Радуга

Они шли домой по той же самой дорожке, что и несколько дней назад, и, казалось, с тех пор ничего не изменилось, но одновременно поменялось все. Нет, дорожка, деревья, луг, лошади на лугу и цветы на обочинах оставались прежними. Изменился сам Баки. Никогда в жизни, даже в самые худшие ее моменты, кажется, он не испытывал такого страха и одновременно не чувствовал себя настолько грязным. Когда Стив, его Стив, идущий рядом, потянулся, чтобы обнять его за плечи, Баки чуть не шарахнулся в сторону. Словно боялся, боялся, что тот об него испачкается. Баки оглянулся вокруг: безмятежное голубое небо в тонких белых перышках облаков, сочная зелень деревьев, травы, яркие цветы и серо-золотистый песок на дорожке. Мир был чудесен, и в нем не было место чудовищам. Командир не зря предложил ему «уйти дальше», пока есть возможность, он лучше других понимал, что подобное всегда должно оставаться в рядах себе подобных, а не искать лучшей доли. И, наверное, всем этим управлял какой-то Бог, о котором Баки тоже читал на пожелтевших страницах, потому что Командиру повезло. Пусть вот так странно и даже больно, но ему повезло. Его «подобный», а точнее «подобная», сама пришла за ним. Баки на месте Директора Фьюри, или кто тут у них все решает, не стал бы терпеть опасных пришлых ни одного лишнего дня. Додержал бы до следующей Рефракции и столкнул за Грань. Как в древней Спарте сталкивали уродов и нежизнеспособных. Жить должны только лучшие. И пусть в той же Спарте, такие, как он сам или Командир с Роллинзом и Таузигом, были бы на своем месте, но здесь другой мир – мирный и чистый. В нем люди любят друг друга, а не убивают. Чем ближе был дом, тем тягостнее размышления наваливались на плечи неподъемной грудой камней. На пороге Стив долго искал по карманам ключи, тихо ругаясь себе под нос, и от этих его почти невинных «да чтоб тебя разнесло» и «склеротик чертов» вместо отборного мата, на котором в случае затруднений изъяснялись все соплеменники самого Баки, на душе становилось еще поганее. Их место явно не здесь. Дверь скрипнула, впуская их, и в лицо пахнуло привычной прохладой и каким-то неповторимым запахом, который Баки не перепутал бы теперь ни с чем и никогда в жизни. Запахом места, которое, пусть и ненадолго, но стало для него домом. Первым, и еще вчера он мог с замиранием сердца решиться подумать – единственным домом. Стив тем временем закрыл за ними дверь и осторожно обнял Баки за плечи. Не так, будто боялся испачкаться, а не желая спугнуть. Будто осталось еще что-то в этой жизни, чего он мог бояться. Хотя нет. Именно от предчувствия скорой потери в груди все скрутилось в болезненный тугой узел. - Извини, можно я… в душ? – спросил он, неловко уходя от такого желанного прикосновения. - Да, конечно. Стив смотрел виновато, будто в том, что Баки такой, виноват он один. Или он просто хотел смягчить удар, сообщая новости? Стиву Баки верил, как никому и никогда, а оттого знал, что тот не станет ему лгать. Если то, что произошло сегодня в допросной, встанет между ними, он скажет. И Баки примет это. А пока стоит попытаться снова стать чистым. Хотя бы снаружи, если уж иначе – никак.

***

Стив был в гостиной. Пока Баки остервенело тер себя мочалкой, стараясь вытеснить запах чужих боли и страха, сцарапать его с себя, заглушить пряными ароматами из разноцветных бутылок, Стив заварил чай и принял Макса, прибывшего с курьером. Пес тоже рад был оказаться дома и, радостно вывалив язык, устроился у ног Стива, присевшего на диван и устало откинувшего голову на его спинку. Завидев Баки, Макс радостно тявкнул, подлетел, виляя хвостом, запросился на руки. - Иди ко мне, - позвал Стив, не открывая глаз, и Баки сел рядом, едва касаясь коленом его бедра. Хмыкнув, Стив вдруг сгреб его за ворот футболки и уронил на себя, крепко обхватив руками за шею. - Стив… - Прямо чувствую, как ты напряженно пытаешься найти причину быть от меня подальше. Не выйдет. - Я грязный, - решился сказать Баки, жадно вдыхая его запах и отчаянно силясь не прижаться губами к шее. Еще хоть раз. – Я не… Стив открыл глаза и чуть ослабил хватку, явно чтобы видеть его лицо. - Прости меня, - очень серьезно произнес он и запустил руку ему в волосы. – Я не должен был допускать… снова проводить тебя через это. - Выхода не было. - Я знаю. А раз его не было, то почему ты считаешь… - Я не хотел, чтобы ты видел меня… таким. Просто знать обо мне что-то и видеть, как я истязаю другого мода… человека… командира – разные вещи. Если, - он все-таки не выдержал и прижался лбом ко лбу Стива, - если ваши главные решат депортировать нас всех из этого мира… - Я уйду с тобой, - Стив нежно убрал прядь волос, все время падавшую на лицо, и улыбнулся. – Но не думаю, что до этого дойдет. В любом случае, - он опустил руку и сжал свой браслет на запястье у Баки, - я с тобой до конца. Грудь затопило теплом. Баки пытался думать о том, что Стиву, его чистому, тепличному Стиву, не знавшему настоящих лишений и утрат, никогда не боровшемуся за существование, будет нереально трудно где-то еще, но не мог заставить себя почувствовать сожаление. Стив – его. Он с ним. Что бы ни случилось. Макс запрыгнул на диван, устраиваясь в другом углу, подальше от лихорадочно, жадно целующихся хозяев, и Баки уже почти добрался до вожделенной шеи: крепкой, чуть загорелой, восхитительно пахнущей Стивом, но в дверь позвонили. - Доставка, - выдохнул Стив, приподнимаясь, вжимаясь пахом Баки в бедро. – Я подумал, что у нас не будет времени готовить обед. - Я открою? - Да, пожалуйста. Заплатишь картой. Я в душ схожу. Послушаться и отпустить было сложно, но Баки сделал над собой усилие: легко пробежался пальцами от виска до шеи, прижался губами к губам – просто потому, что мог - и пошел открывать. Доставку из ближайшего ресторанчика осуществляла очень красивая девушка лет пятнадцати. Увидев Баки, она мгновение смотрела на его левую руку, потом на браслет, и только потом взглянула в глаза. - Доставка для мистера Роджерса, - дрожащим голоском произнесла она. - Я оплачу, - Баки протянул ей карточку и снова поймал неверящий, какой-то очень растерянный взгляд на свой браслет. - Что-то не так? - А мистер Роджерс… - начала девушка, но тут же оборвала себя, будто опомнившись. – Простите. С вас сто кредитов. Спасибо за то, что воспользовались… - Стив в душе, - Баки не мог понять, что происходит и опасался сделать что-то не так. – Если вы подождете, то сможете увидеть его, я позову. Лицо девушки стало красным, и Баки забеспокоился еще больше. - Вам плохо? Пройдите, в доме прохладнее… - Нет-нет. Простите. Просто я… не ожидала… еще раз извините, - она быстро приложила карту к считывателю, вбила сумму и протянула Баки чек и большую коробку, полную судочков и приятно пахнувших пакетов. – Всего доброго, мистер Барнс! – поспешно попрощавшись, она исчезла, оставив Баки недоумевать. Закрыв дверь, он сгрузил добычу на стол, выложил из нее множество маленьких коробочек и достал тарелки. - Пахнет потрясающе, - Стив подошел сзади и обнял его. – Приступим? - Девушка странная, - поделился со Стивом Баки. – Или я сделал что-то не то? Ты должен был забрать заказ лично? Стив нахмурился, а потом лицо его просветлело. - Ты пообщался с Шерон? - Она не сказала мне свое имя. - Высокая, волосы светлые. - Да. - Она… надеялась, что когда-то мы увидим мир цветным. Вместе, - Стив поцеловал его и сел напротив. - Мне жаль, - заставил сказать себя Баки. - А мне – нет. Она еще встретит своего человека. А я своего уже встретил. Баки молча смотрел, как Стив раскладывает по тарелкам какие-то странные кусочки, поливает их соусом, достает еще что-то, отдаленно похожее на уже знакомый Баки салат, разный хлеб, еще какие-то не совсем понятные штуки, и думал о том, что, наверное, все-таки занимает чужое место. Какой-нибудь хорошенькой девочки вроде Мирры или Шерон. Но потом Стив любовно огладил его запястье, украшенное браслетом, и Баки решил, что Стиву виднее. Не Баки за него решать, с кем ему будет лучше. Ели молча, и Баки смотрел на Стива. Впервые – спокойно, не пряча взгляд и – почти – не чувствуя себя виноватым в том, что рассматривает. Любуется. Он еще не осознал до конца, что все это ему теперь позволено, не освоился, не привык, но уже очень боялся потерять. - Все будет хорошо, - сказал наконец Стив. – Не переживай. У меня постоянно такое чувство, что ты ждешь, все время ждешь неприятностей. - Скорее, боюсь их навлечь на тебя. - Каким образом? – Стив собрал со стола коробки и педантично разложил мусор по разноцветным пакетам. «Утилизация отходов», - вспомнил Баки, а вслух сказал: - Разве за связь с такими как я тебе ничего не грозит? - С какими, Баки? – он подошел ближе и обнял Баки со спины, пока тот закрывал машину для мытья посуды. – Мы не делаем различия между разумными, рожденными в нашем мире, и пришедшими из другого. Просто адаптируем прибывших максимально и даем им равные гражданские права. - Но вы не вступаете с ними в связи. - Только потому, что большинство из нас находит свою пару среди местных. И делает это очень рано. Мой случай – большая редкость. Один на несколько сотен тысяч. Я мог остаться один, я читал о таком. На самом деле, после двадцати шансов у меня было исчезающе мало. Я даже почти был к этому готов. И я рад, что, оказывается, просто ждал тебя. Спасибо, что пришел, Баки. - Прости меня, - произнес он с чувством. – Что так долго. Стив развернул его к себе и поцеловал, с силой прижимая ягодицами к столешнице. У Баки словно вспыхнуло все внутри, моментально настраиваясь на единственного, самого важного человека. Хотелось быстрее добраться до горячей кожи, почувствовать его всем собой. Трогать живого, теплого, зная, что можно. Что никто не накажет за святотатство, не отнимет и не сдаст на утилизацию только за то, что он посмел желать высшее, бесконечно прекрасное существо – свою Основу. Желать Стива. - Господи, Баки, - простонал Стив, когда он опустился перед ним на колени. – Не нужно. Пойдем наверх. Я не против – здесь, но… Баки молча потянул его мягкие домашние штаны вниз, зная, что Стив захлебнется воздухом, запрокинет голову и на время перестанет спорить. И можно будет распробовать его снова, наслаждаясь тихими хриплыми стонами, быть для него, принадлежать. Принадлежать безоговорочно, добровольно. Ему одному. Баки помнил его вкус до мельчайших оттенков. Солоноватый и терпкий, до последней ноты правильный. Рот наполнился слюной еще до того, как он, приспустив белье, влажно лизнул от корня члена до самого верха, а потом жадно вобрал в себя сразу весь, легко пропуская в горло. Стив застонал особенно отчаянно, сжал обеими руками столешницу и напряг бедра. Баки нравилось – так. Знать, что он делает Стиву хорошо своими небогатыми умениями, заставляет стонать, бесконтрольно подавать бедрами навстречу, выдыхать его имя на самом краю. - Бак… - Стив опустил голову и теперь смотрел на него сверху потемневшими глазами, - пойдем в спальню, а? Хочу тебя. Он потянул Баки вверх, поцеловал, глубоко и жадно толкаясь языком, прижимая к себе. До спальни было десять шагов и двадцать одна ступенька, и это был самый долгий и сложный путь, что Баки приходилось преодолевать. Кажется, он порвал на Стиве футболку. А Стив едва не проломил им дверь, за что долго и изобретательно извинялся. Так, что Баки почти забыл, что хотел сделать. Но Стив оттеснил его к кровати, быстро сдернул с них обоих брюки и лег сверху – горячий, всегда нестерпимо горячий. Казалось – если во всем мире останется только Стив, он даже не сразу это заметит. Настолько тот закрывает, затмевает собой все остальное. Всех остальных. - Пожалуйста, перевернись, - хрипло попросил Стив. – Если это не… Баки на мгновение замер, зажмурившись – он не любил показывать спину кому бы то ни было. Во всяком случае, добровольно. Всегда старался расположиться так, чтобы за ней, за его спиной, была твердая поверхность. Стив же… был просто Стивом. Его Основой. Его человеком. На него не распространялись правила и табу, и если он хотел видеть Баки в позе подчинения, то так тому и быть. Он медленно лег на живот и подтянул колени под себя, к груди. Оставалось только руки сцепить на затылке. Самые страшные воспоминания хлынули мощным потоком, почти утопив его: 32557 десять и странные плоды в саду Основ выглядят так заманчиво, пахнут так необычно, что удержаться невозможно; ему четырнадцать, и он на долгие две секунды дольше задерживает взгляд на ладном секс-моде своей Основы; ему шестнадцать, и он почти провалил свое первое задание, не уложившись в отведенное время; ему двадцать, двадцать один, двадцать пять, двадцать шесть и, наконец, тридцать – он посмел желать Стива. Теплая ладонь огладила его от затылка до копчика, как породистого пса, откинула с шеи волосы, помассировала затылок. Обжигающе ледяной ком в животе заворочался, отчего-то стало страшно. Захотелось дернуться, перевернуться на спину без команды, лишь бы не быть вот так – напоказ, беззащитным, скованным вбитыми с детства правилами: терпеть наказание без единого звука. Непривычно открытого, голого загривка коснулись губы, будто оставляя там крошечный ожог, от которого по позвоночнику продрало горячим, а руки покрылись мурашками. - Люблю тебя, - сказали эти губы и снова прижались к шее. И опять. И еще. 32557 никогда еще не наказывали так: без электрокнута, без палки и «кошки» - губами. Горячо и нежно. И ладонями – не сжатыми в кулаки. Хотелось выгнуть спину, и одновременно – уйти от прикосновения. Его кожа была чистой. На ней не было ни единого шрама кроме тех, вокруг бионики. Но неоднократно обдираемая до костей плоть была невероятно чувствительной, и от этого было еще страшнее. - Ты дрожишь? – тихо спросили губы… Стив. Это был Стив. – Тебе неприятно? Хотелось сказать правду. Он не мог врать Стиву, но и правды он теперь толком не мог понять. Он не мог разобрать, что чувствует, ведь к привычному, нудному ожиданию боли, которое он почти не мог контролировать, примешивалось желание быть со Стивом. Быть так, как тот хочет. - Нет, - это было правдой. «Неприятно» - не отражало и половины того, что он чувствовал. И Стив снова погладил его, коснулся ягодиц ладонями, и вдруг начал так исступленно, так жадно покрывать поцелуями его спину, что чувства и вбитые намертво рефлексы вдруг взбесились разом. Он выгибался под этими поцелуями, бесстыдно, совершенно наплевав на требование сохранять неподвижность. Кажется, даже скулил – тонко-тонко, тихо и жалобно, чего не позволял себе даже в раннем детстве. Когда же Стив распялил, раскрыл его ладонями и коснулся губами того места, которое в родном мире Баки редко предназначалось даже для секса, он все-таки дернулся прочь, застонав, но Стив неожиданно жестко его удержал и принялся мокро, бесстыдно вылизывать, почти насаживая на свой язык, трогая пальцами, опаляя сбивающимся дыханием. Баки будто наклонился над очагом: лицо впервые вспыхнуло горячо и жарко, и захотелось вдруг провалиться куда-нибудь глубоко-глубоко и, в то же время – нестерпимо хотелось остаться, раскрыть себя еще больше, только бы Стив продолжал делать с ним все это. Когда Стив толкался в него – бережно и аккуратно, совсем не так, как Баки сам насаживался на него прошлой ночью, хотелось выть на одной высокой, бесконечной ноте, выпрашивая ласку. Желание принадлежать, подчиняться, отдавать себя, стало таким всепоглощающим, что заглушило и чертовы рефлексы: Баки застонал, громко, призывно, будто сам был модом, игрушкой, подаренной Стиву. Будто единственным, чего ему хотелось, было вот так принимать Стива, податливо, жадно гнуться под ним, подставляя спину под поцелуи. Еще никогда проклятая поза, ненавидимая каждым модом, не доводила его до такого исступленного безумия. Никогда еще то, что говорили ему, наказывая, не звучало так нежно горячо. Баки не разбирал слов. Ничего, кроме «хорошо», «люблю» и «мой». Он словно разорвал тесный кокон, и теперь его распирало, растаскивало от бьющих изнутри чувств. От желаний, о которых он даже не подозревал. - Стив, - едва слышно позвал он, и Стив притянул его к себе, губы к губам, обхватив горло ладонью. Баки кончился, весь, совсем. Вышел, выжатый до последней капли изматывающим, долгим, мучительным удовольствием, щедро приправленным острым стыдом. Было почти больно от остроты, от новизны, от того, как ощущалось это все: правильно до последнего движения, единственно верно, горячо и сладко. После он лежал, придавленный тяжеленным Стивом сверху, будучи не в силах даже шевельнуться, и первой связной мыслью было: «Если я не человек, как могу я быть так счастлив?» Ответа на этот вопрос не было. Вернее, был, но Баки отчего-то снова был не готов поверить в то, о чем Стив толковал ему с самого первого дня: он и есть человек. Разумный из девятого мира, ничем, по сути, не отличающийся от тех, кто живет в Шестом. Ничем, кроме способности быть единственно верным решением. Сомнения снова попытались свить гнездо у него в голове, но тут Стив так благодарно и нежно поцеловал его в плечо, что Баки выдохнул и прикрыл глаза. Какая разница, единственное решение он или нет? Стива он никому не отдаст.