Механика души

— Давай еще раз уточним, — потребовал мужчина. Он отодвинул от себя пустую чашечку и посмотрел на Алоиса суровым и пронзительным взглядом. От такого у любого могли задрожать поджилки, но только не у того, кто намеренно выковыривает и коллекционирует глаза. Алоис весь затрепетал, но только от ощущения обожания и любопытства: «Ах, что же скажет Клод? Какой вердикт вынесет?» — Их хозяин мертв, и ты видел его труп собственными глазами, находясь у них дома. — О, да, Клод, он был таким мертвенным, поверь, я никогда таких мертвых еще не видел! Лужища крови, а его глаза… да они, как у той селедки из океанариума, помнишь? Мы ее Безумная Ханночка прозвали! — Кхм, — Клод кашлянул в кулак, тем самым пресекая всякий поток речи. — Алоис, иногда мне кажется, что ты действительно не ведаешь, что творишь. Почему ты не вызвал полицию? — Но это же очевидно! — искренне удивился юноша. — Я вообще не понимал, что происходит! Я испугался! — Да мало ли что там произошло? Твое какое дело?! — воскликнул мужчина. Он даже вскочил со стула, он негодовал. — А теперь, — сказал он, повысив тон, — теперь к нам в любую минуту могут пожаловать из полиции, потом докажи им, что ты не мокрица! — Верблюд, — поправил Себастьян. — Что?.. — Мокрица — не верный вариант. Алоис кивнул: — Да, и звучит странно как-то! Клод сжал пальцами переносицу: — Я не спал всю ночь, а когда прихожу домой, у меня трупы и чужие машины. Полиция и невесть что… Алоис, скажи мне, ну почему ты так любишь вляпываться? — Ну, Клодди, ну я же не хотел! — юноша оказался около него в попытке обнять, но мужчина отмахнулся. — Хватит оправданий. — Но, Клодди, ну, а что мне оставалось? Я не мог их оставить там! К тому же, никто и не придет за ними, они «хакнутые», так Калагены сказали. — И ты поверил в том, что сказали дети? О, Алоис, ты хотя бы знаешь, что означает «хакнутый»? — Не совсем, но явно же, что у Чойса не было на них прав. Он их нашел сам, они ничейные, так с чего бы и кому, и как их им найти у нас?! — Да дело же не только в этом! Труп, Алоис! Вот зачем с этим связываться? — Я тоже испугался, а знаешь каково мне было? — голубые глаза стали наполняться влагой. — Тебя совсем не было рядом… и ты так сердишься, когда я мешаю тебе работать, а я был один, и сам принимал решение! И принял, но теперь ты снова кричишь на меня. — Я едва повысил тон. — Я потому их и взял, — продолжал блондин, — что знал, мой Клод все-все решит! Он ведь такой всезнающий и умеет принимать правильные решения… — пальчики легли на мужское плечо, а один кокетливо коснулся шеи. — Клод, не сердись на меня! Мужчина сделал глубокий вдох и выдох. Это было похоже на какой-то обычай: вот юноша всегда говорит так и так, а после Клод набирает в легкие воздух, как рыба Фугу, и выдыхает: «Вжу-у-ух». Клод молча кивнул, а Алоис хлопнул в ладоши: «Вот и славно! Спасибо, Клод, мой Кло-од», это он протянул с любовью и обнял мужчину. — Делай, что хочешь, — добавил тот мрачно, — но имей в виду, они ничего хорошего не принесут. И если сюда приедет полиция, то никто ничего не знает, и пусть сразу же их забирают — нам такого добра не надо. — Хорошо-хорошо! — закивал Алоис и подмигнул Сиэлю. Сиэль, в свою очередь, подмигнул Себастьяну. А уже тот — Клоду. Последний закатил глаза: — Может быть, ты и прав, и они «хакнутые». *** Но, как не ждали полицию, никто не явился в дом Алоиса. Ни через пару дней, ни через неделю. Разве что по телевизору на следующий же день объявили, что было совершенно загадочное убийство некоего гражданина Флемминга. На месте преступления убийца оставил кровавый смайл. По манере написания и давлению инструмента — подпись сделана указательным пальцем, предположительно принадлежащая обладателю маленькой руки. Более ничего не известно. Расследование продолжается. Но потом прошла еще неделя — и ни следа от того, что андройдов может кто-то разыскивать, так же, как ни слова о деле «кровавого смайла». О Флемминге же просто забыли. — Жил-был Чойс Флемминг и не стало Чойса Флемминга, — сказал однажды Алоис. Они с Клодом завтракали, а андройды сидели рядом, делая операцию игрушечному фламинго, которого купил Алоис. — Неудивительно, что никто не ищет, похожие преступления на каждом шагу! — А ты забудь впредь произносить эту фамилию, — сказал ему мужчина. — Почему? Красивая. Как думаешь: Алоис Флемминг, — протянул юноша и засмеялся, — хотя Фаустус мне нравится куда больше… — И не мечтай. Ты — Транси. — Подумаешь, помечтать нельзя! Ты взгляни, наш убийца Кровожадный Смайл препарирует бедную птичку! — У нас сложная операция на сердце, — пояснил Сиэль и протянул руку Себастьяну. — Медсестра, скальпель. Себастьян передал пластиковый нож из кукольного набора: розовый, под цвет оперения фламинго. Птичка была выпотрошена в буквальном смысле: розовые перья, синтетический пух… а в виде сердца служила янтарная пуговичка размером с ноготок. Алоис заметил, что Сиэль очень быстро учится именно через игры: поэтому в его комнате теперь было много всякой всячины, а по телевизору с утра до вечера шли художественные фильмы. Наблюдать за ними было до безобразия интересно. — Вот ты уходишь на работу, Клод, а у нас такое-е начинается! — Могу поверить, — Клод оставался как-то безучастен к новым жителям. — Я даже чувствую иногда, что мы похожи на семью, — продолжал блондин. — Это наши дети, Клод… Гляди, какие хорошие, хирургию вон познают! — Вот еще. Долей молока. — Ты ничего не замечаешь? (Сиэль в это время сшивал артерию: «Мы его теряем, Себастьян! Искусственное дыхание! Придется отрезать клюв и совать трубку»). — Один из «детей» вылитый ты, — улыбнулся Клод. — Надеюсь, он не пойдет по твоему пути и не станет коллекционировать чьи-нибудь глаза или другие конечности. — О, мы еще только на пути, — Алоис хихикнул и любовно огладил Сиэля по голове, — весь в «мамочку»! Тем временем операция подошла к концу. — Все, — Сиэль отер лоб от «пота» и сбросил на пол перчатки. Это был самый тяжелый час за всю его карьеру хирургом: «Медсестра, сообщите родственникам клиента сами… А мне нужно выпить бурбона. Двойную порцию. Боюсь, этой ночью мне не уснуть», и он стремительным шагом направился прочь из операционной. — Эй, Сиэль, тебе нельзя алкоголь! — Алоис подскочил с места и было бросился следом за малышом, но его остановила «медсестра»: «Это понарошку». — А, — протянул Алоис и улыбнулся, — точно. Я и забыл! Когда Клод уходил на работу, Алоис, толком не имевший друзей, по обыкновению занимался своими делами, но когда появились Сиэль и Себастьян, то львиную долю времени он стал проводить с ними. Они гуляли по торговым, шумным центрам и паркам, посещали выставки или играли дома. — Они действительно, как дети, — думал Алоис, и не мог не удивляться тому, как с ними может быть интересно. Разумеется, причина крылась и в тех загадках, которые таила в себе эта парочка. Например, эта синяя бабочка, которую Сиэль так упорно не желает показывать. Они спрятали ее в пиджак Себастьяна, и этот пиджак никогда не снимается. Алоис делал множество попыток. — Себастьян, сними пиджак, его нужно постирать, — говорил он, но тогда Сиэль подлетал к Себастьяну, шушукался с ним о чем-то и говорил, что пиджак чистый. — Да, нет же, сколько ты его носишь. Сиэль, ты не прав. Пиджак грязный. Очень грязный. Так нельзя. Ты хочешь, чтобы Себастьян ходил грязный? Тогда Сиэль вынимал бабочку из внутреннего кармана Себастьяна, пряча ее между ладоней так, что совсем не было видно, и сидел с ней так все то время, пока Сью не отстирает и не высушит одежду. Это занимало не больше получаса, а после — бабочка сразу же оказывалась вновь в пиджаке на груди большого андройда. Алоис пробовал и подсмотреть сам, но Себастьян и Сиэль этому препятствовали. — Почему? — удивлялся юноша. — Я же только посмотрю, и все! Но Сиэль был не умолим. А Себастьян вместе с ним заодно. — А если я хочу помочь? — не унимался юноша. — Вы же хотите найти душу, так я могу знать, где она. — Где? — А вы сначала покажите бабочку. — Нет. Сиэль был на столько же категоричен, на сколько капризен и упрям. А Алоису было до мурашек интересно, что же там за бабочка такая? И что за «душа»? Может быть, это какое-то кодовое словечко? Тогда что оно значит? Следовало хотя бы узнать о хозяине или хозяинах этих двух, должен же он быть, однако, оба ничего не знали: — У нас нет информации касательно этого вопроса. — Но вы же откуда-то взялись! Как вы попали к Чойсу? Где были до этого? — На складе, — как-то сказал Себастьян, и это было настоящим прорывом. Хоть и ненадолго. — О, — воскликнул Алоис, — уже хорошо! На каком складе, Себастьян? — Моя навигационная система в тот момент претерпевала заметные смещения, следовательно, эта информация некорректна на 99 процентов. — Но… — Я не знаю ответа, Алоис. Тогда Алоис решил обратиться за помощью к Клоду: — У тебя же наверняка есть какие-нибудь умные-умные друзья, кто в теме. — И что с того? — Можно было бы узнать о моих андройдах побольше. — О «твоих» андройодах? Не смеши. И как ты собираешься это сделать? — Эти программисты могут посмотреть их, я не верю, что они ничего не помнят, какие-то данные, важные данные, должны остаться! — Угомонись, Алоис, достаточно того, что они живут тут. Какая разница, кто был их хозяином? — Огромная, Клод! Можно узнать о бабочке! — О какой бабочке? Твой Сиэль играет, как и всегда. — Нет, я чувствую, что это не так. — Ты недавно решил, что он зарезал себя мечом короля Артура. — Да, но… — Мечом, Алоис. Короля Артура. — Но он так убедительно кричал! Да ты сам подскочил с постели! — Я испугался крика в нашем доме, это естественно. — Клод, ну пожалуйста! — На минуту останови бег своих шаловливых мыслей и сопоставь всего две вещи: запрограммированная груда металла и душа. — Вот мне и интересно, как они взаимосвязаны! Ты встречал когда-нибудь роботов, которые ищут душу? — Нет, и не хочу, потому что это — ересь. Спи. «Чмоки-чмоки», как там говорит твой друг. — Но Клод! — Разговор окончен. — Вот еще посмотришь, что я прав. Алоис оказался прав, но об этом он уже совсем не будет думать в тот момент… А подумав, он добавил: «Почему они тебе не нравятся?» — Глупый вопрос. — И ты мало времени стал мне уделять! Все время торчишь на этой работе… — Работаю… Спи. Алоис сказал Клоду все, что думает, но тот уже мертвецки спал. Или притворялся, что спит… как убитый. *** Клод Фаустус действительно много работал. По ночам он заведовал одним из самых популярных ночных клубов, при том, что по натуре являлся интровертом. Все эти пляски клиентов с роботизированными шлюхами… от неоновых лучей, проникающих через глаза в самое дно кишок, тошнило, а от популярных нынче голограмм музыкантов, исполненных в кислотных оттенках, текли слезы. Он не должен был становиться управляющим этого бедлама, даже в качестве наследства после отца. Ведь сатана должен любить свой ад, а Клод бы сжег его дотла. Слишком много неоправданной суеты — в этом ни спокойствия, ни чистоты. Красота давно выродилась, как рудимент. Теперь во всем ценится искусственность: от цветовой палитры до музыки, которая в конец утратила свое предназначение — теперь она служила лишь шалтай-болтай порталом в галлюциногенный мир, где утрачивается понятие «я», остается мишура, как ошметки чьих-то прожеванных, обосанных останков, и они думают, что «просвещение». Нынешняя молодежь легко поддается. Если бы Клод был демоном, питающийся душами, он бы без проблем отыскивал себе жрачку в этой клоаке. Только стал бы он эту кислую, безвольную падаль есть? Или ему так казалось, что вокруг все было плохо, потому что большую часть времени он проводил в низу, в подземном клубе, который еще называли «вторым городом» — настолько он был огромен. Клод проклинал новое поколение и считал себя слишком старым для такой работы (Алоис бы непременно расхохотался: «И что ты такое говоришь?! Тебе всего-то тридцать девять!») Но самое ужасное — что его начал раздражать сам Алоис. Этот юноша, с которым он познакомился пять лет назад и в котором души ни чаял. Он думал, что встретил того самого, редкого — чистое создание, как оплот для души. А в итоге — вышла какая-то каракатица. Слишком легкомысленный, слишком… раболепный. «Почему любовь должна иметь срок годности? Разве она не должна быть выше этого?» А как он может называть «выше этого» кого-то, кто готов целовать его ноги? «Клод, я без тебя жить не могу, я так сильно тебя люблю!» Или: «Клод, я хочу быть с тобой всегда, даже после смерти, я все бы ради этого сделал». Это он, Клод, должен любить и обожать, но — не его. Это как-то все портит… В этом нет ни красоты, ни чистоты… А что он подразумевает под чистотой?.. Он об этом стал задумываться больше, как Алоис вновь отчебучил: привел домой одно сплошное беспокойство. «Какой же он ветренный! Легкомысленный! Совсем не думает, что делает! Безумный… И эти его коллекции глаз, которые смотрят отовсюду». Когда они познакомились Клод был очарован Алоисом во всем, но куда больше — этим увлечением бичевания кукол. «Какая тонкая и глубокая ранка в его душе после смерти брата, — думал он, — как он сам хрупок и беспомощен, и как пытается быть сильным!» Клод обожал Алоиса и готов был целовать его ноги. Длилось бы это век, однако, Алоис этого только и ждал — все испортить, как получит свое. «Зачем ты в меня так сильно влюбился? Зачем ты все испортил?» Когда Клод приходил домой, его уже ждала дома ручная собачка. Неважно в каком он настроении и как громко рявкнет на нее: собачка готова полизать ему руки. От этой ее преданности смердит тухлятиной, а он домой приводил — страдающего ангела с ножницами и коробами изувеченных кукол. Как этот ангел мог превратиться в этого раба?.. Клоду противно от одной его нежной рожи. Он никогда не скажет этого вслух, он будет терпеть, но… Вот уже месяц, как он торчит на работе. Бывает, что проводит часы в объятиях шлюх или случайных пареньков — таких, чтобы в полную противоположность Алоису, темноволосые, дерзкие, и все же, все они — это совсем не то. Они лишь огрызки, занимающее свою нишу на социальной помойке: бездушные манекены, мало чем отличающиеся от роботов. Те хотя бы честные в отсутствии каких-нибудь чувств. От любви Клод знал только «суррогат» и «истекший срок годности». Но кое-что изменилось, когда в их доме появились новые жители, эта безумная двоица. Клод сначала решил, что они «потерянные» и долго не пробудут — таких обычно находят сразу. Еще бы, один такой андройд стоит, как их полквартала. Даже их Сью в подметки им не годится. Просто… они пришли, и они очень скоро уйдут. Все равно, что найти домашнюю кошку на улице и вскоре отдать ее объявившему хозяину. Тем более, дело касалось трупа. Тут и говорить нечего — полиция! Конечно, Алоис заварил кашу, он это любит делать, но они вдвоем как-нибудь справятся… Так или иначе — скоро этих двух здесь не будет. Однако, эта история оказалась еще хуже. Еще длинней. Когда прошел месяц, стало очевидно, что не приедет ни полиция, ни кто-либо еще, который мог вдруг вспомнить, что у него потерялась парочка первоклассных андройдов в хозяйстве. Тогда Клод и стал к присматриваться необычным гостям. А то, что машины эти необычные было очевидно. «Может быть, какие-то новые технологии? Откуда вот они все это берут?» — думал он. Алоис говорил, что малыш копирует из фильмов и книг, поэтому все выглядит, как свободная импровизация, полет фантазии, но на деле он все берет из памяти, в которую сложил все: от пьес Шекспира до детских комиксов в стиле «Паровозик Томи». Но иногда все же казалось, что дела обстоят не совсем так. Клод наблюдал за Себастьяном и Сиэлем, когда одноглазый ударился о тумбочку, потянувшись за кружкой, естественно, он не чувствовал боли, но сымитировал ее очень наглядно: с танцем на одной ноге и поскуливанием. — Ой-ой, Себастьян! Ой-ой, как я страдаю! Большой андройд очень быстро оказался около. Осмотр конечности. Подул, погладил, поцеловал. — Болит? Сиэль вяло пошевелил пальчиками на ноге. — Еще три поцелуя и хватит. — А теперь? — О, мой доктор! — Сиэль обнимает Себастьяна, нет, оказывается на его коленях в объятиях. И Клод не верит своим глазам: они оба как будто смеются и смотрят друг на друга с нежностью, которую не встретишь даже у людей. «Что это?.. Нет-нет, это игра воображения. Мой мозг додумывает сценарий и дописывает то, чего нет». Однако, в один из дней Алоис завел разговор о душе, которую ищут эти двое и о том, что Клод мог бы помочь найти специалистов — ну, чтобы узнать о них получше. Ересь, которую видят двое людей. Вот что это было. И… какой-то знакомый проблеск, Клод словно узнал в Алоисе старого любимого, хоть и ненадолго. Но уже в следующее мгновение вспомнил, как тот непредсказуем во всем, кроме любви к нему. Что стоит сказать «да, я помогу», как Клода расцелуют и утопят в океанах раболепной любви. Поэтому… он отказался. Он сказал: «Нет», и дал Алоису понять, что он об этом все думает (хоть и на самом деле — он лукавил). Но с тех пор, Клод стал наблюдать за Сиэлем и Себастьяном пристальней… Однажды он столкнулся с одноглазым андройдом в проходе в ванную комнату. На Сиэле была лишь ночная сорочка (большой зачем-то переодевал его каждую ночь и утро, как человека, своеобразный и бессмысленный ритуал, однако Алоис был в восторге), сам он был босиком и с зубной щеткой во рту: Алоис купил ему какую-то детскую в виде кролика («Он так любит кроликов, Клод, не поверишь!»). — Глупость какая, — не сдержался Клод, — зачем тебе зубная щетка? Он попытался ее вытащить, как раздался хлопок. Юноша звонко ударил его ладошкой по руке. — Нельзя трогать! Клод изумленно вытаращил глаза: — Ты ударил меня? Но андройд уже сам «удивился», если так можно выразиться. — Ты не Себастьян. Только Себастьян чистит мне зубы! Тут же откуда-то возник высокий андройд. — Извините, у нас ванная процедура, — сказал он, — займет ровно одну минуту. Клод не мог поверить ни ушам, ни глазам. Маленький андройд только что ударил его: Клод еще кожей ощущает этот хлесткий шлепок. Такое бывает?.. — Он ударил меня, — сказал Клод вслух, но не для того, чтобы кто-то его услышал, а просто так, чтобы выразить удивление. Себастьян склонил голову набок: — Кролика нельзя трогать никому, кроме поверенного лица. Хм… — Вот Кролик! — и Сиэль в качестве доказательства показал на зубную щетку. Она была в виде ушастого зверька. Кажется, у него в лапках еще застряла морковка… А затем перед лицом Клода закрыли дверь. Мужчина так и остался стоять там, до тех пор, пока ровно через минуту (как и обещал большой андройд), они не вышли и не прошествовали в свою спальню, обдавая ароматами душистого малинового мыла. — Спокойной ночи, Клод. Чмоки-чмоки, — Сиэль послал ему воздушный фирменный поцелуй от репортера Сатклиффа, а Себастьян смерил взглядом сверху вниз и просто захлопнул дверь. Хлоп! — Я кажется… схожу с ума, — пробормотал Клод. Однако, с тех пор, он стал наблюдать за ними еще пристальней…