Механика души

Перламутровые и неоновые. А также блескучие и матовые… прозрачные, клейкие и зыбкие. Как сон механизма. Их были тысячи на страницах: одни похожи на парусники или волшебных павлинов, другие (куда как более), — на раздутое горячее стекло. Цветное и в мириадах песчинок. Эти песчинки мерцают, и кажется, что смотришь сквозь лупу на кусочек чей-то Вселенной, который оказался в руках по воле случая. Вот так шел по улице и нашел его, как битый осколок цветной бутылки. Неоновые и перламутровые кусочки Вселенной… Бабочки. И, как бы ни искали, ни одна из них не была похожа на их подарок. — Жилкование крыльев — один из важных факторов, помогающих при определении того или иного вида бабочек, — прочитал Себастьян вслух. Он сидел на полу, прислонившись спиной к шкафу и вытянув ноги. Между ними устроился андроид поменьше. Он был в своем любимом костюме кролика. И потому, как висели длинные уши, можно было предположить, что у него было весьма «серьезное» настроение. Поэтому, покуда Себастьян читал, он слушал и изучал иллюстрации. Иногда Сиэль все же замирал на пару мгновений, точно о чем-то задумывался. Так иной человек прислушивается к своему внутреннему «я» — не происходит ли чего внутри? Узелки памяти, чувства, осознание этих чувств, кто все это чувствует и почему? Стоит на мгновение приблизиться к этим дебрям, чтобы узнать — как касаешься ладонями ветви кустарников и, все же, не заходишь в их тень. Что там нашептывает внутри? Что там происходит? Какая волшебная, трепещущая нить заставляет внутри чему-то просто быть? И что это такое?.. Он увидел густого и синего оттенка бабочку на полном развороте книги и охнул. Он указал пальцем: — Это — она. Но, сказав «это — она», Сиэль не просто указал на факт сличения внешности механической бабочки с ее прототипом. Где-то на фоне, глубоко внутри зазвенела и завибрировала невидимая нить, зашелестели кустарники с их влекущими тенями. — Мorpho peleides, — прочитал он по слогам так, словно представлял кому-то очень почетную персону. Склонив голову на плечо Себастьяна, Сиэль опустил взгляд на иллюстрацию и вновь «задумался». Если бы Чойс в такие мгновения присматривался к андроидам, он бы, возможно, и заметил некоторую особенность, хотя бы у одного из них. Но поскольку взгляд человека был поверхностен и хладнокровен, он бы увидел только двух обучающихся андроидов, вернее, двух бездельников, которые помимо прочего, умудряются читать абсолютно бесполезную информацию о каких-то чешуйчатых. Тьфу! «Лучше бы изучали пособие для хакеров. На черный день!» Сиэль, разумеется, ничего и не чувствовал. А если бы его спросили сейчас об этом, он бы ничего и не ответил — происходит лишь очень сложный, замысловатый процесс, как в огромной картотеке, в которой миллиарды работников сверхбыстро и неправдоподобно синхронно, укладывают по ячейкам нужные папочки. Только и всего — никаких тебе чащ души, ни ее кустов, ни их теней и, конечно же, внутреннего состояния. Но даже это андроид, пожалуй, выразить бы не смог. Но бы он непременно похлопал своими веероподобными ресницами перед тем, как ничего вам не ответить. А что тут скажешь? — Я не знаю, что сказать. Вот так. Однако, нельзя не отметить, что сплетение бархатно-стального знакомого голоса, окружение комнаты, залитой приглушенным матовым комнатных ламп, которые они завешивали газовыми платками (так делала Ниннет — это была ее любимая комната), все же каким-то образом действовали на Сиэля. Возможно, если бы он и был человеком, то сказал, что любит быть рядом с Восемьдесят Вторым (всегда), слышать читаемый им текст, смотреть в энтомологическую энциклопедию и узнавать в какой-нибудь бабочки — их собственный подарок. И ему определенно нравится быть в этой комнате с лампами, завешанными платками. А потому, что если бы они не были завешаны — это было бы немного уже и не так. Их бабочка (а он не забывал о ней ни на минуту, как, возможно, редкий человек — о долге) покоилась в нагрудном кармане Себастьяна. Она самым настоящим механическим сном, и Сиэль каждые несколько часов проверял ее так, словно на нем лежала ответственность няни. Важно было не упустить момент, когда бабочка-таки приведет их к душе — главному подарку Ниннет. А до того момента Сиэль и Себастьян будут послушно выполнять ее поручения. Блуждая пальцем по глянцевым картинкам, Сиэль наткнулся на руку Себастьяна, она удерживала увесистую книгу. Синий глаз вдруг сфокусировал взгляд на крепкой ладони. Изящная, ломано-угловатая линия большого пальца, бледно-розовые ногти, выпуклая остро-покатая костяшка. «Одна, вторая, третья…» — пересчитал пальчиком и замер, вслушиваясь в голос. — …голова и брюшко… у некоторых особей имеются дополнительные антенки, они нужны для того, чтобы… — Себастьян не обращал внимание на касания. Он позволял Сиэлю все, Сиэль не представлял для него никакой опасности, не являлся чем-то новым, но был странным продолжением его самого, как если бы руки и побуждение были его собственными. Наверное, если бы он был человеком — он бы сказал именно так. Сиэль смотрел на мужскую ладонь еще долго, затем вновь коснулся гладкой кожи. Она была привычного цвета мела, и он узнает эту ладонь из огромного количества других ладоней. А еще он запомнил слова женщины об этой руке и ее встревоженно-сладкий голос. Сиэль решил взять руку Себастьяна в свою, и тот, не прерывая чтения, послушно переместил вес тома на свободную ладонь. Он безмолвно сдал руку в аренду младшему, и лишь один раз попросил обратно, чтобы перевернуть страницу, но потом вернул руку обратно в маленькие ручки. Сиэль водил подушечками пальцев по карте линий, прикладывал свою ладошку и получалась плоская кукла матрешка — малое в большом. — У Себастьяна длинные пальцы, — произнес вслух Сиэль. Он не мог сказать зачем ему понадобилось изучать руку товарища, но он почему-то долго глядел и щупал, и водил по руке, точно вымерял что-то или раздумывал. Маленькая ладонь. Сначала снизу большой ладони, затем сверху — маленькая. Матрешка. — Себастьян. Себастьян перестал читать и обратил на Сиэля внимание. Так между ними по обыкновению начинался диалог. Сиэль спросил: — Зачем женщине, которая приходила к Чойсу вчера, нужны твои руки? — Я не знаю. — Чойс сказал, что сегодня будем заниматься с клиентами тем, что они скажут. Чойс сказал, что я должен буду слушаться тебя. — Да, Чойс так сказал. — Себастьян всегда слушается Сиэля. — Да, верно. Я слушаюсь тебя. — Чойс сказал, что мы будем заниматься любовью. Цитирую: «Будь к этому готов, мой золотоносный ангел». — Да, Чойс сказал именно так, — без промедления отозвался Себастьян. Сиэль смотрел на него очень внимательно. Он был типажем компанейского и семейного андроида с акцентом на проявление эмоций и заботы, но совершенно не был приспособлен и обучен, чтобы быть полноценно «взрослым» андроидом. Поэтому не мог до конца понять, что именно имеет в виду Чойс — в его базе данных попросту не было необходимой информации или заложенных алгоритмов. — Себастьян не может любить, — сказал он. — Сиэль не может любить. — Это физиологическое удовлетворение потребностей людей, Сиэль. Это не любовь. — Значит, мы не будем любить этих людей? — Нет. — Себастьян слушается Сиэля. — Да. — Себастьян и Сиэль всегда будут вместе. Потому что мы Сиэль и Себастьян. — Да, Сиэль. Мы Сиэль и Себастьян. Старший андроид принял этот ответ. Он счел его убедительным. В холле хлопнула парадная дверь. Кто-то пришел. На часах было десять вечера, а значит, это могли быть и клиенты Чойса. Сиэль знал, что за этим может последовать — Себастьян перестанет читать и уйдет. Сиэль развернулся лицом к товарищу и сжал пальцами рубашку на его груди. — Не уходи. Давай почитаем еще книгу. — Нас не разлучат. Это пришел Чойс. — Себастьян всегда лучше различал шумы и звуки. Он мог по звуку шагов угадывать знакомых людей. Спустя пару минут в комнату действительно вошел Чойс. Взбудораженный, пахнущий свежестью улиц и бензином. У него как-то странно бегали глаза — влажные, словно он минуту назад он плакал или, как сказал бы Сиэль: «Ронял много-много соленой воды». И он действительно не разлучил андроидов — ему нужны были оба.