20 драбблов по фандому "Юри на льду"

Виктору Никифорову было пятнадцать, когда к нему в Россию приехал выдающийся тренер из Японии, Кацуки Юри. Кацуки-сенсея пригласил Фельцман. Мол, погляди, друг-товарищ, что с этим непутёвым сделать можно? Он такой талантливый, ты только представь, что из него может получиться, я бы и сам взялся, но у меня сердце. Предстоит операция, врачи настаивают не затягивать, сам понимаешь, то да сё: сосуды-давление, шунтирование, полгода реабилитации. А мальчишке нельзя пропускать ни сезона, он же у нас будущая звезда. Подаёт надежды. Кацуки-сенсей разительно отличался от шумного и толстого Якова. Когда Фельцман выходил на каток, борта будто сближались, так много места он занимал. Не физически, энергетикой. Кацуки-сенсей был другим. Энергетикой тоже обладал, безусловно. Но давил собою, оставаясь при этом молчаливым и неподвижным. Был худой. Будто просушился под этим своим восходящим солнцем. Стоял посреди катка и следил цепко за Виктором, прищурившись, даром что узкоглазый. Виктор, выйдя на лёд, тут же покатился назад, не удержал равновесия и схватился за борт. И тут же подумал, что, блин, откажется от него японец, не захочет тренировать, ну чо он, как корова на льду, соберись, Никифоров, давай!! И он сцепил зубы и дал. Откатал свою произвольную из прошлого сезона, выполнил все прыжки, хотя флип не докрутил, ноги кое-где не дотянул, пару раз пошатнулся, проезжая мимо Кацуки. Тот поворачивался следом за ним, будто флюгер по ветру, смотрел и молчал. Да он вообще говорящий? На финальной дорожке Виктор запнулся и полетел на лёд, больно приложился запястьем. — Достаточно, — прозвучал глубокий голос. — Я всё видел. Кацуки-сенсей говорил по-английски. Ну, с английским у Виктора проблем не было. Он поднялся на колени, встал на коньки и постарался отдышаться. Больную руку здоровой придерживал. Кацуки-сенсей подъехал и потянул его руку к себе, ощупал, сдавливая пальцами, кивнул. — Перетянешь бинтом. — А с катанием что? — Виктор с досадой заметил, что японец ниже его примерно на полголовы. Нашёл же Фельцман ему наставничка. Нет, чтобы кого-нибудь из русских попросить. — Ты, безусловно, талантлив… — проговорил Кацуки и помолчал. Близоруко прищурился, глядя куда-то вдаль. — Но на одном таланте далеко не уедешь. Ты должен работать. Над техникой, над собой. Ты должен удивлять себя, постараться удивить меня. Своих зрителей. Судей. И ты сможешь. — Кацуки-сенсей вдруг перевёл взгляд на Виктора. Лицо, тронутое азиатским солнцем, показалось лишённым возраста. Разрез глаз таинственно скрадывали редкие морщины. Вокруг губ тоже были намётки морщин, как будто когда-то давно Кацуки-сенсей часто смеялся, а потом перестал, но следы этого смеха отпечатались на его лице навсегда. — Хорошо, я буду стараться, — пообещал Виктор, смаргивая и отворачиваясь первым. — Будешь, — ответил Кацуки-сенсей и кивнул. — Сперва поработаем над техникой, а после я поставлю тебе новую программу. У меня договорённость с Яковом. Надо посмотреть старые записи с ним, — думал Виктор, отправляясь в раздевалку за бинтом. Каким раньше был этот Кацуки Юри? Фельцман говорил, что тот был одним из лучших в Японии. Вот бы узнать, каким он был в молодости. Что-то в Кацуки-сенсее казалось Виктору очень загадочным и необъяснимым. Вот бы понять, что.