Уродам не позволено (Freaks aren't allowed)

– Папоцька, мои блюки не зас-те-гива-юца, – однажды утром пожаловался его сын несколько недель спустя. Скуксившись, Гарри героически сражался с упрямой одежиной, чтобы заставить ее подчиниться. Северус опустился перед ним на колени и увидел, что ребенок не преувеличивал. Брюки будто съежились за ночь, но Северус знал, в чем дело. Рубашка мальчика тоже казалось меньше, чем была еще вчера, и у Северуса имелись подозрения, что такая же картина обнаружится, когда они доберутся до обуви. – Похоже, у тебя случился скачок роста за ночь, – проинформировал он сына. – Но я этого не хотел! Северус не удержался и притянул его к себе, крепко стиснув в объятиях. – Да это же хорошо, малыш! Это значит, что ты начинаешь расти, как и должен. – О. – Вот, сейчас, – Северус взмахнул палочкой и увеличил брюки, а затем остальную одежду. – Здолово! – одобрительно воскликнул Гарри, сумев, наконец, застегнуться. Внезапно на лице Гарри появилось странное выражение, и он вопросительно посмотрел на Северуса. – Но ты зе все есе мой папоцька, да? – мальчик нерешительно придвинулся к нему. – Конечно! – с негодованием воскликнул Северус. – Я не слиском больсой для тебя? – Ну, что ты, мой хороший! – Северус обхватил его руками и встал. Гарри обнял его своими по-прежнему маленькими ручками за шею и успокоено притих. – И ты меня любис, плавда, папоцька? – прошептал Гарри ему на ухо. – И всегда буду любить, – яростным шепотом заверил Северус. – Всегда? – Всегда, сынок. *** – Папоцька? – спросил семенящий вслед за отцом Гарри. Последний урок у папочки на сегодня закончился, и они направлялись в Хогсмид, чтобы приобрести маленькому Гарри новую одежду. – Сын? – папочка нежно сжал его ладошку. Гарри мог обхватить всего два пальца своего Высокого Человека, но тот, казалось, совсем не возражал. – Ты меня все есе любис? – Гарри не знал, зачем ему понадобилось задавать этот вопрос снова, но понимал, что просто должен его задать. – Да, – ответил папочка с терпеливой улыбкой. – А сто, если… сто, если ты завтла подумаес: «Мне больсе не нузен этот глупый мальцик»? Ты так подумаес, папоцька? – он обеспокоенно посмотрел снизу вверх на своего Высокого Человека, боясь возможного ответа. – Какой это глупый мальчик? Единственных глупых мальчиков, которых я знаю, мне приходится каждый день обучать Зельеварению. – Ну, – неуверенно начал Гарри, – тетуска всегда говолила, сто я глупый, как плобка, и поэтому меня никто не любит, – он опустил глаза и несколько мгновений рассматривал дорогу, по которой они шли. Он даже не заметил, как они остановились, но чувствовал, что его Высокий Человек напряженно смотрит на него, а потом он присел на корточки перед маленьким Гарри. Папочка осторожно обхватил ладонью лицо Гарри и приподнял его, чтобы внимательно, спокойно посмотреть ему в глаза. – Твоя тетушка – страшное, злобное существо, которой нельзя даже позволять дышать одним воздухом с нормальными людьми, не то, что доверять воспитание детей, – медленно заявил папочка. Гарри понял далеко не все слова, но ухватил общий смысл, и ощутил странное теплое чувство прямо в животе, тут же инстинктивно подавшись ближе к папочке. – Я горжусь тем, что являюсь твоим отцом и ни на что тебя не променяю, – заявил папочка глубоким голосом. – Дазе на зелье? – прошептал он. – Никогда. – Дазе на соколадку? – он широко раскрытыми глазами смотрел на своего Высокого Человека. – Гарри, мне ты дороже, чем все шоколадки на свете, – заверил папочка с любящей улыбкой. – Все? – потрясенно переспросил он. – Именно так, маленький, все, – снова подтвердил папочка, поднимаясь на ноги с Гарри на руках. – Ницего себе, – прошептал он на ухо своему Высокому Человеку. Из всего, что папочка мог бы сказать, чтобы заставить его понять, именно это произвело на Гарри самое сильное впечатление. – Люблю тебя, папоцька, – добавил он несколькими мгновениями позже, целуя щеку своего Высокого Человека и получая новую улыбку в ответ. – И я люблю тебя, сын. *** Старый Альбус был расстроен и раздражен происходящим. Какой смысл был отправляться в прошлое и смотреть, как он совершает те же самые глупые ошибки, не имея возможности этому помешать? Он пытался говорить со своей юной копией, как делал это со своей сестрой, когда та была моложе, но безуспешно. Молодой Альбус просто не слышал его. С другой стороны, когда он думал о том, в какой бардак превратил свою нынешнюю жизнь, то со стыдом понимал, что точно так же не слышал никого, чье мнение не совпадало с его собственным. А ведь Мерлину только известно, сколько людей пыталось до него достучаться. Альбус с тяжестью на сердце наблюдал за тем, как идеализм, сблизивший его с любовником, превратился в фанатизм, но теперь он видел правду, какой горькой бы она ни была. Он смотрел, как его знакомят с Гитлером, но на сей раз от Альбуса не ускользнуло безумие в глазах этого человека, пока они разговаривали. Его разум полностью затмил фанатизм, не позволяя разглядеть ни мир вокруг него, ни Геллерта. Теперь же Альбус прекрасно видел, насколько любимого манило желание перекроить мир, овладев им, подчинив себе, и насколько тот был уверен, что делает все правильно. – Мерлин, – с горечью прошептал он себе. – Мы видели только черное и белое и не замечали полутонов. Человек был или чистокровным и поэтому благословленным Магией, или нет, и тогда он был проклят и обречен на страдания. – Сколько полукровок и маглорожденных было отправлено в концлагеря вместе с евреями? – в редком приступе серьезности спросил Джеймс. Альбус отказался отвечать, потому что ответ был одинаков в обоих случаях: слишком много. А где же была его сестра во время всего этого? Целыми днями заперта в доме, среди пустынных комнат, имея в качестве компании только домового эльфа, пока Альбус был занят, пытаясь спасти мир от него самого. Единственное, что хоть как-то его оправдывало, это то, что он лично не занимался лагерями. Слишком увлекся исследованием родословных чистокровных семей, а также полукровок и маглорожденных. Тем не менее, именно результатами изысканий Альбуса пользовался Геллерт, когда решал, кому жить, а кому – умереть, а также, какой смерти несчастные заслуживают: мгновенной и безболезненной, или долгой и полной страшных мучений. Кроме того, Альбус приложил руку к созданию магического купола над лагерями смерти, тем самым лишая пленных волшебников возможности бежать из проклятых тюрем. Из всех страшных поступков, отравляющих его совесть, эти остались с ним на всю жизнь, к чему бы он ни прибегал в надежде забыться и искупить вину. И тот факт, что ему пришлось наблюдать все это во второй раз, ничуть не облегчал его бремя. Более того, оказалось, что со временем воспоминания обо всем, что он творил, будто поблекли, и поэтому, снова очутившись в прошлом, он еще больше ужаснулся омерзительности своих деяний. Наблюдая за собственной молодой копией, отвратительной в своем тщеславии и недалекости, Альбус почувствовал тошноту, и пока его рвало, он выблевывал весь ужас и всю вину, безжалостно терзающие его многие годы, а потом без сил свалился оземь и завыл, как истекающий кровью зверь. Он рыдал уже не в первый раз за время своего необычного путешествия, и у него были основания полагать, что не в последний. *** Жители Хогсмида с изумлением глазели на Северуса, когда он шел по его улочкам, неся сына на руках. И то сказать: никогда раньше им не приходилось наблюдать, чтобы Снейп проявлял такую нежность к такому маленькому созданию. Они сразу же направились в лавку, торгующую одеждой на все случаи жизни, где попали в опытные руки мадам Эддокс. Женщина довольно умело вела бизнес, доставшийся ей от покойного супруга, мистера Эддокса. Ходили невероятные слухи, будто тот скончался, задохнувшись насмерть, когда пытался съесть подушку во сне, но истины не знал никто, кроме вдовы, а она с твердостью, достойной лучшего применения, – по мнению местных кумушек, недовольных отсутствием достоверной информации, – держала рот на крепком замке. Мадам Эддокс свела знакомство с Северусом Снейпом несколько лет назад, еще в его бытность студентом Хогвартса. Она предпочитала не думать о его принадлежности к Пожирателям Смерти, виня во всем ошибки юности. Тем не менее, за все время знакомства она ни разу не видела, чтобы Северус добровольно оказался в компании ребенка, не говоря уж о том, чтобы испытывать от этого счастье! Да и, кроме того, когда она взяла на себя труд задуматься, то поняла, что ей вообще не доводилось видеть его счастливым, невзирая на причины. Мадам Эддокс считала, что это очень печально. Да, по правде говоря, профессор никогда не был приятным человеком, и его социальные навыки оставляли желать лучшего, но, в конце концов, он всегда полностью и вовремя платил по счетам и не забывал говорить «спасибо». Для торговца эти две вещи имели большое значение, но последняя случалась не так уж часто, в особенности, если имеешь дело с такими молодыми людьми, как Зельевар. – Доброго дня, мадам Эддокс, – приветствовал ее однажды Северус, бережно держа на руках вышеупомянутого ребенка. – И вам доброго дня, профессор Снейп, – любезно ответила она. Большинство покупателей приходило в лавку в течение дня, а по вечерам в основном к ней наведывались из Хогвартса, и в данную минуту Северус был ее единственным посетителем. – А кто этот молодой человек? – поинтересовалась она, пытаясь поймать взгляд маленького черноволосого малыша, который с робостью смотрел на нее со своего укрытия на руках у профессора. Мальчик бросил взгляд на Северуса, и тот поощрительно кивнул. Мысленно улыбнувшись, хозяйка лавки ожидала, пока ребенок решится ей ответить. – Я – Галли, – ответил он голосом, неотличимым от шепота. Тут Снейп негромко кашлянул, и Гарри расплылся в мягкой улыбке: – Галли Снейп, – поправился он, обернувшись к Северусу, будто за подтверждением, на что получил новый кивок и тонкую, едва уловимую улыбку. – Северус? – мадам Эддокс посмотрела в темные непроницаемые глаза Мастера Зелий. – Это мой сын, – признал мужчина мягким, но полным яростной гордости голосом. Мадам Эддокс была чрезвычайно поражена, но сумела не выдать свое изумление. – Ну что же, мистер Гарри Снейп, – она тепло улыбнулась ребенку. – Мне очень приятно с вами познакомиться. Чем я могу вам помочь этим чудесным вечером, джентльмены? И она и в самом деле была рада познакомиться с мальчиком, в особенности, когда тот посмотрел на нее с робкой улыбкой. Ничего удивительного, что Северус Снейп так изменился. Его сын был невероятно милым ребенком, и мадам Эддокс искренне надеялась, что они с отцом станут частыми посетителями ее лавки.