Чон и Тэ пришли в мастерскую, чтобы что-то там забрать, но какой сюрприз их ждал в дальнем углу комнаты — у окна стоял мужчина и глядел куда-то вдаль, но когда в комнату вошли, он повернулся на звук.
— …ты что здесь забыл? — шипел на незнакомца Чонгук, но при этом сохранял дистанцию.
— И тебе здравствуй, Чонгук. Ни разу не изменился, невоспитанный ребёнок, — мужчина не улыбался, на лице сохранилось ледяное спокойствие, он смотрел чуть ли не в саму душу парню.
— Хён.. зачем ты здесь? — украдкой вопросил Гук, подходя маленькими шажками к мужчине.
— Ну, а я просто не могу приехать к своему ученику? Какой ты стал грубый, а я хотел посмотреть как ты вырос — мужчина посмотрел строгим взглядом на Тэхёна, легонько потянул линию губ в саркастической ухмылке и сказал, эдак ненавязчиво, — а кто этот молодой человек?
— Ну… это…
— Это твой ученик, да, Чонгук? — резко вопросил, но больше утвердил, хён и убрал из лица ухмылку.
— Да, хён.
— Любопытно, — мужчина подошел ближе к Тэхёну, а тот молчал и тихонько отступал назад, — а ты верно Тэхён. Рад встречи, но, пожалуй, тебе стоит оставить нас на пару минут. Выйди из мастерской, — мужчина кивнул на дверь, а Ким замер, не зная, что делать точно. Глаза Тэхёна бегали в названии то к мужчине, то к повесившему голову Чону. Младший стоял ровно, но опустив голову, буравил плитку, а кулаки потихоньку сжимались.
— Тэхён, выйди, пожалуйста, — проговорил Гук и глянул на старшего со взглядом мол «все будет нормально», тот кивнул и удалился из комнаты.
— Что же, — хён прошел мимо Чонгука и сел на диван, — Чонгук, а я вижу ты себе мастерскую сделал, неплохо.
— Спасибо, хён.
— Раз так, то наверняка ты закончил университет искусств как я тебе говорил? Правда, Гука? — мужчина ухмыльнулся, — сомневаюсь.
— Ну и что?.. Не хочу я тратить время на обучение тому, что я знал, либо могу узнать при желании.
— А по началу ты обещал быть примерным мальчиком, Чонгук, а сам вон какой непослушный мальчишка.
— Вообще-то я взрослый, и могу сам решать, что делать, хён.
— Ты ещё ребёнок, Чон. Ребёнок с неотёсанными умениями и без чувства здравого смысла. Как ты мог взять себе в ученики такого же ребенка как и ты? И вообще, ты сам должен учиться, как и он, в университете.
— Должен, но не обязан.
— Как раз-таки обязан! Это моя воля, Гук.
— Хён…
— Что еще?
— Твоя воля… не указывай мне как жить, ты уже давно не мой наставник. Кто ты мне такой, чтобы приказывать?
— Я твой дядя, практически второй отец. Ты забыл? Кто был тебе за отца в подростковом возрасте? Не мой брат, он вечно занят, но тут я пошел навстречу бедному маленькому мальчику с большой мечтой и огоньком в глазах… А сейчас я вижу охамевшего молодого человека. Я разочарован.
— …разочарован? Ладно, хён…
— Не вешай нос и подними голову, ты как никак с высшего общества. Кстати, что здесь делает Тэхён? У вас намечался псевдо-урок?
— Нет, Тэхён здесь живет.
— Здесь? Гук, ты забыл, что это не по правилам?
— Я так захотел, хён. Я хотел, чтобы он жил здесь.
— Чонгук…
— Ащт… — еле слышно шипел Тэ, пытаясь подслушать разговор. Парень крутился рядом с дверью, навострил уши, чтобы слышать каждое слово и заглядывал внутрь сквозь маленькую щель. С каждым словом в мастерской, голоса становились грубее, точнее, один из них, а другой становился тише, но нотки хамства проскакивали в более меловом голосе. Всё утихало, утихало, пока не наступило молчание… настораживало. Не слышно ни грубого голоса, ни медового, лишь тишина давила на уши неподъемным грузом. Слышно шёпот, второй, тона поднимаются, напряжение растёт, но слов толком не разобрать, ведь диалог велся вдалеке от двери, а доходило лишь ламанное эхо. Фраза. Вторая.
— «Ты не можешь так поступить, хён!»
— «Чонгук, вето!»
Тишина. Тихий, но какой горький шёпот и несмелые шаги. Неясность раздирала Кима в клочья, лоскуты обеспокоенности и некого страха, было желание войти, утихомирить всё. Но нельзя. Ни в коем случае нельзя. Его участь ждать и слушать, не вмешиваясь.
Звуки мелких шажков перебивались уверенными и быстрыми.
Мгновение.
— «Никогда!»
Звук пощёчины.
Этот звук, что дальше сопроводился тишиной, больно ударил по нервам и внутренностям, что буквально сжались.
Тэхён не знал, что ему делать — стоять дальше, ожидая дальнейшего развития событий, бежать отсюда вон, или пойти помочь. Побеждало последнее, но ноги не идут, они будто приросли к плитке, вмиг стали скованы невидимыми цепями страха.
Продолжение не заставило себя долго ждать — к двери подошли двое, и тот, что старше, отворил дверь, заставляя Кима отпрыгнуть от неё как ошпаренного. За старшим шёл Чон, свесив голову вниз и прикрывая лицо чёлкой. На правой щеке младшего красовалась большая пощёчина, лицо не выражало никаких чувств или эмоций, только обида и злость были видны на искривлённых от горечи тонких губах. Хён прошёл мимо Тэ, одаривая безразличным, или даже больше презрительным взглядом, не проронив ни слова. Чонгук тоже посмотрел на Тэхёна, на его лицо: глаза с выражением абсолютного шока, губы, что желали что-то сказать в знак протеста, но могли только безмолвно подрагивать. Чон не смог сменить выражение лица, не скрыл пустых глаз, а глядел ими в душу Киму, моля об успокоении.
— Всё хорошо, Тэ… — прошептал Чонгук, улыбнулся уголком рта и пошёл за хёном и дальше.
— Чонгук…
— Ким Тэхён, возвращайся к себе. Чонгук к тебе ещё зайдёт, — сухо и грубо сказал мужчина, схватил Гука за локоть и потащил вглубь коридора, а младший послушно шёл…
FLASHBACK
На дворе стоит жаркое лето, за большими окнами летнего особняка солнышко жарит своими лучами жёлтый, почти как золото, песок, грело лазурное море. Море вдали было спокойным как стекло — его не тревожил сильный ветер, а на берегу море плескалось о разжаренные скалы, своими каплями даря огромным валунам желанную прохладу. На тирасе пахло морем. Лёгкий морской бриз ласкал личико маленького мальчика, что старательно вырисовывал кисточкой в маленьких ручках стоящие вдали пальмы на фоне моря и безлюдных пляжей островов Океании. Малыш макал кисть в зелёную гуашь и аккуратно оставлял следы на ватмане, что стоял на самодельном мольбертике. На "картине" юного "Пикассо" уже был различим задний план с морем и островками, а спереди уже были коричневые столбы, видимо основания пальмы, а теперь мальчик дорисовывал ядовито зелёную листву.
Малыш поправил свою белую кепочку грязными от гуаши ручками, потёр лицо, оставляя на нем разноцветные полосочки от крохотных пальчиков, улыбнулся милой улыбкой маленького кролика своей работе, положил кисточку на небольшую палитру, взял ватман с рисунком и побежал в дом, пряча рисунок за спиной.
— Хён~ — малыш прибежал в кабинет с незапертой как всегда дверью, встал на носочки, чтобы видеть за высоким столом лицо любимого дяди, но со стороны мужчины, разглядывающего документы, были видны только большие и радостные глазки мальчика, испачканная кепочка и аккуратно зачёсанная чёлочка, что выглядывала из-под кепочки.
— Да, Гукки? — спросил мужчина, переводя взгляд с бумаг на рёбенка, нежно ему улыбаясь, — ты что-то принёс?
— Дя, хён, — малыш обошёл стол, подбежал к креслу мужчины, а тот взял его на руки и посадил себе на ногу. Маленький Гукки засмеялся и протянул рисунок, — это Чонгуки сам налисовал!
— Ох, как красиво, малыш, будешь, как твой дядя — настоящим художником! Но милый, зови меня «папой».
— Лядна, папа~ хих.
— Гукки, а где твой дядя? Ты ему показывал? А маме? А Хоби?
— Неть, им ещё неть.
— Тогда, крольчонок, беги и всем-всем покажи рисунок, а папа будет работать, угу?
— Холосо, — малышу сняли кепочку, поцеловали в маленький лоб, спустили наземь и он, улыбнувшись, побежал искать свою родню.
В соседней комнате, за столом сидел его старший братик Хосок, и игрался в мамин телефон, ловко тыкая пальчиками по кнопкам и экрану. Малыш Гук показал и ему рисунок, а тот посмеялся с рисунка, мол «это не пальмы, а какие-то рваные зонтики на колодах», а младшенький возмутился, топнул ножкой, надул румяные щечки, показал язык брату и убежал искать маму.
После похвалы мамочки, и её лёгкого чмока в щечку, Чонни прибежал к дяде, что, куря сигару на другой терассе, рисовал углем по жёлтой бумаге. Он не обратил внимания на мальчика, но тот требовал внимания, дёргая старшего за штанину, бесперестанку повторяя сладким голоском «хён~, хён~, хён~», и наконец получил внимание. Мужчина устало вздохнул, вытащил изо рта сигару и повернулся к мальчику.
— Хён, я налисоваль, — и протянул кусок ватмана. Тот взял ватман, посмотрел на работу и немного скривился из-за недосохшей гуаши оставшейся на пальцах.
— Гукки, а ты где взял гуашь?
— У тебя на столе. А сто?
— Милый, милый Чонгук, — хён положил листок, уголь на столик, а сигару в пепельницу, встал и присел рядом с мальчиком, — сколько тебе ещё раз говорить, нельзя трогать мои краски, ведь у тебя есть свои.
— Но твоими легче и класивее лисовать.
— Вот, малыш, когда вырастешь и станешь выдающимся художником, заработаешь много премного денежек, вот тогда ты купишь себе такие дорогие краски и будешь их использовать… — мужчина отдал мальчику рисунок, — а на такое я запрещаю трогать мои материалы. Вето!
Услышав злостное «вето», Гукки прижал листик с рисунком к груди, испуганно глянул на хёна, и маленькими шажками стал отходить, не говоря ни слова. Малыш не знал, что такое это «вето», но это было явно что-то плохое.
— Иди, не мешай работать. И гуашь верни на место.
Чонгук кивнул, хотя у самого глазки блестели от подступающих слёз, но не зарыдал, а быстро убежал вглубь дома, подальше от сердитого хёна.
END FLASHBACK
Тэхён вошел в свою комнату в абсолютной прострации. Что только что было? Почему так все обернулось? Кто ему сможет объяснить, что тут, мать вашу, происходит? Но до определенного времени вопросы будут без ответа, ведь хён сказал, что Чонгук к нему зайдет, но и это звучало как угроза… Киму было интересно, куда они пошли, что там будет?
— Возможно они поняли, что я подслушивал и ушли… — думал вслух Тэ, сидя на краю кровати.
Посидев немного, Тэ сорвался с места от нервов и пошел к выходу с комнаты, желая найти этих двоих и узнать точно, что же происходит. Но только он прикоснулся к дверной ручки, так дверь открылась с той стороны. На пороге стоял разбитый Чонгук, с полным отсутствием жизни в глазах. Тэхён сначала немного опешил, но это чувство сменилось тревогой, но ему натянуто улыбнулись, лишь бы не накручивал себя.
— Я войду?
— Конечно, проходи.
Гук прошел в спальню, дошел до рабочего стола и облокотился о него руками. Старший догадался, что намечается серьезный разговор, поэтому подошел к Чону, присаживаясь на стул у стола. Младший будто завис, застыл на одном месте, уставившись в пустоту.
— Гука, — Тэхён позвал его и потянул за рукав, лишь бы привести в чувство. Тот вроде пришел в себя, пошел взял второй стул, и сел напротив Кима, облокотившись локтями о спинку стула.
— Тэхён, есть разговор.
— Я тебя слушаю.
— Тэ, тот мужчина что навестил нас — это мой дядя, Сейджи Юн, довольно известный художник…
— А почему он был куратором у Хоа? Он не сказал?
— Ну, там сложная, оказывается, ситуация, но я понял, что это из-за денег. Кстати, проиграл ты тоже из-за дяди и его вложений в победу того пацана, — на сказанные слова Тэ промолчал, но кивнул в знак ясности. Чонгук глянул, вздохнул и продолжил, — так вот, мы с хёном когда ушли, то говорили о тебе.
— Обо мне?
— Да. Хён против того, что ты здесь живешь… и вообще против тебя в роли моего ученика.
Полчаса назад. Запертый старый кабинет
— После моего жеста, думаю, ты осознал свою ошибку. Не поднимай на меня голос, — Сейджи сел за стол, а Гук стоял перед ним с видом напакостившего котенка.
— Да, хён…
— Потом прикладешь лёд. Кхм, итак, Гук.
— Что?
— На счет Кима. Я не хочу чтобы так называемый "ученик" жил с учителем в одном доме. Это не по правилам.
— Кто устанавливал эти правила? Это абсурд, — Чонгук говорил тихо, но достаточно, чтобы его слышали.
— Это не абсурд, это основы.
— Тогда, что за абсурд, если ты, будучи моим учителем несколькими годами ранее, ты жил в нашем доме? Не рушит ли это твои эти правила?
— Чонгук, я твой родственник, имею право. К тому же, у меня была безвыходная ситуация.
— Все равно.
— Вижу, с тобой говорить бесполезно. Чонгук, я накладываю Вето на все, что происходит в этом доме.
— Опять твоё Вето… я не согласен.
— Это не обсуждается.
— Хён…
— Что ещё?
— Я не могу его отпустить… он моя Муза. Я так не могу, хён.
— Вот как, — мужчина задумался, прикрыв глаза в раздумьях, но потом улыбнулся, — Муза значит. Ох, Чонгук, Чонгук, какой ты ещё юный, похож на влюбленного. Ты так сильно привязался?
— Да, хён.
— Присядь, — Сейджи показал на кресло напротив, но Гук отрицательно покачал головой, — ладно. Чонгук, милый мой племянник, я прекрасно понимаю тебя. У меня самого была Муза, одна прекрасная девушка, но однажды она, после долгих лет совместной работы, ушла. Девушка влюбилась. Я остался один. Разбит.
— Зачем ты мне это рассказываешь? Тэхён со мной будет год и не больше.
— Как ученик да, а вот… Музу ты отпустишь через год? Ведь однажды он тоже кого-то полюбит, пожелает переехать отсюда. Ты это сможешь стойко пережить? — младший молчал, не знал как ответить, ведь раньше отгонял от себя эти мысли, избегал размышлений, а тут вопрос стал перед ним колом, — не сможешь.
— Он не уйдет. Не уйдет и всё!
— Чонгук, ты должен его выгнать! Ты будешь спорить со мной? — мужчина встал с места, подошел к парню и глянул в глаза. Глаза были его черны, без жалости и сострадания, только приказ.
— Вето… да, дядя…
***
— Как-то так…
— И теперь я должен уйти?
— Да. Завтра тебя тут быть не должно.
— Угу, ясно, — с некой горечью согласился Тэхён, но особо не показывал плохих эмоций.
— Можешь уже сейчас собирать вещи, — Чонгук кинул эту сухую фразу, встал со стула и пошел к выходу, — мне очень жаль.
— Чонгук, подожди.
— Да?
— Мои картины, что в мастерской… оставь их себе.
FLASHBACK
В закрытой комнатушке большого дома творится хаос. Вокруг измазанного краской мольберта лежали порванные и смятые листы бумаги, разрезанные полотна и пустые тюбики из-под краски. Новый паркет был поцарапанный и весь в засохшей краске. Перед станком стоял молодой человек в балахонистой серой толстовке с черными самодельными рисунками, капюшон какой был накинут на голову. Парень убрал челку с глаз чистым краем кисточки, макнул щетину в черную краску и резким движением мазнул ею по полотну, где уже был рисунок темной цветовой гаммы. Чистая абстракция черных, серых и белых цветов была нанесена смелыми мазками. Чонгуку было все равно, что это работа не в его стиле, это то, за что он получит от хёна, но ему все равно — он выплескивает на полотно все свои подростковые страдания и проблемы, пропитаные максимализмом и меланхолией.
Ещё мазок. Второй. Стеклянная палитра опустевала, лишь полупрозрачные полоски говорили, что тут когда-то была краска. Чон замер. Он глянул на работу и понял, что чего-то не хватает. Недолго думая, Чон взял со стола банку с красной краской, макнул в неё кисть и провел одну большую полосу поверх всей работы.
— Что ты делаешь? — спросил голос у входной двери, и шаги стали приближаться.
— Ничего, хён, — Гук не повернулся к мужчине лицом, а просто смотрел на работу, выбрасывая кисть просто на пол.
— Гризайль. Ужасная техника. Ты хоть видишь, что ты создал?
— Вижу.
— И тебе это нравится?
— Нет.
— Тогда зачем? Зачем ты создал картину без смысла? Зачем, если она тебе не нравится?
— Меня может выслушать только полотно, ведь никому нет ко мне дела. Даже тебе.
— Хм. Да, мое дело учить тебя, а не бегать по пятам как за младенцем. Ты взрослый и можешь сам решать свои проблемы. Не приплетай сюда меня.
— Конечно. Я и решаю, создавая картины.
— Она бесполезна. Вето.
— Я знаю, — Чонгук взял с пола мастихин, вонзил в полотно и разрезал его, — я тоже, со своими проблемами, бесполезен, — парень выбросил мастихин, развернулся к мужчине лицом и прошел мимо. Гук молча взял у входа свои кеды и вышел.
Гук долго гулял по городу, даже уже не надеясь, что он кому-то понадобится, и что его будут искать. Очередной день он провел на заброшенном складе, в полном одиночестве.
END FLASHBACK
На утро следующего дня к такси на выезде подошли двое, она несли сумки с вещами. Водитель открыл багажник и парни загрузили туда вещи. Тэхён положил первым свои вещи, потом Чонгук. Они стояли друг напротив друга в полном безмолвии. Лес шуршал листвой, обжигал холодным ветром кожу, говоря, что пора забраться в теплый салон автомобиля и наконец согреться. Тэхён в последний раз глянул на крышу особняка, что виднелась за деревьями, какой уже начал походить ему на его родной дом. Привык.
— Ну что же, Тэ, пора?
— Пора, — вдруг, Тэхёна обняли на считанные секунды, но так крепко, что казалось, уже не отцепить, словно клещ приклеился Чонгук, но потом же отпустил.
— Ну… Прощай, Тэхён.
— До свидания, Гука, — Ким горько улыбнулся младшему, снял с его головы капюшон и потрепал волосы, — еще встретимся, мелочь.
Старший забрался в такси, закрыл дверь и дал водителю команду ехать.
Наверное, никто и никогда, нежнее и бесповоротней так не глядел вслед, как в тот момент глядел Чон. Парень привык. Привязался. Испытывал чуть ли не маниакальную манию. Но в голове мелькали одна фраза: «Отпусти его пока можешь это сделать, иначе будет слишком поздно. В будущем, когда он уйдет сам, будет только больнее. Поверь своему хёну».
***
Звук открывающегося замка на входной двери развеял тишину квартиры. Вот Тэ дома, вновь вернулся туда, откуда все началось. Внутри пусто, и не только в квартире — внутри Тэхёна образовалась невидимая дырка. Он стоял, разглядывал прежнее жилье, и вдруг, его телефон в кармане завибрировал от входящего сообщения.
Парень нехотя открыл менеджер и увидел входящий от Гука:
От кого: Мелочь Гуки
«Привет, хён.
У меня есть для тебя новость.
Помнишь, ты проиграл в конкурсе?
Конечно помнишь, прости, что напомнил.
Так вот, это по поводу Хоа Лина. »
Я:
«Привет. Слушаю тебя»
От кого: Мелочь Гуки
«Самолет с рейсом на Лос-Анджелес в каком этой ночью летел Лин… Он потерпел крушение над водами Атлантического океана.
Выживших нет. »
Я:
«А ведь на его месте мог быть и я»
От кого: Мелочь Гуки
«Да…
Ну, как я тебе и говорил: если это случилось, то так значит нужно было.
Ты должен жить.»
Я:
«угу»
От кого: Мелочь Гуки
«Ладно, мне нужно идти.
Хорошего дня, хён, пока :) » 
