***
— Сейчас же выпусти его и приведи на палубу! — приказал Сехун, стоило ему только дослушать рассказ Чена о том, что здесь происходило. Ещё на том моменте, когда Чен сказал про изнасилование, он хотел подскочить и убить этого урода, который посмел посягнуть на его. Лухан всё это время спал в каюте капитана. Сехун укутал его в одеяло, боясь, что тот может заболеть от холода. — Капитан… Что вы хотите сделать? — Немедленно выпусти его и принеси мой меч и кнут! — уже громче скомандовал капитан, борясь с желанием разнести корабль вдребезги. Чен быстро выбежал из каюты, предупреждая остальных об указе капитана. Сехун сейчас был похож на бомбу замедленного действия. Казалось, одно лишнее дуновение ветра и он взорвётся. Единственным его желанием сейчас было причинить Каю как можно больше боли и страданий, чтобы он долго и мучительно умирал, моля о пощаде. Альфа был готов проломить ему череп и выпотрошить все органы из его тела. Никто не имел права трогать Лухана, а уж тем более насиловать его и избивать. Сехун мог простить что угодно, но только не это. В каюте всё пропахло лесом, запахом Кая, отчего Сехун с трудом находился там. Особенно сильным его запах был вокруг стола капитана, на поверхности которого виднелись царапины от ногтей. Очевидно, что их сделал Лухан, когда Кай насиловал его. На полу также виднелись следы крови, которые, видимо, этот урод даже не собирался вытирать. Увидев всё это, Сехун сильнее взбесился. Он не выдержал и, наплевав на всё, вышел из каюты. На улице был уже полдень, и солнце светило ярче, чем обычно. Поморщившись от ярких лучей, попавших прямо в глаза, Сехун прошёл к мачте, забирая у Чена меч, который тот почистил и сохранил после битвы с морским чудовищем, и встал перед подбитым, но ещё хорошо выглядящим Каем. Стоило только увидеть его, так сразу же появилось непреодолимое желание сломать ему челюсть и убрать с лица эту наглую ухмылку, от которой уже тошнит. — А шлюшка-то не врала, сказав, что ты жив, а я не верил, — почти шёпотом сказал Кай, надменно смотря на своего «друга» и ожидая, когда тот предпримет какие-нибудь действия. Он уже предчувствовал, что капитан не оставит его в живых, что сейчас начнётся мучительная боль, которую тот даже выдержать не сможет. Но все его ожидания не оправдались. — Снимите с него кандалы и дайте ему меч, — пираты непонимающе переглянулись, но поспешили исполнить приказ, чтобы ненароком гнев капитана не обрушился на них. Один из людей Сехуна быстро снял кандалы с лжекапитана и протянул ему меч, который тот принял после того, как размял запястья. Сехун посмотрел на него, продолжая сдерживать свой гнев, и проговорил: — Давай узнаем, кто настоящий капитан. После этого все пираты отошли как можно дальше от поля битвы, ведь то, с какой яростью сражались двое альф, было действительно устрашающе. Кай хоть и был покалечен, но он твёрдо держал меч в руках и ловко уворачивался ото всех атак капитана. Смуглый пират старался доказать, что он намного лучше и что только он достоин быть капитаном этого корабля, а Сехуна переполняла настоящая злоба, которая заставляла Кая начинать волноваться. Хун каждый раз наносил атаки, которые Кай ловко отбивал, из-за чего его терпение заканчивалось. Этот урод продолжал ухмыляться, видя, как тяжело Сехуну сдерживать себя. Ведь Кай знает, что когда капитан в гневе, он способен убить любого, кто попадётся ему на пути, а что самое главное, он способен даже разнести свой собственный корабль, превратив его в щепки. — Что, не можешь контролировать себя, да? — посмеялся Кай, замечая, какие недобрые огоньки вспыхнули в глазах Сехуна. — Так может ты не годишься на роль капитана? О каком капитане идёт речь, если ты даже победить меня не можешь? — Заткнись! — А не то, что? Раскромсаешь меня на кусочки? Или позволишь шлюшке-омеге убить меня? — Сехун замахнулся, чтобы снова атаковать, но вновь Кай увернулся от лезвия меча. — Знал бы ты, как он кричал, пока я его трахал прямо на твоём столе! Как он просил меня не делать ему больно! Как он ревел в подушку каждый день! Не выдержав, Сехун окончательно озверел. Его глаза наполнились красным пламенем, а из ушей был готов валить пар. Злость и ненависть охватили его разум, и он принялся бить мечом по мечу Кая, желая переломать ему кости с еще большим остервенением. Звук мечей стал громче, атаки всё сильнее и яростнее, а силы Кая таяли на глазах, в конце концов оказавшись на нуле. Он уже не мог толком уворачиваться и отбиваться. Сехун был слишком быстр и недосягаем для него, что сбивало лжекапитана, и он даже не заметил, как меч выбили из его руки. Хун стоял перед ним. Его тяжелое дыхание слышали даже те, кто всё это время просто наблюдал в стороне за этим жестоким боем, желая знать, чем же всё закончится. Сейчас это выглядело, как будто голодного дикого зверя выпустили из клетки, и сейчас он готов был разорвать свою жертву на куски. Капитан отбросил меч и, схватив Кая за грудки, принялся бить его по лицу. Он наносил удары изо всех сил, плотно сжимая руку в кулак и проезжаясь по лицу предателя. Пару раз он отбросил Кая к мачте, из-за чего тот сильно ударился головой о дерево, а потом Сехун снова возвращался к лицу, разбивая нос и бровь лжекапитану. Когда уже на том не оказалось живого места, пират принялся ломать предателю рёбра и заламывать руки, отчего тот кричал так громко, что было слышно в ближайших трактирах. Гнев полностью вскружил альфе голову. Он буквально метал молнии в почти неживого Кая, который начинал сплёвывать неприятную на вкус кровь. Хрипя от боли, потому что сил кричать больше не было, он все равно продолжал смотреть в глаза капитана О, тем самым еще больше зля Хуна. Всё его тело отказывалось слушаться и двигаться, боль была невыносимая. Сехун остановился, приказывая Чену подать ему кнут, который рыжий пират незамедлительно принёс. Распутав толстый кожаный кнут, Хун ударил им по полу, проверяя на прочность. Двое пиратов подбежали к Каю, намереваясь схватить его за руки и развернуть спиной, но Сехун велел им уйти, что очень удивило остальных. Посмотрев на окровавленное лицо Кая, капитан замахнулся и ударил его кнутом по груди. Удар был сильнее, чем когда-либо. Рубашка Кая разорвалась, как и кожа на груди. Предатель громко закричал от боли, хватаясь за истекающую кровью грудь. Сехун тут же ударил второй раз попадая по той самой руке, что прикрывала грудь, разодрав кожу на ней до кости. Ему доставляло удовольствие слушать крики и болезненные стоны Кая. Они звучали для Сехуна как прекрасная мелодия мести. Он ударил ещё раз тринадцать, наблюдая за тем, как тело Кая покрывается открытыми ранами, в конце концов, отбрасывая кнут и веля запереть предателя в клетке, Сехун подозвал к себе Чена. Парень подошёл к нему, ожидая приказа, но вместо этого кулак капитана прилетел ему прямо в глаз, отчего парень отшатнулся назад, хватаясь за больное место, с непониманием и удивлением смотря на капитана. Се снова велел ему подойти, и парень, боясь ослушаться, снова подошёл к капитану, вновь принимая тяжёлый удар теперь уже в нос. Рыжий пират упал на пол, стараясь вытерпеть жуткую боль. — Понял, за что? — За то, что сразу не помог Лухану, а одумался только через несколько месяцев? — увидев утвердительный кивок капитана, Чен облегчённо вздохнул, понимая, что больше ему сегодня не прилетит. Он поднялся с пола, доставая из кармана штанов платок и пытаясь остановить кровь из носа. — Простите, капитан. Я столько раз хотел помочь ему, но осознание того, что на корабле не будет капитана, останавливало меня, и я никак не мог решиться на такое. Если бы Лухан в один день не раскрыл мне глаза. — Прибить бы тебя как следует, да боюсь мозгов от этого больше не станет, — проговорил Сехун, давая Чену подзатыльник, и направился в свою каюту, где по-прежнему спал его омега, без которого он теперь не мог представить своей жизни.***
Лухан очнулся лишь поздно ночью. Первое, что он понял, открыв глаза, - это то, что он лежал в кровати Сехуна, а второе — это то, что Сехун спал рядом с ним, крепко прижимая его к себе за талию. Хань не мог в это поверить. Он думал, что альфа больше не подойдёт к нему, ведь его опорочили и унизили. Но сладкий запах любимого укутал его, словно обнимая и успокаивая, а его рука, лежащая на талии омеги, была подтверждением того, что он нужен пирату. Граф повернул голову назад, пытаясь убедиться в том, что рядом лежит именно Сехун, а не тот, кто стал его ночным кошмаром за последние месяцы. Увидев спокойное, умиротворённое лицо капитана, Лухан невольно улыбнулся, начиная поглаживать чужую руку. Это стало его странной привычкой — гладить и целовать руки истинного, словно они были настолько божественными, что было сложно удержаться. Омега провёл рукой от пальцев до локтя, слыша, как быстро бьётся собственное сердце. Он впервые в жизни не злился на Сехуна и не ненавидел его за то, что тот убил человека. Наоборот, он был благодарен, что больше никогда не увидит его в своей жизни. Вот только боль от предательства некогда близкого и казавшегося таким родным отца до сих пор была невыносимой. Она перемешала всё внутри, превращая все мысли, раздумья, органы и душу в непонятную смесь. Даже грубые слова Сехуна никогда не причиняли столько боли, сколько причиняло предательство родного отца. Но Хань до сих пор не мог поверить, что спустя столько месяцев он наконец нашёл любимого, за которого всё это время безумно переживал. Словами невозможно описать то, как он скучал по истинному и как ждал встречи с ним. И даже если Сехун откажется от него, оскорбит и вышвырнет из своей жизни, Лухан никогда не пожалеет о том, что отдал своё сердце именно ему, ведь только с ним омега хоть и иногда, но мог чувствовать себя счастливым. В том числе и сейчас альфа заставлял Лу улыбаться и радоваться жизни, ведь нет ничего лучше того, чем проснуться в объятьях любимого человека, которого не видел долгое время. Чувствовать его сильные руки на своей талии — это то, ради чего Хань готов жить. Омега ещё раз провёл ладонью по руке истинного, внезапно замирая. Он почувствовал на руке, возле локтя, что-то мягкое и неизвестное. Вытянув чужую руку, Хань осмотрел её, пытаясь найти то, что ощутили его пальцы. Внезапно его зрачки расширились, стоило только увидеть множество шрамов на руке. Где-то они напоминали порезы, а где-то — ровные маленькие круги. Некоторые из них были уж слишком большими, что заставило графа дрожать, словно от холода, а сердце на мгновение остановилось. Шрамы скрывались за тканью рубахи, и было неизвестно до какой части тела они доходили. Лухан долго не мог понять, откуда они взялись, ведь раньше руки Сехуна были прекрасными, без всяких изъянов или недостатков. Омега уже начал придумывать жуткие истории того, как появились эти раны на руках Хуна, пока он наконец не вспомнил про тот день, когда на них напал морской змей. В тот день руки капитана были почти полностью покрыты кровью, чудовище несколько раз умудрилось укусить его. Теперь омега понял, откуда взялись шрамы и почему они такой формы. Он провёл рукой по этим изъянам и притянул к себе ладонь, целуя её. Но в очередной раз его сердце замерло. Костяшки пирата были разбиты, кровь на них давно засохла. Лухан постепенно начал догадываться, что произошло сегодня на корабле. Но был не уверен. Ему захотелось подышать свежим воздухом и немного прийти в себя после увиденного, поэтому Хань осторожно выпутался из чужих объятий, стараясь не разбудить альфу, и на носочках пробежал до двери. Покидать Сехуна не хотелось, но свежий воздух был так необходим графу. Только он поможет ему убедиться в том, что это всё не сон и что его кошмар наконец закончился. Оказавшись на палубе, он глубоко вдохнул, чувствуя, как тело начинает покрываться мурашками от холодного ночного ветра. Он так спешил выйти из каюты, что совсем забыл надеть сапоги, и теперь он осторожно шагал по палубе, ощущая голыми стопами холодное дерево пола. Хань прошёл до середины палубы, внезапно замечая знакомую фигуру, стоящую возле левого борта. Он никак не ожидал увидеть Чена так поздно на палубе, ведь тот всегда был любителем поспать и ночью его просто невозможно было поднять. Омега подошёл к нему, вставая рядом с ним и всматриваясь вдаль, в ночную темноту. — Наконец-то проснулся, — прошептал Чен, улыбаясь, и даже не повернулся в сторону Лухана. Да и этого не нужно было, ведь омега и так знал, что пират рад его видеть и что он действительно беспокоился за него. — Почему ты не спишь? — Не знаю. Не идёт ко мне сегодня сон, — Лухан услышал в голосе Чена нотки грусти и понял, что на самом деле, того что-то беспокоит, но граф не стал спрашивать, ведь если бы альфа хотел, он бы уже рассказал всё. Хань осмотрелся по сторонам, понимая, что они до сих пор находятся в том самом порту, в который прибыли ещё утром. Он уже хотел было спросить, почему они до сих пор здесь, но рыжий пират, будто предчувствуя этот вопрос, мгновенно ответил: — Мы собрали ещё не все запасы, которые нам нужны. Да и капитан, скорее всего, хочет повидаться с одним своим знакомым, которого давно не видел. — Знакомым? — ответа на вопрос так и не последовало, да и Лухана не сильно он интересовал. Он хотел узнать о том, что сделал Сехун сегодня, пока омега был в отключке. — Чен, что сегодня произошло на корабле? У Сехуна в кровь разбиты костяшки… Ты рассказал ему всё? — Да… — почти шёпотом ответил пират. Он рассказал Ханю всё, что произошло на корабле, в том числе рассказал и о плачевном состоянии Кая, которого капитан напрочь запретил кормить и которому запрещалось промывать и залечить раны. У Лухана от рассказа Чена всё сжалось внутри. Ему стало жалко Кая, несмотря на то, что тот действительно заслужил это, и эта жалость к своему мучителю пугала его. Возможно, сердце графа действительно было слишком чутким, не давая тому возможности даже ненавидеть того, кто принёс ему столько страданий. Закончив рассказ, Чен повернулся, смотря на Лу, а тот охнул от удивления. — Чен, что с твоим лицом? — Хань прикоснулся рукой к щеке пирата, разглядывая фиолетовый синяк под глазом и рану на носу. Сама щека была немного опухшей, показывая, что и Чену влетело не меньше. Пират убрал омежью руку со своей щеки, боясь, что капитан может случайно это увидеть, как в тот день, когда Хань поцеловал его. — За что он тебя так? — За то, что не спас тебя от Кая раньше. — Прости меня, — граф почувствовал вину перед пиратом, поэтому опустил голову, ожидая обвинений в свою сторону. Но в ответ услышал лишь усталый вздох. — Это я должен просить у тебя прощения, ведь если бы я избавился от Кая раньше, ничего бы не произошло… Хотя, кто знает? В любом случае, я заслужил это, — Чен как-то натянуто улыбнулся, похлопывая омегу по плечу. — Возвращайся в каюту, а то если ты заболеешь, капитан с нас всех шкуру спустит. Чен улыбнулся, уходя в трюм, а Лухан ещё несколько минут стоял на месте, чувствуя, как он виноват перед Ченом. С одной стороны, ему было безумно приятно, что Сехун заступился за него и наказал того, кто издевался над ним, но с другой стороны, Ханю было жаль и Кая, и Чена, при этом если учесть, что второй ни в чём не был виноват. Омега вздохнул, возвращаясь в каюту к своему альфе. Зайдя внутрь, он сразу же забрался на кровать к альфе, укутываясь в тёплое одеяло и намереваясь прижаться к горячей груди капитана, но случайно задел его ноги своими холодными ступнями, отчего тот зашипел. Лухан замер, понимая, что разбудил истинного и что тот снова начнёт его отчитывать. — Ещё раз выйдешь на палубу без обуви, привяжу тебя к кровати, — не открывая глаз, проговорил Сехун, притягивая к себе за талию худого омегу. Хань посмотрел на него, нежно и быстро чмокая в губы, будто бы прося этим жестом прощения. Альфа лишь что-то пробурчал себе под нос, утыкаясь носом в лохматую макушку графа. — Сехун, я… — Спи. Завтра трепаться будешь. Хань понял, что сейчас бесполезно что-либо говорить альфе, поэтому он плотнее прижался к нему, обнимая за шею и утыкаясь носом в оголённый участок груди. Как же давно он не чувствовал родного тепла альфы, который всегда готов был защитить его. Даже в кошмарах графа Сехун всегда спасал его, жертвуя собой. Столько раз Лу снились ужасные вещи, его страхи, которые окружали его с самого детства, и всегда капитан внезапно появлялся там, сражался за него и погибал ради того, чтобы он жил. И сейчас, казалось, Хун защищал его, обнимая так крепко, словно пряча от всех ужасов этого мира. Словно оберегал его. Лухан быстро засыпает, даже не замечая того, как рука альфы погладила его по голове и как чужие губы подарили тёплый поцелуй в макушку.***
Спустя столько месяцев, проведённых в рабстве Кая, Лухан впервые проснулся в хорошем настроении. Открыв глаза, он счастливо улыбнулся, понимая, что до сих пор находится в кровати Сехуна, а его сладкий запах витает в каюте, разрушая остатки запаха леса. Омега потянулся, слыша, как урчит в животе, вчера он так ничего и не съел, а потом приподнялся, замечая, что место рядом пустует. Судя по солнцу, проникающему своими лучами в комнату, было ещё очень рано. И куда Сехун мог уйти так рано? Поднявшись с кровати, Хань пошатнулся, чувствуя слабость во всём теле. Всё-таки долгое отсутствие пищи в организме даёт о себе знать. Он подошёл к полке, придерживаясь за неё, чтобы не упасть. Ноги были ватными, колени так и норовили подогнуться и уронить своего хозяина. Сейчас лучшим вариантом было бы остаться в кровати и ждать капитана, но Лухан даже не знал, когда он вернётся, а любопытство как всегда было сильнее здравого смысла. Он, придерживаясь за всё подряд, дошёл до двери, желая открыть её. Но голова закружилась, а ноги перестали держать своего хозяина. Ещё бы немного и Хань оказался бы на полу, если бы не сильные руки истинного, который так вовремя зашёл в комнату. — Ты когда-нибудь можешь просто сидеть на месте и ждать меня? — недовольно проговорил пират, поднимая несопротивляющегося омегу на руки, затем кладя на кровать. Лухан взял его за руку, сразу покрывая ладонь мягкими поцелуями (он всегда знал, что эти действия нравятся альфе, поэтому граф как можно чаще старался делать это). Сехун сделал вид, что не заметил проявления нежности со стороны омеги, и, выудив свою руку из чужой хватки, пират придвинул бочку к кровати, вызывая недоумение у Ханя. Затем он вышел из комнаты, возвращаясь в неё буквально через пару секунд с тарелкой и кружкой. Он поставил это всё на бочку перед истинным, протягивая тому ложку. Лухан около минуты смотрел на него, понимая, что альфа не отстанет от него, пока он всё не съест. Из-за этого граф сел на кровати, притягивая к себе тарелку с приятно пахнущим супом и следя за каждым движением истинного, который сел на стул, напротив Лу, и внимательно смотрел за трапезой омеги. Ханю было некомфортно от пристального взгляда пирата, у него по спине прошла дрожь. Между ними чувствовалось напряжение, которое никак не хотело отступать. Оно становилось ещё более давящим из-за тишины, в которой утонула каюта капитана. Хань продолжал есть суп, пытаясь насильно впихнуть в себя еду. После нескольких месяцев, которые он питался только один раз в день, его организм не воспринимает большое количество еды, от того в данную минуту было сложнее всего. Граф понимал, что Сехун разозлится, если он не доест, это было видно по его уверенному холодному взгляду. Он ел, одновременно попивая сладкую жидкость из кружки, которая оставляла приятное послевкусие в горле. Когда тарелка наконец опустела, Хань отставил её на бочку, а Сехун проговорил: — В течение месяца будешь есть столько, сколько я скажу. Если вдруг я узнаю, что ты что-то не доел, я буду насильно запихивать тебе еду в рот. Понял? — неуверенный кивок. — К концу месяца ты должен вернуть свою прежнюю форму. Лухан ничего не ответил, понимая, что таким образом Сехун проявляет внимание. Ему так не хватало такой заботы, которая всегда сопровождалась угрозой. Он уже и забыл, когда ему последний раз угрожали так же несерьёзно и с непонятным сарказмом. Он скучал по Сехуну: по его голосу, прикосновениям, рукам, объятьям, поцелуям. Именно тех страстных с грубой нежностью поцелуев ему больше всего не хватало. Лу хочет снова утонуть в этом океане безумия, который ему всегда дарил Хун. Поэтому он поднялся с кровати и уверенно подошёл к альфе, садясь ему на колени, заставляя того в недоумении посмотреть на него. Следующим шагом Лухана был глубокий поцелуй. Омега обнял истинного, сначала невесомо касаясь его губ своими, а потом, не выдержав, начал целовать так, как он умел. Как научил его Сехун. Он блаженно прикрыл глаза, погружая свои пальцы в тёмные волосы альфы и отдаваясь ему полностью. Руки Се обхватили талию графа, притягивая к себе ближе, а языки сплелись в их личном позабытом танце, наверстывая упущенное за долгое время разлуки. Омега не мог поверить в то, что снова ощущает вкус любимых губ, снова чувствует их ласку. То, что было вчера, нельзя назвать поцелуем, это было обычным прикосновением губ, мимолётной лаской, не более. А сейчас всё по-другому, почти всё, как надо. Всё, казалось бы, было в порядке, но Хань отчётливо чувствовал изменения. То, как целовал капитан сейчас, отличалось от того, что было раньше. Не было той страсти, трепета. Лухан всё понял. Он отстранился, заглядывая в тёмные глаза Хуна. — Тебе неприятно? — спросил Лу, заранее зная ответ на свой вопрос. Конечно, кому будет приятно целоваться с тем, кого в течение стольких месяцев насиловал другой. — С чего ты взял? — приподнимая бровь, спросил Хун, продолжая придерживать омегу за талию, при этом видя, что он собирается слезть. Только Хань дёрнулся, как его тут же притянули обратно, сокращая расстояние между их телами. Парень испуганно посмотрел на начинающего злиться капитана, слыша, как в страхе сердце ускоряет свой темп. — Я же вижу, Сехун. Вижу и чувствую. Твои поцелуи… Они другие… И прикосновения будто железные… — Что ты несёшь?! — повысил голос альфа, начиная злобно и обиженно рычать. От него исходила опасность, казалось, что он вот-вот взорвётся и выплеснет весь свой гнев на дрожащего от страха омегу. — Мне неприятен не ты и не твои поцелуи, а этот чёртов вонючий лес, которым от тебя разит за километр! — Сехун поднялся, заставляя Ханя встать с его колен и испуганно вжаться в стену. — Какого хрена ты остался на корабле?! Почему ты не ушёл? Если бы ты покинул корабль в ближайшем порту, ничего бы не случилось! — Думаешь, это так просто — взять и остаться в порту, после всего того, что произошло?! — Хань не выдержал, он отошёл от стены, уверенно и с обидой смотря прямо в глаза Хуна. — И что бы я делал в порту? У меня нет ни денег, ни связей. Да и притом я хотел найти тебя. Я только из-за тебя, из-за того, что с самого начала верил, что ты жив, умолял Кая оставить меня на корабле! Да, я поплатился за это, но я не жалею, что остался, потому что ты действительно жив, и я нашёл тебя. А как бы я искал тебя, будучи в порту, совершенно один? Почему ты во всём винишь меня? Я каждую ночь не мог уснуть из-за кошмаров, я ничего не ел, боясь, что мне снова причинят ту невыносимую боль, я каждый день ждал, когда появится возможность повернуть в другую сторону и отправиться искать тебя. Тебя хоть что-то волнует в этой жизни? Когда монолог Ханя закончился, Сехун схватил его за руки, заводя их за спину и прижимая омегу к стене. Он пару секунд смотрел на него, не отрываясь. Он видел испуг и неуверенность в глазах истинного. Раньше бы альфу порадовало видеть страх в глазах омеги, но не сейчас, когда этот омега и так жил в страхе долгое время. Не тогда, когда Се только вернулся к тому, ради кого выживал всё это время. На мгновение взгляд капитана стал светлее и спокойнее, но потом пират снова прорычал, разворачивая Ханя и прижимая его лицом к стене. Он склонился над его ухом, шепча: — Думаешь, меня ничего не волнует? — Хань почувствовал, как его руки сильнее сжали сзади, отчего они сильно надавили на больную поясницу. — Тогда как, по-твоему, я выжил на этом чёртовом острове, где даже питьевую воду найти невозможно?! Ради кого я выживал всё время? Если бы не ты, я бы просто позволил этому чёртову чудовищу убить меня! Да я бы наплевал на всё, если бы каждую минуту о тебе не думал! Неожиданно Лухан болезненно простонал, и Сехун замолчал, смотря на причину — его рука сильно надавила на ягодицу парня. Догадка сразу же появилась в его голове. Он одним резким движением положил Ханя на кровать животом вниз. Затем пират принялся быстро стягивать чужие штаны, не обращая внимание на сопротивление. Лухан метался по всей кровати, пытаясь выбраться из заточения, но сильная рука альфы, сдерживающая его запястья не позволяла ему этого сделать. Графу казалось, что Хун хочет изнасиловать его и поэтому отчаянно пытался выбраться, но когда капитан раздвинул чужие ягодицы, долго рассматривая опухший и покрасневший анус, омега не выдержал и расплакался, почти шёпотом умоляя не делать этого. — Не дёргайся! Я не собираюсь брать тебя! — вот только от этих слов легче не стало. Слёзы продолжали течь из глаз, а такая поза напоминала Ханю о его ничтожности. Он боялся, что сейчас и человек, которого он любит, причинит ему боль, унизит его и заставит чувствовать себя ошибкой природы, а также уничтожит весь смысл жизни омеги. Лу почувствовал, как пальцы Хуна, смазанные какой-то холодной субстанцией, коснулись его ануса. Сехун провёл пальцами вокруг опухшего входа, втирая в кожу мазь, которая точно поможет омеге. Капитан старался смазывать аккуратно, чтобы не причинить слишком много боли истинному. Хань всё это время лежал, не двигаясь, напрягая все свои мышцы, и старался сдерживать рвущиеся слёзы, но они его не слушались, продолжая без конца течь по щекам. А когда смазанные мазью пальцы Сехуна проникли внутрь, Лухан дёрнулся, чувствуя ужасную боль и пытаясь избавиться от пальцев, но пират навис над ним, целуя в дрожащую жилку на шее, и тихо прошептал, пытаясь успокоить плачущего омегу: — Я сказал, что не сделаю того же. Я просто хочу смазать тебе пострадавшие части, — он снова поцеловал Ханя в шею и, привставая, снова посмотрел на опухший анус, плотно сжимающий два его пальца в себе. Сехун осторожно двинул пальцами, смазывая стенки внутри и слушая болезненный скулёж графа, который крепко сжал в кулаках простынь, утыкаясь носом в подушку. Эта болезненная и неприятная процедура продолжалась несколько минут, за которые Хань успел немного успокоиться и расслабиться, облегчая тем самым задачу Се. Когда альфа наконец закончил, он осторожно вынул пальцы, ещё раз обмакивая их в мазь и снова смазывая вокруг ануса, а затем вытер руку о лежащую рядом тряпку, натягивая на бёдра омеги штаны. — Когда в последний раз Кай брал тебя? — Неделю назад… — графа очень смутил этот вопрос, ведь вспоминать все те жуткие дни ему не хотелось, но на вопрос капитана всё равно нужно было ответить. Его медленно перевернули на спину, нависая над ним и стирая с щёк непрошенные слёзы. — Это должно было уже пройти. Почему у тебя до сих пор всё опухшее? — Сехун задумался на мгновение, а потом понял, что всё намного серьёзнее, чем он думал. Он взглянул на заплаканное лицо Ханя, чувствуя тревогу и боль на сердце. Если бы он мог всё исправить… — Полежи пока. Я скоро вернусь. — Подожди… — стоило пирату встать, как омега схватил его за руку, утягивая обратно к себе и умоляюще смотря на него. — Я… боюсь оставаться один… — Мне нужно срочно решить одно дело, я прикажу Чену остаться с тобой, — Хань кивнул, отпуская своего альфу и позволяя ему покинуть каюту, после сразу же завернулся в одеяло, пытаясь думать о хорошем, чтобы страх снова не одолел его.***
Сехун вернулся ближе к обеду. Чен, заметив капитана, сразу же поднялся, откладывая книгу, которую он читал Ханю, и вышел, стараясь не обращать внимание на холодный и пугающий взгляд Хуна. Пират подошёл к Лухану, кладя руку ему на лоб, проверяя на наличие температуры. Затем он положил на стоящую рядом бочку небольшой мешок с фруктами, отчего омега удивлённо посмотрел сначала на него, а потом на мешочек. — Ты должен съесть это за неделю, можно даже и раньше. Не съешь, насильно заставлю, понял? — Лухан быстро кивнул, садясь рядом с альфой, и тихо поблагодарил его, обнимая за шею и целуя в щёку. Сехун прорычал, отстраняясь и вставая с кровати. — Эта вонь… Я уже дышать ею не могу. Иди помойся. — Я пытался на протяжение недели смыть с себя этот запах, но ничего не вышло. Я всё перепробовал… — граф опустил голову, понимая, что пока от него пахнет лесом, Сехун даже прикоснуться к нему не решится. Ему так хотелось снова почувствовать ту страсть, с которой альфа всегда целовал его, хотел знать, что от него пахнет черникой, а не лесом, который он уже начал ненавидеть. — Я знаю, к кому обратиться, — закончив фразу, Сехун быстро подошёл к Ханю и закинул его себе на плечо, вызывая у того недовольство и попытки выбраться. Проходя по палубе, капитан кивнул Чену, тем самым приказывая присматривать за кораблём и спустился на землю со своим омегой на плече. — Капитан, вы надолго? — крикнул им вслед Чен, не переставая улыбаться. — Надолго. Ближе, чем к вечеру не жди.