ANOTHER / ДРУГОЙ

      Он сидел в кресле у камина, наблюдая, как горящие дрова превращаются в золу. Такое неприятное ощущение пустоты. То, что ты имел с утра, может исчезнуть вечером. И тебе не всегда удаётся это удержать. Тогда ты ощущаешь своё бессилие. Дилан давно уже ощущал его. Но сейчас особенно, потому что он сидел в зале своего соседа и чувствовал, будто за ним наблюдают, когда тот спал в своей комнате наверху с включённым торшером.       А Дилан сидел и не понимал, какого хрена здесь делает. Он будто очнулся, ведя Джастина наверх и укладывая его в кровать, вновь осознавая, что ничего не помнит. Будто он выпал из реальности на /сколько?/ Господи, он даже не знал, на сколько в этот раз!       Тихо, О'Брайен, тебе нельзя так кипятиться.       Но, твою мать, сколько времени? Ему нужно быть дома раньше десяти вечера. Особенно, это выразится, если он будет находиться именно в этом доме. Дилан почувствовал, как начинает паниковать, ища глазами часы, которые должны были висеть на стене у камина, но их не было. Кто их убрал?       Они стояли на небольшой тумбочке и показывали без нескольких минут десять. Кулаки напряглись, кровь прилила к лицу, и щеки, наверняка, снова раскраснелись. Как всегда, ничего нового. Дилан вскочил с кресла, унимая тревогу о том, что кто-то всё-таки смотрит из угла комнаты, и мигом поднялся на второй этаж, как-то очень громко распахнув дверь в комнату, такую знакомую и совсем не изменившуюся. Джастин спал на мягкой кровати, а где-то под ней валялся листок с телефоном психиатра. Правда, теперь Дилан знал его наизусть.       Он замер на месте, когда увидел у стены темно-коричневую гитару, звуки которой тут же зазвучали в его голове, согревая немного замёрзшие кончики пальцев. Улыбка почти завладела его губами, когда он почувствовал внезапную слабость в ногах, а затем и во всем теле. Это как предупреждение о том, что все плохо. А в принципе, это было очевидно. Дилан ничего не помнил с момента, как закурил сигарету по дороге от Лоры, а сейчас понимал, в какой заднице оказался.       Скоро Джастин проснётся и сойдёт с ума от увиденного. Уже было пару случаев, когда люди теряли рассудок от внезапной картины или того, что с ними творили. Эти люди были психиатрами или священниками, пытающимися помочь Дилану по просьбе его родителей. А в итоге, помощь нужна была им самим.       Причинить вред кому угодно, но только не Биберу. И откуда эта мысль образовалась в его голове?       Стоял посреди комнаты, ощущая, как его оболочка разваливается на части, и воздух обжигает его кожу, тонкие стенки сосудов и нервные узлы, будто горячая вода сильным напором падала с Ниагарского водопада прямо на него. И самое отвратительное, что О'Брайен чувствовал, как силы покидают его, и сопротивляться просто невозможно. Это как совершенно бесполезные попытки убежать от своей тени. Потому что тень - это отражение тебя самого со всеми твоими пороками и слабостями.       В такие моменты Дилан считал себя самым слабым человеком на всей планете, потому что не мог владеть своим разумом. Мозг - самое сильное оружие человека, а в данной ситуации парень не имел к нему доступа, будто закрытая штора, сквозь которую никогда не пройдёт малейший луч.       И Дилан не знал, как все пройдёт в этот раз. Но про себя молился, чтобы никто не пострадал. Чтобы не пострадал Бибер.       Наверное, именно поэтому, пытаясь собрать всю волю в кулак, он решил как можно скорее покинуть этот дом. Эти стены, они так сдавливали черепную коробку, не давая возможности отстранённо о чём-то подумать. Здесь царили жестокие воспоминания и паника, которая до сих пор не покинула его. Психиатр говорил, что нужно стараться, но как это возможно, когда ты не можешь даже заставить себя сделать что-то.       – У тебя получается, видишь? – всегда проговаривал мистер Шоун, складывая руки на груди и едва улыбаясь уголком губ. – Ты держишь себя в руках и контролируешь свои мысли.       И от этих слов О'Брайен хотел смеяться до хрипа в горле. Знал бы ты, Шоун, как ему приходится истязать себя ночами, чтобы днём выглядеть как все. Дилан использовал способ выплеска эмоций в подушку или боксёрскую грушу, висящую под потолком в спортивном зале напротив его квартиры. И он бы использовал разные средства только для того, чтобы стать нормальным.       Парень развернулся и сделал несколько шагов, скрываясь в темном коридоре и оставляя Джастина спящим в кровати. Дилан знал, что лучший способ защитить его - это просто держаться подальше. Но, Господи, как же было трудно просто смотреть из окна или, того хуже, понимать, что пока он остаётся здесь, все становится слишком плохо.       [...]       Когда Джастин открыл глаза, за окном уже было достаточно светло. А на ковёр падали почти белые лучи солнца. Торшер уже был выключен, а в комнате пахло чем-то очень знакомым. Словно запах чьего-то тела. Очень приятного тела.       Парень приподнялся на локти, ощущая раскаты боли по всему телу, и снова свалился на спину, невольно простонав хрипловатым голосом. Голова почему-то сильно ныла, но самое главное, Джастин ничего не помнил с прошлого вечера. Только то, как сидел в кресле и смотрел в окно напротив, ища знакомый профиль. Такое странное чувство. А больше ничего. Будто он вырубился прямо на этом моменте.       Вторая попытка подняться увенчалась успехом, и уже через несколько минут блондин стоял напротив шкафа, понимая, что ему почти не холодно. Дом будто прогрелся за эту ночь, которую он совершенно забыл. Пальцы ног не сводило от соприкосновения с ледяным полом, а руки и торс не покрывались мурашками. Схватив с полки тонкую водолазку, он натянул её через голову, чем взъерошил себе волосы ещё сильнее.       До отъезда оставался один день.       Эта мысль согрела ещё сильнее, нежели солнечные лучи.       Ему хотелось вернуться в Вашингтон. Наверное, да. Он определенно соскучился по своей постели и всей суете города, в котором прожил почти всю жизнь. Здесь для него было слишком тихо. Иногда, даже пугающе. А порой и вовсе овладевала мысль, что он не может совладать своим организмом. Но скорее всего, это все из-за смены обстановки.       Взяв из шкафа полотенце, вышел из комнаты и направился вглубь коридора, ведущего прямо к ванной комнате. Нащупав выключатель, Джастин ловко зажег одинокую люстру под потолком, с трудом освещающую просторное помещение. Белые жалюзи были плотно закрыты, из-за чего солнечный свет практически не попадал внутрь. В углу располагалась довольно широкая ванна с немного потертым дном, а рядом стояла раковина с зеркалом над ней.       Когда Джастин оголил свой торс, не почувствовал даже малейших мурашек. Да, стало довольно теплее. И это безусловно радовало. В этом доме наконец-то становилось уютнее и комфортнее. А может, парень просто начинал привыкать.       Приняв душ, он закутал полотенце на бёдрах и вновь направился в свою комнату, преодолевая сначала широкую ванну с потертым дном, затем раковину и зеркало над ней. Он едва успел повернуть голову, когда увидел в отражении позади себя О'Брайена. Даже позволил себе вздрогнуть и затаить на секунду дыхание.       – Какого хрена ты здесь делаешь? – рассек воздух мужской голос, когда его обладатель всё-таки отошёл от небольшого шока.       Дилан пожал плечами, а на его лице образовалась пустая улыбка.       – Хотел спросить, как ты себя чувствуешь после вчерашнего, – ответил брюнет, пряча руки в карманы зелёной кофты и прикусил губу, отчего внимание Джастина невольно приковалось к ней, а затем губы изогнулись в слабой ухмылке.       Бибер нахмурился, оторвав взгляд и возвращаясь к глазам соседа, которые, кажется, стали ещё темнее. Может, свет так падает?       Но, что он имел ввиду под "вчерашним"?       – Ты же помнишь, что произошло вчера? – О'Брайен точно издевался, хотя наверняка знал, что Джастин ничего не помнит.       Абсолютно. Словно пленку памяти просто очистили. И это было, как минимум, очень странно, потому что Джастин всегда все помнил. Даже если упивался до смерти, все равно память никогда не изменяла ему. А тут раз - и все. Как под чистую.       Он даже растерялся от напора соседа, покачав головой в знак отрицания и уже начиная придумывать себе сотни вариантов вчерашнего вечера. Может быть, они напились вместе? Тогда это можно было бы объяснить. Или накурились. Точно. Наверняка, именно так, ибо Джастина всегда воротило от подобных вещей. И он точно не знал, как его организм отреагирует на это.       Уже даже обрисовал эту картину. Наверное, Дилан вчера зашёл к нему вечером и принёс что-либо. А, может, они сначала выпили, а затем уже и догнались чем-то запретным. И, вуаля, память будто вернулась. В голове все было слишком ярко и реалистично. И он уже успел в это поверить.       – Мы целовались.       [...]       Сидя в знакомом кресле, парень рассматривал уже до мозга костей изученный кабинет. Часы над аквариумом показывали начало первого, значит через пару минут мужчина в вельветовых штанах и немного помятой на поясе рубашке откроет дверь и скажет ему свои обыденные фразы. Может, попытается пошутить.       Дилан нервно перебирал пальцами край своей кофты, ощущая, как накатываются раскаты на виски, плавно перебираясь на лобную поверхность. Ему казалось, что все выходит из под контроля. Все, что он делал до этого, стало пылью. Он думал, что становится лучше, а оказалось, что продвижений не было.       – Привет, парень, – прозвучал приятный мужской голос, а затем тяжелая ладонь похлопала О'Брайена по плечу, заставив натянуть улыбку. – Что за срочный визит?       Мистер Шоун упал в мягкое кожаное кресло напротив брюнета и закинул ногу на ногу, расправляя руки вдоль спинки. Заострил внимание на нервном перебирании пальцами и сжатыми скулами. Он успел выучить парня за столько лет так хорошо, что знает даже как Дилан кусает губы в разных ситуациях и щёлкает пальцами во время волнения.       – Всё становится хуже, – тёмные радужки глаз почти обесцветились, что выдавало очередные бессонные ночи. – Это происходит даже тогда, когда я пытаюсь держать контроль над собой, - О'Брайен смотрел на свои руки, подушечками пальцев вонзаясь в бледные ладони.       В глазах мужчины изрядно старше Дилана блеснули огоньки беспокойства, но он умело скрыл их, как делал всегда, чтобы совсем не обезнадёжить своего пациента. Правда, Дилан всегда замечал, когда мистер Шоун так делал. Дилан знал своего психиатра лучше, чем все остальные его подопечные, потому что был под наблюдением у него уже больше восьми лет.       Мужчина достал свой блокнот из верхнего ящика стола и подошёл к окну, открывая нужную страницу и делая какие-то пометки. На каждого пациента в этом блокноте отводилось до трёх страниц. На данный момент Дилан занимал уже двадцать четыре. Шоун поджал губы, прочитав прошлую запись, все ещё стоя спиной к парню. В прошлый раз Дилан говорил, что все налаживается, и контролировать себя стало гораздо легче. Но теперь...       – Что изменилось с твоего последнего визита? – мужчина поправил рукава пиджака и вернулся на своё кресло, подавшись вперёд и уложив блокнот на подлокотник.       – Ничего, – брюнет пожал плечами, качнув головой и повернувшись в сторону часов, не обнаруживая их на привычном месте.       И почему-то внутри появилось ощущение дежавю, причём словно это происходило совершенно недавно. И что-то неприятно лязгнуло где-то под рёбрами. Не лучшее предчувствие.       – Ты говорил, что у тебя начались выходные, – Шоун сцепил руки в замок, всматриваясь в обеспокоенные глаза парня, нахмурившись. – Как проходит твой отдых?       И почему-то Дилану захотелось соврать. Нагло и не краснея. Сказать, что он прекрасно проводит выходные, оставшись здесь – в Вашингтоне на съёмной квартире, и посещает разные творческие вечера, как очень любил делать это во время учебы. Сказать, что он просто немного не высыпается и именно поэтому теряет контроль над мыслями и эмоциями.       Скрыть от Шоуна появление Джастина и немного неожиданное развитие событий.       – Не хочешь мне что-нибудь рассказать? – вновь прозвучал голос мужчины.       Этот человек был единственным, кто знал всю историю с самого ее начала. И этот человек был единственным психиатром, кто решился взяться за Дилана, понимая всю серьёзность ситуации. И, наверное, именно поэтому просто не мог врать ему. Слишком много произошло. Слишком много, чтобы сейчас перестать доверять ему.       Дилан резко поднял глаза на мужчину и прикусил внутреннюю сторону щеки, будто в последний раз решая. А затем выдохнул и махнул головой в знак согласия, пряча руки в карманы, немного стыдясь своего поведения. По-детски волнительно и страшно.       Шоун удобнее устроился в кресле, подставив кулак к виску, и приковал взгляд к болезненному лицу напротив. Он всегда думал, почему именно этот парень? У большинства детей были подобные проблемы, но только Дилан страдает от этого до сих пор. И каким образом он смог заставить себя пойти на такой шаг? Не говоря уже о том, каким образом он смог это сделать.       – В дом напротив приехал один парень, – О'Брайен шмыгнул носом, приобретая при этом ещё более болезненный вид, и облизнул нижнюю губу. – И я слышал ночью его крик, – брюнет опустил глаза в пол, подбирая какие-то слова для нормального рассказа, но в итоге повисло молчание.       Часы стали громко тикать, а шум от движущейся стрелки стал настолько громким, что он зажмурился с такой силой, отчего голову будто сковал железный ободок. Резкая боль и звон в ушах, словно огромный молот бьёт по наковальне прямо около уха. Дилан схватился за голову, будто пытаясь спасти себя, и заметил, как трясутся его ладони.       Растерянность или настолько нестерпимое ощущение боли?       Сейчас он был просто не в состоянии это понять.       – Я же говорил, – прошептал он, ловя кончиком языка вкус своей слезы, которую он наскоро стёр рукавом кофты, – становится только хуже. Приступы повторяются.       Молот с каждый секундой внутри головы бил все громче, а раскаты грома проносились по всему телу. Оглушая и заставляя просто разорваться для того, чтобы не ощущать. В такие моменты Дилан был готов на все ради прекращения. В такие моменты Дилан становился уязвимым, а это было самое страшное.       – Держи, – мистер Шоун каким-то волшебным образом всунул О'Брайену, почти обезумевшему, стакан с водой в ладонь, а в другую – какие-то маленькие таблетки, которые должны были помогать Дилану.       Шоун думал, что они помогают. Просто парень не говорил, что его организм давно не принимает эти таблетки за спасение. Но все равно пил, надеясь, что когда-то снова начнут помогать.       – Все нормально, – прошептал мужчина, забирая уже полупустой стакан и ставя его на стол, и притянул Дилана к своей груди, поглаживая его по затылку; ничтожные попытки успокоить. – Дыши глубже, парень. Ты же самый красивый пациент в этой клинике.       Дилан этого, конечно же, не услышал, потому что молот все ещё трезвонил, но эти почти отцовские объятья были для него давно необходимы. Как слова напутствия в первый день учебы в школе или институте.       Он безусловно любил Шоуна хотя бы за то, что этот мужчина умел слушать. Как же важно порой просто слушать и молчать. Иногда этого вполне достаточно.       [...]

/Tom Francis - Rise/

      Идя по вечернему Вашингтону, голова полностью очищается. Это всегда действовало так, но не сегодня. Сегодня голова была перегружена всей этой информацией, которую Джастин никак не хотел принимать. Он, черт возьми, не помнил ни одного упомянутого момента из рассказа нового соседа в Кенморе. Ни то, как сидя на диване и смотря старый фильм на видеопроигрывателе, который вместе нашли в кладовой, решили выпить виски; ни то, /как это вообще возможно?/ как внезапно произошёл поцелуй.       Господи, какое же это отвратительное чувство – ничего не помнить и не доверять себе.       Парень шёл вдоль высоких домов, в каждом из которых все окна были освещены ярко-желтым или почти белым светом. Каждое мгновение мимо проезжали машины, из которых доносилась энергичная музыка. И закралось странное ощущение того, что за пару дней Джастин успел отвыкнуть от этого города. Сейчас он казался слишком живым.       На плече висел рюкзак, спущенный почти до бёдер, а в наушниках играл Tom Francis, что помогало хоть как-то оставаться чуть дальше от быстрых движений улицы. Джастин постепенно приближался к дому, на тринадцатом этаже которого находилась уютная квартира, в которой он и жил. Он вернулся в Вашингтон ради завтрашнего выступления всего на двое суток, а потом вновь попросит Роберта отвезти его в Кенмор. Наверное, это возвращение домой будет к лучшему, так он хотя бы пару дней не увидит Дилана. Потому что просто не знает, как вести себя с ним сейчас. Как смотреть, как говорить, как дышать при нем.       Зайдя в лифт, нажал на кнопку под номером тринадцать и прислонился спиной к стене, крепче ухватывая лямку рюкзака. И внутри вдруг прогремел вопрос, почему он так переживает за этот поцелуй, которого даже не помнит? Наверное, потому, что не знает, будет ли рад узнать, что его не было.