Механика души

Однажды за ужином Клод предложил отремонтировать Сиэлю глаз. — У меня есть знакомый, который может посмотреть. Он сделает оценку и прикинет во сколько это обойдется. Думаю, что мне сделает внушительную скидку. Алоис поперхнулся манговым соком. — Еще чего не хватало, Клод! Я не для того всем глаза выкалываю, чтобы потом их вставлять! — Я думал, это не ты повредил глаз Сиэлю, — нахмурился брюнет. — Нет, не я, но принцип понятен. — Тогда почему бы не помочь? С одним глазом он так… — Что — так? — Алоис напрягся. Он изогнул левую бровь: «Только не говори, что для тебя это имеет хоть какое-то значение, не тебе ли они раньше были безразличны?» — Я передумал, — отозвался Клод, а затем сделал страшную, по меркам Алоиса, вещь, он проигнорировал его реакцию, и обратился к самому Сиэлю. — Ну как, Сиэль, хочешь себе вернуть глаз? «Да как он смеет себя так вести?» — Алоис вскипел изнутри. Сиэль сделал вид, что задумался. — Мой функционал бы расширился. — Прекрасно. Значит, решено. — Ничего это не решено! — Алоис встал и стукнул кулаком по столу так, что звякнули стаканы. — Ты в своем уме, Клод?! Ты знаешь, сколько это стоит, мы не можем себе этого позволить! Но Клод остался невозмутим. Он отрезал кусок бифштекса и положил в рот, затем медленно прожевал, запил глотком вина, и только тогда ответил: — Ты гораздо больше денег тратишь на свои развлечения. Сделаем что-нибудь хоть раз полезное. — Мои развлечения — это важно! Это весь я! — Пару месяцев назад мы купили тебе еще одного прислужника. Как его там… Лучио. Где он? — На помойке, где ему и положено быть! — закричал блондин. — С каких пор ты считаешь эти дешевки? Они ломаются — только дунь! — А с таких, что эти двое — не дешевые экземпляры. За ними нужно следить соответственно, а не пускать на самотек, как ты любишь это делать. Они требуют ухода. Или ты не хочешь больше держать их дома? Я думал, ты более ответственный. Тут Алоис заставил себя промолчать. Он даже прикусил кончик языка. Он подумал: «Клод прав, в этой беседе я ничего не добьюсь. Клод нашел причину, которой можно прикрыться, вот и все». Он зыркнул на Сиэля: вот на кого все чаще и чаще направлен взгляд Клода. И как такое может быть?.. С каких пор Клод меняет Алоиса, живого, любящего Алоиса, на куклу, да еще и одноглазую? Что в нем такого особенного? Сиэль болтал ногами на высоком стуле и пялился в экран телевизора. Передача «Тонкости интеллектуального разума». После появления андройдов Алоис часто ее смотрел. Очкастый лупоглазый профессор Танака беседовал с ведущим за чашкой зеленого чая. — Скажите, профессор, на ваш взгляд, что должно случиться, чтобы у андройда появилась душа? — Хо-хо-хо. Мы знаем, что это, увы, невозможно. Как бы мы человечество не хотело этого. — Ну давайте на минутку пофантазируем. Как понять, что душа появилась? — Я вас понял. Согласен. Что ж… тут большую роль играет воображение. — То есть? — Фантазия. Роботы начисто ее лишены. Они действуют, исходя из заданных алгоритмов, они не могут творить, привнести что-то новое даже на уровне сухого рацио. Они анализируют на уже имеющимся опыте, и только. — То есть, сказки сочинять, роботы никогда не смогут? — Дело не в этом — что-то скомбинировать, как простая программа, они-то сумеют. И все же, они не смогут быть спонтанны и естественны, — старик улыбнулся. — Я скажу какому-нибудь: эй, мистер андройд, давайте-ка инсценируем вашу смерть, и… — Ну и мой андройд может так делать, — перебил ведущий. — Насколько знаю, новые поколения очень даже могут поддержать игры и всякого рода забавы. Господин Танака покачал головой и хитро сощурил глаза: — Не так просто! — покачал он указательным пальцем. — Важно — как он это сделает. Поверьте, увидев андройда с душой, вы бы ни мгновения не сомневались, что он живой. Что-то в этой передаче привлекло внимание Сиэля. Обычно он не любит такие программы, предпочитая что-то более эмоциональное: художественные фильмы или мюзиклы — больше драмы, больше чувств. — Душа, — повторил он тихо. И Клод очень хорошо это услышал, так как ловил каждое его слово. Алоис это не мог не заметить, внимание Клода. Мужчина весь так напрягся, словно Сиэль сказал нечто выдающееся, а на деле — просто повторил одно-единственное слово «душа». Вместо былого интереса и нежности к Сиэлю, Алоис начинал чувствовать неприязнь. И зачем он только привел этих двоих домой? Надо было оставить их около трупа этого Чойса Флемминга! Однако, против желания замечать эту ситуацию, он наоборот, пошел на таран: — Клод, ты тоже, наконец, заметил, что они необычные машинки? — спросил Алоис и усмехнулся. — Давно, — сухо отозвался тот. — Но я же тебе это сразу сказал! — Мне нужно было время, чтобы присмотреться. — Так может найдем их хозяина, и вернем? Пусть он и чинит им все, что нужно. — Вряд ли это возможно, на самом деле. Всякое ковыряние внутри их матриц чревато полной перезагрузкой. Не зная ни пароля, ничего, мы не сможем без последствий подглядеть, что у них там внутри. — Значит, сотрем все! Какая разница? Но Клод был не согласен. — Мы лишим их особенностей. Так объяснил мой товарищ. Он в этой области собаку съел. — Тогда что нам делать? — Ничего, — пожал плечами Фаустус и посмотрел на Алоиса. — Как тебе такая идея? Алоис надул губу. — Даже не знаю… Странно это. Чем больше их узнаю, тем более странными они кажутся… — Они слышат. — Ну и пусть. Та же бабочка, вот ты ее видел? — Себастьян ее прячет. — И ты не хочешь попытаться… ну? — Нет. Это как отобрать шарик у ребенка. Он тебе будет утверждать, что это — чья-то голова, и ты поверишь? — Нет, но… — Алоис вновь надул губу. — Иногда ты ведешь себя еще более по-детски, чем они оба. Мой тебе совет: отступись от бабочки. Сиэль любит играть, вот и все. Не так ли? — янтарные глаза, прищурившись, посмотрели на одноглазого андройда, но тот не ответил. Он был погружен в себя так, как и не всякий человек бывает погружен в свои размышления — и такое с ним случалось. Себастьян сидел рядом, но не смотрел передачу, а читал пьесы Шекспира. Повисла напряженная тишина. Чтобы как-то ее устранить, Клод предложил: — А давайте в субботу сходим в парк развлечений? У Алоиса загорелись глаза: — Отличная идея! Мы так давно там не были! Мы можем сходить вдвоем и покататься вдоволь! — Я предлагаю пойти как «семья», — улыбнулся Клод. — Все вместе. Он мельком посмотрел на Сиэля, как тот отреагирует. Андройд ожил и в первую очередь подполз к Себастьяну: — Себастьян, мы никогда не были в парке развлечений. — Да. Не были, — согласился тот, отвлекшись от чтения. — Теперь — будете, — улыбнулся Клод и посмотрел на Алоиса. — Как семья, — повторил он, — разве не ты так шутил «мы, как настоящая семья»? Алоис хмыкнул: «Да, было такое», но что-то теперь это не так весело звучит. *** Марципановые ворота и за ними — кислотно-щелочных тропки уводили в карамельную, местами пятнистую, «под горошек», а где-то и полосатую, страну. Розовые, желтые, голубые прямоугольники, цилиндры и кубы представляли собой огромные скульптуры, а уже где-то между ними сновали маленькие люди. Они силились сделать выбор между аттракционами «Гарцующий Циклоп», «Вельветовый клоун» или «Вращающаяся рулетка». Пестрые, с ног до головы точно блеском напомазанные, люди-леденцы сонно и ленно качались на ходулях, раздаривая живые рекламные брошюрки. Пузатый человек-пряник с пружинистыми локонами, изображающими застывший крем, читал причудливым речитативом какой-то вздор о «веселых коровах, ожидающих своих ковбоев», о «безумном чаепитии на угорелых чашках («Спешите торопиться! Чашкам нужно биться! Задавите своего оппонента блюдцем, вскипятите ему голову кипяточком как следует!») — Почему этот человек в костюме хочет вскипятить голову другому человеку? — спросил Себастьян. Он мимикой и на полном серьезе изобразил непонимание. Алоис засмеялся так, что закашлялся, а когда откашлялся, вновь засмеялся. — Ну ты и шутник, — сухо отозвался Клод. Сиэль между тем остановился и показал пальцем куда-то вверх. — Что это? — спросил он. Впереди билось поистине огромное ало-красное сердце. По одному ребру его поднимались, а по-другому скатывались, исчезая в сердцевине, кабинки. Изнутри оно горело матовым свечением. Много людей исчезало в сердце, и появлялось из него же. Причем, как заметил андройд, исчезали одни, а появлялись совсем другие, хотя люди были одни и те же. Разница была в их эмоциях на лицах. Въезжали спокойные, а выезжали… счастливые? — Аттракцион для парочек, — улыбнулся Алоис. — Говорят, там механические херувимчики чудеса творят, — он подмигнул Клоду. — Что значит чудеса? — голоском со стальным оттенком поинтересовался Сиэль. — Ну, это когда влюбленные парочки открывают друг другу сердца, а их души объединяются «навеки», — юноша усмехнулся, — правда, Клод? — Угу. Сиэль бы, должно быть, и закончил на этом диалог, однако, Алоис, сам того не ведая, произнес сокровенные слова, настоящие ключи. Зацепившись за них, механическое создание, глубоко задумалось (во всяком случае, так могло показаться со стороны). Он все продолжал смотреть на огромное, пульсирующее сердце, из которого не доносились ни смех, ни визг, в отличие от других аттракционов, — в нем царила совсем иная атмосфера. Из сердца уходили с красными, тихими лицами или же, наоборот, с сияющими, безмолвными улыбками и загадочными взглядами, которые говорили красноречивее всяких слов. Только вот — о чем? Клод внезапно предложил: — Хотите попробовать? — Да, — тот час кивнул Сиэль. Клод посадил Сиэля первым и залез в кабинку следом. — Ой, я что-то перепутал! — сказал он и попытался выбраться и сесть с Алоисом, однако, было уже поздно — ремни застегнули. Алоису и Себастьяну пришлось сесть в кабинку сзади. — Ничего страшного, Алоис, мы с тобой это уже видели, — постарался утешить Клод, однако, Алоис лишь хмыкнул: очевидно, юноша рассчитывал поехать именно с ним. Сиэль же, обнаружив Себастьяна не рядом, закрутился на месте. Он повернулся корпусом назад и уже хотел перебраться через спинку сидения к Себастьяну на колени, как Клод его остановил.  — Кабинка рассчитана на двоих, Сиэль, — сказал он. — Придется потерпеть пару минут без своего слуги. Он назвал Себастьяну именно так «слугой». «Интересно, с чего бы?» — подумал Алоис. — Я должен сидеть с Себастьяном, — настойчиво сказал Сиэль и принялся расстегивать свой ремень. Раздался голос Себастьяна: — Я нахожусь ровно в тридцати пяти сантиметрах от тебя, Сиэль. Это не критичное расстояние. — Да уж, если я терплю, то и ты — подавно потерпишь! — вмешался Алоис. Но Сиэль упрямо покачал головой: — Мы должны «объединить душу» с Себастьяном, — сказал он. — Однако, чтобы что-то объединить, это что-то должно быть. У нас нет души. Но ознакомиться с теорией преждевременно будет тоже полезным. Клод от удивления аж приоткрыл рот. — Что, прости? В этот момент аттракцион запустили и кабинки резво поплыли вверх. У Клода даже съехали очки. — До чего же краси-и-иво, Клод, — выдохнул блондин, едва их охватило матовое, бледно-розовое свечение. Оно упало на кожу, делая ее бархатной и идеально гладкой. Людей охватил сладковато-цветочный аромат; заиграла тихая, струнная музыка и едва-едва слышные хрустальный колокольчики, напоминающие о весеннем ключе. Пространство по бокам постепенно стало расширяться до тех пор, пока, в одночасье, не выросли зеленые, густо засаженные холмы со свисающими гроздьями водопадов — бурных и искривленных, коротких и многочисленных. Над головами появилось чистое, выспоренное небо с причудливыми клочьями облаков. Над темно-зеленой полосой горизонта оно розовело и желтело, точно смазанная пастель, и где-то между землей и высью проезжающие увидели других созданий. Это были низкорослые и прекрасноликие девы. Они танцевали с красивыми юношами прямо в воздухе. Газовые прозрачные шлейфы разлетающихся платьев цвета морских раковин струились в потоках приятного теплого ветра, который ощущали проплывающие наблюдатели. Он обласкал их лица и волосы, принося летний, свежий аромат апельсиновых деревьев и розмарина. Алоис заметил вслух, что на головах юношей небольшие рожки, а вместо обычных ног — копыта. — Это что-то новенькое, раньше их не было. Кажется, это сатиры! — обнаружил Алоис. Он с воодушевлением разглядывал прекрасных существ в свете садящегося солнца, и охнул, когда сатиры и нимфы обернулись к ним и, смеясь, помахали руками. Один из сатир выудил флейту и заиграл, тогда нимфы взялись за руки и закружили хоровод, продолжая звонко смеяться. — Любви, всем любви! — это с внезапным хлопком прямо перед Алоисом и Себастьяном, да и перед всеми сидящими парами людей, выросли херувимы. Кудрявые головки, румяненькие, озорно улыбающиеся личики с огромными голубыми глазами. Крошечные пухловатые ручки, ножки, настоящий колчан за спиной и пушистые маленькие крылышки. Один херувим склонил голову и улыбнулся. Вблизи его голограмма слегка вибрировала. — Стоит мне выстрелить из своего лука в одного из вас, и он влюбится в другого навек! Голосок у него был совсем детский и натянутый, как струнка. Лицо одной из девушек покраснело пятнами. — Д-думаю, тебе не надо стрелять, дружок! Херувимчик озорно хихикнул. — Но я смотрю вам это не нужно! После этой фразы Алоису пришла в голову идея: «А почему бы нет? Раз Клод считает, этот аттракцион таким неважным…». Юноша обнял Себастьяна и крикнул херувиму: — Амур, мы тут! Ангелочек повис над ними и улыбнулся: — Поцелуйтесь же в этом храме любви, и я благословлю Вашу любовь на удачу и процветание! Алоис наградил Себастьяна нежным поцелуем в губы. Над их головами стали падать розовые голографические лепестки и мерцать сердечки, а кто-то из сидящих в кабинках сзади захлопал в ладоши. — Как это миленько! — воскликнула некая блондинка с розовыми, под цвет окружение, бантами. Алоису было важно отметить — видел ли его поцелуй Клод? Внутри желудка свернулась кольцом приятная змея, когда понял, — да, видел, — и она разрослась и укусила в сердце самого юношу, когда тот понял, что лицо мужчины осталось неизменным. Словно он ничего, совсем ничего не почувствовал. Тем временем в передней кабинке Клод думал о том, как ему на удивление приятно просто сидеть рядом с Сиэлем. В любопытных глазах андройда отражался искусственный мир, и, переворачиваясь, как мишура в стакане, — такая же блескучая и пошлая, — приобретал хоть какое-то значение, хоть какой-то смысл: когда Сиэль смотрел вот так, с удивлением и восторгом. Почему Фаустусу хочется смотреть на него, и, любуясь, упиваться одним уже этим? Клод хочет, чтобы Сиэль улыбался всегда. Он хочет, чтобы он обратил свою волшебную чистоту на самого Клода. Это похоже на магию, а не на механику. «Он так невинен среди всех нас и так беззащитно открыт». Сиэль охнул, когда Себастьяна поцеловали, и очень мило сошлись вместе его бровки — точно гневается по-настоящему, и Клод верит в его чувства. Он верит в чувства машины, но почему совсем не считается с чувствами живого Алоиса? Как это? Он зачарованно смотрел на Сиэля, однако юноша не отводил взгляда от милой крылатой голограммы, которая переместилась к ним — он глядел на нее с неотступной серьезностью, словно чего-то очень ожидал. — Поцелуйтесь же в этом храме любви и благославлю Вашу любовь на удачу и процветание! — мило пропищал херувим. В этот момент Клод сумел поблагодарить Алоиса — теперь он может поступить, так же, как юноша, и поцеловать сидящего рядом. «Это же просто аттракцион, верно?» — и мужчина потянулся к Сиэлю. Его губы оказались в предельной близости от синеглазого лица, как Сиэль с ничего не выражающим взглядом, отвернулся и воскликнул парящему полуголенькому карлику: — Стой! Покажи объединение душ! Голограмма на это дрогнула, и херувим отозвался, хихикнув: — На этот вопрос ответ вам подскажет ваше сердце! Любите друг друга! Запрограммированный ответ — это единственное, что он мог выдать. Херувим подмигнул и растворился в воздухе. — Понятно, — серьезно промолвил Сиэль, он по-прежнему не обращал никакого внимания на Клода. — Любить друг друга… — повторил он очень тихо и загадочно. Когда все четверо вышли из аттракциона, они просто направились куда глаза глядят. Маленький андройд подошел к другому. — Себастьян, что ты делал? Что это было, Себастьян? — и он потянул большого за рукав, требуя объяснений. — Какой я нехороший, кажется, из-за меня у этих двоих сейчас семейная драма, — хихикнул Алоис, — ты только посмотри, Клод, можно подумать, Сиэль и правда ревнует! Вот умора — актеры! — Я бы на твоем месте с этого не смеялся, — отозвался Клод. Его голос отдавал стальными оттенками, которые так порой раздражали Алоиса. Юноша взмахнул рукой: — Ну еще бы, машины друг друга ревнуют, а тебе на меня-то все равно! — Не веди себя, как малое дитя. Иногда это раздражает, — сказал Клод. «Даже Алоис это чувствует, значит, я прав», — подумал мужчина и сделал вид, что занят протиранием очков. Он так сосредоточился на этом, что Алоис разозлился. Он надавил большим пальцем на стекло, оставляя жирный отпечаток: — Протирай тщательнее! — с этими словами он стремительно зашагал вперед. Клод глядел ему вслед: на расплывчатую пеструю фигурку. «Капризное, избалованное создание. Неужели действительно полагаешь, что я будет ревновать к машине? Ты стал совсем смешон и… жалок». *** Они оказались около «Тира». Он представлял собой ярко-зеленый полосатый прилавок, окруженный голографическими маленькими лужами, в которых плавали иллюзорные уточки. Внутри будки был пустой белый экран, а с полок по краям свисали в огромном количестве плюшевые медведи, куклы, жирафы и пингвины. Надпись над будкой гласила: «Жженая, печеная — утка копченная». Что это значило и почему висела именно эта надпись над обычным тиром — никто не знал. Однако, тир — старое, как мир, развлечение, оставалось востребованным. Сиэль присел на корточки на углу и протянул руку к пухлявому утенку, отбившемся от семьи. Пальцы его прошли сквозь, а утенок продолжал беззвучно открывать клюв: «Кря-кря!» Внимание Клода привлекла одна из полок с игрушками: на ней сидело нечто чрезмерно длинноухое и непозволительно плюшевое. Он засучил рукава и вышел вперед: — Разомнусь-ка, — это была его возможность достать хоть одного чертового кролика Сиэлю. — Давай, Клод, набей нам плюшевых уточек! — воскликнул Алоис. Было непонятно: вернулось ли к нему веселое настроение, или это был сарказм. Старик за прилавком выдал Клоду пластиковую двустволку. На экране среди рогозов и камышей загорелось озеро, а по его водной глади поплыли первые утки. — Пах! — раздался первый выстрел. На таблоиде засветилось: 0. — Плохо очки протер, Клодди? — хихикнул блондин. — Курок заедает, — отозвался мужчина. Старик хмыкнул в ус: — До вас это говорили все… кто не попал ни в одну из этих красоток, — он засмеялся. Клод прицелился еще раз. Сиэль встал рядом. Поднявшись на цыпочки, он с восторгом посмотрел на птиц: — А кроликов там нет? — Нет, молодой человек. — А фламинго? Старик покачал головой: — Сколько живу — столько там одни селезни и плавают. — Себастьян! — тут же позвал андройд. — Это плохая игра! Пойдем отсюда. Как раз в этот момент стрелок попал в мишень. А после, как по накатанной, Фаустус угодил в девять уток подряд. «А я еще очень даже ничего», — улыбнулся он про себя. — Ну вот, видимо, очки действительно были грязные или курок заедал, — ухмыльнулся старик, — выбирайте свой приз. Я рекомендую копченную утку. Но Клод потребовал вислоухого кролика в полосатой жилетке. Его он сразу передал андройду. — Держи. Фанату ушастых. Давно Клод не ощущал себя таким живым. А он всего-то пострелял в тире птичек и передал награду тому, от чьего присутствия дыхание спирает. — Спасибо, — сказал Сиэль. Он ткнул пальчиком в пушистое пузо игрушки — тугое, как барабан, и заглянул кролику в глаза. Должно быть, глядя в них, Сиэль мог думать нечто вроде: «Я так люблю кроликов. Я не знаю, почему, но вы мне очень близки. И все же, сегодня я узнал кое-что важное — нужно любить друг друга. Ты знаешь, что это значит?» Кролик не знал. Он просто пучил свои глазки в выразительную и глубокую синеву. Поэтому, недолго думая, Сиэль протянул игрушку Себастьяну: — Это тебе. Сиэль дарит кролика. Мой подарок Себастьяну. Себастьян принял столь щедрый дар. Он обнял кролика и прижал к себе. — Спасибо. — У него длинные уши. — Да, Сиэль. — Сиэль и Себастьян любят друг друга. — Любят? — как-то слегка озадаченно переспросил Себастьян. Сиэль кивнул: — Идем, я тебе кое-что расскажу, — с этими словами он взял его за руку, и они пошли вперед. Сиэль стал рассказывать о своем открытии на аттракционе: о словах херувима об объединении душ и любви. Себастьян, как всегда, внимательно слушал и кивал. А Клод окончательно перестал понимать алгоритмы одноглазого андройда. Просто Клода теперь не поблагодарят и не заметят. В который раз. — Ведь кролика выбил я, — прошептал он, ощущая себя в глубине души каким-то обидчивым юнцом. В ухо раздался задорный голос Алоиса: — Эй, Клод, я тоже хочу! Выбей мне во-о-он того кислотного бегемотика! — Ладно. Разомну кости еще раз. Старик, запускай!.. *** — … И голый крылатый ребенок сказал: «Любите друг друга», — закончил свою историю Сиэль. Он внимательно посмотрел на Себастьяна. Они сидели на одной из скамеек под сакурой недалеко от тира. Дерево едва вибрировало — будучи таким же искусственным, как и херувим. А мимо в воздухе проплывали огромные золотые рыбки и медузы, носились по дорожкам клоуны-андройды, создавая в парке обстановку веселого развлечения: показывали прохожим фокусы и загадывали смешные загадки. Сиэлю они даже отдали красный воздушный шарик. — Мы бы подарили тебе глаз, малыш, но у нас их нет! — засмеялся клон с розовой шевелюрой в виде пастилы. — Все съел обжора Виконт Друитт!  — А кто такой обжора Виконт Друиит? — спросил одноглазый андройд.  — Он у нас борец сумо! Приходи к нам в цирк «Ноев Ковчег» и сам все увидишь! Обещаешь, что придешь? Может быть даже со своим другом? — Это Себастьян, — серьезно пояснил Сиэль. — Я не обещаю. У нас важное дело. Мы ищем душу. — Ого и ах! Вай-вай-вай, как так? — посетовал клоун. Он покачал головой. — Такое милое создание и думает над всякими невозможными задачами! — Это не невозможная задача, — нахмурился Сиэль. — Она на девяносто процентов возможна. У нас есть бабочка! — У меня тоже! — похвастался клоун и повертел галстуком-бабочкой на шее. — Гляди, синяя, как твой единственный глаз! На этом клоуны выудили из-за пазух дудочки и заиграли. Они направились прочь, к другим прохожим. Сиэль долго смотрел им вслед. — А еще у нас кролик есть! — сказал он с негодованием, но — слишком поздно! Клоуны уже никак не могли его услышать. После рассказа товарища Себастьян огладил подбородок, делая вид, что размышляет. — Кажется, я нечто похожее слышал, — сказал он. — Я сидел в соседней кабинке. Да, Сиэль, я все слышал. Сиэль пожал плечами. — Ниннет сказала искать душу. — Херувим сказал любить друг друга, — заметил Себастьян. Тогда Сиэль добавил тихо и как-то обижено: — Я не понимаю, Себастьян… Это означало — «Я совершенно ничего не понимаю и запутался». Большой андройд улыбнулся. Он погладил свой подарок по голове и ничего не ответил. Кажется, он тоже ничего не понимал. Вскоре к ним подошли Клод и Алоис. — Клод так разгорячился, что выиграл суперприз, который уже лет сто не получали! — похвастался блондин. — Что это? — спросил Себастьян. Алоис захохотал: — Как что? Фирменная печенная утка!