«Найди меня…»
Голос был всё чётче, яснее и плавней, но он был грустен, зато так же чист, как капля росы на рассвете. Путешественника собственного Лимбо стали хватать за руки сущности и клубы теней, злобно сверкая красными огнями вместо глаз, при этом оттягивая его назад, подальше от голоса, что казался великим спасением. Сущности били по ногам, выкручивали руки, закрывали рот и вжимали в стену, пока чей-то незнакомый голос отдалялся в темноте. Путник не мог допустить, чтобы его спасение ушло, хотя тело ныло от причинённых мук тварями из его страхов. Каждая тень имела своё лицо, но туманная память отказывалась их распознать, но в основном лица молодые… злые. Что он им сделал? Его грех в том, что он просто есть… одна из фигур взяла героя за горло и гадко прошипела «Тебе никогда не быть с ним, твоё место во тьме».«…где ты? Я тебя не вижу»
Путник уловил слова из дали и, собрав все силы, оттолкнул сущность с лицом намного взрослее, чем у других, и стал бежать вслед за удаляющимся зовом, отрывая за собой клочья дыма и тени. Он бежал, спотыкался и падал, но не сдавался и прислушивался к душераздирающей песне вдали, что становилась понемногу ближе. Странник тёмной обители добрался до очередной двери, но не такой как все, а большой и тяжелой. На силу отперев чуть ли не врата, в обитель ворвался лучезарный свет, пронизанный чистотой и святостью. — Нашел… В белом зале, прямо посредине стоял юноша, оплетенный тёрном с голубыми розами, а по шипам текли мелкие капли крови. Зал был увешен светло-голубыми клетками с серыми и белоснежными птицами. Когда дверь открылась, и путник вошел, то юноша умолк, продолжая стоять к нему спиной. Ещё шаг, а с голубых роз осыпались лепестки. Ещё шаги — тёрн отпустил тело неизвестного и опали на пол.«Ты пришел. Я так рад»
— Кто ты?«Тэхён, я Ч@$#&№…»
Юноша вроде сказал отчётливо, но будто белый шум заглушил последнее сказанное слово.«…я тебя спасу. Просто…»
Неизвестный повернул голову к страннику и с одного глаза потекли слёзы странных оттенков синего, желтого и зеленого.«…просто доверься мне и приди…»
Когда он протянул руку, всё сразу покрылось помехами…***
На защищенную лесом территорию дома не попадал прохладный ветер, а только светило солнце, ласковыми лучами поглаживая остывающую после жаркого лета землю. На газоне уже лежали желтые листья фруктовых деревьев из сада, а аккуратно вымощенные круглым камнем дорожки поспешно убирали от листьев перед тем, как его своей быстрой походкой снесет один из хозяев дома. За последнее время слуги уже привыкли видеть Чонгука очень нервным и взвинченным, но при этом парень пытался сдерживать себя при разговоре с людьми, не выдавать подсознательной агрессии, но даже не смотря на это, всё было видно со стороны — взгляды, сжатые кулаки, сцепленные зубы и недовольное рычание на любое порицание от его дяди. Да, он остался в особняке ещё на какое-то время, чтобы «навести порядок, ибо без него тут царит абсолютный хаос». Бесило. Жутко бесило. Ещё со времен подросткового максимализма он ополчился на своего дядю, хотя и понимал, что тот заменил ему родителей в какие-то моменты. Гук был, конечно, благодарен, но при этом этот старик уж слишком его напрягал. Юноша быстро шагал от своей машины к дому, держа в руках папки с какими-то документами и чертежами, при этом витая в своих мыслях игнорировал и прислугу, и дворецкого. За это время он сильно изменился, как часто шушукались горничные. Чон младший залетел пулей в дом, обшарил весь первый этаж, злобно фыркая при не обнаружении того, кто ему нужен, и бежал дальше, минуя пролёт лестницы с первого этажа на второй. Методом исключения парень примерно догадался, где может обитать нужный ему человек. — Сейджи-хён, у меня к тебе дело, а точнее новая идея, — в кабинет Чонгук вошел без стука и без приветствия, впрочем, как это вошло ему в привычку, кинул перед дядей папки и вальяжно упал в кресло перед ним. — Снова хочешь вернуть того твоего? — монотонно вопросил мужчина и даже не глянул на племянника, увлеченно копошась в своих бумагах. — У него есть имя, это, во-первых, а во-вторых, да, хочу его вернуть, — с абсолютной серьёзностью проговаривал младший и сверлил хёна взглядом, будто это сильно поможет получить его согласие. — Ох, и что в этот раз? — Сейджи взял в руки одну из папок и быстро распахнул, проглядывая наброски и документы. — Это большой проект выставки, что может быть хорошо оценена в творческих округах не только Сеула, а ещё и остального мира. — Хм, допустим, — старший взял другую папку, достал оттуда один из набросков, к какому была скрепкой прикреплена задумка полотна и показал Гуку с легкой насмешкой, — и ты хочешь сказать, что сам не справишься с этим? Малой, ты делал проекты и посерьёзнее этих, так что тут тебе помощь не нужна. — Дядь, дело не в серьёзности работы, а в коллаборации двух художников, — голос парня становился более раздраженным и сердитым, но, сцепив зубы, он умолк, чтобы не сказать мужчине лишнего. — Коллаб, говоришь? Хмм, а может я тебе помогу с этим? Всё-таки у меня в этом побольше мастерства, чем у твоего недо-художничка, — уже откровенно насмехался Сейджи, отбрасывая скетч обратно в папку. — Нет уж… спасибо, хён, обойдусь и помощью, как ты говоришь, «недо-художничка»… — Ах, ну как хочешь, Чонгук. В таком случае у этой работы нет будущего, — Юн резко сменил лицо на абсолютную холодность и одним движением сбросил папки со стола на колени Чону. — В каком смысле нет будущего? — Чонгук вскочил с места, громко ударил руками по крышке стола и чуть ли не зарычал от негодования, хотя это и слабо сказано. — А вот так, я тебе не разрешаю создавать дуэт с Ким Тэхёном. Закрыли эту тему. — Да чем он тебе так не нравится? — А чем он тебе так нравится? — задав встречный вопрос в лоб, хён ввел Гука в ступор, ведь так сходу ему не удастся ответить на этот вопрос. — Ну, он хороший творец, у него уникальная техника и стиль, да и вообще он хороший человек, — уже не так напористо и уверенно ответил Гук. — Знаешь, всё это очень даже спорный вопрос, так что нет, это не аргумент в его пользу. — Хм, а что такого уникального ты, дядюшка, увидел в том Хоа Лине? — Хоа? Хоа Лин очень талантливый молодой человек, у него был большой потенциал в этой сфере, он мог многого достичь-- — Бездарность… — перебил его младший, — хён, я видел его, он бездарность, а в твоих глазах не читается уверенность в этой твоей лжи. Признайся, это всё было из-за денег, хотя ты и знал, что Тэхён — мой протеже. — Чонгук-а, ты как и был несмышлёным в этой жизни ребенком, так им и остался, — мужчина встал со своего места и подошел к окну сзади себя, — я конечно же знал, что он твой подопечный, знал, что он будет лучше Хоа, но пойми, малыш, — он обернулся, — в нашем мире — мире материальных ценностей — не важен такой фактор как «родственная связь», а только связи в обществе и деньги строят наше будущее. — Прости, хён, но какой же ты меркантильный ублюдок, — процеживал сквозь зубы Чонгук и со злобой глядел на своего «дядю», — уверен, ради выгоды ты бы и меня отдал на растерзание высшему обществу, в какое так сам хочешь пробиться, идя по головам. Мужчина несколько секунд обдумал утверждение и кивнул племяннику. — Верно, Гукки, абсолютно верно. — Просто поражаюсь, насколько легко ты это сказал… нет, как не погляди, ты просто бездушная скотина. — Думай как хочешь, но придет время, и ты меня поймешь. — Да пошёл ты ко всем чертям! Не пойму я тебя никогда, ведь ты просто моральный урод, что ради своей задницы продаст родную кровь! Ты мне больше не родственник!!! — последние слова Чон уже выкрикнул с невероятной злобой, одарил Сейджи уничтожающим взглядом и быстро ушел, оставляя за собой только тяжелую атмосферу в кабинете и холодного ко всем словам мужчину.***
Чон младший выбежал на первый этаж, взял с вешалки свою куртку и без ничего больше вышел из дома, направляясь к вратам, матерясь и проклиная весь белый мир. — Хэй, Чонгук-а, — его догнал Хосок с удручённым видом, — ты чего такой озверевший? — Иди у нашего «любимого дяди» спроси! — огрызнулся младший и ушел с территории особняка.***
Чонгук вышел на шоссе, натянул на лицо чёрную маску и пошел куда-то вдоль дороги. Эмоции кипели, мысли путались, а агрессия только нарастала, как и дождь, на какой он не обращал внимания. В его разуме Тэхён и его возвращение отпали на третий план, ведь сейчас его фактически продали и бросили ради временного благополучия! Да что там его — Хосока вероятно тоже! Но всё равно, пусть всё оно горит синим пламенем. Всё равно… Вера в человечность Чонгука была уничтожена в несколько мгновений, поэтому внутренний диссонанс просто разрывал на куски. Так и меняется его внутренний мир. Как ни крути, до этого момента он был лишь ребёнком, причём очень наивным ребенком, что был окружен пеленой относительно доброй реальности, где не было места таким жестоким предательствам. Но теперь-то что? Старый мир покрылся трещинами и стал потихоньку рассыпаться осколками мелкого стекла, что своими кусочками больно ранили душу и сердце юнца. Он погрузился в свои мысли, а точнее в их отсутствие, ведь в голове было пусто, темнота — всё самое страшное творилось в сердце. Поэтому Гук шел без разбора прямо, не слыша и не видя мира вокруг. Но в сознание его привёл свист тормозов машины и яркие прожекторы фар прямо ему в глаза! Свист. Вскрик. Удар. Темнота… …небытие…***
Конец осени, начало зимы. С неба срывается первый снег вперемешку с дождем. По новостям страны крутят новость с кричащим заголовком «Известный художник Чон Чонгук пропал без вести, пятидневные поисковые рейды полиции не дали никаких результатов.»