Дневник Штольмана

      Штольман нервно мерил шагами кабинет. Прошло уже почти полчаса с тех пор, как Анна Викторовна отправилась укладывать детей спать. Точнее, укладывать нужно было только Сашеньку, Митю все давно считали взрослым и самостоятельным человеком, и мальчик очень этим дорожил. Он ложился спать сам, так же, как и просыпался по утрам, сам умывался, вечером разбирал, а по утрам застилал свою постель. Митя пожелал родителям спокойной ночи и удалился в свою комнату в предвкушении того, что, наконец-то, сможет спокойно продолжить чтение романа про своего любимого героя Вальтера Скотта, рыцаря Айвенго.       Несмотря на то, что с самого рождения Митеньки Мария Тимофеевна настаивала, чтобы Штольманы наняли для ребенка няню, Анна Викторовна всегда занималась детьми сама. Она не видела никакой необходимости привлекать к воспитанию чужих людей, когда вокруг них было столько родных и близких. Постепенно Мария Тимофеевна смирилась с решением дочери, и сама с большим удовольствием проводила с детьми все свое свободное время, также, как и Виктор Иванович, который души не чаял во внуках. А Петр Иванович и вовсе почти забыл о своих бесконечных путешествиях, стараясь проводить все время в доме Мироновых-Штольманов, лишь изредка уезжая по самым неотложным делам. Появление Сашеньки, ничего не изменило, а, скорее, еще больше сплотило семью.       Вот и сегодня Анна помогла девочке умыться, заплела в косу ее удивительные вьющиеся волосы пепельного цвета, и уложила ее в кровать. Два лохматых охранника, зевая и потягиваясь, забрались в свои корзинки и приготовились честно нести ночную караульную службу. Анна Викторовна взяла со стола книгу сказок Пушкина, которую Саша с восторгом обнаружила среди рождественских подарков, и начала читать ей «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях».       Яков Платонович с нетерпением ждал жену. Он все еще надеялся убедить ее не совершать ошибку и не втравливать их в приключение по имени «Нина Аркадьевна Нежинская», с него самого, уж точно, этого приключения было более чем достаточно. Во-первых, он знал, чего стоят Анне эти спиритические сеансы, и хотел еще раз попытаться отговорить ее от общения с духом Нины Аркадьевны. Во-вторых, он считал, что ни он сам, ни тем более Анна, ничего не должны этой женщине. Ну, и в-третьих, пожалуй, это было самое главное, он не верил Нежинской при жизни и не собирался начинать это делать теперь, он отлично знал, что Нина Аркадьевна никогда и ничего не делает просто так.       Внезапно на лестнице раздались шаги, и в распахнутую дверь кабинета постучали.       — Позволишь войти, Яков Платонович? — на пороге кабинета стоял Миронов-младший. Между мужчинами давно установились дружеские отношения, еще с тех самых пор, когда Петр Иванович с Анной обнаружили его в крохотной земской больнице маленького городка Белозерска, когда он в беспамятстве умирал от ран зимой 1890 года. Петру Ивановичу как-то удалось убедить родителей девушки отпустить ее из дома и, естественно, вызвался ее сопровождать. Яков спрашивал его потом, как Анна смогла его найти, но тот либо сам не знал, либо не хотел об этом говорить. Анна тоже не особенно хотела обсуждать эту тему, обещая рассказать ему все «как-нибудь потом». Постепенно эта тема ушла в прошлое, уступая место другим более приятным и животрепещущим новостям, и теперь, спустя одиннадцать лет, он так и не знал, как же так получилось, что Анна нашла его, безымянного, без документов, и как сумела вырвать из цепких ледяных объятий смерти.       — Конечно, входи, Петр Иванович! — ответил Яков и вопросительно посмотрел на родственника. — Что-то случилось?       — Да, вот, старую Аннушкину доску принес, вдруг, думаю, пригодится, — Миронов положил на стол спиритическую доску.       — Позволь, а откуда ты знаешь, что мы собираемся... — Штольман прикусил язык.       — Так ведь, Яков Платонович, я же Аннушку с детства знаю, сразу вижу, если она что-то замышляет, — улыбнулся Миронов, — вот и пришел. Заодно хотел спросить, не нужна ли помощь...       — Дядюшка, милый! — Анна неслышно появилась в дверях кабинета. — Спасибо тебе! Только, боюсь, этот дух и так не слишком разговорчив, а при тебе, возможно, совсем замолчит...       — Ну, что же, тогда не буду мешать, — Петр Иванович повернулся к двери. — Уж не знаю, чей дух вы собираетесь вызывать, но как-то мне неспокойно... Так что, я на тебя надеюсь, Яков Платонович...       — Можешь не сомневаться, Петр Иванович, глаз с Анны не спущу, — произнес Яков, пристально глядя на жену. Петр Иванович кивнул, улыбнулся племяннице и вышел из кабинета.       — Заснула? — улыбнулся Штольман, как только на лестнице стихли шаги Петра Ивановича. — Что-то долго сегодня...       — Никак не спала, мы с ней всю сказку «О мертвой царевне» прочитали, только тогда, успокоилась, хотела знать, найдет ли королевич Елисей свою любимую... — улыбнулась Анна Викторовна. — Ну что, давай попробуем?       — Аня, ты ведь понимаешь, что ничего не должна Нине Аркадьевне? Ты можешь этого не делать, — Яков Платонович посмотрел на жену. — Возможно, она больше не появится...       — Мне кажется, ей нужна помощь, — решительно сказала Анна. — Думаю, иначе она бы не пришла...       — Аня, одному Господу известно, что задумала госпожа Нежинская, — мрачно произнес Яков, понимая, что спорить с женой бесполезно. — Как я понимаю, отговаривать тебя даже пытаться не стоит? Ну что же, тогда давай попробуем с ней поговорить. Ты готова?       Анна кивнула. Потом она немного подумала и медленно прошлась по кабинету, стараясь сосредоточиться, и наконец остановилась возле письменного стола. Ее взгляд упал на спиритическую доску. Женщина присела к столу, положила на нее руки и закрыла глаза.       — Дух Нины Аркадьевны Нежинской, приди! — медленно произнесла она. Дух не появился. Анна оглянулась, прислушиваясь к своим ощущениям, но никакого обжигающего даже в жарко натопленной комнате холода не почувствовала. Она снова закрыла глаза и еще раз повторила призыв. На этот раз она ощутила, наконец, знакомое дуновение ледяного ветра. Анна обернулась. Нина Аркадьевна стояла у окна и улыбаясь смотрела на Штольмана.       Яков Платонович, в свою очередь, напряженно следил за Анной, видимо, он решил буквально выполнить просьбу Петра Ивановича и не спускать с нее глаз. — Здравствуй, милый Якоб, — произнесла она, как обычно, полностью игнорируя присутствие Анны, которую это ничуть не удивило: госпожа Нежинская ее и при жизни своим расположением не баловала, чего уж теперь-то начинать?       — Здравствуй, милый Якоб, — словно эхо повторила Анна Викторовна, она посмотрела на мужа и показала рукой на то место, где находилась невидимая для Якова Нина. Штольман поднялся и, сделав несколько шагов, остановился прямо напротив того места, на которое указала Анна.       — Я же просил не называть меня так, — поморщился Яков. — Зачем ты хотела меня видеть? Мы поняли, что у тебя есть дочь, но не знаем, что тебе от нас надо... И еще, — Штольман стоял прямо перед духом, которого не мог видеть, хотя Анне Викторовне со стороны казалось, что он смотрит прямо в глаза госпоже Нежинской, — если ты причинишь Анне боль, то больше меня не увидишь никогда... И поверь мне, Анна Викторовна и Саша найдут способ навсегда избавиться от твоего присутствия в нашей жизни...       — А ты изменился, дорогой Якоб, — Нина Аркадьевна, как всегда полностью игнорировала то, что ей не нравилось, и упорно продолжала называть Якова Якобом. — Когда-то, ты был ко мне более снисходителен... Помнишь, как...       — Зато Вы совсем не изменились, — прерывая Нежинскую, произнес Штольман, — даже после смерти. Все так же пытаетесь мной манипулировать? Не получится... Если Вам есть, что сказать — говорите… если нет — уходите.       — Моя дочь родилась летом 1885 года, ее забрала женщина, Мария Ивановна Ушакова, — быстро, стараясь успеть за Нежинской, начала говорить Анна. — Каждый год ее навещал мой доверенный человек, и если находил ее в добром здравии, а именно так и было все эти годы, то выплачивал Марии Ивановне определенную, кстати, совсем не маленькую сумму. Так было до прошлого года... Но в этом году я не получила от моего человека никаких известий... — дух Нежинской начал потихоньку таять.       — Нина Аркадьевна, Вы хотите, чтобы мы нашли Вашу дочь и убедились, что с ней все в порядке? — быстро спросила Анна.       — Якоб, найди их... — прошептал дух, продолжая не замечать Анну, и исчез, забирая с собой пробирающий до костей могильный холод.       — Она ушла, — прошептала Анна и поежилась. — На этот раз она была вполне дружелюбна... Похоже, поверила, что ты больше не станешь с ней разговаривать, если она опять...       Яков подошел к жене и обнял ее, согревая. Анна уткнулась лицом в его плечо и только тогда вздохнула с облегчением, замирая в его объятиях. Яков чувствовал, как она дрожит, плата за общение с мертвыми была неизбежна и постоянна. Он еще крепче прижал ее к себе и успокаивая коснулся губами пушистых вьющихся волос.       — Аня, все... Все закончилось, — прошептал Яков и, помолчав, спросил: — Она еще что-нибудь сказала?       — Она сказала: «Найди их», — интересно, что она имела ввиду? Почему «их»? — вздохнула Анна Викторовна и подняла на мужа глаза.       — Дочь и того, кто был ее доверенным лицом, — пожал плечами Яков. — Я знаю только одного человека, которому Нина доверяла, ну, мне, во всяком случае, так казалось, это Жан Лассаль... И он, кстати, появился в ее жизни задолго до нашего с ней знакомства.       — Ты считаешь, что Лассаль мог быть в курсе того, что у Нины Аркадьевны есть дочь? — удивилась Анна.       — Тот человек, который каждый год навещал девочку и платил ее опекунше должен быть очень близким Нежинской человеком, — задумчиво сказал Яков Платонович. — Родственников у нее, насколько я знаю, нет...       — Ну, возможно, это была подруга... — предположила Анна Викторовна.       — Аня, у Нины не было друзей и уж тем более подруг, во всяком случае, я об этом никогда не слышал, — покачал головой Яков. — В ее жизни были только те, кого использовала она, и те, кто пытался использовать ее...       — А ты? — чуть слышно спросила Анна Викторовна.       — Как видишь, я тоже не входил в число ее доверенных лиц, — усмехнулся Яков.       — Скорее, в число тех, кого Нина Аркадьевна пыталась использовать в своих играх... Давай лучше подумаем, кому она могла доверить тайну рождения ребенка? Ведь эта тайна могла погубить ее карьеру при дворе! К тому же посторонний человек мог легко договориться с опекуншей, и просто делить с ней деньги, а ребенка отдать в приют. Или они могли скрыть от Нины смерть девочки и продолжать получать за нее деньги, это можно было проделывать годами… Нина была не столь глупа, чтобы дать себя обмануть... Как она все продумала! Ведь даже я ничего не знал... Да, в этом деле лишние люди ни к чему... — продолжал рассуждать Штольман. — К тому же, это должен быть человек, который способен узнать ребенка, несмотря на то, что он растет и постоянно изменяется, то есть, он должен был видеть девочку достаточно часто... В общем, это точно должен быть очень близкий человек... А ведь есть еще отец ребенка.... И я пока даже не представляю, кто это, и какую роль он во всем этом играет...       — Подожди! Но тогда получается, что этот человек все время был рядом с Ниной Аркадьевной... — произнесла Анна. — Ты должен его знать...       — Не обязательно, они могли встречаться раз в год, или совсем не встречаться, а только переписываться, и проследить за этим совершенно невозможно... — сказал Яков и умоляюще посмотрел на жену. — Аня, прошу тебя, давай больше не будем говорить о Нежинской... Хотя бы сейчас...       — Да, Яков Платонович, — улыбнулась Анна, — вы правы, нам с вами давно пора отдохнуть...       Штольман проснулся под утро оттого, что почувствовал: Анны нет рядом. Он сел в постели, тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и оглянулся: в комнате ее тоже не было. Яков накинул на себя теплый домашний халат и вышел из спальни. Выйдя в коридор, мужчина заметил, что дверь в кабинет слегка приоткрыта, и оттуда виден тусклый мерцающий свет, должно быть, горела свеча. Яков тихонько подошел поближе и заглянул в приоткрытую дверь. Анна стояла к нему спиной и вполголоса разговаривала с кем-то, кого Яков Платонович увидеть был неспособен...       — Кто тот человек, который следил за судьбой Вашей дочери? — настойчиво спрашивала Анна Викторовна. — Ну поймите же вы, как нам найти человека, если мы не знаем его имя?.. Ну почему вы не хотите сказать?.. Хорошо, тогда скажите, может быть у девочки есть какая-то особая примета? Как мы можем убедиться, что это точно ваша дочь?..       Штольмана вдруг обожгло предчувствие. Он рванулся в открытую дверь, развернул Анну спиной к тому месту, с которым она только что разговаривала, и обнял ее, закрывая собой. На этот раз он сам ощутил весьма болезненный толчок в солнечное сплетение, вот только никаких видений за этим не последовало. «Вот идиот! — мелькнуло в голове у Штольмана. — Давно бы мог догадаться!» Он почувствовал, как Анна вздрогнула в его объятиях, как резко, со стоном, выдохнула, словно от удара. Однако она почти сразу сделала глубокий вдох и повернулась к нему. Она все еще тяжело дышала, но все-таки не сгибалась от боли.       — Аня, как ты? — Яков с тревогой вглядывался в лицо жены.       — Спасибо… хорошо, — кивнула Анна Викторовна, — На этот раз было почти… не больно… Как ты догадался?       — Не знаю, почувствовал... Аня, ну почему ты вызвала ее без меня? Мы же договорились, — Яков Платонович держал жену за плечи и смотрел ей в лицо. — Если дело касается Нежинской, то я всегда должен быть рядом. Почему ты меня никогда не слушаешь?       — Я ее не вызывала, она сама пришла, — начала оправдываться Анна Викторовна. — Я подумала, возможно, она хочет сказать мне что-то, что не может сказать тебе, и пошла за ней в кабинет...       — Сказала? — спросил Штольман.       — Показала, — ответила Анна и посмотрела мужу в глаза, — вас... с ней... вместе... в номере нашей Затонской гостиницы, ошибиться было невозможно... Яков Платонович молча сел на диванчик и задумался.       — А перед этим ты спросила, есть ли у ее дочери особая примета? — уточнил Яков спустя некоторое время. Он словно не слышал, что именно рассказала Анна о своих видениях.       — Да, — кивнула Анна.       — А сразу после этого она показала тебе... то, что показала? — Яков задумчиво смотрел на жену.       — Ну, да, — кивнула Анна Викторовна, все еще не очень понимая, куда клонит ее муж.       — Я знаю, что это за примета, — произнес Штольман.       — И что это за примета? — заинтересовалась Анна Викторовна.       — Я скажу, — кивнул Яков Платонович, — если ты пообещаешь, что мы больше никогда не станем это обсуждать...       — Обсуждать что? — Анна вызывающе смотрела на мужа.       — Обсуждать мои отношения с Нежинской, — твердо произнес Яков. — Ты всегда о них знала...       Анна вздохнула и беспомощно улыбнулась.       — Ты прав, прости меня, — Анна шагнула к мужу. — Мы больше никогда не станем это обсуждать, тем более, что мне это неприятно.       — У Нины есть родимое пятно...в форме бабочки... на левой лопатке... — произнес Яков.       — Ты думаешь, что у ее дочки тоже есть такое пятно? — с сомнением спросила Анна.       — Однажды она сказала, что это родимое пятно передается в их роду по женской линии, — кивнул Яков.       — Значит, если мы все-таки найдем девочку, то всегда сможем определить, является ли она дочерью Нежинской? Правильно? — уточнила Анна.       — Ну, если мы все поняли правильно, то, да...       — Яша, что мы будем делать дальше? — Анна с надеждой смотрела на мужа. Она ни мгновения не сомневалась, что Яков Платонович уже знает ответ на все ее вопросы, ведь не зря же он был лучшим сыщиком во всей Российской Империи, а, возможно, и в мире. Яков прошелся по кабинету и остановился у камина, он подбросил в него несколько поленьев, дождался, когда на них весело запляшут языки пламени, и повернулся к жене.       — Я напишу Варфоломееву, не знаю, как долго его служба присматривала за Нежинской, но возможно, у него есть сведения о том, брала ли она отпуск в 1885 году, если — да, то в каком месяце, и где она его провела. От того, что он ответит, и будем плясать дальше... — произнес Яков Платонович. Он остановился перед Анной, улыбнулся, глядя на жену в ночной сорочке и накинутой на плечи шали, полюбовался ее распущенными светло русыми волосами, привычным движением поправил непокорный локон волос на ее левом виске и спросил: — Ну что, может быть, пойдем спать?       — Яша, уже почти шесть часов, — Анна кивнула в сторону новых механических часов компании Буре, которые стояли на каминной полке. — Я все равно не усну... Ты иди, а я пока дневник почитаю…       — Без меня? Ну уж нет, давай вместе, — Яков Платонович выдвинул верхний ящик стола и достал тетрадку: — Читай...       15 апреля 1889 года.       Около десяти часов утра мы были приглашены в гостиницу в связи с тем, что в номере инженера Эрнеста Петровича Буссе был обнаружен труп горничной. Сам господин Буссе, который, как установил Антон Андреевич, являлся инженером-технологом по электрическим машинам, прибыл из Петербурга неделю назад и был прикомандирован к Штабу Военного округа. При осмотре места преступления было также обнаружено, что сейф, находящийся в номере, вскрыт и абсолютно пуст. До момента обнаружения трупа постоялец отсутствовал, по словам управляющего, около двух часов.       Доктор Милц установил, что у убитой девушки сломана шея. Поскольку никаких других повреждений на теле не было, он предположил, что преступником должен быть мужчина недюжинной силы — шея жертвы была сломана одним очень точным профессиональным движением.       Отправил Коробейникова опросить прислугу, ведь убийца не дух, он не мог материализоваться прямо в номере, значит, кто-то из них должен был его видеть. Управляющий рассказал, что уборка номера делается ежедневно в то время, когда инженер Буссе на службе, хотя иногда в это время он остается в гостинице и работает внизу, в буфете, вместе с мадемуазель переводчицей. Они переводят различные научные статьи из иностранных журналов. Надо сказать, что тогда мне и в голову не могло прийти, что «мадемуазель переводчица» — это Анна Викторовна. Не успели городовые унести тело убитой, как в номер ворвался сам господин инженер.       Он прямиком бросился к распахнутому настежь сейфу, что навело меня на неприятные размышления о том, что, когда постоялец покидал свой номер, пустым сейф, определенно, не был. Однако, как выяснилось позже, я, слава Богу, ошибался. Следом за инженером в номер вошла Анна Викторовна. Мне показалось, что мы оба немного смутились от такой неожиданной встречи. Я не видел ее около двух недель и только теперь, когда она, чуть улыбаясь, смотрела на меня своими необыкновенными глазами, вдруг понял, насколько мне ее не хватало. Хоть мне и хотелось бросить все и разговаривать только с Анной Викторовной, я должен был продолжать расследование. Пока я не совсем понимал, как именно она оказалась в номере инженера. Она объяснила, что является переводчицей господина Буссе, не могу объяснить, по какой причине, но мне эта ситуация почему-то сразу не понравилась. Господин инженер сообщил мне, что приглашен командованием гарнизона для проведения определенных работ, и что характер этих работ является военной тайной. Час от часу не легче! Значит, в сейфе могли храниться секретные документы? Что же, можно было предположить, почему убийца оказался в номере — он приходил за документами, а бедная девушка просто оказалась здесь не вовремя. Однако, похоже, что грабителю не повезло, документов в сейфе не было, в этот раз инженер забрал их с собой. Сообщив мне все эти полезные сведения, господин Буссе попросил нас с Анной Викторовной оставить его, ему, видите ли, нужно было побыть одному и собраться с мыслями. Я не возражал, во-первых, Эрнест Петрович мне категорически не нравился, а во-вторых, это давало мне возможность наконец-то поговорить с Анной Викторовной.       Я оставил перед номером инженера городового для охраны его самого и его документов, а сам с Анной Викторовной спустился в буфет. Анна сообщила, что работает с инженером с первого дня его пребывания в городе, на мой довольно бестактный вопрос спокойно ответила, что прогулки с ним в ее обязанности не входят. Я продолжал задавать ей самые обычные в такой ситуации вопросы, Анна мне отвечала. Незаметно наш разговор перешел на другие темы, и я чувствовал, что могу бесконечно долго сидеть вот так, на диванчике с этой красивой девушкой и беседовать с ней обо всем на свете. Но, к сожалению, так не бывает, всему когда-нибудь приходит конец, я спросил все, что должен был спросить, и Анна Викторовна, понимая это, собралась уходить.       Вынужден признать, несмотря на все мои попытки держаться от Анны Викторовны как можно дальше, эта девушка играет в моей жизни гораздо большую роль, чем мне бы хотелось. И это становится для меня проблемой, ведь даже ее присутствие, а не только мимолетное прикосновение лишает меня возможности здраво мыслить, сегодня я почувствовал это в полной мере.       Анна подняла голову и удивленно посмотрела на мужа. — Что вы хотите услышать, Анна Викторовна? — усмехнувшись спросил Яков. — Вы же сами все видели... Аня, ну никогда не поверю, что ты ничего не заметила... И, да! Я совершенно не был к этому готов...       Не успела Анна Викторовна уйти, как явился Антон Андреевич и сообщил, что господин инженер был, по выражению моего помощника, «ого-го»: за последнюю неделю его посещали пять раз и все время девушки, причем, весьма сомнительного толка, не удивительно, что он мне сразу не понравился. Кроме того, официанты заметили, что в буфете частенько появляется господин, по описанию очень похожий на нашего старого знакомого, Жана Лассаля. Более того, он был здесь и сегодня! Немедленно отправил Коробейникова еще раз опросить прислугу, меня интересовало все, что могло быть связано с сегодняшним появлением здесь господина Лассаля.       — Дальше кое-что пропущено, — произнес Яков. Анна Викторовна послушно закрыла дневник и посмотрела на мужа.       — Я оставил Коробейникова в гостинице, а сам немедленно вызвал на встречу филеров, они вели постоянное наблюдение за Лассалем, и должны были видеть его в гостинице, а, главное, знать, где он сейчас находится. Еще меня интересовало, как могло случиться, что, находясь под постоянным наблюдением, он спокойно пришел в гостиницу и убил горничную при попытке украсть секретные документы из номера инженера. Который, кстати, вот уже неделю, работает на полигоне, а я об этом до сих пор ни сном ни духом! — даже сейчас, спустя одиннадцать лет, Штольман не смог скрыть свое крайнее недовольство.       — И что тебе рассказали филеры? — поинтересовалась Анна.       — Филер, — поправил ее Яков, — на встречу пришел только Жук, он следил за Лассалем, Франт наблюдал за домом Разумовского. Он сказал, что Жан действительно вошел в гостиницу, он ежедневно пьет там кофе, а сам Жук остался снаружи. Он не знал об убийстве горничной, и что было еще более скверно, понятия не имел о том, кто такой инженер Буссе и чем он занимается на полигоне. Разумеется, я не давал филерам никаких распоряжений относительно инженера, потому что не знал о его существовании, а не знал я, потому что они мне о нем не сообщали! Получался какой-то замкнутый круг! Я был страшно зол на всю эту ситуацию, но самое неприятное было то, что я не представлял, как мне ее исправить. Компания Разумовский — Нежинская — Лассаль все время опережала меня на несколько шагов...       Яков Платонович вскочил из-за стола и заходил по кабинету, видимо, все еще переживая те давнишние события.       — Но и это было еще не все, — после недолгого молчания продолжил Яков. — Оказывается, господин Лассаль из гостиницы не выходил! То есть, не выходил до того момента, как филер покинул свой пост и отправился на встречу со мной! Все в тот день шло вкривь и вкось! Велел филерам дождаться Лассаля у князя, где он постоянно появлялся, и привезти на нашу конспиративную квартиру. В конце концов, я был уверен, что горничную убил именно он, хотя доказательств этого мы, конечно же, никогда бы не нашли. Честно говоря, в тот момент, я и сам не представлял, что мне с ним делать дальше. Сам же помчался в гостиницу с твердым намерением перевернуть ее вверх дном, но найти Лассаля, если конечно он еще был там.       Яков Платонович закончил свой монолог. Видимо, это его немного успокоило, и он присел на край своего стола, ожидая, когда Анна продолжит чтение. Но Анна Викторовна тоже хотела кое-что добавить к описанию тех событий.       — Я тоже не покинула гостиницу после того, как мы попрощались, — задумчиво произнесла она. — Я вернулась в номер Эрнеста Петровича, и после долгих объяснений, в которые он, конечно же, не поверил, и наверняка подумал, что я сумасшедшая, он решился-таки оставить меня одну в его номере.       — Могу себе представить! — усмехнулся Штольман. — Он же был инженером-технологом по электрическим машинам, а тут духи! А девушка, которая пару часов назад переводила ему научные статьи, вдруг оказывается медиумом! Пожалуй, ему не позавидуешь.       — Да уж! — улыбнулась Анна. — Правда, особых результатов мой спиритический сеанс не дал, кроме того, что убийца был в коричневых перчатках и черном сюртуке, мне узнать ничего не удалось... Убийца подошел к девушке сзади, она его не видела. Но это я тогда тебе рассказала...       Анна снова открыла дневник и продолжила.       Как только я снова оказался в гостинице, до меня, наконец, дошло то, о чем я должен был догадаться с самого начала, а не бегать, как идиот, по городу теряя время: в этой гостинице жила госпожа Нежинская! Вот почему Лассаль из нее не вышел — он знал, что за ним следят, и решил пересидеть всю нашу полицейскую суету прямо здесь, а легче всего было спрятаться в номере Нины Аркадьевны, там-то уж его никто искать не станет! А вот тут он ошибся! Не станет искать никто, кроме меня! Когда я постучал в дверь номера Нежинской и представился, она долго не открывала, объясняя это тем, что не одета. Странно! Обычно такие мелочи ее не волновали! Я настаивал, она тянула время. Когда она наконец открыла дверь, мне стало совершенно очевидно, что проснулась и встала она давным-давно, и уж конечно, была одета... Однако Лассаля я в ее номере не нашел, правда, я не заглянул в большой сундук с вещами, который стоял в гостиной, но француз, который был довольно крупным мужчиной, едва ли мог в нем поместиться. Так что я покинул номер не солоно хлебавши, в твердой уверенности, что Лассаль ушел в то время, пока я беседовал с Жуком. Напоследок Нежинская пообещала пожаловаться на меня начальству. Отлично, я не возражал.       Анна снова отложила дневник       — Я встретила Нину Аркадьевну, как только вышла из номера Эрнеста Петровича, — сказала Анна Викторовна. — Она с пристрастием начала выспрашивать у меня, что мне сказал дух горничной. Мне показалось, что ей действительно было важно это знать. Это было странно, ей-то, собственно, какое дело было до убийства девушки? — Знаешь, Нина Аркадьевна всегда подчеркивала, что не верит в духов... Забавно, если учесть последние события, — грустно усмехнулся Штольман. — Но, видимо, все-таки опасалась, что они существуют, и что ты можешь с ними разговаривать. Должно быть, она боялась, что дух горничной укажет тебе на убийцу, а ты сообщишь об этом мне, а я решу, на всякий случай, проверить, так ли это, да и докопаюсь до правды... Видимо поэтому она хотела знать, что именно ты узнала, вернее, что ты расскажешь мне, и надо ли им предпринимать какие-то меры.       — Да, возможно, все именно так и было, — задумчиво произнесла Анна. — А потом я встретила тебя и все тебе рассказала...       — Я помню, а еще ты пригласила меня прогуляться в парке после того, как я «переловлю всех убийц», — улыбнулся Штольман, — продолжайте, Анна Викторовна.       Анна Викторовна, которая, к моему удивлению, все еще оставалась в гостинице, сообщила мне, что убийца был в черном сюртуке и коричневых перчатках. Что же, это вполне вписывалось в мою версию, что убийцей был Лассаль.       Примерно через час стало понятно, что Лассаля в гостинице нет. А еще стало понятно, что я снова недооценил госпожу Нежинскую. Интересно, как долго я буду раз за разом совершать эту ошибку? Видимо, желание заполучить эти секретные документы было столь велико, что Нина Аркадьевна уговорила господина Буссе временно переехать пожить к князю Разумовскому. Потрясающая женщина! А я — полный идиот, почему я не предвидел такой простой и логичный ход? И уж тогда-то, не знаю, каким образом, возможно, с документов снимут копии или их сфотографируют, а, возможно, просто похитят, но каким-то образом они обязательно окажутся в руках этой милейшей компании, если еще не оказались. В этом я был совершенно уверен.       Когда мы с Антоном Андреевичем подъехали к дому Разумовского, слуги заносили в дом вещи. Я с «восторгом» обнаружил на крыльце тот самый знакомый сундук, что всего пару часов назад стоял в номере Нины Аркадьевны! Я не просто идиот, я — идиот в квадрате! Как я мог поддаться на слова этой женщины и не заглянуть в него, сейчас бы все вопросы уже были решены!       Картина, которую я застал в гостиной князя, была более чем мирная: инженер Буссе, госпожа Нежинская и сам князь сидели за столом за рюмочкой вина, причем, мне показалось, что господин инженер был уже изрядно пьян, чего не скажешь об остальных участниках застолья.       Князь почти без сопротивления отдал мне Жана Лассаля, видимо, был уверен, что нам не удастся доказать его причастность к убийству. Он, конечно, погрозил мне, но больше для порядка. Нина Аркадьевна тоже постаралась кольнуть меня побольнее, я тоже не удержался от ответной колкости, но все это не имело особого значения. Кроме француза забрал с собой и господина инженера, решил, что в гостинице под охраной городового ему, а особенно его документам будет безопаснее. Предупредил его, чтобы держался подальше от госпожи Нежинской и князя Разумовского, хотя был почти уверен, что моему совету он не последует.       На допросе господин Лассаль, конечно же, все отрицал: ни о какой горничной он не знает, в гостинице пил кофе. Когда я сказал ему, что считаю его виновным в убийстве учителя математики, а по совместительству криптографа Павла Ивановича, и господина Мореля, он посмеялся мне в лицо и сказал, что у меня нет доказательств. Он не отрицал свою вину, а говорил о том, что я не смогу ничего доказать! Весьма самоуверенно, отвратительно то, что это была правда, никаких доказательств его вины у меня не было. Отправил его в камеру, но ясно, что хороший адвокат вытащит его оттуда за пять минут. И я даже знал одного такого адвоката.       — И ты был прав, — вздохнула Анна. — Тем же вечером князь с Ниной Аркадьевной приехали к папе, я случайно слышала часть их разговора... Ну ладно! Не случайно! Только не надо так на меня смотреть!... Кстати, тогда же я и услышала их разговор, из которого поняла, что Эрнесту Петровичу грозит опасность...       — А если бы ты не услышала этот разговор, то не произошло все то, что случилось на следующий день, — грустно кивнул Яков, — читай дальше...       16 апреля 1889 года.       Явившись утром в управление, обнаружил, что мои подчиненные оформляют арест весьма привлекательной девицы. Это была модистка из ателье, ее задержали с поличным при попытке украсть кошелек у клиентки. На мой вопрос, зачем, ответила, «черт попутал». Вникать в подробности не стал, с мелкой кражей, да и преступница задержана с поличным, тут и без меня разберутся. Единственное, на что машинально обратил внимание, так это на вырванную «с мясом» пуговицу на платье задержанной. Дальше заниматься этим делом мне было некогда, ко мне пришел адвокат князя Разумовского, Виктор Иванович Миронов. Он, действительно, очень хороший адвокат: ни одного лишнего слова, ни одного лишнего движения — либо доказательства вины, либо выпускайте господина Лассаля. Что же, я был к этому готов.       В тот момент дежурный сообщил мне об убийстве в гостинице инженера Буссе, а вот к этому я точно готов не был...       Господин Буссе лежал на полу с перерезанным горлом, его портфель с секретными документами исчез. Городовой Синельников, которого я оставил возле номера инженера, сообщил, что накануне к господину Буссе приходила… барышня Миронова, пришла в десять вечера, а ушла часа в два ночи... Честно говоря, я был потрясен: так вот, значит, какими «переводами» занимается Анна Викторовна... Более того, если Синельников прав, и Миронова ушла в два часа ночи, то она сразу превращалась в подозреваемую в этом деле: доктор Милц утверждал, что инженер был убит между часом и двумя часами ночи. Кроме того, в номере была еще одна женщина — госпожа Нежинская, однако, она пришла около половины десятого и скоро ушла. По правде говоря, я никак не мог сосредоточиться на деле, мысли мои все время возвращались к Анне и этому, с позволения сказать… инженеру. Безусловно, Анна Викторовна была достаточно взрослой и могла поступать, как ей заблагорассудится, но она и этот господин Буссе... от одной мысли об этом у меня перехватывало дыхание! Наверное, если бы господин инженер остался жив, я бы сам его пристрелил...       Но я должен был расследовать убийство, а не воображать себя обманутым в лучших чувствах принцем. А расследование требовало, чтобы я немедленно задержал подозреваемых, а именно, Анну Миронову и Нину Нежинскую, ее мундштук был обнаружен на полу в номере инженера. Поручил Коробейникову этим заняться.       Разыскивать госпожу Миронову нам не пришлось, потому что в следующую минуту она сама влетела в номер инженера. Я сразу задал самый неприятный, в том числе и для меня лично вопрос, была ли она в номере инженера до двух часов ночи. Анна как будто удивилась, и ответила, что пришла в десять и пробыла в номере четверть часа. Мне очень хотелось ей верить, хотелось думать, что она провела в этом проклятом номере только несколько минут, но я не мог игнорировать слова городового, который утверждал совсем другое, в конце концов, он лицо незаинтересованное, зачем ему врать? Он подтвердил свои слова еще раз при Анне Викторовне. Она же утверждала, что ушла в четверть одиннадцатого, а Синельников не мог этого видеть, потому что спал на стуле. Спросил, что произошло между ней и инженером. Похоже, ей не хотелось об этом говорить, сказала только, что господин Буссе ее неправильно понял. Серьезно? Я начинал злиться. А как, вообще, можно понять визит молоденькой барышни к одинокому мужчине посреди ночи? Вот я лично никак не мог понять, как Анна оказалась в его номере? Должно быть, я действительно задал вопрос в непозволительном тоне, но Анна Викторовна так ничего и не ответила мне по сути. Сказала, что я разговариваю так, будто в чем-то ее подозреваю. Она как будто издевалась надо мной! Она пришла в десять часов вечера, ушла в два часа ночи, что я должен думать, что они все это время переводили с английского статью по электрической технике? Похоже, Анна Викторовна и впрямь не понимала, как я могу подозревать ее в чем-то непристойном, ну помилуйте, что странного в том, что она приходит ночью в номер к одинокому мужчине, да еще такому сластолюбцу, как господин Буссе, и проводит там несколько часов?       — Я поверить не могла, что ты подозреваешь меня Бог знает в чем! А больше всего меня злило то, что городовому, который просто проспал, когда я ушла, а теперь себя выгораживает, ты веришь больше, чем мне! — сказала Анна.       — Аня, во всем, что касается тебя, я никогда не мог мыслить абстрактно и отвлеченно, — сказал Яков. — Воображение рисовало мне такие картины, что я с ума сходил от ревности, а ты злилась и не желала или не могла ничего объяснить…       — А что я должна была объяснять? — возмутилась Анна Викторовна.       — Ты так и не сказала, зачем пришла к нему в десять часов вечера, — напомнил Штольман. — Что я должен был думать?       — Ты должен был верить мне, а не городовому! — ответила Анна и продолжила читать.       Мне нужно было успокоится и прийти в себя, сейчас я просто был не в состоянии спокойно разговаривать с Анной Викторовной, поэтому решил отвезти ее в управление. Пока я заканчивал осмотр, Анна, едва сдерживая слезы сидела рядом. Мне было больно видеть ее в таком состоянии, тем более, что именно меня она считала сейчас своим обидчиком. Однако когда я был уже совсем готов ехать, она вдруг попросила меня оставить ее на несколько минут в номере инженера. Что же, я ждал чего-то подобного и позволил ей остаться в номере на полчаса, сам же решил пока побеседовать с Нежинской. Однако в номере Нины Аркадьевны не оказалось, возможно ее уже задержал Антон Андреевич и повез в управление. Но зато в коридоре я обнаружил следы крови, ею же была перепачкана ручка двери номера Нины Аркадьевны. Потребовал, чтобы управляющий открыл мне номер, тот, конечно, выразил свое со мной несогласие, но дверь все-таки открыл. В номере царил полнейший беспорядок: стулья валялись на полу, скатерть была сбита, а на столе лежало испачканное кровью полотенце. Но, самое главное, на тумбочке стояла шкатулка, в которой Нина хранила драгоценности, она была пуста. В моей голове начала вырисовываться картина преступления, особенно, когда я вспомнил про найденную на полу в номере инженера пуговицу и вспомнил о той девушке, что видел утром в управлении, у нее как раз не хватало точно такой же на платье.       — Пока тебя не было, я все пыталась вызвать дух убитого инженера, — сказала Анна Викторовна. — А он все никак не приходил… В какой-то момент, когда я уже почти совсем отчаялась, я вдруг поняла, что его убила женщина… Тогда он, наконец, появился… Он снова, как делал это все время нашего знакомства, читал мне какие-то стихи, но меня заинтересовали только несколько строчек…       — «Уродец на пороге рая недорого берет за вход», — процитировал Штольман. — Ты написала эту строчку в записке, которую оставила для меня в номере инженера, я помню. — Да, «Уродец на пороге рая недорого берет за вход, дешевыми страстишками играя, мгновения блаженства продает», — подтвердила Анна. — Я сразу подумала, что это он намекает на то, что его убила девушка… легкого поведения, ну, и пошла к Маман, уж она-то должна была знать, кто из ее девушек был ночью у господина Буссе…       — Непонятно только одно, почему ты не дождалась меня, чтобы все рассказать? — упрекнул ее Штольман.       — Ты меня обидел, ты мне не верил, ты подозревал меня в убийстве и, вообще, Бог знает в чем! — возмутилась Анна, — Нужны еще какие-то объяснения? Да, я не хотела с тобой разговаривать!       — Читайте дальше, Анна Викторовна, — покачал головой Яков Платонович.       Я все равно должен был официально опросить Анну Викторовну, хотя и не подозревал ее в убийстве инженера.       — Спасибо, что хотя бы в убийстве Вы меня не подозревали, Яков Платонович! — ехидно заметила Анна.       Однако Анны Викторовны в номере господина Буссе не оказалось, вместо нее меня ждала записка, из которой я понял, что она отправилась в заведение Мадам. Опасаясь, как бы она еще что-нибудь не натворила, я поспешил за ней следом.       — Надо заметить, что Вы не особенно торопились, Яков Платонович, — все так же ехидно произнесла Анна.       — Так уж получилось, — кивнул Яков и продолжил. — На выходе из гостиницы меня ожидал Франт, он знаком пригласил меня следовать за ним. Я так и сделал. Оказывается, они с Жуком выполнили мое распоряжение — поймали француза. Очевидно, его выпустили из управления, вот тут-то они его и приняли… Разговаривать со мной Лассаль не собирался — это, действительно, был очень достойный противник. Постарался убедить его в том, что никто и никогда его не хватится, он ведь был человеком-невидимкой, никто не узнает, что с ним случилось, никто не сможет ему помочь… По глазам видел, что он все это понимает, но сдаваться не собирается. Велел филерам допрашивать его с пристрастием, пока он не расскажет все, что знает…       — Ты, правда, собирался его убить? — с ужасом спросила Анна.       — Нет, конечно, велел своим выбить из него все, что можно и отпустить… Хотя, видит Бог, много раз об этом пожалел, — покачал головой Яков.       — Что было дальше?       — Оставил Жука и Франта с Лассалем, а сам поспешил за тобой, — усмехнулся Яков. — Ну и нашел тебя возле ателье, где работала модистка. Только ты не знала, что она с утра уже сидит в камере у нас в управлении… Читайте дальше, Анна Викторовна.       Догнал Анну Викторовну возле ателье. Разумеется, она хотела убедиться в том, что та, кого она подозревает в убийстве, на месте, и сообщить об этом мне. Вот только почему-то я был уверен, что сначала, она попыталась бы поговорить с модисткой, и ее ничуть не беспокоило, что одного человека она уже убила, что же могло ей помешать убить еще раз? Разговаривать со мной Анна Викторовна не желала, зачем? Я же ей все равно не верил. Пришлось воспользоваться своими полномочиями следователя и потребовать, наконец, объяснений. Я должен был знать все.       Анна рассказала, что случайно услышала разговор князя и Нежинской, из которого поняла, что инженеру угрожает опасность, и, конечно же, бросилась его предупредить. А господин Буссе, видите ли, не так ее понял и решил, что раз девушка пришла к нему ночью… Выслушивать все это еще раз было невыносимо… В общем, инженер был сильно пьян, неудивительно, его целый день пытались напоить. Он посмеялся над ней, решив, что это только предлог, чтобы прийти к нему… Он попытался ее поцеловать… Господи, спасибо, что этого человека уже нет в живых, иначе… Самое удивительное, что для Анны такое поведение инженера явилось полной неожиданностью… А я не мог понять, что это, — детская наивность или изощренная ложь?       — А ведь ты, и правда, так думал, — прошептала Анна. — А мне-то казалось, что ты хочешь меня наказать за что-то… Сделать мне также больно, как, видимо, я сделала тебе…       — Должно быть, так и было, — кивнул Яков. — Меня разрывали обида и ревность, у меня внутри все клокотало… Как я мог здраво рассуждать?...       Должно быть, я, и правда, перешел все границы своими обидными и даже оскорбительными словами… Я опомнился только тогда, когда мое лицо обожгла пощечина… Она же заставила меня снова начать думать. Анна еще выкрикивала мне в лицо какие-то слова, но в тот момент, это было неважно… Все вдруг в моей голове встало на место: как я мог подумать о ней что-то плохое, ведь это Анна, моя Анна, которую я всего полгода назад принял за гимназистку на велосипеде, которая собиралась отвести меня к врачу, которая так по-детски выразила свой восторг и поцеловала меня на мучном складе после этого дурацкого кулачного боя…       Господи, что же я наделал?..       «Горе мне грешному! Паче всех человек окаянен есмь…»       А еще через минуту до меня дошел смысл того, что она сказала мне напоследок: она уезжает в Санкт-Петербург, и я ее больше никогда не увижу… Я поверил… Это был конец…       …Позже вечером я сидел в трактире и пытался напиться. К сожалению, коньяк не приносил ни опьянения, ни облегчения… Дело было раскрыто, убийца инженера сидела у нас в камере, правда, под суд она должна была пойти по делу о краже, а не об убийстве. Я все знал об участии в этой истории Нины, хотя и ничего не мог доказать… Модистка ни за что не даст против Нежинской показаний, потому что тогда сама окажется замешана в дело об убийстве. Портфеля с документами у Нины уже, конечно же, нет…       Должно быть, я все-таки опьянел, хотя и не почувствовал этого, потому что вдруг обнаружил, что Нина Аркадьевна сидит прямо передо мной. Она трагическим тоном сообщила, что сегодня я «перешел черту»… Столько пафоса… Несомненно, мир потерял в ее лице великую актрису… Оказывается, она пришла предъявить мне претензии… Однако, весь ее пафос мгновенно улетучился, когда она поняла, что я все знаю… Пришлось рассказать ей все, как было. Судя по ее виду, я все понял правильно… Вот только Нина Аркадьевна не знала, что утром модистка пришла в себя, явилась в управление и призналась в краже, что дало ей возможность избежать наказания за убийство… Но она пришла не за тем, чтобы убедиться в том, что мне известно. Она пришла, чтобы угрожать! Оказывается, ей с трудом удается ограждать меня от больших неприятностей… И если я не боюсь за себя, то должен бояться за Анну… Ах вот как! Решили, что нашли мое слабое место? Весь хмель слетел с меня в один миг. Надеюсь, что мой карточный талант меня не подвел, и Нина Аркадьевна не заметила, что я испугался… Сказал, что не понимаю, о чем она говорит. Нет, Нина Аркадьевна, Вы не будете манипулировать мной через Анну! В такой ситуации, даже лучше, если ее не будет ни в Затонске, ни в моей жизни…       — Ты хотел, чтобы я уехала? — тихо спросила Анна Викторовна.       — И да, и нет, — помолчав ответил Штольман. — Твой отъезд уберег бы и тебя, и меня от многих неприятностей… Но я уже не представлял, как мне жить, если я не смогу хотя бы иногда тебя видеть…       Повстречал на улице Коробейникова, оказывается, он доказал, что городовой все напутал, и Анна Викторовна не виновна. Удивительно, никто не усомнился в ее словах, кроме меня… Рассказал Антону Андреевичу, что убийца инженера, модистка Верка, сидит у нас в камере, вот только доказать мы ничего не сможем… На вопрос моего честного помощника, что же делать, предложил ему написать роман, в соавторстве, под названием «Смерть инженера»… Еще он передал мне письмо от доктора Милца, он сообщал, что к нему обратились за медицинской помощью известные мне господа, которые в данный момент находятся в больнице. Значит и здесь полный провал! Надо сказать, что им здорово досталось от Лассаля! Все-таки он и вправду был хорош! Жук и Франт, как говорится, тоже не вчера родились, а вот поди ж ты, отходил он их обоих так, что на неделю оба выбыли из строя. Узнал от них, что Жан однажды целый день мотался за таинственным англичанином, о котором удалось узнать только его имя, Гордон Браун, и место проживания, усадьба Михайловское.       Анна закрыла дневник, посмотрела на мужа.       — Почему ты не уехала? — спросил Яков Платонович, глядя на жену.       — Ты знаешь, — сказала Анна, — поздно вечером ко мне пришла Нина Аркадьевна, сказала, что ты просил передать мне, что ты никогда не простишь себе мой отъезд, туманно намекала, что такое потрясение может вызвать неадекватную реакцию с твоей стороны… Это сейчас я понимаю, что она несла полную чушь, но тогда мне хотелось во все это верить, хотя меня и удивило, что ты прислал ее, а не пришел сам… Да еще и родители, которые были в шоке от моего решения немедленно уехать…       — А ты простила бы меня, если бы я тогда пришел сам? — спросил Яков, с интересом глядя на жену.       — Не знаю, я была очень обижена, — пожала плечами Анна. — Но если бы ты меня попросил, то я бы, наверное, осталась…       — Мама! Папа! Вы где? — Сашенька босиком и в одной ночной сорочке появилась в дверях кабинета. — Я пришла, а вас нет…       У ног девочки переминались собаки, которые, как верные пажи, сопровождали ее повсюду.       — А мы здесь, — улыбнулся Яков и подхватил девочку на руки. — Не замерзла?       — Ой, уже почти девять часов, — сказала Анна. — Нужно быстро одеваться, умываться, а то бабушка Маша будет недовольна, если мы к завтраку опоздаем… Яков Платонович, отнесите Сашу в ее комнату и разбудите, пожалуйста, Дмитрия Яковлевича, а то он, наверное, снова книгу до полуночи читал…       — С удовольствием, Анна Викторовна, — улыбнулся Яков и, обращаясь к Сашеньке спросил: — Ну что, поехали?