Уродам не позволено (Freaks aren't allowed)

– Мой Высокий Целовек тепель мой папоцька, – тихим голосом объяснял Гарри Капитану следующим утром. Северус все еще спал, но Гарри совсем не возражал против того, чтобы подождать. «Навсегда-навсегда?» – переспросил его розовый приятель. – Да, – восторженно прошептал Гарри, крепко прижимая Капитана к груди, пока пытался привыкнуть к теплому чувству, омывавшему его при этой мысли. *** Хотя Гарри начал постепенно оправляться от последствий ужасного обращения, не все происходило так гладко, как хотелось бы Северусу. Желая помочь Гарри поскорее справиться с недостатком веса, Северус вынужденно поил ребенка питательными и пищеварительными зельями, направленными на улучшение усвоения поглощаемой им еды. К сожалению, Зельевар столкнулся с проблемой при определении нужной дозировки, учитывая возраст и крайнее истощение мальчика. Вначале все его усилия привели к тому, что у Гарри случился жесточайший запор – на следующий день ребенок с трудом мог даже ходить. Стало очевидным, что доза определенных веществ в составе оказалась явно превышена, и, устранив насущную проблему сына, Северус немедленно закрылся с ним в личной лаборатории для новых экспериментов. Там он очистил небольшое пространство на одном из рабочих столов и затем трансфигурировал его в некое подобие широкой плоской подушки. Добавил несколько заклятий, призванных удержать Гарри от падения, и посадил туда ребенка с Капитаном и учебником по зельям для новичков, чтобы тот не скучал, пока Северус работал. – Папоцька? – однажды обратился к нему Гарри через пару дней после кошмарного происшествия с запором. – Да, Гарри, – Северус оторвался от нарезки очередного ингредиента и посмотрел на сына, расположившегося от него на расстоянии вытянутой руки. – Это оно? – спросил мальчик, крошечным пальчиком показывая на картинку, изображенную в учебнике, который держал в руках. Книжка была явно слишком велика для ребенка, поэтому Северус слегка ее уменьшил, чтобы Гарри смог нормально ею пользоваться. К тому же, главным в ней оставались картинки, поскольку читать Гарри еще не умел. Ну, или Северус так думал. Он подвинулся к Гарри и посмотрел на картинку, о которой тот спрашивал. – Это оно? – снова живо повторил мальчик. На рисунке изображалось, как корень имбиря мелко режут маленькими кубиками, и так уж совпало, что именно имбирь в настоящий момент и нарезал Северус. – Я помню этот запах, – торжественно возвестил ребенок, доверчиво уставившись своими зелеными глазами в его темно-янтарные. Удивленный точностью наблюдения мальчугана, Северус смог только немо кивнуть. Многие его третьекурсники до сих пор с трудом различали корень имбиря и корень поповника, но, как его сын только что справедливо заметил, у первого был весьма заметный запах. – Это для моего зивотика? – догадливо предположил Гарри, сверкая умненькими глазками. – А с чего ты это взял, молодой человек? – с усмешкой поинтересовался Северус, подхватывая сына на руки и подходя с ним к котлу с кипевшим в нем зельем. – Потому сто имбиль помогает от боли в зивоте? – Так оно и есть, – согласился Северус с гордой улыбкой. – Но как ты об этом узнал? – по-настоящему озадаченно спросил он. – О! – взволнованно воскликнул его ребенок. – Мне об этом книзка лассказала! – объяснил он, радостно хлопая в крошечные ладоши. – Книжка? – непонимающе вздернул бровь Северус. – Да, папоцька: та книзка о зельях, котолую ты мне дал, – одарил его счастливым взглядом Гарри. – Я уже читал тебе эту часть? – Не-а, – отрицательно помотал головой ребенок. – Она сама мне сказала. – Ты имеешь в виду, что книга с тобой говорила? – вот теперь Северус официально признал, что он совершенно ничего не понимает. Его сын весело хихикнул, и Северус не смог не улыбнуться в ответ при виде невинно-счастливого выражения на лице ребенка. С тех пор, как Гарри стал жить с ним, он уже издавал такие вот тихие смешочки раз или два, и они всегда были связаны с ним, с Северусом. – Нет. Я посмотлел на нее и увидел, сто она говолит! – малыш смотрел на него выжидательно, и внезапно Северуса озарило. – Ты имеешь в виду, что ты прочел? – спросил он, стараясь, чтобы испытываемое им изумление не просочилось в интонации. – Да, – снова укладывая голову ему на грудь, подтвердил ребенок. – Значит, ты умеешь читать? – с сомнением переспросил он, неся мальчика к его личному месту. – Цють-цють, – мягким голосом признал Гарри, а затем с надеждой посмотрел на него. – Но некотолые слова стланные и непонятные, а у меня никада не было никого, стобы мне помоць, – печально вздохнул он. – Какие слова? – быстро спросил Северус, принимая вызов, который ему только что бросил его маленький сын. С тех пор они каждый день уделяли немного времени чтению, и каждую ночь Северус обязательно спрашивал сына, есть ли какие-то слова, которые ему нужно было объяснить до того, как он уснет. Как он заявил Гарри с очень серьезным выражением лица, очень важно всегда разбираться с новой лексикой перед сном. – А сто будет, если этого не сделать? – с трепетом вопросил Гарри. – Исковерканные слова и отвратительное правописание, – торжественно объявил он, прежде чем испортить всю серьезность момента и начать щекотать залившегося веселым смехом ребенка. *** Альбус и Джеймс молча сидели в доме его детства и слушали, как его мать жарко ругается с отцом. Несчастный был вынужден месяцами наблюдать, как его маленькой дочери становилось все хуже и хуже, и наконец у него лопнуло терпение. Он собирался пойти и объяснить мелким уродам и их родителям, что они сотворили с его семьей. Альбус смотрел на отца – на своего папа́ – с горечью. Он говорил в принципе правильные вещи, но не взял на себя труд остановиться и обдумать последствия своих действий: например, что его посадят в Азкабан до конца жизни за нападение на три магловские семьи. – О, Персиваль, – скорбно выдохнул он, глядя на отца. – Какой же ты глупый дурак. Он удивился, когда понял, сколько гнева на отца и его необдуманный поступок, приведший к тому, что семья осталась без кормильца, все еще таилось у него внутри. – Кендра, я твой муж, и я имею право – нет, я обязан – защищать честь семьи любыми средствами, которыми сочту нужным, – с горячностью спорил Персиваль. – А что будет с Арианой, если она останется без отца? И как насчет Ала и Аба? Ты вот так просто бросишь их ради удовлетворения мелкого желания справедливости и своей так называемой чести? – кричала в ответ его мать, и Альбус видел тогда и понимал сейчас, как близка она была к слезам. Альбус отошел в другой конец комнаты, где в этот день много лет назад он и его младший брат слушали этот ужасный спор. Как и отложилось в его памяти, они стояли, наклонившись к щели приоткрытой двери, и внимали происходящему. Альбус присел на корточки рядом с молодым собой и оглядел мальчика, которым когда-то был. Нос его молодой копии еще не был сломан рассерженным младшим братом. Он был тонким, но прямым. Юный Альбус сидел на одном колене, рукой упираясь в пол и приникнув ухом к вертикальной щели между дверью и дверным проемом. Его глаза были слегка расфокусированы, пока он внимательно слушал, и его рот был открыт в странной смеси шока и ужаса. Чуть ниже его брат Аберфорт – или Аб, как его звали в то время – растянулся на полу, слушая через горизонтальную щель между дверью и полом. Он был моложе Альбуса на три года, и в этом возрасте разница была весьма заметной. Альбус бросил еще один взгляд на подслушивающих братьев, а затем развернулся на пятках и вышел из комнаты, только чтобы обнаружить, что призрачный Джеймс уже ждет его с той стороны двери. – По сколько лет вам было в то время? – кивнул головой в сторону дома Джеймс. – Десять и семь, – торопливо ответил Альбус, не желая обсуждать такие болезненные воспоминания с мертвецом. – Никогда бы не подумал, что у тебя были рыжие волосы, – с холодной улыбкой заметил Джеймс. – Или что твой брат был блондином, – добавил он, когда не услышал ответа. Альбус пожал плечами. Ему особо нечего было сказать по этому поводу. Его волосы, так же, как и у Аберфорта, начали серебриться, когда им исполнилось по восемьдесят, а к девяноста они уже полностью поседели. – А где находилась твоя сестра во время всего этого? А вот это был хороший вопрос, как ни странно. Куда бы могла деться его сестра во время такого травматичного разговора, которому они стали свидетелями? Не ответив на вопрос Джеймса, Альбус просто повернул налево и направился дальше по коридору, где располагалась комната Арианы. Быстро найдя дверь, он ее отворил и шагнул внутрь, чтобы увидеть, что Ариана сидела на полу и играла с бумажными куклами. Он вспомнил, как его мать зачаровывала их, чтобы они могли держаться на тонких ножках и общаться с Арианой, но они не подчинялись больше никому, кроме его маленькой сестрички. Они были только для нее и ни для кого больше. Естественно, Ал и Аб возмущенно спрашивали, чуть ли не крутя пальцем у виска, с какой стати бы им вдруг вздумалось играть с дурацкими девчачьими куклами. Альбус посмотрел на склоненную головку сестренки, и у него все внутри заныло от желания поговорить с ней. Но даже если бы он смог, что бы он ей сказал? Вряд ли он мог извиниться за то, чего еще не делал, и тем более перед умственно нестабильным ребенком. Тем временем Ариана подняла голову и посмотрела прямо туда, где стоял Альбус, и он чуть не подпрыгнул от неожиданности. Он помнил, что Ариана начала разговаривать с вымышленными друзьями после несчастного случая, но ему казалось, что это случилось гораздо позже. – Ты кто? – взгляд детских глаз был невероятно острым, и Альбус буквально заставил себя выдохнуть воздух, который неосознанно задержал в легких. – Ты меня видишь? – дрожащим голосом спросил он. – Конечно, вижу, – легко ответила юная Ариана. – А ты меня разве нет? – Я… я тебя вижу, – сказал он очень мягким голосом, глядя на нее расширенными от удивления глазами. – Ну, тогда скажи, как тебя зовут? – Брайан, – прошептал он, решив воспользоваться одним из своих средних имен вместо настоящего. Он больше не понимал, были ли это всего лишь тени прошлого, как в «Рождественском гимне» Диккенса, или же само прошлое. И естественно, когда он понадобился, Джеймс тут же испарился. *** Маленькому Гарри приснился кошмар, от которого он никак не мог проснуться. Над ним возвышалась тетушка, крича о том, насколько он никчемный и отвратительный, пока он умолял, скорчившись у ее ног, и молил простить ему все непростительное, что он, по ее мнению, совершил в этот раз. «Отвратительный мальчишка, мерзкий урод! Сколько раз тебе повторять: уродам не позволено сидеть на предметах мебели! Уродам не позволено сидеть за столом! Уродам не позволено быть частью семьи! Никому не нужен такой грязный урод, как ты!» Гарри громко закричал, а затем внезапно тьма вокруг него рассеялась, и его обняли теплые руки, успокаивающе гладившие его по спине. Он громко всхлипнул и уткнул лицо в грудь своего Высокого Человека, пытаясь спрятаться от очень яркого образа разгневанной тетушки, все еще стоявшего перед глазами. – Тихо, маленький. Успокойся. Ты теперь в безопасности. Я ей не позволю до тебя добраться, обещаю. Хочешь взять своего медвежонка? – маленький Гарри почувствовал, что ему в руки вложили его пушистого друга, и судорожно вцепился в него. – Ты меня заситис? – взмолился он сквозь слезы, отчаянно нуждаясь услышать подтверждение из уст своего Высокого Человека. – Всегда, – пообещал ему папочка, притягивая его к себе так, чтобы Гарри мог уложить голову на плечо своего Высокого Человека. – Всегда-всегда? – снова всхлипнул он, начиная успокаиваться. Малыш Гарри слышал биение сердца своего папочки у себя под щекой, и это ощущалось таким правильным. – До скончания времен, – шепотом поклялся папочка ему на ухо, и Гарри кивнул с облегчением, снова закрывая глаза.