До дома недалеко, но если ты все еще нехорошо себя чувствуешь, то мы можем пойти самой короткой дорогой, - продолжил Стив, с тревогой глядя на него. Эта постоянная забота Основы… человека странно влияла на Баки. Все чаще он ловил себя на том, что хочет что-то сделать для Стива. Что-то очень приятное, как-то порадовать, согнать с лица постоянную тревогу о нем. В груди теснилось что-то, чему не было названия, какой-то яркий ком из красок, ощущений, желаний, пока что совершенно не идентифицированных. Да что там. Еще неделю назад невозможных для него чувств и желаний. Стив, все это время внимательно за ним наблюдавший, махнул рукой в сторону чего-то, что Баки в начале принял за обширный газон, на другой стороне которого вдали виднелись маленькие белые домики с разноцветными крышами. Невольно мелькнула мысль, что дома столько зелени разом он видел, пожалуй, только в поместьях основ, рядом с казармами: кроме жалких пятачков клумб с какими-то круглый год цветущими мелкими красными и белыми цветами, все было наглухо заасфальтировано. Немногим лучше было в красном квартале и квартале развлечений, где даже были небольшие оранжереи. - Нет, давай лучше пойдем там, где ты ходишь, когда не торопишься. – ответил Баки. Он был готов идти стандартные сутки напролет, не останавливаясь. Он хорошо себя чувствовал, и Стиву не следует недооценивать его. Не следует считать слабым и ни на что не годным. Да, он отключился, но… Стив смотрел с такой заботой, что Баки вдруг устыдился своих мыслей. Стив здесь не для того, чтобы проверять его работоспособность и доводить до предела выносливости, а потому поспешно проглотив все предложения оббежать вокруг квартала, он добавил: - Если можно? Баки все еще было неловко в непривычно мягких футболке и брюках, пошитых из синей ткани, и низкой, мягкой обуви, чем-то похожей на ту, что носили в своих домах Основы, но с пяткой и шнурками, которые, как оказалось, было не обязательно развязывать. Случись что – и драться в этом нужно будет с оглядкой на безопасность – эта ткань не защитит ни от чего, даже от ножа, не говоря уже о пулях и дротиках даже самых безобидных калибров. Мир вокруг заставлял забыть о возможных угрозах, но слишком долго и слишком упорно в Баки вбивали с самого инкубатора – будь настороже каждую минуту, следи за обстановкой, замечай все и даже больше, если хочешь выжить. Если хочешь прожить чуть дольше остальных. Если хочешь заслужить еще одно пробуждение от криосна, докажи, что лучше других. Докажи, что ты стоишь потраченных на тебя ресурсов. А потому он огляделся, привычно отмечая лучшие точки, в которых могли бы засесть снайперы, густые кусты, где можно было бы расположить бойцов. И пусть никаких снайперов и бойцов тут, скорее всего, не было, от привычки Баки решил пока не избавляться – он уже расслабился однажды, да так, что чуть не угодил под утилизацию. Дорожка, по которой повел его Стив, плавно огибала странный газон и вилась между невысокими старыми деревьями, так же усыпанными еще не успевшими созреть плодами. Стив шел рядом, и от его присутствия Баки было как никогда хорошо и спокойно, так непривычно тепло в груди, что было страшно испортить это неловким словом или движением. Беседа не то чтобы не клеилась, просто все, о чем ему хотелось знать, было прямо перед носом, но задавать новые вопросы о самом Стиве он не решался, так что расспрашивал о деревьях, цветах, газоне, который, оказывается, назывался «луг» и на нем ничего не росло, кроме травы. О том, всегда ли здесь такая погода и не бывает ли опасной активности у здешнего Солнца, какой в середине дня отличалось Светило Девятого мира. Они бы так и дошли до точки назначения, если бы со стороны луга не раздался какой-то странный громкий звук, а потом на дорожку не выбежало Животное. Рефлексы, вбитые намертво, сработали безотказно, и через мгновение Баки уже стоял в защитной стойке закрывая Стива собой, но Животное, не впечатлившись, все равно невозмутимо двигалось к ним. - Бак… Баки, - Стив сзади осторожно дотронулся до его живого плеча. - Не волнуйся, это просто лошадь. Она пасется здесь на лугу. Она не опасна. Его широкая ладонь осторожно касалась плеча и поглаживала так успокаивающе, словно Баки и сам был диким животным, агрессивным и напуганным. Но от этих прикосновений было так хорошо, что Баки был согласен бездействовать даже тогда, когда Лошадь подошла уже совсем близко и, фыркнув, показала крупные желтоватые зубы, между которыми кое-где застряли длинные травинки. Как ни странно, вблизи она оказалась гораздо менее пугающей и точно нехищной, просто очень любопытной, потому что первым делом принялась обнюхивать сначала руки, а потом лицо и наконец-то карманы Баки. А потом двинулась дальше к Стиву, удивительно нежно боднув Баки носом в плечо, словно требуя, чтобы он подвинулся. Стив аккуратно похлопал животное по потянувшейся к нему морде, а потом ласково произнес, будто оправдываясь: - Извини, сегодня у меня для тебя ничего нет, но в следующий раз я прихвачу для тебя яблоко. Он протянул раскрытую пустую ладонь, словно подтверждая свои слова. Лошадь недолго думая, ткнулась в нее носом, видимо все же надеясь там что-то найти, но в итоге разочарованно отошла в сторону, освобождая им дорогу. Пораженно наблюдавший за всем эти Баки заговорил только тогда, когда животное уже осталось позади. - Я читал о них, но я не думал, что они разумны. Стив не удержался и сам фыркнул не хуже лошади. - Нет, они не разумны. Недостаточно разумны, точнее. - Но тогда зачем ты с ней разговаривал? - Не знаю. Наверное это привычка, высказывать добрые намерения и внимание не только в каких-то действиях, но и в словах… Если я не скажу вслух, то, к примеру, как она или кто-то другой, узнают, что они мне нравятся? Пусть даже она и не понимает моих слов, но точно понимает интонацию, с которой я к ней обращаюсь. «Как они узнают, если я не скажу?» - билось у него в голове, отстукивая на разные лады – в такт шагам, шелесту густой листвы, отдаленному шороху волн. Стиву нравилась лошадь. Она не была достаточно разумной, чтобы понять слова, но Стив все равно говорил с ней. Как говорил с самим Баки. Ласково. Но Баки-то понимал. Слова. Речь. Да, язык Шестого мира чуть отличался от того, на котором говорили в Девятом, но Баки понимал все, кроме совсем уж вышедших из оборота слов или понятий, обозначавших то, чего в родном мире не было. «Море», «Лошадь», «Пара», «Бугенвилии», «Кардиомонитор», «Рентген» - эти названия он быстро сопоставил с предметами и успокоился. Сложнее было разобраться с тем, можно ли говорить о том, что не имело четкого названия, зрело внутри, наливалось соком, как те плоды на деревьях, «Черешни». И были ли такие слова. И имел ли он, много раз переделанный, перекроенный по чужой мерке солдат, право чувствовать все то, что бродило в нем. Стива хотелось касаться. Он, всегда избегавший чужих прикосновений, напоминавших ему в лучшем случае о красном квартале, а в худшем – о медицинских процедурах, отчаянно хотел касаться Стива. Обхватить его запястье пальцами, чтобы никто не смог надеть на него браслет. Он – урод. Он не имеет права касаться человека Стива, который скоро найдет свою пару. Он правильный, а Баки, 32557 – много раз переломанный и кое-как сам собравший себя в неправильную кучу. Его пустили в этот мир, с ним добры, учтивы. Его лечат, кормят и пока что ничего не требуют взамен. Он может сколько угодно желать оказаться на месте той Лошади, что нравилась Стиву, но все, что он может в ответ – так же жадно ткнуться лицом в подставленную ладонь, молча выражая приязнь. Что бы ему ни говорили, как бы не убеждали в том, что он – человек, он все равно останется «ополовиненным». «Недом», как сказал Брок Рамлоу. Тем, кого никогда никто не полюбит по-настоящему. Стоило прийти в чужой мир, чтобы понять это. В очередной раз убедиться в собственной ущербности. В очередной раз пожелать невозможного. Это не с миром что-то не так. Это с ним.