Дневник Штольмана

      Несмотря на то, что легли они поздно, а заснули еще позже, спала Анна Викторовна отвратительно. Ей все время снилось какое-то жуткое существо, она даже не была до конца уверена, что это человек. Круглое, заплывшее жиром, отвратительное лицо смотрело на нее маленькими поросячьими глазками. Особенно жутко было то, что эти глазки ничего не выражали, они были словно мертвые. В них не было ни любопытства, ни злости, ни радости, ни-че-го! Со лба существа свисали жидкие, давно не мытые, слипшиеся волосы. Само лицо тоже было грязным, с застывшими крошками и разводами жира вокруг рта. Существо тянуло к ней свои пухлые руки с грязными обломанными ногтями. Анна несколько раз вздрагивала и просыпалась. Стараясь не разбудить мужа, она поворачивалась на другой бок и снова пыталась заснуть, но как только начинала дремать, безобразное лицо появлялось снова...       Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы не Яков, который молча сгреб ее в охапку и прижал к себе. Только в его объятиях, всем своим существом ощущая его близость, словно пуховой шалью укатанная его теплом, она наконец успокоилась и провалилась в глубокий сон без сновидений…       Когда Анна Викторовна проснулась, за окном было совершенно светло. Она пошарила рукой по соседней подушке, но никого там не обнаружила и резко села.       – Аня, я здесь! – Яков Платонович сидел в кресле у окна с раскрытой газетой в руках и улыбаясь смотрел на жену.       Кроме той, самой первой их ночи, он больше никогда не оставлял ее спящую, знал, чего ей тогда это стоило. Он-то с самого начала знал, что должен будет уйти, да так и не решился ей об этом сказать. Точнее, он и приходить-то не должен был, просто не смог оставить ее после всего, что им обоим пришлось пережить в тот день. Смалодушничал, конечно! Было и еще кое-что, в чем он не любил признаваться даже себе: он боялся. Боялся, что если Анна проснется, то он просто не сможет уйти, испугался своей слабости… Кому же охота идти умирать за высокие идеалы, когда ты только что убедился, что тебя любит самая лучшая женщина на свете? А самое главное, не имел он права втягивать ее в свои смертельно опасные игры. Ведь разве же могло ее что-то удержать, если бы она знала, где он, и что он в опасности?       Анна с облегчением вздохнула, откинулась на подушку и спросила:       – Сколько времени? Я все проспала?       – Не все, а только завтрак, – улыбнулся Яков Платонович. – Скоро полдень… Но я предупредил Марию Тимофеевну, что тебе нездоровится…       – О, Боже! – вздохнула женщина, – Значит, сейчас она принесет капли, а через полчаса примчится бедный Александр Францевич…       – Не волнуйся, с момента нашего разговор прошло уже больше двух часов, – усмехнулся Яков, – А доктора все еще нет… Да и Мария Тимофеевна пока не приходила…       – Хорошо, – с облегчением вздохнула Анна и поинтересовалась. – Где дети?       – Дети на прогулке с Петром Ивановичем и собаками, – сказал Штольман. – Насколько я понял, они снова ремонтируют крепость…       – Замечательная была идея – построить крепость, – кивнула Анна. – Надо будет на следующий год снова сделать что-нибудь в этом роде… лабиринт, например…       – Отличная мысль, – кивнул Яков и спросил: – Как ты себя чувствуешь?       – Хорошо, – улыбнулась Анна, – кажется, я даже выспалась.       – Тебе снился кошмар? – спросил Яков Платонович. – Ты все время вздрагивала…       – Да, – отмахнулась Анна, – какое-то странное жутковатое существо… Ты позавтракал? А то что-то мне есть хочется…       – Вас дожидался, Анна Викторовна…       Виктор Иванович в домашнем халате сидел на диване в гостиной и просматривал пришедший с утренней почтой очередной номер «Судебного вестника», рядом небольшой стопкой лежали газеты.       – Яков Платонович!.. Аннушка, как ты, дочка? Яков сказал, ты нездорова? – обеспокоенно спросил Миронов-старший, увидев вошедшую в гостиную дочь.       – Нет, папа, все в порядке, просто не выспалась, – Анна Викторовна наклонилась к отцу и чмокнула его в щеку.       – Вот и хорошо!.. Яков Платонович! Ты уже видел сегодняшний «Затонский телеграф»?       – Нет еще, а что там? –сразу напрягся Штольман, который имел с этой газетой давние счеты.       – Полюбуйся! – Виктор Иванович извлек из кипы газет тонкий желтоватый листок и показал его зятю. В половину первой страницы на листке красовался заголовок: «Чрезвычайное происшествие – в городе появился кровавый убийца. Анна Викторовна Миронова-Штольман ведет расследование!»       – Я убью Рябушинского, – процедил сквозь зубы Штольман, пробегая статью глазами.       – Не выдумывай, Яков Платонович, потребуем с него материальную компенсацию, – улыбнулся Миронов. – После этого он точно разорится… и перестанет, наконец, печатать всякий бред.       – Да ладно вам, – Анна Викторовна тоже читала статью, заглядывая через плечо мужа, – он ничего плохого и не написал… Вот, пожалуйста: «Анна Викторовна Миронова-Штольман, известный в нашем городе медиум, приглашена полицией в качестве консультанта».       – …«Консультанта», – мечтательно добавила Анна Викторовна. – Как Шерлок Холмс…       Виктор Иванович прыснул и тихо закис от смеха, прикрываясь газетой.       Левая бровь Якова Платоновича устремилась вверх и достигла небывалых высот.       Он обернулся к жене и удивленно произнес:       – Вот уж не думал, Анна Викторовна, что Шерлоку Холмсу нравится читать о себе в криминальной хронике…       – Да ну Вас, Яков Платонович! – Анна обиженно посмотрела на мужа. – Вы просто завидуете: про вас-то он ничего не написал…       – Пойдемте-ка, лучше, завтракать, Анна Викторовна, – произнес Штольман, приглашая Анну к столу, на котором стоял прикрытый кипельно белым полотенцем сервиз.       – И правда, Аннушка, иди позавтракай, а то совсем старика уморила, – смахивая появившиеся от смеха слезы сказал Виктор Иванович и всхлипнув добавил: – «Анна – консультант»…       Анна Викторовна бросила на отца взгляд оскорбленной принцессы Будур и присела на стул, предусмотрительно отодвинутый мужем.       Штольманы вместе с решившим составить им компанию Виктором Ивановичем еще пили кофе, когда в гостиную торжественно вплыла Прасковья с подносом в руках, на котором лежала записка.       – Из полицейского управления! – громко объявила затонская «миссис Хадсон» и протянула поднос Штольману. Тот взял записку, развернул и начал читать все больше мрачнея.       – Яков Платонович, что-то случилось? – обеспокоенно спросил Виктор Иванович.       – Да все то же, Виктор Иванович, ничего нового, – и обращаясь к Анне, добавил: – Если ты хочешь со мной, то собирайся, нас пролетка ждет… Виктор Иванович, пожалуйста, позанимайтесь с Митей историей, если у Вас есть время… У него после исторических романов такая каша в голове по поводу Крестовых походов…       – Конечно, Яков Платонович, с удовольствием… Вот после обеда и позанимаемся, – кивнул Миронов – большой любитель и знаток истории.       Мария Тимофеевна, которую Анна Викторовна едва не сбила с ног на пороге гостиной, подозрительно посмотрела вслед дочери и, обращаясь к мужу, спросила:       – Куда это она?       – В полицейское управление, полагаю, – ответил Миронов-старший продолжая просматривать газеты.       – Как, опять?! –всплеснула руками Мария Тимофеевна, – Господи! Когда же это закончится? У них же дети!       Виктор Иванович оторвался от газеты и задумчиво посмотрел на жену, силясь постичь ее логику. Однако так и не обнаружив связи между наличием в семье детей и посещением их родителями полицейского управления, махнул рукой и вновь погрузился в чтение.       Уже по дороге, сидя в пролетке, Яков Платонович рассказал жене о том, что написал в записке Антон Андреевич. Сегодня был найден еще один труп. Начальник сыскного отдела просил Якова Платоновича и Анну Викторовну прибыть прямо на место происшествия, «если они сочтут это возможным».       На месте происшествия кипела работа. Антон Андреевич, видимо, забыл упомянуть в записке, что труп намертво вмерз в землю. По всей вероятности, убит он был еще осенью, перед первым снегопадом. Тело лежало чуть в стороне от дороги, в придорожной канаве. Коробейников подозревал, что убит он был в другом месте, а в канаву его столкнули, чтобы тело не нашли как можно дольше. Так и получилось: сразу его не заметили, потом пошел снег, который и скрыл погибшего, а заодно и все следы преступления. Труп совершенно случайно обнаружил житель одного из соседних домов. Находясь в некотором подпитии, он возвращался домой, но утратив равновесие съехал в канаву. Силясь выбраться оттуда, он разгреб навалившийся в канаву снег и обнаружил себя сидящим прямо на покойнике. Хмель слетел с него в один миг, что позволило страдальцу быстренько сделать то, что не получалось у него битый час, а именно: выбраться из канавы и бодрой трусцой помчаться в полицейское управление… Два дюжих городовых под присмотром Александра Францевича долбили лед и землю, стараясь извлечь тело без повреждений. Однако работа продвигалась не быстро. Правда на этот раз с опознанием погибшего проблем не возникло: это был известный городской нищий по прозвищу Цыган. Жители соседних домов узнали его по одежде, которую сами ему и пожертвовали перед наступлением холодов. Один взгляд на размозженную голову убитого заставил Антона Андреевича обратиться к своему бывшему начальнику.       Увидев подъезжающую пролетку, Антон Андреевич поспешил навстречу, а вот околачивающийся поблизости Рябушинский, напротив, резво устремился прочь. Видимо, в его планы совсем не входила встреча с «консультантом» и ее грозным мужем. Коробейников быстро, как в те времена, когда был только помощником начальника следственной части, доложил Штольману о происходящем. Яков Платонович помог Анне выбраться из пролетки и, заставив ее пообещать, что она без него не сделает отсюда ни шага, отправился осматривать место преступления.       Оставшись одна, Анна Викторовна не спеша огляделась. На этот раз она не почувствовала присутствия духов, должно быть, прошло слишком много времени с момента убийства. Из разговора Коробейникова с мужем она знала, что прозвище убитого было Цыган. К сожалению, имени данного ему при рождении пока установить не удалось, но Анна полагала, что и прозвища, под которым он прожил много лет, будет вполне достаточно. Женщина ухватилась за пролетку, на случай внезапной потери равновесия, и закрыла глаза. Она несколько раз повторила призыв, пока, наконец, не почувствовала волну обжигающего, даже на морозе, холода. Анна открыла глаза и оглянулась. Невесомый, почти прозрачный дух, как часто бывало, если с момента смерти прошло много времени, парил в нескольких шагах от нее. Анна Викторовна стала беззвучно задавать ему вопросы. Она часто так делала, если ее общение с духами происходило в людном месте: духу было все равно, а ей такое молчаливое общение позволяло не привлекать к себе лишнего внимания. Видение, которое показал ей дух Цыгана, как всегда вошло в нее вместе с ударом в солнечное сплетение…       Яков Платонович поздоровался с доктором Милцем, понаблюдал за работой городовых и оглянулся на жену. Увидев, что она замерла, вцепившись в пролетку, поспешил к ней.       Подоспел он как раз вовремя, чтобы ее подхватить. Ругая себя последними словами, Яков вглядывался в лицо жены.       – Аня, как ты? – с волнением спрашивал он, видя, что она побледнела.       – Все хорошо, – с трудом улыбнулась Анна Викторовна. – Цыган был ко мне добр, просто меня немного напугало то, что он показал…       – Он видел своего убийцу? – быстро спросил Штольман.       – Нет, – помотала головой Анна Викторовна, – убийцу он, к сожалению, не видел. Но за ним кто-то следил…       – Так он видел того, кто за ним следил? –догадался Яков Платонович.       – Нет, – тяжело вздохнула Анна, – но он чувствовал слежку… И я почувствовала, как ему было страшно…       – Это возможно, – кивнул Яков. – У тех, кто долго живет на улице развивается прямо-таки звериное чутье… Так что, может быть, за ним и правда кто-то следил. Кстати, это могли быть такие же нищие, как и он сам: наступали холода, а Цыган разжился теплой одеждой, может быть, кто-то решил ее отнять… Хотя, с другой стороны – одежда-то на нем… Если убили, то почему тогда одежду не взяли? Нет, здесь что-то другое…       Анна вдруг медленно оглянулась и осторожно произнесла:       – Яков Платонович, Вы помните, я говорила Вам, что вчера на месте преступления был еще один дух?       – Конечно, помню… Он здесь? – Яков оглянулся, хотя точно знал, что все равно никого не увидит.       – Да, – кивнула Анна, – я ее чувствую, но не вижу… Попробую с ней поговорить… Яков Платонович быстро обнял жену и попытался прижать ее к себе.       – Что это Вы делаете, Яков Платонович? – зашипела Анна, упершись ему в грудь обеими руками. – Между прочим, на нас люди смотрят…       – Мне совершенно все равно, кто на нас смотрит, – спокойно ответил Яков, – но Вы, Анна Викторовна, либо будете общаться с духом в таком положении, либо не будете общаться совсем.       Анна пристально посмотрела на мужа, убедилась, что спорить с ним совершенно бесполезно, тяжело вздохнула и опустила руки, позволяя Якову ее обнять. Она закрыла глаза, уперлась лбом в его плечо и попыталась обратиться к духу, чье присутствие, несмотря на перепалку с Яковом, продолжала ощущать.       После первого же призыва Анна ощутила волну холода, слегка скользнувшую по ее спине, и невольно отметила про себя, что в обнимку с Яковом Платоновичем вызывать духов получается значительно приятнее. Интересно, почему такая простая мысль не приходила ей в голову раньше? Тем временем Яков Платонович немного ослабил объятия, позволяя ей оглянуться по сторонам…       …Это действительно была женщина, причем довольно пожилая. Она смотрела на Анну Викторовну с такой ненавистью и злобой, что той даже стало не по себе.       – Кто Вы?.. Почему Вы здесь?.. Вы как-то связаны с убитым?.. С убийцей? – едва слышно спрашивала Анна. Последний вопрос заставил черты лица духа исказиться и приобрести какое-то уж совсем чудовищное выражение. Потом он рванулся к ней. В какой-то момент ей даже показалось, что дух сейчас ее ударит, и она непроизвольно зажмурилась, изо всех сил прижимаясь к Якову. Тот быстро развернулся, закрывая ее и подставляя свою спину тому месту, откуда, как ему показалось, Анна ожидала удара. Дух, уже почти добравшийся до своей цели, словно наткнулся на невидимую преграду и исчез, издав при этом, как почудилось Анне, злобный, пронизывающий до костей свист.       Все присутствующие на месте событий, раскрыв рты, следили за разыгрывающейся перед ними пантомимой в исполнении Якова Платоновича и Анны Викторовны. Штольман продолжал крепко прижимать к себе жену, не понимая, миновала ли уже опасность или нет, когда в полной тишине раздался суровый окрик Антона Андреевича:       – Ну, что застыли? Делом займитесь!       Сразу же возобновились затихшие было удары лома по льду и деловой гомон городовых, пытающихся собирать улики.       – Яков Платонович, – сдавленно пробубнила Анна куда-то ему в пальто, – дух ушел, можно уже меня отпустить…       Яков разжал объятия, позволяя жене наконец-то свободно вздохнуть и оглядеться.       – Все в порядке? – спросил он.       – Конечно, – кивнула Анна Викторовна и ехидно добавила: –Полагаю, публика в восторге…       –И давно Вас беспокоят подобные мелочи? – усмехнулся Яков Платонович. – К тому же, ты - моя жена… Так тебе удалось что-нибудь узнать у нее?       – Ну, общаться она не пожелала, – сообщила Анна Викторовна. – Но когда я упомянула о ее связи с убийцей, она совсем… озверела…       – Ага, – кивнул Штольман. – Значит – горячо…       – Мы можем попытаться это проверить, – предложила Анна Викторовна, – если съездим на место вчерашнего убийства.       Получив заверения, что полицейская команда провозится здесь еще не меньше часа, Штольман с «консультантом», воспользовавшись полицейской пролеткой, отправились на место вчерашнего убийства.       Пятна крови на дороге за ночь исчезли, очевидно, над ними усердно поработали затонские собаки и птицы, потому что на их месте в утоптанном снегу образовались глубокие, почти до земли ямы. Яков помог жене выбраться из пролетки и остался ждать ее на месте. Женщина подошла к свежим ямам и огляделась. Дух определенно был здесь. Собственно говоря, можно было уже уезжать. То, что он вернулся на это место, уже о многом говорило, но Анна хотела быть уверена. Однако вспомнив, как она едва избежала нападения разъяренной женщины, Анна Викторовна обернулась к спутнику:       – Яков Платонович, подойдите! – обратилась Анна к мужу, и чувствуя, как ее щеки начинает заливать румянец добавила: – Обнимите меня, пожалуйста, как там…       – С удовольствием, Анна Викторовна, – серьезно ответил Штольман и привлек ее к себе.       Все повторилось в точности, как в прошлый раз. Только теперь Анна Викторовна сразу перешла к вопросу о связи духа с убийцей, а дух, наученный предыдущим опытом, больше не пытался нападать на нее, понимая, что стену, которой ее окружил Яков, не пробить. Дух издал жуткий не то крик, не то вой, ярко демонстрирующий бессильную злобу, и исчез…       Спустя два часа вся компания, состоящая из Анны Викторовны, Якова Платоновича, Александра Францевича и Антона Андреевича, с удовольствием пила чай с баранками в кабинете начальника сыскного отдела. Коробейников рассказал, что отправил запрос в ярославское отделение полиции с портретом, нарисованным накануне Анной Викторовной, и теперь ожидал ответа. Кроме того, он поручил одному из молодых дознавателей, которого прочил себе в помощники, с этим же портретом искать того или тех, к кому приезжал и где останавливался убитый. Однако и от него никаких вестей пока не поступало. Александр Францевич, стараясь избегать особенно кровавых подробностей, рассказал об экспертизе предыдущей жертвы. По словам доктора выходило, что умер несчастный мгновенно по причине «отделения его головы от тела». Доктор полагал, что некто левой рукой обхватил убитого за плечи и, удерживая его таким образом, другой рукой рванул голову за подбородок вверх и вправо. Рывок был такой силы, что голова отделилась от тела между вторым и третьим шейными позвонками, попутно разрывая все шейные сосуды и сухожилия. Идею, что в нападении могли принимать участие больше одного человека, доктор не разделял, так как не нашел этому никаких подтверждений. Все остальные повреждения трупу были нанесены посмертно, хотя и очень скоро, в течение нескольких минут после смерти. А вот голову убитому размозжили спустя не меньше часа после гибели, сделали это обыкновенным березовым поленом, которыми по зимнему времени топит печи и камины все население Затонска. Ясно, что оно давным-давно сгорело в какой-нибудь печурке. Штольман и Коробейников сразу сошлись во мнении, что сделано это было другим человеком с одной единственной целью: затруднить опознание тела и, следовательно, усложнить поиск убийцы. Значит, можно было с уверенностью предположить, что преступников, по меньшей мере двое: один – убийца и второй – тот, кто пытается преступление скрыть. Все это было весьма странно и не вписывалось ни в одну правдоподобную теорию. Найденного сегодня Цыгана все-таки удалось извлечь из грунта и льда и доставить в мертвецкую, где тело должно было оттаять, как полагал доктор, не менее, чем через двое суток. Таким образом, отчет по нему можно было ожидать не раньше, чем через два-три дня, да и то, Александр Францевич ничего не гарантировал, потому что не представлял в каком состоянии окажется тело после всех произошедших с ним метаморфоз.       Судить о схожести обоих убийств можно было пока только по разбитым до полной неузнаваемости лицам жертв да по присутствию на обоих местах убийств духа сердитой пожилой дамы. В узкой компании, что сидела сейчас в кабинете, слова Анны Викторовны о духах уже много лет не ставились под сомнение, а принимались как факт. Анна, конечно же, нарисовала портрет пожилой дамы, Антон Андреевич приобщил его к делу и собирался показать родственникам и знакомым убитых.       Поздним вечером, когда Яков и Анна наконец оказались дома, дети уже клевали носами в гостиной, а Мария Тимофеевна места себе не находила от беспокойства. Обрадованные появлением живых и здоровых Штольманов домочадцы в конце концов вздохнули с облегчением, предоставив им возможность приступить к выполнению родительских обязанностей.       Спустя всего лишь час, когда Анна Викторовна уложила детей спать и вошла в кабинет мужа, она обнаружила его с интересом листающего дневник. Несмотря на усталость спать не хотелось. Женщина забрала из рук мужа тетрадку, удобно устроилась с ней в кресле перед камином и начала читать вслух.       12 июня 1889 года.       Около полудня в двадцать пятом номере гостиницы «Мадрид» было обнаружено тело пехотного поручика Сергея Антоновича Львова. Никаких видимых повреждений на теле поручика не было, поэтому судить о причинах смерти пока не представлялось возможным. Управляющий сообщил, что жил умерший в гостинице около недели, накануне пришел часов в семь, а в девять у него была посетительница «из благородных». При осмотре комнаты стали обнаруживаться некоторые странности: во-первых, в кобуре не оказалось револьвера; во-вторых, в столе обнаружилось множество неоплаченных счетов, причем некоторые – двухмесячной давности; в-третьих, в одном из ящиков я нашел кусочек картона треугольной формы, очень похожий на обрывок от папки, в которых обычно хранятся документы. Поскольку в ящиках убирают после каждого посетителя, то получается, этот обрывок папки оказался в столе в то время, когда здесь уже проживал Львов. Но где тогда сама папка? Да и зачем пехотному поручику папка для документов?       Доктор Милц взял на анализ стоящее на столе недопитое шампанское из двух бокалов и одной бутылки, видимо, предполагая, что убитый пал жертвой отравления.       Антон Андреевич уверенно заявил, что входная дверь была вскрыта отмычкой, однако непонятно, когда это произошло – до или после убийства.       Внезапно в коридоре раздались женские крики – какая-то барышня пыталась прорваться в комнату поручика. Велел пропустить. При виде покойного барышня прошептала: «Сережа…» – и лишилась чувств. Доктор оказал ей посильную помощь и привел ее в чувство, а у нас появилась возможность с ней поговорить. Барышня, Лидия Колчина, рассказала нам странную историю: накануне она должна была тайно венчаться с поручиком Львовым в отдаленной церкви. Его долго не было, когда же он появился, батюшка сразу провел обряд венчания, и только потом она поняла, что это не ее жених, не Сергей Львов, а какой-то совершенно незнакомый ей мужчина. Оказывается, Львов поссорился с отцом, который не дал им своего благословения, поэтому он и переехал в гостиницу, а венчание было тайным. Состояние и положение барышни безусловно вызывали сочувствие, и я попросил доктора Милца проводить ее и оказать помощь, если потребуется. – Александр Францевич привел ко мне эту девушку, Лиду Колчину, как раз когда я закончила урок английского с соседским мальчиком, – вспомнила Анна Викторовна. – Он сказал, что я могу дать ей возможность пообщаться с духом ее умершего жениха: она очень хотела знать, что с ним произошло… Как только доктор ушел, я попыталась вызвать дух Сергея Львова, но он не явился… – Ох уж этот доктор! – усмехнулся Яков. – Втравил тебя в расследование и глазом не моргнул!       Однако, как сообщил управляющий, накануне к Львову приходила не госпожа Колчина. Так же он сообщил, что дважды приглашал к поручику посыльного. Посыльный же, в свою очередь, сообщил, что относил по просьбе Львова два письма: одно – в дом отца, для сестры; другое – в контору купца Тимохина, для самого Тимохина.       Антон Андреевич почему-то решил, что накануне у поручика побывала сестра, я в этом сомневался: как правило шампанское с сестрами не пьют. Но в родительский дом нам пока идти было не с чем: мы даже не знали причину смерти поручика. Отправил Коробейникова в церковь, где произошло венчание Лидии Колчиной, чтобы расспросил батюшку и о поручике, и о самозванце. Сам же отправился в ресторацию. Где, как не там можно было получить исчерпывающие сведения о молодом офицере? И я не ошибся. Узнав, что я расследую смерть поручика, со мной сейчас же вызвался поговорить капитан Касаткин Павел Евграфович. Он описал мне Львова как дуэлянта и любителя покутить. Оказывается, на прежнем месте службы Львов застрелил на дуэли своего сослуживца. И если бы не хлопоты папеньки, был бы уволен со службы, а так, только переведен в штаб гарнизона. Здесь, на новом месте, он уже успел вызвать на дуэль поручика Кожина, который по слухам, ухаживал за сестрой Львова. Но дуэль не состоялась, оба отделались взаимными извинениями, что категорически не нравилось капитану Касаткину. Кстати, поручика Кожина он не видел несколько дней.       После разговора с Касаткиным отправился в мертвецкую. Александр Францевич уже провел вскрытие и выяснил, что Львов был задушен, скорее всего, подушкой, но предварительно он был усыплен: ему подмешали в шампанское большую дозу снотворного.       Что же получалось? Гостья пришла к нему около девяти часов вечера, подсыпала снотворное в шампанское, дождалась, пока Львов уснет и задушила его подушкой? Или пришел кто-то еще, тот кто открыл дверь отмычкой и задушил спящего Львова? Могло быть и так, и этак. И куда пропал револьвер? Ведь не ради же револьвера его убили?       По дороге к отцу Львова, которому мне теперь было что сказать, повстречал госпожу Нежинскую. Она весьма настойчиво намекнула на возможность возобновления наших отношений. Смешно, но сейчас эта мысль совсем не казалась мне привлекательной, скорее, наоборот.       Как назло, в то время, когда мы беседовали с Ниной Аркадьевной, появилась Анна Викторовна. Мне показалось, что ей было неприятно видеть нас вместе. Хотя, возможно, ей было неприятно видеть меня? А Нина Аркадьевна еще и была столь «добра», что пригласила Анну Викторовну к нам «присоединиться». Анна отказалась и ушла, а мне, честно говоря, хотелось провалиться сквозь землю…       – Мне в самом деле было неприятно видеть вас вместе, хотя я и знала, вернее, догадывалась о ваших отношениях, – кивнула Анна.        – А я просто был рад видеть тебя живой и здоровой после той истории с куафером…– пожал плечами Яков и добавил: – Аня, это было десять лет назад, теперь-то что переживать? Лучше читай дальше…       В доме помимо Антона Павловича Львова, отца убитого поручика, застал купца первой гильдии Тимохина. Антон Павлович был возмущен тем, что ему не позволили забрать тело сына. Объяснил, что тело забрать пока невозможно, и что, при определенных обстоятельствах, его разрешение на проведение вскрытия не требуется. Попросил его продолжить разговор наедине и сообщил, что сын его был убит. Попытался расспросить об их отношениях в последнее время, он не пожелал это обсуждать. Тогда спросил, кого и зачем он подослал в церковь, где должно было произойти тайное венчание Львова и Колчиной, но он, похоже, ничего об этом не знал. Должно быть я несколько переусердствовал, потому что Львову-старшему сделалось плохо. Немного поговорил с купцом Тимохиным, мне показалось, что вел он себя несколько странно. Со Львовым-старшим у них были общие дела, но Львов-младший определенно теплых чувств у него не вызывал, интересно, почему? Да и вопросы мои ему определенно не нравились.       Попросил позвать мне дочь Антона Павловича – Евгению Антоновну. Как только она пришла, Тимохин бросился выражать ей свои соболезнования, на мой взгляд, чересчур рьяно, но после все-таки оставил нас одних.       Евгения показалась мне весьма здравомыслящей особой. Спросил, в котором часу она навещала вчера брата. Отпираться не стала, ответила, что около восьми, дескать, хотела помирить их с отцом. Спросил, отчего батюшка не пожелал благословить брак сына с Лидией Колчиной. Сказала, что он считал такой брак мезальянсом: она – бедная гувернантка, он – богатый наследник. Евгения посоветовала брату смириться: увлечения проходят, а семья остается. Не по годам мудрая особа! Однако он в ответ только смеялся и говорил, что эта девушка – счастье всей его жизни…       Хотя она все отрицала, в том, что снотворное в шампанское брату подсыпала Евгения, я не сомневался. По тону, каким она спросила о причине смерти Львова, мне стало понятно, что она боится, что снотворное и стало этой причиной. Понятно, что она узнала о тайном венчании и сделала все, чтобы его не допустить. Спросил, не из-за нее ли Львов вызвал на дуэль Кожина, сказала – пустое. Спросил, не Кожин ли обвенчался вместо ее брата с Колчиной, она удивилась и спросила, зачем ему это. По тому, как горячо она уверяла меня, что этого не может быть, понял, что она точно знает, что венчался с Колчиной не Кожин. Где он – она не знает, не видела его неделю. Больше ей сообщить мне нечего.       Что-то подсказало мне, что после нашего разговора Евгения Антоновна вспомнит, где ей найти поручика Кожина, и я решил подождать. И точно! Буквально через несколько минут она вышла из дома, а я отправился следом за ней.       – А я, после того, как ушла Лида Колчина, попыталась снова вызвать ее умершего жениха, – рассказала Анна. – Он появился, но легче от этого не стало. Дух Львова никак не мог осознать, что умер. Дядя сказал, что такое бывает с теми, кто умирает во сне… Но он, как назло, заложил в ломбард книгу медиумов… Деньги ему, видите ли, срочно понадобились… Проигрался опять! Мы не знали, как вывести дух из этого состояния, должна же я была с ним поговорить… Пришлось отправить дядю в ломбард, чтобы посмотрел нужное заклинание… Дух Львова некоторое время оставался в моей комнате, а потом вдруг решил что-то мне показать. Ну вот я и пошла за ним…       – Там мы и встретились, – улыбнулся Штольман.       Барышня Львова привела меня к дому, где сдавались меблированные комнаты. Трудно предположить, как поведет себя Кожин, если это он убил Львова. Решил, что подожду, когда выйдет Евгения, и только потом пойду побеседовать с Кожиным. Занял удобное для наблюдения место, за колонной дома напротив, и стал ждать.       Внезапно появилась Анна Викторовна, которая явно собиралась войти в те самые меблированные комнаты. В последний момент успел поймать ее за руку и затащить к себе за колонну. Боюсь, что ненароком напугал Анну Викторовну, но все-таки потребовал от нее разъяснений, ведь не просто так она сюда пришла. Не успела Анна Викторовна перестать возмущаться, как с проезжающей мимо пролетки спрыгнул Коробейников и, разумеется, прямиком направился к меблированным комнатам, будто там медом намазано. Слава Богу, он услышал, что я его зову, и присоединился к нашей компании «прячущихся за колонной».       Оказывается, мой замечательный помощник, вернувшись от батюшки с уловом в виде офицерской фуражки и перчаток, забытых вчера в церкви самозванцем, успел съездить в Офицерское собрание. Там он узнал о дуэли Кожина и Львова, а заодно и адрес Кожина, по которому и приехал.       Время шло, а барышня Львова все не выходила. Решил отправить на разведку Коробейникова, меня Евгения уже знала. Оставшись с Анной Викторовной наедине снова потребовал от нее объяснений. Как оказалось, на этот раз отличился доктор Милц: я попросил его проводить Лидию до дома, а он отвез ее к Анне Викторовне! Поняв, что проговорилась, Анна сейчас же потребовала оставить доктора в покое – он же просто не мог поступить иначе! Теперь мне стало понятно, как Анна Викторовна здесь очутилась, непонятно было, почему она не обратилась ко мне, если что-то узнала от Лидии. «Чтобы Вы отмахнулись от меня, по своему обыкновению?» – спросила Анна. Но это уж было совсем несправедливо! Я всегда ее выслушивал!       Хорошо, что вернулся Коробейников, иначе мы бы снова поссорились. Новости были такие: Кожина дома не было, по словам квартирной хозяйки, он заходил утром и без головного убора; барышня Львова ушла через черный ход.       Спустя пять минут мы все вместе сидели в ближайшем трактире и рассуждали, точнее рассуждал Антон Андреевич, а я, как это частенько случалось со мной в присутствии Анны Викторовны, пытался заставить себя думать. Это было просто немыслимо! Как только мне удавалось ухватить какую-то мысль, Анна бросала на меня суровый взгляд, и мысль улетучивалась из моей головы, словно ее там и не бывало! Зато Коробейников старался вовсю! Он искренне считал, что с Колчиной накануне обвенчался именно Кожин. Анна Викторовна так же искренне не понимала, зачем ему это надо. Коробейников ее убеждал, Анна отвечала…       В конце концов мне все-таки удалось взять себя в руки и сосредоточиться на деле. Получается, что события развивались так: сестра поручика Львова, Евгения, подсыпает брату снотворное, потом является Кожин, душит Львова, вместо него отправляется в церковь, где венчается с Колчиной, связав ее до конца жизни узами брака. Но каков мотив? Месть? Как утверждал Коробейников – сомнительно. Лучше всего спросить об этом у самого Кожина. Итак, Яков Платонович, простая задачка: где найти офицера, который уже несколько дней в запое? Надо сказать, Антон Андреевич справился с этой задачкой едва ли не быстрее меня.       Анна Викторовна, конечно же, собралась ехать к Маман вместе с нами. Нет, Анна Викторовна, я должен работать, а в Вашем присутствии у меня это получается плохо, тем более неизвестно, чего ждать от поручика Кожина, если он все-таки окажется убийцей. Загнанный в угол он может стать опасен.       Попросил ее поговорить с Евгенией Львовой, расспросить поподробнее, предложить ей устроить свидание с покойным братом. Господи, что я говорю?       – Так ты все это придумал, чтобы не брать меня с собой?! – Анна была готова взорваться от возмущения.       – Ну простите Вы меня, Анна Викторовна! – покаянно произнес Яков Платонович. – Не мог же я допустить, чтобы с Вами что-то случилось…       Анна бросила на мужа испепеляющий взгляд, но продолжила читать.       Похоже, я был убедителен! Во всяком случае, Анна поверила и отправилась выполнять мое поручение.       Анна укоризненно посмотрела на мужа и покачала головой.       Поручика Кожина мы нашли в борделе изрядно пьяного, но, как сказала Маман, «к разговору способного». Поручик сообщил, что после самоубийства Львова ждет нас целый день. Спросил его, где он был прошлой ночью, ответил, что посетил пару кабаков, где и потерял фуражку. Но ту, что привез Антон Андреевич не признал, сказал – не его: чересчур новая. Утверждал, что ни в какой церкви он не был, и уж тем более, не венчался с невестой поручика Львова. В гостинице у Львова тоже не был. Про дуэль сказал только, что это он вызвал Львова, а не наоборот. Велел Коробейникову опросить девиц, чтобы точно установить, на какое время у поручика нет алиби, и понять, успел бы он добраться до церкви и вернуться или нет. Как выяснилось, никакого алиби у него не было совсем, девицы число-то сегодняшнее не помнили, не то что время. Велел ему собираться, чтобы поехать в управление, решил продолжить разговор после того, как он проспится в камере. Попросил Антона Андреевича сопроводить его до нумера и помочь господину поручику. И тут вдруг Кожин выкинул фортель – он ударил Антона Андреевича по голове и выпрыгнул в окно. А еще через десять минут он пустил пулю себе в висок.       13 июня 1889 года. Прямо с утра поехал в штаб гарнизона – надо было побеседовать с начальником, полковником Симаковым, в чьем непосредственном подчинении находились оба погибших офицера.       Начальник штаба о дуэли между поручиками знал, но поскольку она не состоялась, считал вопрос исчерпанным. Причина дуэли его не интересовала. Спросил, не имел ли поручик Львов касательства по долгу службу к секретному полигону. Вот тут он сразу напрягся и ответил отрицательно. Разговаривать со мной на эту тему дальше в категорической форме отказался, ввиду того, что я не имел допуска к подобным сведениям. Когда совсем уж было собрался уходить, заметил на столе начальника папку точь-в-точь такого цвета, как тот кусочек, что обнаружился в столе, в гостиничном номере Львова. Спросил полковника, не пропадали ли из штаба какие-нибудь документы. Он, конечно, это отрицал и даже возмущался, но я все же настоятельно порекомендовал ему это проверить.       Здесь же в штабе неожиданно натолкнулся на господина Тимохина. Оказывается, он занимался поставками в армию – дело, надо сказать, очень и очень выгодное. Спросил его про записку, что посылал ему Львов. Ответил, что в записке поручик просил у него денег взаймы, но он отказал: отец бы не одобрил, да и сумму он просил немаленькую. Спросил, не знает ли он, зачем ему была нужна такая сумма. Ответил, чтобы обеспечить свою совместную жизнь с избранницей. Поручика не видел, в гостинице у него не был.       Вечером из штаба гарнизона было доставлено письмо. Полковник оказался умным человеком и провел проверку. «В интендантской службе обнаружилась пропажа контрактов, касающихся закупок провизии и обмундирования, перечень утраченных документов устанавливается». Теперь я знал, что Львов выкрал из штаба документы, а убийца их забрал…       Тут наши с Антоном Андреевичем рассуждения были прерваны появлением Анны Викторовны. Она, как в былые времена, без стука и предупреждения ворвалась в мой кабинет, чтобы сообщить, что Евгения Львова ее помощи не приняла. Не то, чтобы меня интересовало, почему Евгения так поступила с Анной Викторовной, но я все-таки спросил: «Почему?» И Анна ответила абсолютно логично, что в общем-то это совершенно не важно, потому что она видела, как Львова разговаривала с каким-то господином. Они якобы сидели спина к спине и переговаривались шепотом. Анна Викторовна была готова не только описать этого господина, но даже его нарисовать. Попросил Антона Андреевича помочь: подать карандаш и бумагу. Она сейчас же приступила к работе, а мой помощник стоял рядом и нес невообразимую чушь про уроки игры на губной гармонике и про то, что они с Анной должны создать дуэт. Подумал, что так они скоро и до союза договорятся, не только до дуэта, и предложил ему податься в музыканты.       – Яков Платонович, так это была сцена ревности? – изумленно произнесла Анна. – А я-то думала, что это Вы все Антона Андреевича поддеть стараетесь…       – Читайте, Анна Викторовна, – рассмеялся Штольман.       Неожиданно выяснилось, что прислугу в гостинице «Мадрид» Антон Андреевич опросил только по поводу посетительниц, а вот по поводу посетителей… Анна закончила портрет. Отправился с ним в гостиницу, а Коробейникову велел просмотреть нашу картотеку.       Управляющий в гостинице изображенного на портрете не узнал, возможно, сходство с оригиналом было не столь велико, как уверяла Анна Викторовна. Но мальчишка-посыльный, который по ночам еще и ботинки клиентам чистил, узнал его сразу. Этот господин был здесь в вечер убийства: прошел по коридору, но из номера, где остановился Львов, вышел другой господин, тогда этот спрятался в нише, подождал, пока тот, другой, уйдет и подошел к двери. Постучал – ему не ответили, и он ушел. К сожалению, того, кто вышел из номера поручика мальчик описать не мог: видел его только со спины.       Из гостиницы пошел в трактир, где мне назначил встречу осведомитель из местных Ефим. Как только стало ясно, что револьвер Львова пропал, я велел ему оповестить меня сразу, как где-то всплывет какое-нибудь оружие, вот он и расстарался. Вчера объявился желающий продать армейский револьвер. Спросил, кто продает. Он ответил, Холодный. Я не знал, кто это такой и показал ему портрет. Неожиданно он узнал на портрете брачного афериста по прозвищу Барин. Где найти Барина, Ефим не знал, а вот Холодный, по его словам, каждый день бывал на «малине» у Митрича. Это место было мне известно.       Той же ночью мы с Антоном Андреевичем устроили засаду недалеко от дома Митрича. Поскольку ни я, ни Коробейников не знали Холодного в лицо, пришлось взять с собой и Ефима. Надо сказать, что к моменту появления нашего объекта он успел измотать мне своими причитаниями все нервы. Однако ждали Холодного не только мы. Его окликнул какой-то молодой человек, в котором вконец перепуганный Ефимка узнал Барина. Похоже, разговор между мужчинами сразу не заладился, и Холодный выхватил револьвер. Ждать больше было нечего, пришлось мне тоже направить на Холодного оружие. Он выстрелил сразу, но, слава Богу, ни в кого из нас не попал. А вот Барину не повезло, он стоял всего в нескольких шагах от Холодного и после второго выстрела рухнул, как подкошенный. Моя команда начала беспорядочно палить в убегающего преступника, пришлось прикрикнуть, иначе они мне и второго подозреваемого пристрелили бы. Разъяснил Антону Андреевичу диспозицию: Холодного отпустить, но проследить. Боюсь, Коробейников не оценил всей тонкости моей мысли, но выполнить приказ должен был.       Я подошел к Барину, он был еще жив, хотя, судя по ранению, шансов у него не было. Он только успел подтвердить, что видел Холодного в гостинице в вечер убийства, и умер. Я потерял свидетеля, а вот госпожа Колчина, похоже, овдовела.       14 июня 1889 года.       Утром получил от Анны Викторовны записку, в которой она сообщала, что сегодня в полдень состоятся похороны поручика Кожина.       – Он пришел ко мне ночью, – кивнула Анна, – показал, как умер… Я была в ужасе, спросила, почему он так поступил… Он ответил, что «она» подчинилась воле отца и отступилась от него… Сказал, что даже не знает, придет ли она на его похороны… Попросил: «Хоть Вы приходите…» Я и написала тебе…       Поручика Кожина хоронили за оградой кладбища. Я немного опоздал. Когда приехал, могилу уже закапывали. Анна Викторовна стояла в стороне и наблюдала за тем, как Евгения Львова очень эмоционально с кем-то беседует, вот только этого, «кого-то», я не видел. Я уж испугался, что она помешалась с горя. Но Анна не дала мне подойти к ней, попросила не мешать и сообщила, что Евгения разговаривает со своим женихом и братом. Видимо, мне не удалось скрыть свое удивление, потому что Анна сразу постаралась объяснить, что посоветовала ей выговориться, как если бы она говорила с ними, чтобы дать выход чувствам… Я понял. Несмотря на то, что думала обо мне Анна Викторовна, кое-что в чувствах я понимал. И сейчас я видел, как взволновали ее саму последние события. Я попытался как-то ее утешить, ведь это была не ее история… А она вдруг заговорила о нашей истории… о нашей с ней истории… Неожиданно я снова почувствовал страшную неловкость от той встречи, когда она видела меня с Нежинской, и попытался как-то объясниться. Но Анна прервала меня. Она говорила о другом. О том, что если вдруг умрет завтра, и не успеет сказать мне что-то очень важное… Вот тут испугался я! Я видел ее умирающую от яда… Одно только воспоминание об этом приводило меня в ужас…       Не представляю, как далеко завел бы нас этот разговор, но госпожа Львова, видимо, высказала все, что хотела, и подошла к нам…       – Она на самом деле говорила с женихом и братом, – сказала Анна. – Дядя узнал заклинание, которое позволяло не только мне говорить и слышать духов…       – Аня, а все-таки что ты хотела сказать мне тогда, на кладбище? – Яков пристально смотрел на жену. – При нашей следующей встрече такого желания у тебя уже не было.       – Нет, Яков Платонович, ничего Вы не понимаете в чувствах… Правильно я о Вас думала, – улыбнулась Анна Викторовна, но, все-таки, добавила: – Ты так и не понял? Я вдруг подумала, что если что-то случится, а ты так и не узнаешь, как я к тебе отношусь, это будет очень… обидно..       – Господи! Какой же я идиот! – Яков подошел к жене, чуть касаясь подбородка, он приподнял ее голову и заглянул в глаза. – Я измучил тебя?       – Измучили, Яков Платонович, – вздохнула Анна. – Ничего не поделаешь… Ладно, чего уж теперь-то? Через столько лет…       Как мне ни хотелось продолжить разговор с Анной Викторовной, я должен был закончить расследование.       Собственно говоря, я уже почти все понял. Евгения Львова наняла Барина, чтобы отомстить брату: это он расстроил ее брак с поручиком Кожиным, настроив против него отца. Когда я привез ее в мертвецкую, на опознание Барина, между ней и Лидией Колчиной разыгралась небольшая сцена: Колчина швырнула в Евгению обручальное кольцо. Она, кстати, опознала в Барине самозванца, явившегося в церковь.       После опознания мы продолжили разговор в Управлении. Евгения рассказала, что ее брат оскорбил Кожина, и тот вызвал обидчика на дуэль. Она узнала об этом и заставила их обоих покончить миром. Не отрицала она и того, что забрала папку с документами из комнаты брата. Он похвастался, что заставит Тимохина заплатить за эти документы и обеспечить ему совместную жизнь с Колчиной. Евгения забрала документы, надеясь добиться от Тимохина того же самого и обеспечить свою будущую жизнь с Кожиным.       «О, времена! О, нравы!»       Мне было очевидно, что Барин Львова не убивал, а убийца – Холодный, но вот кто нанял его? Я предположил, что это был Тимохин. Чтобы это проверить, мне нужна была помощь Евгении. Она написала под мою диктовку письмо Тимохину и предложила ему встретиться.       Тимохин пришел на встречу, даже в какой-то момент начал угрожать Евгении револьвером, мы выслушали все, что он сказал, и задержали его. Все уже было предельно ясно, Львов каким-то образом узнал, что Тимохин в сговоре с интендантом продает пшеницу по завышенной цене, вот он и выкрал документы на продажу, чтобы получить за них выкуп. Львов начал его шантажировать, а тот нанял Холодного, чтобы избавиться от шантажиста. Но Тимохин сказал, что на шантаж не поддался, и уж тем более не нанимал убийцу. Похоже, это была правда. Не боялся Тимохин ни Сергея, ни Евгению и решил бы этот вопрос, не прибегая к убийству.       Сегодня я после долгих проволочек получил ответ на свой запрос по поводу личности убитого Львовым офицера на предыдущем месте службы. Им оказался брат Лидии Колчиной, Олег. Вот теперь все наконец-то встало на свои места. Как я и ожидал, Холодный, за которым мы вели пристальное наблюдение, попытался убить Лидию Колчину, очевидно, опасаясь, что она его выдаст или уже выдала, раз мы уже пытались его арестовать. Прямо во время задержания он указал на Колчину, как на заказчика убийства.       – Лидия приходила ко мне, она хотела знать, что испытывает дух Львова, – вздохнула Анна. – Я рассказала ей… Я ей очень сочувствовала… Страшно было представить себя на ее месте… А она вдруг пожелала ему гореть в аду… И в ее словах была такая ненависть…       – И ты снова влетела в мой кабинет без стука и предупреждения, чтобы поделиться со мной этой новостью, – улыбнулся Штольман.       – А ты все мне объяснил, – кивнула Анна Викторовна, – и разрешил остаться на допрос Колчиной.       Лидия Колчина ничего не отрицала. Она нашла наемного убийцу и отомстила Львову за смерть брата. Мне сложно было с ней согласиться: ее брат был убит на дуэли, а она наняла убийцу – уж слишком это разные вещи.       Спектакль с венчанием понадобился ей для того, чтобы иметь алиби. Однако она сильно испугалась, когда в церковь вошел «жених», решила, что Львов обманул убийцу и теперь все знает. Но потом поняла, что это кто-то другой, и это было непонятно.       Потом она обратилась к Анне Викторовне и спросила, знает ли Львов, что это она его убила. Анна ответила: «Да». – А несколько дней спустя вы с Антоном Андреевичем ублажали наш слух музыкальным дуэтом… Как это называлось? «Новое слово в музыке – рояль и губная гармоника»? – улыбнулся Штольман. – Но Вы-то, Яков Платонович, все равно не слушали, а все время болтали с дядей! – Я уже Вам говорил, это не я, это дядя Ваш болтал, – возразил Яков. – А Вы, Анна Викторовна, прочитали мне целую лекцию о дуэлях, вообще, и о моем к ним отношении, в частности…       Несколько следующих дней Анна Викторовна орошала живительным бальзамом израненную душу Марии Тимофеевны: она проводила целые дни дома, даже не помышляя о поездках в полицейское управление.       Все эти дни от Антона Андреевича не было никаких известий. И только в пятницу, сразу после завтрака, Настя принесла в кабинет Якова Платоновича записку из полиции. Антон Андреевич писал, что у него появились новости по делу и он просит их с Анной Викторовной незамедлительно прибыть в управление. Слава Богу, что Мария Тимофеевна и Виктор Иванович повезли внуков на какой-то детский праздник по поводу именин одного из соседских детей, иначе не миновать бы Анне Викторовне тяжелого разговора с маменькой.       Спустя всего час Яков Платонович с Анной Викторовной уже сидели в кабинете начальника сыскного отдела. Новость, которую им сообщил Антон Андреевич заключалась в том, что один из нищих опознал женщину, которую нарисовала Анна Викторовна. Ею оказалась вдова купца Саввы Игнатьевича Белугина, Анна Петровна Белугина, скончавшаяся в октябре прошлого года. Она долгое время болела и почти не выходила из дома. Вопрос Антона Андреевича заключался в том, что он должен был делать с этими сведениями дальше?       Все эти дни глава сыскного отдела без дела не сидел. Он нашел в Ярославле жену убитого в воскресенье, и она опознала его по одежде и вещам. Он установил, к кому и зачем тот приезжал в Затонск. Он совершенно безрезультатно опросил два десятка нищих. Никакой связи, даже самой тоненькой, между убитыми обнаружить не удалось, кроме способа убийства. Это подтвердил Александр Францевич, закончив вчера экспертизу по Цыгану. Все это было безусловно важно, но ни на шаг не приближало следствие к убийце. И только сегодня, когда один из нищих, которого городовым удалось задержать и доставить к Антону Андреевичу для беседы, увидев на столе рисунок, сразу признал барыню Анну Петровну.       Ничего особенно интересного о ней он сказать не мог. Рассказал, что добрая была; нищих жалела; кормила; когда – одежду отдавала; жалко, что померла. Если какую-то связь купеческой вдовы с Цыганом проследить еще было возможно, то уж с убитым коммивояжером из Ярославля…       Антон Андреевич разузнал об Анне Петровне Белугиной все, что только было возможно: женщина она была весьма состоятельная, овдовела давно, долгие годы сама вела дела. После нее остался сын – единственный наследник, других родственников не было. Когда-то, говорят, был еще один сын, да что-то с ним случилось лет пятнадцать назад. Услышав об этом Яков Платонович посоветовал Антону Андреевичу посмотреть архивные дела, если что-то с сыном Анны Петровны приключилось, в результате чего его не стало, то, скорее всего, по этому поводу было возбуждено дело. Буквально через два часа общими усилиями удалось найти в архиве Дело о пропаже Игната Саввича Белугина пятнадцати лет.       Едва Анна Викторовна открыла папку с делом, как сердце ее подпрыгнуло и понеслось вскачь: с пожелтевшей фотографии на нее смотрело лицо из ночного кошмара.       – Аня, а ты уверена, что не ошибаешься? – с сомнением в голосе спросил ее Яков Платонович, рассматривая фотокарточку через лупу. – Изображение мелкое, да и снимок старый, ему здесь лет четырнадцать, наверное… На снимке, без сомнения, сделанном приглашенным фотографом в доме Белугиных, был изображен крупный полный мальчик в косоворотке, перевязанной на широкой талии куском веревки.       – Яков Платонович! Я когда-нибудь ошибалась? – возмутилась Анна. – Тот, кого я видела значительно старше, но это совершенно точно тот же человек!       – Но что же тогда получается? – вмешался в разговор Антон Андреевич. – Если сон приснился Вам в ночь с воскресенья на понедельник, значит, он убил ярославского коммивояжера и сразу умер?       – Почему? – хором изумились Штольманы.       – Ну как же? Ведь если он приходил к Вам, Анна Викторовна, то его уже… нет? – в свою очередь удивился Коробейников.       – Ко мне не приходил его дух, я видела его во сне, – попыталась объяснить Анна, – это разные вещи… Мне кажется, он болен, и дух его блуждает где-то… Как Элис Лоуренс когда-то…       – Понятно, – солгал Антон Андреевич и сконфужено притих.       В кабинет тихо вошел доктор Милц и, стараясь никому не мешать, пристроился на стуле.       Штольман тем временем просматривал материалы дела. Из них следовало, что пятнадцать лет назад вместе с Игнатом пропал еще один мальчик – Васька – сирота, взятый Белугиными в услужение. Матушка, Анна Петровна, утверждала, что это именно Васька подговорил Игната сбежать из дома. Странным Якову Платоновичу показалось то, что несмотря на отсутствие в деле значимых результатов, мать Игната не заваливала полицию письмами и требованиями, а словно смирилась с тем, что ни ее сын, ни хотя бы его тело никогда не будут найдены. В свете последних событий это наводило на мысль, что Анна Петровна знала, что произошло с Игнатом и где он находится…       – Значит, получается следующее: пятнадцать лет назад что-то происходит в доме Белугиных, после чего один мальчик – Васька – исчезает, а Игната матушка только объявляет исчезнувшим, а на самом деле прячет его так, что полиция его не находит, – размышлял Штольман. – Что происходит с Игнатом в течение этих пятнадцати лет, мы не знаем, но в октябре прошлого года умирает Анна Петровна, а приблизительно в начале ноября перед первым сильным снегопадом происходит убийство Цыгана. Через час после его смерти кто-то разбивает поленом его голову и сталкивает в канаву, очевидно, пытаясь скрыть преступление. В розыск Цыгана никто, естественно, не объявляет. Снег скрывает труп и следы преступления, и убийство остается незамеченным. В ночь с субботы на воскресение происходит убийство коммивояжера из Ярославля. Опять же примерно через час кто-то размозжил голову и этому страдальцу. Однако погода стоит морозная и бесснежная, и спрятать труп не представляется возможным. На обоих местах преступлений Анна встречает дух умершей в октябре купчихи Белугиной, которому очень не нравятся вопросы о его связи с убийцей… А еще к ней во сне приходит повзрослевший Игнат. Поскольку в совпадения я не верю, то значит он напрямую связан с обоими преступлениями…       Яков Платонович замолчал, посмотрел на слушателей и произнес:       – И какой же напрашивается из всего сказанного вывод?       – Что Игнат Белугин жив, и что он и есть убийца? – Антон Андреевич благоговейно смотрел на Штольмана.       – Да, но мы знаем, что есть еще кто-то, кто пытается скрыть следы преступления и помешать следствию.       – Брат? – спросил Коробейников.       – Скорее всего… А раз дело о пропаже Игната Белугина формально не закрыто, можно ехать к Белугиным и задерживать обоих, – закончил Яков Платонович.       – Со своей стороны, могу сказать, – произнес недавно присоединившийся к компании Александр Францевич, – что вижу на снимке Игната явные признаки умственной отсталости, а пациенты с таким заболеванием часто бывают неимоверно сильны физически…       На следующий день, в субботу, Штольманы, к великому неудовольствию Марии Тимофеевны, вновь отправились в полицейское управление. Антон Андреевич сообщил, что после проведенного в доме Белугиных обыска, в подвале, был обнаружен Игнат Белугин.       Никогда еще в кабинете Начальника сыскного отдела не собиралось столько заинтересованных людей одновременно: Игнат Белугин в наручниках, в состоянии полной апатии сидел на стуле под охраной дюжего городового; Егор Белугин, чей допрос и должен был состояться, расположился напротив стола начальника; кроме того, на допрос были приглашены доктор Милц, Анна и Яков Платонович; а также, пожелавший присутствовать, полицмейстер Николай Васильевич Трегубов.       Надо отметить, что Яков Платонович все понял правильно, и сейчас Егор Белугин только подтверждал его предположения. На вопрос, что же произошло пятнадцать лет назад, Егор, который сам был в то время двенадцатилетним подростком, пояснил, что Игнат в приступе ярости, который сменялся у него полной апатией, убил мальчика Ваську. Матушка побоялась, что Игната отправят в дом сумасшедших, решила тайно похоронить тело мальчика, а сына спрятать, объявив его пропавшим вместе с Васькой. Тогда же она уволила всю домашнюю прислугу, кроме одного верного помощника, который и присматривал за Игнатом все эти годы. Когда матушка умерла, Игнат, вероятно, испытал огромное потрясение и через несколько дней совершил первый побег. Что произошло у них с Цыганом, Егор не знал. Когда он нашел Игната, тот сидел рядом с трупом и ни на что не реагировал. Он не придумал ничего лучше, как размозжить жертве голову березовым поленом и сбросить тело в канаву. В тот раз их спасло то, что той же ночью повалил снег и скрыл все следы преступления. Второй раз Игнату удалось сбежать в ночь с субботы на воскресение…       Николай Васильевич, не в силах справиться с волнением, встал и заходил по кабинету. Дальше все произошло очень быстро: апатия Игната мгновенно сменилась яростью, он с невероятной для его огромного веса скоростью, с металлическим лязгом разорвал на руках наручники и прыгнул на оказавшегося к нему спиной Трегубова… Два выстрела прозвучали почти одновременно, и Игнат рухнул навзничь, все еще сжимая в своих медвежьих объятиях полицмейстера…       …Слава Богу, Николай Васильевич не пострадал, однако пережитое нападение вызвало у него сердечный приступ. Александр Францевич суетился вокруг полицмейстера – то измеряя его пульс, то подавая стопку с каплями. Сам Трегубов благодарил успевших спасти его от смерти Штольмана с Коробейниковым и зло поглядывал на городового, что стоял рядом с Игнатом и теперь только разводил руками. Егор плакал – не то от горя, не то от облегчения, но слезы текли по его лицу потоком. Анна Викторовна молча смотрела на что-то, недоступное остальным…       – Боже, какая ужасная судьба! – сказала Анна, прижимаясь к мужу. Они ехали домой в пролетке, предоставленной им Трегубовым в благодарность за свое спасение.       – Думаю, едва ли он осознавал, что с ним происходит, – ответил Яков. – А вот Егор Белугин предстанет перед судом за сокрытие преступлений.       – Она забрала его дух с собой, – произнесла Анна.       – Ты ее видела? – уточнил Яков.       – Да, она пришла и увела его за руку, – кивнула Анна Викторовна и всхлипнула.