Змея железных обручей

У тебя определённо талант. Как никто другой ты умеешь выдёргивать из памяти самые больные воспоминания и срывать корки со старых ран. Раз так, пусть твой талант не пропадает даром. Я буду говорить, а моя очередная рана – кровоточить; и посмею надеяться, что всё это приносит тебе хотя бы малое удовольствие. Во снах ко мне приходит Шеогорат. Сверкает фиолетово-золотым кричащим нарядом, нетерпеливо, словно в ожидании чего-то, постукивает тростью по каменному полу, глядит янтарным кошачьим взором и широко-широко улыбается. Моей улыбкой. И лицо у Шеогората – моё. Безумное пламя Агнона завораживало образами, голосами и лицами. Столб огня переливался золотом и зеленью, шептал что-то на неведомом причудливом языке и обдавал то могильным холодом, то немилосердным жаром, проникающим даже сквозь мою данмерскую кожу. Хотелось сорваться ему навстречу, почувствовать его на своём теле, услышать его шёпот ближе, ближе, совсем рядом; впустить его в свой разум, дать ему сжечь дотла мысли, чувства, эмоции; всё, что жило и дышало раньше у меня внутри. Я словно видела наяву бесплотные руки, тянущиеся ко мне. Пламя Агнона звало, просило сделать всего лишь шаг вперёд и коснуться его; пламя Агнона обещало мне то, что я жаждала получить любой ценой, сколь ни была бы она велика. Огонь Дрожащих Островов желал моего проклятья. И я отказалась от того, о чём годами молила Азуру, АльмСиВи и Девятерых; о чём плакала и кричала, царапая стены в истерических припадках; отказала единственной силе, что могла и хотела сделать меня счастливой на всю оставшуюся жизнь. Променяла спасительное безумие на горящий яд. Бесстрастно смотрела, как тот, кто выжег на своей душе печать Ситиса, с отвращением прикасается к сверкающему великолепию – и навсегда отбирает мой единственный шанс на избавление. Во снах ко мне приходит леди Шеогорат. Она шуршит фиолетово-золотым платьем и нетерпеливо стучит тростью по каменному полу. У неё белая кожа, кошачий взор, широкая пугающая улыбка… И моё лицо. Самое настоящее и правильное.