***
Как только за Мюриэль Прюэтт — чей недолгий визит принес ошеломительные вести — закрылась дверь, Альбус Дамблдор, почтенный волшебник, совершенно не солидно кинулся головой в камин и только чудом не опалил белоснежную бороду в желании связаться с Арабеллой Фигг как можно быстрее. Сначала в трещании пламени, как обычно, послышалось настойчивое мяуканье, и только потом появилась сама женщина. — Профессор? — её голос был воодушевлённым и испуганным одновременно: сквибке явно не хватало магии вокруг, но при этом визит Дамблдора — это сигнал, что произошло нечто серьёзное. — Миссис Фигг, прошу прощения за неожиданный визит! — директор огладил распушившуюся бороду. Размеренные движения помогали привести в порядок мысли. — С мальчиком всё в порядке? Миссис Фигг удивлённо округлила глаза и обернулась на своих полужмыров, видимо, ища у них ответа. Животные не выказали хозяйке никакого уважения и продолжили вылизываться, лёжа на протёртом диване. — Всё хорошо, профессор. Если бы что-то было не так, то мои котики уже подняли тревогу, — хотя произнесено это было с полной уверенностью, Дамблдор не на шутку засомневался. Как в надёжности такой проверки, так и в адекватности своего «стража». Стоило всё же привлечь для этой задачи настоящего мага, а не полоумную сквибку, но выбирая между силой и преданностью, Альбус всегда ставил на последнюю. Как на наименее склонную срывать планы на шахматной доске. — Вы случайно не заметили, может, случалось что-нибудь странное в последние три недели? — Дамблдор старался звучать как можно менее взволновано, и как можно более доброжелательно, чтобы не пугать старушку, а, следовательно, не затягивать разговор. Кабинет уже начал наполняться кислым запахом тушёной капусты. — Две недели назад ко мне прибежал Мистер Лапки, — миссис Фигг хлопнула себя по лбу, будто наконец вспомнила нечто важное. — он всё вертелся под ногами, мяукал, я подумала, что он хочет есть, но он не стал, хотя я только открыла свежую банку консервов! — на этом месте её голос стал ещё несчастнее, чем когда старушка поняла, что попала впросак, не доложив Дамблдору о произошедшем. — Я поспешила к Дурслям, но оказалось, что дома только их сын, Дадли. Я решила вернуться потом, и, когда зашла на следующий день, Петунья сказала, что Гарри заболел. Альбусу показалось это странным: дети волшебников не склонны к магловским болезням, их организм намного крепче. Да и Петунья не отличалась мягким отношением к племяннику, чтобы оставлять его дома из-за какой-нибудь простуды. Волнение Дамблдора усилилось. — Миссис Фигг, не могли бы Вы проверить, на месте ли Гарри? -Что же с ним может случиться? — женщина всплеснула руками. — Он уже недели две как не выходит из дома! Наверное, всё ещё болеет, и Петунья не выпускает гулять. Дамблдор нахмурил брови, но уже через мгновение его старческое лицо разгладилось, принимая привычное простодушное выражение. Откуда же старой сквибке знать о маленьких волшебниках. У неё и детей-то никогда не было. — Миссис Фигг, прошу вас, наведайтесь к Дурслям с просьбой отпустить к вам мальчика на денёк — помочь по хозяйству. Я бы хотел удостовериться, что с ним всё в норме. «В норме» — расплывчатая трактовка, эвфемизм к жизни будущего национального героя, обречённого на лишения, одиночество и неуверенность в собственной значимости. — Конечно, я и Мистер Лапки сходим прямо сейчас, — в старухе проснулась добросовестность, обычно спавшая крепким сном. Как говорится, работа зависит не от машин, а он кадров: в случае взращивания Гарри Поттера кадры были подобраны так, чтобы машина никогда не сдвинулась с места. Камин потух, и Альбус Дамблдор тяжело перевалился с колен на бок, устраиваясь поудобнее на полу. Миссис Фигг вернётся с докладом не раньше, чем через час, а профессору надо всё хорошенько обдумать. Беллатриса Лестрейндж — почему-то признанная Магией Блэк — вышла из Азкабана полностью оправданная древним артефактом, взглянуть на который у полукровки-Дамблдора нет ни малейшего шанса. И тут можно было бы заподозрить сговор семей, примкнувших к Воландеморту в последней войне, но за освобождение Блэк проголосовала даже Мюриэль Прэюэтт! Которая, собственно, и примчалась предупредить Дамблдора о случившемся раньше, чем решение Палаты Лордов будет обнародовано в Министерстве Магии. Альбус сжал виски и болезненно поморщился. Блэк на свободе, общественность на грани истерики, репутация Визенгамота — на волоске. И, что хуже всего, если существование подобного артефакта не вздор, то отправить Беллатрису обратно в тюрьму уже не выйдет. Что делать? Приставить соглядатаев? Заставить открыть поместье для регулярных осмотров мракоборцами? Ограничить использование палочки? На жердочке завозился феникс: фамильяр отреагировал на мысленный зов хозяина. — Лети к Аббот. Пусть собирают Визенгамот, — птица сорвалась с места огненным вихрем. Дамблдор прищурился, провожая Фоукса взглядом. Нужно обезвредить Блэк. И как можно скорее.***
За завтраком никто не произнес ни звука. Впрочем, это было совершенно обыденно для дома Малфоев: говорить только по делу и только в специально отведённое время. Но если обычно молчание проистекало из неуместности лишних слов, то на этот раз воздух искрил от напряжения. Поэтому настойчивый стук в окно показался слишком громким. По ту сторону стекла нетерпеливо переминалась министерская сова, к чьей лапе был привязан увесистый свиток. — Что ж, этого следовало ожидать. Дамблдоровкие шавки прибежали к хозяину с новостями, как только так сразу, — Абраксас нервным движением вытер губы и бросил скомканную салфетку рядом с тарелкой. В гулкой тишине стул Люциуса проехался по паркету с режущим уши звуком. — Надеюсь, что это, по крайней мере, повестка не на моё слушание, — шутка вышла жёстче, чем хотелось. Нарцисса до побелевших костяшек сжала подол платья. Только эти вещи — брошенная салфетка, резкий тон и скомканная ткань — выдавали внутреннее напряжение Малфоев, в то время как на лицах застыли маски полного спокойствия. — Никогда не шути. У тебя отвратительно выходит, — губы Абраксаса презрительно искривились. К сожалению, лица Люциуса пожилой мужчина увидеть уже не смог: тот стоял спиной к столу, внимательно читая послание. — Вызывают как свидетеля по делу, — Нарцисса не смогла сдержать вздох облегчения: привлечь Люциуса могли и как соучастника. И даже Абраксас, обрадованный новостями, удержался от презрительного взгляда в сторону невестки, что «так любила распускать нюни». — Я пойду с тобой, — Малфой-старший, не смотря на возраст, встал из-за стола одним слитным движением, выдававшем в нем не столько привитые манеры, сколько природную грацию. И, безусловно, умение держать себя в руках лучше, чем его молодой и, чего греха таить, трусоватый сын. — Там будут все наши, я должен их поддержать. «И тебя в том числе». Но Абрасксас лучше бы удавился, чем признал, что беспокоится о сыне. — Я тоже, — губы Нарциссы сжались в линию. — Я тоже пойду с вами. Женщина думала, что её голос должен звучать тревожным колокольчиком, но речь шла гладко: видимо, тесть добился определённых успехов в дрессировке идеальной леди Рода. — Нет, — Абраксас смерил невестку холодным взглядом. Люциус промолчал. И это, последнее, взбесило бывшую Блэк. Пробудило в ней что-то забытое, как потревоженные кочергой почти потухшие угли разгораются в новый пожар. На лице Нарциссы появилось мягкое выражение: глаза блестели, ресницы подрагивали, а аккуратный рот то приоткрывался, то вновь закрывался, так ничего и не сказав. Нарцисса уцепилась за рукав свёкра, ловя его взгляд. — Пожалуйста, сэр… — Нарцисса знала, как выглядит — беззащитной, хрупкой, отданной на откуп сильному мира сего. О такой нимфе хотелось позаботиться, и мужские сердца таяли, как лёд на солнцепёке. Но не сердце старого лиса. Абраксас на секунду опешил: Нарцисса всегда была отстранёно-вежливой, а в его обществе и вовсе выглядела запуганной. И хоть сейчас женщина была миловидна как никогда (при других обстоятельствах Малфой даже уступил бы её просьбе), Абраксас решительно сбросил удерживающие его руки, готовый разразиться нравоучительной лекцией о сдержанности, приличествующей ведьме из высшего общества. Но в этот момент раздался спокойный голос Люциуса: — Хорошо, ты можешь пойти. — Чтобы ты мог спрятаться за её юбку, если вконец перетрусишь? — Абраксас не удержался от язвительного комментария, но, всё же не стал спорить, прежде чем стремительно выйти из залы. Когда его шаги затихли в коридоре, Люциус подошёл вплотную к жене, и, грозно нависая, зашипел: — Что это такое было, Нарцисса? — Проверяла, есть ли у тебя яйца, Люциус, — Нарцисса без страха посмотрела в рассерженные серые глаза и вышла вслед за тестем, оставляя мужа в полном недоумении. На мгновение Люциусу почудилось, что золотистые волосы Нарциссы отливали чёрным.***
— Прекрасной хозяйке Белле очень идёт! -Кричер довольно надулся, будто в этом была, в первую очередь, его заслуга, и продолжил расправлять небольшой шлейф огненно-красного платья. Белла натягивала высокие замшевые перчатки и расслаблено улыбалась, красуясь перед зеркалом. К тому моменту, когда в окно забилась министерская сова, Вальбурга уже успела соорудить на голове Беллатрисы сложную причёску, подходящую к вызывающему платью не меньше, чем фирменный взгляд Блэков — пронзающий, обжигающий, непокорный. — Хватит крутиться, — Вальбурга взмахнула палочкой, последний раз проверяя крепежи на вычурном корсете. Все трое обитателей Гриммо ещё с минуту полюбовались проделанной работой. Белла думала, что только сейчас вернулась окончательно: почувствовала себя снова той, кем являлась в действительности — Беллатрисой Блэк, сильной волшебницей из благородного чистокровного рода. Той, кто в любом месте — на голову лучше всех присутствующих. Той, кто из любой ситуации может выйти победительницей. Вальбурга думала, что в Белле, как во временной призме, видит себя молодой. И эта картина наполняла ведьму силами и желанием жить — тем, что утекало из неё капля за каплей со смерти Регулуса. Вальбурга смотрела на отражение Беллатрисы и неожиданно для себя понимала, как ярки краски, как тепло в доме и как приятна на ощупь крупная вязка шали, накинутой на плечи. Кричер же просто был в восторге от того, каким потрясающим хозяевам служит. И это тоже шло от самого сердца. — Что ж, осталось сделать последнюю вещь, прежде чем перемещаться в Министерство, — ведьмы переглянулись. За последние трое суток было сделано не мало: доведён до совершенства и отработан план; окклюменцией заблокированы все воспоминания, что господам мракоборцам не стоило видеть в случае допроса с пристрастием; были спущены в подвал и замурованы в тайниках страдавшего паранойей Ориона все тёмные артефакты — на случай обыска; была наколдована добрая сотня бытовых чар, чтобы убрать последние произнесённые заклинания из памяти палочки («заодно и в доме прибрались», — фыркнула после этого марш-броска окончательно измотанная Белла); были оглушены редкие оставшиеся в доме портреты и картины, чтобы у их обитателей не возникло желания прогуляться посудачить в другие дома. — Что такое, тётушка? — Белла в удивлении вскинула бровь: ей казалось, что осталось только шагнуть в камин. Ну, и сразиться со всей магАнглией: не на жизнь, а на смерть. Вальбурга подошла к племяннице и взяла её ладонь, затянутую в чёрную перчатку. Глаза скользнули по столику в спальне в поисках фамильного перстня. Пожилая женщина аккуратно подняла семейную реликвию, внимательно рассмотрела гравировку и, кивнув своим мыслям, надела кольцо Белле на указательный палец правой руки. — Помни, кто ты есть, — Вальбурга ласково, что в обычной ситуации было ей не свойственно, дотронулась до щеки племянницы. — Леди Беллатриса Блэк, древнейшая и благороднейшая. Белла глубоко вздохнула и порывисто подалась вперёд, обнимая тётку. Обе женщины, отвыкшие как-либо проявлять нежные чувства, замерли на несколько секунд в неловких, но крепких объятьях и быстро отпрянули друг от друга. — Ну, с Мерлином, — Вальбурга, заметно нервничая, осматривала своё платье, пряча взгляд. — Думаю, мне лучше пойти первой, чтоб тебя ненароком не заавадили, когда увидят в каминной зале, — губы ведьмы искривились в усмешке, и Белла усмехнулась в ответ, тоже находя ситуацию забавной. Настенные часы побежали быстрее, отсчитывая оставшиеся минуты до начала заседания. По венам растекался огонь. Блэки жаждали битвы.***
Широкие двери распахнулись, их створки гулко ударились о стены зала Визенгамота. Толпа ахнула и тихо загудела. Дамблдор не видел лиц старейшин, расположившихся в глубине амфитеатра, только слышал их ропот — низкий, испуганный. Так шипят кошки, загнанные на дерево сторожевым псом: животное в безопасности, но слишком взбудоражено и охвачено страхом, чтобы перестать огрызаться. Пять лет назад Альбус мысленно согласился с прозвищем, следовавшим за Беллатрисой по пятам. Сумасшедшая сука. Лестрейндж упивалась отчаянием врагов, запугивала жертв, находя в этом удовольствие, и даже на суде вела себя так, будто вцепится в глотку любого, кто бездумно приблизится. Без палочки. Без отряда мракоборцев за спиной. Но теперь всё было по-другому. Дамблдор нахмурил брови, вглядываясь в пылающий пожаром силуэт женщины, шествовавшей по проходу, как королева — ненавистная своим подданным, но властная. Блэк остановилась перед судейским возвышением, умудряясь и снизу вверх смотреть снисходительно, и предвкушающе улыбнулась. Как хищник, настигший жертву. «Как гончая». Дамблдор вернул самообладание, только когда Белла, напоследок обведя изучающим взглядом ряды амфитеатра, села рядом с пожилой женщиной в траурных одеждах. Вальбурга Блэк? Верховный чародей отстранённо подумал, что многие под взглядом ведьмы вжались в спинки кресел, шепча привычное ругательство. «Гончая», — опять засела в голове отдающая страхом преследования мысль. Дамблдор не боялся. Он просто не мог бояться: Белла была намного слабее. Но, видимо, эта аура — дыхание Азкабана — окружала бывшую заключённую, словно та была поцелована самой смертью. Альбус обвёл участников собрания внимательным взглядом из-под очков-полумесяцев. Слева сидели Блэки — Беллатриса и её тётка, к ноге которой жался старый хмурый эльф. Казалось, обе женщины чувствовали себя очень комфортно: Вальбурга даже вынула из ридикюля веер и начала медленно обмахиваться. На правой стороне, в первом ряду сидели Малфои: Нарцисса и Люциус, с одинаково ледяными масками на лицах, и Абраксас Малфой, что-то высокомерно высказывающий Аллену Розье. Последний меланхолично кивал в ответ, и весь вид лорда говорил, что в зале суда он ровно до того момента, как сам хочет здесь находиться. С другой стороны от четы Малфоев сидели белый, как полотно, Бродерик Боул и грозный мракоборец Джон Долиш. Вот кого-кого, а этого заправского вояку Дамблдор увидеть сегодня не ожидал! Скользнув напоследок взглядом по остальным замешанным в деле членам Палаты Лордов, Верховный чародей наложил на себя Сонорус [1] и, перекрывая голоса в зале, торжественно заговорил: — Объявляю суд по делу Беллатрисы Блэк открытым!***
Беллатрисе многого стоило спокойно, чинно пройтись по залам Министерства под конвоем четырёх матёрых мракоборцев. Бывшую заключённую ждали: с крепко сжатыми, но пока опущенными палочками, впрочем, готовыми вскинуться на любое резкое движение. Ждали и в то же время не надеялись увидеть. Беллатриса и сама бы не пришла, если бы не роль, отведённая ей Магией в этом спектакле. При любых других обстоятельствах Блэк бежала бы после освобождения так далеко, как только могла, от всевидящего ока победителя Грин-де-вальда. Но в Англии был Род, был драклов Поттер. И Беллатрисе пришлось явиться в Министерство по первому же требованию. Главный из приставленных к Белле мракоборцев ощупал внимательным взглядом фигуру женщины и вежливо-отстранённым тоном попросил сдать палочку. Ведьма начала протягивать палочку, до этого заткнутую за шнуровку корсета, но в последний момент отдёрнула руку. Конвой немедленно пришёл в движение, готовый бить на поражение при малейшем намёке на неповиновение. — Только в перчатках, — Беллатриса высокомерно вздёрнула подбородок. — Не хочу, чтоб моей палочки касались всякие… — расплывчатый жест рукой без проблем дал понять присутствующим, что же леди Блэк имела в виду под «всякими». — Сдайте. Палочку, — старший мракоборец цедил слова сквозь зубы. — Ну что вы так напряглись? — Белла фыркнула и, удостоверившись в наличии перчатки, вложила палочку в протянутую руку. — Словно я вашего родственника убила. Лицо мракоборца побелело, но многолетняя выдержка взяла верх над чувствами, поэтому мужчина ничего не сказал. Беллатриса ещё раз смерила его заинтересованным взглядом, будто действительно пыталась вспомнить, чем могла досадить вояке в прошлом, и не спеша направилась к залу №10, игнорируя свой конвой, за которым в отдалении шла Вальбурга в сопровождении верного Кричера. Триумфальное появление в Визенгамоте пустило по венам такой ток адреналина, что Белле казалось, что сейчас она способна на всё. Только бы огонь, который почти угас в выстуженной темнице Азкабана, вновь разгорался в крови. Впервые после заточения Беллатрисе было жарко, хотя по голым плечам гулял сквозняк — частый гость в Министерстве. Слушание проходило до неприличия уныло. Сначала на кафедре трясся ответственный за чашу Астреи невыразимец — Бродерик Боул, вроде как? Белла не удосужилась спросить ранее. Мужчина трясся, как осиновый лист, иногда промокая вспотевшие ладони носовым платком. Беллатриса и Вальбурга обменялись хмурыми взглядами: новая система вконец запугала даже тех, для кого Законы Магии не были пустым звуком. Боул был прав, но страх перед сборищем предателей крови и маглолюбцев делал его жалким. Поэтому, когда Бродерику задали вопрос, знаком ли он с Беллатрисой лично, и невыразимец, как запуганный заяц, вылупился на бывшую Пожирательницу, та ослепительно улыбнулась в ответ. — Нет! Нет, вы что… — Боул находился на грани обморока. — Я никогда не был знаком с Беллатрисой Блэк, это чистое совпадение!.. Белла фыркнула и принялась накручивать на палец локон волос, продолжая насмешливо рассматривать казавшегося теперь абсолютно несчастным невыразимца. Потом были вызваны злющий, как вытащенный из берлоги медведь, Долиш, надменный Малфой Люциус, Мюриэль Прюэтт, пытавшаяся всё заседание испепелить Блэков взглядом. В конце вышел Аллен Розье — брат Друээлы Блэк, матери Беллы. В своей речи мужчина подчеркнул, что лорды голосовали абсолютно добровольно, никто из них не поставил под сомнение подлинность артефакта, и что законы Магии всегда стояли выше законов общества. Беллатриса почувствовала огромную благодарность к дяде: как и Нарцисса, он не был обязан поддерживать судимую родственницу, но пришёл. Их поступок отозвался глубоко в сердце Блэк, готовой на всё ради семьи. — Вам есть, что ещё добавить, лорд Розье? — громогласно прозвучал голос Дамблдора, так и не снявшего Сонорус. — Нет, ваша честь, — Розье развернулся, напоследок ободряюще улыбнувшись Беллатрисе, и она не могла не ответить мужчине тёплой улыбкой. Допрос самой Беллы был бесконечен. На неё со всех сторон сыпались вопросы, многие старейшины просто вскакивали с мест, крича оскорбления и проклятья, и мракоборцам приходилось то и дело выводить из зала особо рьяных колдунов. Дамблдор, молчавший всё время допроса, спросил только одно: — Знаете ли Вы, леди Блэк, зачем понадобились Магии? Беллатриса гордо вскинула руку с фамильным перстнем и медленно повернулась кругом, демонстрируя знак отличия господам-заседателям. — Я освобождена, чтобы Блэки, древнейшие и благороднейшие, жили и процветали. Гвалт, который после этого поднялся, напомнил Беллатрисе гул Большого зала Хогвартса, где каждый хотел перекричать сонм других голосов. — Ты мразь, а не благороднейшая! — Сумасшедшая сука! — Сдохни! И в поднявшемся хаосе не все замтили, как на плечо Альбуса Дамблдора спикировал феникс, взволнованно клокоча. Верховный чародей перевёл ошарашенный взгляд с птицы на Беллу. Его пальцы вцепились в столешницу, словно Дамблдор боялся упасть. Беллатриса наигранно подняла бровь в немом вопросе. Впрочем, она и так уже знала, о чём хотел предупредить хозяина феникс: с Гарри Поттером случилась беда.