Механика души

Прошло три с половиной недели с тех пор, как андройды поселились в доме Алоиса и Клода. Клод стал замечать все больше тонкостей в поведении Сиэля и Себастьяна. Вместе с этими открытиями возникали и вопросы. Например, почему именно кролик и фламинго? Что это вообще значит? И — значит ли? Как-то он даже задал этот вопрос Себастьяну, и тот ответил: — Сиэль иногда любит розовое. А иногда он Кролик. («Иногда я Кролик!» — повторил Сиэль, нацепив на голову капюшон с ушами). Вот и все. Весь исчерпывающий ответ. «А что, собственно, я ожидал услышать?» — думал Фаустус и не знал. Может, какой-то секрет?.. Ох уж эти кролики. Белые, пушистые и непорочные создания… Чертовы твари. Иногда они не выходили у него из головы весь день. Что с ними может быть не так, или чем они особенны? И он думал над этим до тех пор, пока не понял, что никогда не узнает ответа, возможно, его и нет, но зато кролики — это отличный ключ к самому Сиэлю. Как-то андройд кормил голограммных мятных ангелов и тигровых сомиков, когда сзади подошел Клод. — Рыбок кормим? Сиэль обернулся и посмотрел на мужчину снизу вверх. Клоду очень нравился этот глубокий и тихий взгляд: казалось, в синеве одно-единственного озера можно утонуть без остатка. «Я влюбился в машину?» — как-то подумал Клод, наблюдая за Сиэлем, и ответил почти сразу сам себе: «Да, я безумно влюблен». Как это случилось? И так быстро?.. Но и в Алоиса Клод влюбился почти сразу. Это похоже на рубильник: света нет, но что-то упорно пытается осветить мрак внутри, кажется, это сам Клод, ему неуютно и холодно тут, и вот, однажды, оно просто случается — что-то включает свет и озаряет нутро тюрьмы. Но вместо того, чтобы любить свет, Клод обращает внимание на рубильник. У него очень живые для машины глаза… А как смеется, как переполнен светом! Он лучится изнутри, он незатейлив и прост. Это то, что Клод Фаустус искал всю жизнь — простоту и порядок, изыск и тонкий-тонкий вкус божества. Оно устремляется в крови по венам, как нечто невообразимое — этому не дать определения. Он не испытывал такого уже много-много лет. Почему люди не могут быть таким, как Сиэль? Наверное, потому, что они не совершены… как он. О, пусть скажут, что Фаустус безумен, что это всего лишь умная машина, — Клод готов пойти и на этот шаг. Но если бы только кто-нибудь посмотрел внутрь Сиэля так, как это делает Клод, они бы поняли, о чем он говорит, что чувствует. Его буквально переполняет трепет при виде этого юноши. Но куда им, остальным, понять такое! — Алоис сказал, что тебе нравятся кролики, — сказал он, на мгновение потеряв голос. Ему пришлось прокашляться. Он вдруг очень взволновался в присутствии Сиэля. Тот пожал плечами: — И фламинго. — А хочешь, я куплю тебе кролика? Андройд сурово посмотрел на него. — Я не ребенок, — со стальной ноткой в голосе отозвался он. Такая внезапная и холодная реакция обескуражила Клода. «Что я сделал не так?» — Никто и не говорит, — начал он оправдываться, как появился Себастьян — эта длинная шпала, тень синеглазки или личный страж Белоснежки. Клода он почему-то раздражал. Большой андройд склонился к маленькому. На тарелке, которую он принес, был глазированный пряник. — Кролик из теста, Сиэль, — сообщил он, и тот тут же восторженно захлопал в ладоши, как сущее дитя. Так искренне и просто, как не сможет ни один человек. — Это кролик, Себастьян! — Да, Сиэль. Это кролик. — Себастьян умеет делать кроликов. — Да. Я умею делать кроликов из теста, песка, веток, красок, подушек, пальцев, ткани… Клод закатил глаза: перечисление оказалось бесконечным, а у этих ребят определенно была своя атмосфера и идиллия, в которую никто не вписывался. — Именно потому, что Сиэль так любит кроликов, Клод предложил посмотреть на живых, — попытался вмешаться он, однако, Сиэль то ли не слышал его, то ли был слишком увлечен изучением пряничного кролика. Попытка Клода провалилась из-за Себастьяна. В какой-то момент Клод стал даже подозревать его в том, что тот каким-то образом догадываться о намерениях человека и всячески им препятствует. «Что за вздор!» И все же, всякий раз, когда Клод старался сблизиться с Сиэлем, из ниоткуда вырастал Себастьян. Стоило ему появиться, и вот — Сиэль больше ничего и никого не замечает: они играли вместе с Себастьяном, читали, смотрели фильмы, убирали дом, готовили, ходили в магазин за продуктами — все исключительно вместе. Словно акула и рыбка-прилипала. Как-то Клод решил даже пойти на уступок Алоису и договорился со старым знакомым на осмотр андройдов — покопаться в них будет точно не лишним. — Но поехать со мной сможет пока что только один, — сказал он и позвал с собой в машину Сиэля. Отличная возможность побыть с ним наедине, без этого сторожевого пса. Но Сиэль наотрез отказался. Он оглянулся на Себастьяна и взял того за руку. — Сиэль и Себастьян. — Нет, — покачал головой Клод, — только Сиэль. Это не займет много времени… — Сиэль и Себастьян вместе. — Нет. На полчаса Сиэль и Себастьян не вместе. Это важно! Вы должны слушаться, поэтому, Сиэль, садись в машину! — Клод начинал терять терпение. — Сиэль и Себастьян! — воскликнул андройд и даже топнул ногой. А вот это уже было странно и не типично для таких, как он. Клод вдруг почувствовал странный укол изнутри: словно он был виноват в чем-то. Но он ничего не мог и не хотел поделать, когда синева глаз смотрела на него таким образом. — Хорошо, — в конце концов, он сдался. — Никто никуда не едет. Точка. Он закрыл дверцу машины и вздохнул: — А ведь мы хотели узнать о душе… Тут Клод был уверен, что это сработает (Алоис уже рассказывал, как провел Сиэля с чемоданом). Какое-то время Сиэль и правда молчал — думал, однако: — Сиэль и Себастьян. Себастьян и Сиэль, — и с этими словами повел Себастьяна обратно в их комнату. Последнее слово осталось за ним, а Клод вновь проиграл. Точка. — Надо было взять его за шкирку, и все! — делился он уже вечером с Алоисом. Они лежали в кровати и разговаривали перед тем, как заснуть. Юноша охнул: — Ты что, Клод! Так нельзя — они же вместе. Представь, если бы нас разлучили, чтобы ты чувствовал?.. — и он прижался щекой к его груди, а Клод подумал о том, что он бы ни-че-го не чувствовал. Совершено. Абсолютно. «Только не с тобой». Теперь, когда Клод засыпал, он думал о Сиэле. Как морок, тот не давал ему покоя. Какая-то неизъяснимая сила обитала в корпусе этого «нечто» (а он даже не мог сказать «робот»), и это нечто утягивала его на дно, но он и не мог не отметить, что оно прекрасно. В каком-то великолепии и безупречности открывалась одноглазая мистерия, эта его хрупкая энигма. «Здесь нет ничего, кроме чистоты», — наконец, обнаружил Клод, будучи на дне этого океана, а следующая мысль, подобно стреле, пронзила его в самое сердце: «Он должен быть моим!» *** Каждую ночь, когда все люди в доме засыпали, андройды доставали бабочку из мужского пиджака и клали ее на кровать. До сих пор она оставалась их нераскрытым секретом, как и просила друг Ниннет. Сиэль мог часами наблюдать за ней, даже неподвижной. — Себастьян, бабочка еще не готова? — изредка спрашивал он. — Я не знаю, Сиэль, — большой андройд действительно не знал. И Сиэль грустненько, тихонечко охал. Наверное, если бы он только мог мечтать, то в его фантазиях непременно разворачивалось целое приключение. Там он и Себастьян в главных ролях бегают за бабочкой, а уж в конце пути, она, как фея из мультика, одаривает их душами. — Но можно и одну на двоих, — добавляет Сиэль, потому что иногда он умеет быть не только Кроликом, но и скромным. Однако, фея молчит. Молчат и ее яркие, чудные крылья. Бабочка лежит на одеяле с рисунком в виде египетских глаз и совсем не собирается никуда лететь. Кажется, что она никогда не оживет, и они никогда не отправятся за душой вновь. — Себастьян, бабочка сломалась? — спрашивает юноша. — Я не знаю, Сиэль. И Сиэль вновь охает. Он кладет голову себе на руку, долго-долго смотрит на бабочку, а затем погружается в свой механический сон. Он полон бездушной и пустой темноты этот сон…