Механика души

Она напоминала волшебную фею, заплутавшую в лесу, а иной раз, когда зависала в воздухе и раздумывала, в какую же сторону лететь, выходил и вовсе — воздушный змей гномиков. Сшитый из лоскутков их мантий… изящный парус. Мечта или сгусток воплощенного сна, а, может статься, и иллюзия заплутавшего путника. Увидев ее воочию, он непременно вспомнит о чем-то самом сокровенном и захочет вернуться домой. Для андройдов механическая бабочка являлась путеводной звездой — посредником между роботами и людьми, между загадкой Ниннет и знаком вопроса, который, как неугомонная шестеренка или перпетуум мобиле, крутился в недрах их процессоров. Ведь любопытство — не порок (даже для машины). Кажется, нечто такое изредка роняла в словах Ниннет… Из-за яркости крылышек их проводницу было хорошо видно впереди: ее сложно было не заметить или спутать с чем-то еще. Удивительно, но Сиэль больше не пытался бежать, опережая Себастьяна. Он проанализировал ситуацию и решил, что сидение на руках сэкономит куда больше энергии и времени. Ну, а если бы только Кролик мог испытывать чувства, то вполне обоснованным оказался вариант испуга — вновь потерять друг друга, оказаться вдали… А может, именно поэтому Кролик так крепко обнимал своего товарища за шею и прижимался щекой?.. — Бабочка летит уже семь часов сорок три минуты, Себастьян, — сказал Сиэль. И сказал так, словно был в недоумении: она так долго лежала без дела, так долго они ждали ее пробуждения, и вот, такая слабая и немощная, она парит и парит без остановки. Воплощение восьмичасового вечного двигателя в миниатюре. — В ее работе не прослеживается никакой системы, — согласился Себастьян. Все это время он шел за механическим насекомым: раздвигал ветки, которые могли задеть Сиэля, перешагивал через корни и кочки, а ведь совсем скоро ему самому мог потребоваться отдых — ресурсы большого андройда не бесконечны. — Ниннет говорила, цитирую: «Кто ищет, тот всегда найдет», — вновь сказал Сиэль патетичным тоном. Попутно он оглаживал черную прядь своего няньки, словно какого-нибудь прехорошенького кролика, а это означало — много-много беззаветной ласки (если Сиэль, конечно, был бы на нее способен). — Обстоятельства сложились так, что мы больше не можем доверять людям, как прежде, — сказал большой андройд. — Ты согласен, Сиэль? Все-таки они действительно быстро учились и уже достигли определенных успехов: отделение белого от черного, сделка и выгода, а также — постановка в цели любовь. Театральная маска у Сиэля стала еще живее… да, они определённо заслужили погладить каких-нибудь пушистых кроликов или, на худой конец, поиграть в операционную (кое-кого привлекала белизна халата и тон сосредоточенного врача, склонившегося над больным: «Скажите «а». — «А». — «Медсестра, топор!» — «Аааааа!» — «Так-то лучше»). — На все двенадцать, — кивнул Кролик. Он добавил чуть грустно: «Сиэль чуть не потерял Себастьяна», и чмокнул того в щеку. — Это была бы трагедия… трагедия! — Согласен, — кивнул Себастьян. Сиэль прижался щекой к его щеке и прикрыл глаза. — Себастьян нашел бы Сиэля, если бы Сиэль вдруг исчез? — Я бы приложил все свои усилия. — От одного до двенадцати… — Даже рамки этого исчисления не отобразят всю силу моих усилий в случае твоей пропажи, Сиэль. Кролик удовлетворенно кивнул и легонько похлопал няньку по голове: «Молодец!», но тут же ему пришел в голову другой замечательный вопрос. — Я похож на сокровище? — и сложно было сказать, почему именно он спросил это, но большой андройд всегда отвечал просто: — Сиэль определенно сокровище Себастьяна. — Я — сокровище, — улыбнулся Сиэль и чуть-чуть хихикнул. — А кто я еще, Себастьян? Подумав Себастьян ответил: — Моя прелесть, — кажется, это была цитата. — Сиэль прелесть Себастьяна? — повторил тот и накрутил на пальчик черную прядь. — Как мило! Себастьян, ты — поэт! — Я предпочитаю быть кулинаром-любителем. Моим достижением в прошлом году стало рагу из французского фазана. — А если бы Сиэля украли агрессивные фламинго, Себастьян? — Я бы пошел за Сиэлем. — Фламинго летают. — Я бы полетел. — И ты бы их уничтожил, Себастьян? — Если ты прикажешь, я сделаю все, Сиэль. Это мой новый кодекс. До этого он был в статусе заморозки, но ты недавно его активировал. Сиэль потер ладошки. Он уже задумался вновь, оглядываясь по сторонам… В розово-голубом, нежном небе, высоко-высоко висел сахарный месяц. Он был таким далеким, загадочным и призрачным, что Сиэль указал пальчиком на него и спросил, прижимаясь к Себастьяну теснее: — Себастьян, а если бы Сиэля отправили на луну?.. — Я бы стал космонавтом, — немедля отозвался тот и тоже взглянул на луну. Но недолго, затем он вновь стал шагать за механической бабочкой. — Это хороший ответ, Себастьян, — ручки поправили на нем галстук. — Спасибо. — А если бы… Через час они покинули лес. Бабочка вывела их к долине, где россыпью, но на большом расстоянии друг от друга стояли особняки. Издали они были похожи на белые мраморные улья, и к одному из этих домов и устремилась фея. *** Грелль Сатклифф очень любил свою работу журналиста. Он считал, что выполняет важную, почти бесценную миссию, которая рано или поздно (зависит от стараний) перевернет мир или хотя бы окупит старания. Он верил, что у каждого любого, уважающего себя в этой сфере специалиста, должна быть цель. Это ее он преследует на протяжении всей жизни и готов совершить все, абсолютно все. Мыслимое и немыслимое. «Что, неужели все?» — спросите вы. — «Да даже нырнуть в стаю агрессивных фламинго! — ответит Грелль ("Хм… и откуда я их только взял? "). Но в последнее время в карьере Грелля не все складывалось так удачно. Этот новый виток — вести репортажи о веяниях среди золотой молодежи вымотал все его нервы. Задаваясь вопросом, что есть любовь в современном мире, Грелль зашел так далеко, а ему дают вести жалкие для освещения темы. «Любовь среди молодого поколения! Свадьбы андройдов! Пфи! И где здесь стоящий материал, нэ?» Но начальника не беспокоили амбиции подчиненного. — Если бы вы, Грелль, относились к работе более серьезно, вас бы не отсылали на свиные фермы делать репортажи о "счастливом прибавлении в семействе" или, что еще хуже, — на подростковые тусовки. — Я творческая личность! У меня свой подход! Мне нужна свобода действий и выражения! — Я все сказал, — отрезал шеф. — Либо репортаж о тусовке — либо проваливай. Не занимай эфир. Есть масса куда более одаренных репортеров. Я только щелкну пальцем и… — Ладно-ладно, Уилл! Я все понял! Я беру это дело, но после него мне нужен будет отпуск! — Отдохнешь на том свете. Да. Греллю просто пришлось посмотреть на ситуацию под другим углом: в конце концов, истинный журналист найдет алмаз даже в грязевой луже. Таков истинный профессионал своего дела. Таков Грелль Сатклифф! "Я еще покажу этому чертову Уиллу! Я сделаю репортаж о самой настоящей и страстной любви века! Ни больше ни меньше! " Однако прямо сейчас капризная Элизабетт Мидфорд, дочь известного магната и блондинка, стояла перед Греллем и кричала, что отказывается отвечать на его вопросы. Ведь совсем недавно Грелль брал у нее интервью, это было одно из мероприятии, которое Мидфорд младшая устраивала прямо в городской церкви — свадьба андройдов. Новая мода среди золотой молодежи. — Что это, если не поиски любви у молодого поколения? — вопрошал журналист на камеру. — Попытки найти хотя бы крохи истины в этом заблудшем мире? Или повод нам, взрослым, задуматься и оглядеться: где мы, и что делаем? («Отлично, детка! — показывал большой палец оператор Эш. — Только добавь больше скверны и грязи! Этот заблудший, увязший в грехах и пороке мир, оживший ад… конец света уже здесь, он происходит здесь и сейчас в людских душах, исполненных грязи и скверны…». — "Даже и не думай, Эш, я такое говорить не буду! " — "А жаль"). Элизабетт Мидфорд имела определенное влияние, с ней нужно было быть осторожней, но Грелль всегда считал, что истинный журналист всех и вся уравнивает во имя правды. Поэтому теперь он имел дело с определенной и узкой гаммой настроения девушки. По шкале от одного до двенадцати оно скакало, как разъяренный фламинго, — сразу от нуля к макушке, и без остановок. — Я больше не буду давать вам интервью! — кричала Мидфорд, ее лицо покраснело. — В прошлый раз вы выставили меня полной дурой! Как вы вообще посмели сюда явиться еще раз?! — Милочка, разве я виноват, что вы так отвечали?.. — Какая я вам ми-ло-чка?! Вон! Я сказала "вон"!!! Паула, прогони его! Нянька расставила руки в стороны и загремела погремушками. Во рту у нее был свисток, им она тоже воспользовалась. Так, на мужчину вместе с разъярённым, как павлин, женщиной, надвинулась какофония из ужасающих звуков. Вынести их было не под силу никому. А у журналиста и без того были расшатаны нервы. Грелль попятился, его охватила паника и… схватили охранники. Журналиста просто выволокли подмышки: он стойко сопротивлялся и даже сделал на садовой дорожке борозду огромными каблучищами. Полосы вышли, что надо. Возможно, на них вырастут алые розы и скажут потомкам: "Здесь была одна из самых бойких и страстных репортерш в мире. Она боролась за любовь, жгучую и алую. Как мы!". — Я буду жаловаться в комитет! — напоследок крикнул он. И получил в грудь своей же сумкой, которая перелетела через забор. Из нее посыпалась косметика. "Ничего, Грелль Сатклифф, ничего, мы и не такое переживали! Какая-то расфуфыристая девица покривила носом…". — НЕ ОЧЕНЬ УМНАЯ девица! — крикнул он за забор, ему ответили: "ВО-О-О-ОН!" Грелль уже собирал рассыпавшиеся помады (красный цвет разных оттенков), как заприметил любопытную вещь. Как ни странно, она вытворялась прямо перед его носом. — А вы это кто такие? — Грелль всмотрелся в двух незнакомцев, которые перелезали через живую изгородь дома Мидфорд. Это посредине белого дня-то! "На моих собратьев непохожи. Тут явно что-то не так!" — подумал журналист и, конечно же, направился проследить за странной двоицей… *** Этот дом ограждал высокая изгородь. Бабочка вильнула вверх, сделала рывок выше и, оказавшись над забором, увитым плющом, перелетела через него… Сиэль от такого только охнул и ткнул пальцем: "Какова, а, Себастьян?" Себастьян молча согласился. Не сговариваясь андройды полезли через преграду. Сначала Себастьян помог Сиэлю и подсобил ему. Сиэль устроился на заборе, но там висеть и остался, до тех пор, пока Себастьян не перелез на ту сторону и не снял его. Оба путешественника оказались в очень большом и ярком саду. Повсюду, куда ни падал взгляд, цвели пышные кусты, а небольшие лужайки изобиловали садовыми розовыми… — Фламинго! — Сиэль радостно ткнул пальчиком в клюв одного из них, и птичка повалилась на землю. — Чахоточный, — надул губки Кролик, — тебя бы полечить… — Сиэль, нет времени, идем! Бабочка летит к душе, — сказал Себастьян. Насекомое оказалось замечено впереди, мелькнувшее в лабиринте растений. Оба побежали следом. Разумеется, они не заметили, как следом за ними, через забор перелез красноволосый мужчина в алом костюме. Он с трудом опустился на землю, отдышался, согнувшись пополам и прошептал, глядя в след ускользающим андройдам: "Так-так… душа, значит? И как это понимать, интересно? ". Что-то внутри Грелля тотчас защекотало — и это определенно была интуиция, — она подсказала: "Ты на пороге великого открытия, Грелль, ты — на пороге славы! Иди за ними и обрети ее!". Мужчина отряхнул одежду и направился следом за незнакомцами: — Кажется, я нашел что-то крайне интересненькое, нэ?..