Уродам не позволено (Freaks aren't allowed)

Маленький Гарри играл в ванной, когда она появилась. – Хо-хо-хо, – издавал он звуки, притворяясь, что их произносит его игрушечный Гигантский Кальмар. Игрушка представляла собой многорукое пластиковое нечто, которое было зачаровано, чтобы плавать и нырять. «Кальмар» был меньше ладони папочки, но гораздо больше ладошки самого Гарри, и поэтому он называл его «гигантским». В левой руке мальчик держал маленькую фигурку, одетую в длинную мантию и остроконечную шляпу. – О, нет, мистер Мерлин! – обеспокоенно вскричал Гарри, когда Гигантский Кальмар поплыл прямо к его игрушечному Мерлину. – Берегитесь, а не то Гигантский Кальмар вас схватит! – на лице мальчика был написан ужас. Тут он на секунду прервал игру и обернулся к папочке, который сидел возле ванны на корточках и мыл ему спинку. – Папоцька, позалуста, сделай так, стобы он заговолил! – взмолился Гарри, возбужденно сверкая зелеными глазами. Папочка тяжело вздохнул, закатил глаза, а затем произнес незнакомым, необычно суровым голосом: – Ты никогда не возьмешь меня живым! Убирайся отсюда, злобная тварь! А не то я тебя по стенке размажу! Малыш Гарри весело рассмеялся, услышав слова папочки. Ему очень нравилось, когда его Высокий Человек принимал участие в его играх. – Нет, папоцька, он его не лазмазет! Он золвет его плямо в воде! – выдавил он, всхлипывая от смеха. – Так ведь, папоцька? Потому сто он волсебник, да, папоцька? Его Высокий Человек улыбнулся ему, ополаскивая чистой водой, прежде чем ответить. – Один из самых сильных, если не сильнейший волшебник в истории, Гарри, – согласился он, снова говоря своим обычным голосом. – Но он не мозет быть сильнее тебя, папоцька! – горячо запротестовал маленький Гарри, яростно качая головой. – Вполне возможно, что так оно и есть, – со скромной улыбкой возразил папочка. Глаза Гарри недоверчиво расширились. – Но ты зе самый луций, самый сильный волсебник на всем свете! – вставая в ванной во весь рост, возмутился Гарри. Северус воспользовался этим, чтобы завернуть сына в теплое пушистое полотенце, а затем поднял его и поставил на стойку возле раковины, тщательно вытирая. – Плавда ведь, папоцька? – не отставал Гарри, выглядывая из-под полотенца, почти полностью скрывавшего его под своей теплой махровой поверхностью. – Может быть, Гарри, может быть, – тщательно промокая его влажную кожу, ответил папочка. Только после того, как его Высокий Человек помог ему надеть пижамку и расчесал мокрые после мытья волосы, Гарри вспомнил, что хотел задать вопрос. – Папоцька? – одетый в зеленую теплую пижаму мальчик обратился к своему Высокому Человеку. – Сын? – ответил тот, осторожно надевая на Гарри очки. – Сто это? – спросил Гарри, смотря куда-то ему за спину. – Где? – переспросил Северус, не оборачиваясь. – Там. Какая-то двель, – пояснил Гарри, указывая пальцем на дверь, внезапно появившуюся в дальней стене ванной комнаты. Северус вопросительно сузил глаза, но послушно повернулся и посмотрел в указанном направлении. Как выяснилось мгновением позже, Гарри был прав: там и в самом деле оказалась дверь, которой раньше не существовало. – Я не знаю, Гарри, – честно признался Северус, и его голос прозвучал слегка неуверенно. – А там безопасно? – доверчиво посмотрел на папочку Гарри, и его Высокий Человек задумчиво сдвинул брови, прежде чем ответить. – Исторически сложилось, что время от времени замок решал предоставить новые комнаты или модифицировать… – тут Северус посмотрел вниз и вспомнил, с кем он разговаривает. Он перестроил фразу, чтобы четырехлетний ребенок сумел его понять: – Изменить уже существующие покои своих обитателей, то есть людей, живущих в его стенах, Гарри. Лично мне ни разу не приходилось видеть этого собственными глазами, но я слышал истории о появляющихся то тут, то там дополнительных помещениях в случаях, когда люди в них нуждались, – Северус внимательно разглядывал подозрительную дверь. – А мы мозем пойти и посмотлеть? – его сын умоляюще протянул к нему руки, желая, чтобы его уже сняли с холодной столешницы мраморной стойки, на которой он до сих пор сидел. – Ничего не трогай, пока я не разрешу, – строго предупредил папочка, по-видимому, принимая решение, поскольку наклонился и поднял Гарри на руки, а затем усадил его на бедро. – Ула! Пликлюцанство с моим папоцькой! – восторженно захлопал в ладоши маленький Гарри, и папочка нежно ему улыбнулся. – Я думаю, ты хотел сказать «приключение», Гарри, – любящим тоном поправил он. – Да, это, – воодушевленно заерзал ребенок, обхватывая руками шею своего Высокого Человека и удобно прислоняясь к широкой груди. *** Слова Геллерта наполнили его таким желанием изменить к лучшему этот страдающий мир, дав ему новое будущее, вспоминал Альбус. «Маглы и волшебники не так уж и отличаются друг от друга, знаешь ли». Эти слова Альбуса очень задели Геллерта. Они восставали против всего, во что он верил, во что все чистокровные волшебники привыкли верить. И тогда молодой Альбус насмешливо, но не без любопытства, поинтересовался: – И какая же, по-твоему, между ними разница? – Волшебники – это высшие существа на планете. Мы говорим, мы изобретаем и, что гораздо важнее, мы создаем. Может казаться, что и маглы делают то же самое, но им приходится обходиться без магии. Потому что – и не имеет значения, что послужило тому причиной – простецы сломанные, неполноценные создания. – А как же тогда маглорожденные? – задал вопрос Альбус. – О, они лишь доказательство того, что с маглами не все в порядке в целом. Если маглы могут создавать волшебников, а волшебники – сквибов, тогда очевидно, что в прошлом наши виды скрещивались между собой. И вот результат – раздоры в семьях, вызванные паршивыми овцами, затесавшимися между чистокровными членами семейств. Геллерту удалось увлечь его своими радикальными настроениями, заставить изменить всему, о чем Альбус мечтал всю жизнь. Он тоже узрел необходимость перекраивания существующего мира и порядка вещей в нем. Если бы они могли четко отделить волшебников от маглов, то им бы удалось создать идеальное государство, в котором у каждого было бы свое место. Во всяком случае, первоначальная идея была такова. Но со временем их мечты и идеология… изменились и продолжали меняться, пока от их замечательных планов и устремлений не остался только голый остов, держащийся на уже почти забытой надежде на лучшее завтра. *** Северус все еще с удовольствием обдумывал, как все изменилось в поведении Гарри со времени его первого купания. Он помнил, каким напряженным, каким хрупким казался ребенок под его ладонями в начале их отношений, и хотя он ни за что не признался бы в этом вслух, но у него на сердце теплело, когда он думал о том, какой большой путь проделал Гарри на пути к выздоровлению – как физическому, так и душевному. – Папоцька? – голос вышеназванного ребенка ворвался в мысли Северуса, быстро возвращая его в настоящее. – Ах, да, – спохватился он, кивая больше себе, чем Гарри, когда толкнул дверь и вошел в неизвестное. В руку, свободную от мальчика, автоматически скользнула палочка, и он поднял ее, готовый к любым неожиданностям, поджидавших их в удивительной новой комнате. Как выяснилось мгновением спустя, слово «удивительный» весьма точно подходило к описанию помещения, в котором они очутились. Хотя по мере их продвижения не загорались факелы на стенах, как бывало в заброшенных коридорах замка, но все же комната была достаточно освещена, и вскоре Северус понял, почему. Прямо над их головами в воздухе плавала миниатюрная модель вселенной, полная звезд, которые и испускали неяркий, ровный свет, а также маленьких планет, кружащихся по разнообразным орбитам вокруг солнца, в данный момент, потухшего. – Вау, – в восхищении выдохнули в унисон Северус и Гарри, не сводя глаз с поразительного чуда. Из всех планет ярче всех сияла зелено-голубая Земля, отбрасывая таинственные тени на свою Луну. Но у Северуса была небольшая догадка о том, как можно это изменить. – Люмос, – прошептал он поверх все еще мокрой головенки сына, и в то же мгновение над головой ярко вспыхнуло желтое солнце, освещая их и комнату мягким рассеянным светом. Опустив голову от неожиданности, Северус поморгал, чтобы привести зрение в норму и рассмотреть окружающую обстановку. И вскоре понял, что они находятся не просто в какой-то комнате, а в спальне. И, кроме того, спальня эта ничем не напоминала любую другую спальню Подземелий, которые приходилось видеть Северусу за все годы, что он прожил в Хогвартсе. Она была совершенно необыкновенная и особенная. Слева от них находилась небольшая кровать с пологом темно-зеленого цвета. Хотя она явно казалась ниже, чем северусова, но к ней все же была приставлена невысокая табуретка, на манер ступеньки. На полу лежал очень мягкий, пушистый светло-зеленый ковер с серебристым рисунком, который мерцал тем ярче, чем дольше они его разглядывали. Голубого цвета стены, похоже, были сработаны не из обычного холодного грубого камня, как во всем замке, а поражали неожиданной гладкостью. Напротив того места, где они стояли, Северус увидел стол и стул детского размера, а затем заметил множество бумаги, красок и карандашей, покрывавших как сам стол, так и высовывавшихся из многочисленных ящиков. В комнате было несколько книжных полок, которые буквально умоляли наполнить их интересными книжками, а у подножья кровати Северус с Гарри заметили ярко разрисованный деревянный ящик для игрушек. Также Северус увидел небольшой шкаф красного дерева и, распахнув его, обнаружил, что в нем уже была развешена одежда Гарри. Когда они снова развернулись к кровати, Северус заметил что-то краем глаза. Развалившись поверх подушек, на кровати величаво сидел их дружок Капитан, и Северуса терзало подозрение, что медведь ждал их тут все время, пока Гарри принимал ванну. – Капитан! – воскликнул его ребенок, когда они приблизились к пушистой розовой игрушке на расстояние вытянутой руки. Северус поднял медведя и вручил его сыну с едва заметной улыбкой. Гарри торопливо схватил его и собственнически прижал к маленькой груди, и в его огромных глазах все еще светилось изумление, вызванное чудесной комнатой. – Папоцька, цья это комната? – не переставая оглядываться в восхищении, спросил его малыш. Северус безуспешно сражался с непослушными губами, пытающимися разъехаться в улыбке, когда посмотрел на сына. – А что, ты не узнаешь ее? – поинтересовался он у Гарри. – Не-а, не узнаю, папоцька, – с озадаченным видом покачал головой тот. – Ну, как же так, глупыш? Ты не узнаешь свою комнату? – все же проиграв борьбу с самим собой, Северус широко ухмыльнулся мальчику. Хоть его сын и раньше казался пораженным до глубины души, но после этих слов он и вовсе начал заикаться от потрясения. – М-мою? М-мою к-ком-мнату? – тихо переспросил он, крепко цепляясь и за Капитана, и за Северуса. – Ну, мне кажется, что замок решил, что тебе очень нужна собственная комната, поэтому и сделал ее для тебя, – легко пояснил Северус, передвигаясь поближе к кровати. – А я долзен, – сглотнув, сын заерзал у него на руках, – долзен сказать «спасибо»? – прошептал Гарри, смотря на него взволнованными глазами из-за стекол крошечных очков. Эта мысль как-то не приходила Северусу в голову, но, тщательно все взвесив, он решил, что ребенок задал чертовски разумный вопрос. – По-моему, должен. Складывается ощущение, что замку пришлось очень постараться, чтобы создать для тебя такую замечательную комнату, – заговорщицки прошептал Северус в ответ, усаживаясь с Гарри на кровать и опираясь спиной на изголовье. – Спасибо, Замок! – внезапно громко выкрикнул его сын в тишине комнаты. Когда вся абсурдность ситуации дошла до Северуса, он не смог удержаться и разразился веселым смехом, к которому сразу же присоединился звонкий смех его ребенка. Где-то поблизости, вокруг них, а, может быть, под ними или даже сверху, Хогвартс слегка вздрогнул и тоже начал радостно смеяться.