***
Вернувшись на пустующий корабль, Чен в первую очередь приготовил Ханю чай, чтобы приостановить его течку. А затем альфа принялся думать, как скрыть все засосы и, что самое главное — метку. И пока он думал, Лухан ходил туда-сюда, в сотый раз жалея, что оставил Сехуна в трактире. Ему постоянно хотелось плюнуть на всё и вернуться, прижаться к любимому и укутаться в тепло его рук и тела. Но каждый раз его останавливал план, который они с Ченом придумали. Ведь если он вернётся, то окажется, что Чен зря просидел всю ночь на холодном полу, боясь проспать. Альфа наконец придумал, как можно скрыть засосы, но для этого ему пришлось возвратиться в трактир и вломиться в комнату к пьяному спящему Чанёлю, рядом с которым спала такая же пьяная омега-шлюха. Чен отчётливо помнил, что девушка всегда замазывала засосы пудрой, которая всегда была при ней. Оглядев каждый уголок в комнате, он наконец нашёл заветную коробочку с пудрой и поспешил вернуться на корабль, где его ждал уже полусонный Лухан. Скоро рассвет, поэтому им нужно было поспешить. Почти до самого утра Чен помогал омеге скрыть все следы. Засосы больше не были видны, а метку они перевязали бинтом, будто бы Хань поранился. Вот только запах Сехуна нельзя было скрыть. Конечно, сам капитан не будет чувствовать изменений, но другие точно ощутят. Но на это уже было всё равно. Лухан и Чен сильно устали, поэтому завалились на одну кровать, облегчённо выдыхая. Рыжий пират приобнял Ханя, не боясь, что их могут увидеть. Ведь все члены команды очнуться только ближе к полудню. — Спасибо, Чен. Не знаю, что бы я делал без тебя, — улыбнулся Лу, прижимаясь щекой к груди альфы и вслушиваясь в ритм его сердца. — Но… Может всё-таки я приготовлю для него суп, у него ведь голова будет болеть? — Лухан, ты издеваешься?! Капитан должен думать, что он спал со шлюхой, а не с тобой. А какая нормальная шлюха будет складывать аккуратно его вещи и готовить суп от похмелья?! — Ты прав… Извини… — Хань надул обиженно губы, продолжив думать о том, что Сехуну нужно будет как-то быстро справиться с головной болью. И снова графу хотелось позаботиться о нём. Почему только это желание зародилось внутри? — Знаешь, я боюсь, что капитан ничего не забудет… — проговорил Чен, находясь в полудрёме. Хань вопросительно посмотрел на него. — Ну… Во-первых, он выпил не настолько много, чтобы забыть обо всём. Если бы ты появился чуть позже, то всё бы получилось… — Ну прости, что не остался стоять на улице в окружение альф в тот момент, когда у меня началась течка! — Ладно-ладно, не злись. А во-вторых, я просидел под вашей дверью всю ночь, и будь я на месте капитана со своим истинным, я такую ночь никогда бы не забыл, даже выпив весь ром, который есть в этом мире, — Лухан покраснел, закрыв смущённое лицо руками. Ему бы очень хотелось, чтобы Сехун помнил эту ночь. Чтобы он помнил то признание, которое сегодня произнёс.***
Сехун на удивление проснулся рано. Только начинало рассветать. Как только он открыл глаза, его голову тут же пронзила ужасная колющая боль, словно та разрывалась на две половины. Альфа недовольно поморщился, провёл рукой по другой половине кровати, поняв, что на ней никого нет. Сехун недоумённо огляделся по сторонам, стараясь не обращать внимание на мучительную головную боль. Он не мог понять, куда делся Лухан. — Небось сбежал, боясь, что я действительно накажу его, — усмехнулся капитан, заметив на кровати аккуратно сложенную одежду, а за ней и свой стояк, похоже оставшийся ещё с ночи. — Ну теперь тебе точно непоздоровится, Лухан! Сехун вышел из комнаты только через час. Ему пришлось справляться сразу с двумя проблемами: сильный стояк и постоянное головокружение, из-за которого он еле дошёл до двери. Пират злился на своего омегу, который благополучно оставил его утром одного, и на Чена, который вчера, даже не смущаясь, заставил его выпить чересчур много рома. Хун мысленно представлял, как оторвёт пирату голову, а своего омегу отшлёпает как следует, чтобы знал, как сбегать от своего возбуждённого альфы. Хоть перед глазами всё плыло, но капитан всё же умудрился дойти до барной стойки и выпил предложенный неизвестной дамой с соломой вместо волос стакан с водой. Когда холодная жидкость охладила саднящее горло, Сехун немного смог прийти в себя. Он растрепал свои чёрные, как смоль, волосы и поднялся, решив вернуться на корабль. Он даже не обратил внимание на то, что почти все члены его команды принялись спускаться и опустошать новые бутылки рома. Сейчас его единственным желанием было попасть на корабль и прикончить двух «самоубийц».***
Сехун поднялся на палубу корабля, морщась под яркими солнечными лучами, и принялся оглядываться по сторонам, ища «выживших» после вчерашнего вечера. На его удивление, на корабле уже работало несколько пиратов, которые перетаскивали бочки и мешки с необходимыми запасами еды, попивая при этом ром из бутылки. — Доброе утро, капитан. Вы хорошо спали? — внезапно перед Сехуном появился улыбающийся во все тридцать два зуба Чен, сделавший вид, что ничего ужасного не произошло ночью. Капитан усмехнулся, закатав рукава, и размял затёкшие мышцы. — Хорошо ли я спал? Сейчас я тебе покажу, как я хорошо спал… Чен понял, что Се всё помнит, поэтому, быстро среагировав, со всех ног помчался в другую часть корабля, пытаясь спастись от злого пирата. Хун быстрым шагом шёл за ним следом, бросая в его адрес огромную кучу нецензурных слов, которые Чен до этого ещё не слышал. — Капитан… Успокойтесь, я старался для вашего же блага… — Для моего блага? Я тебе ноги в зад засуну, тоже для твоего же блага! Они так и бегали друг за другом по всему кораблю. Один умолял о прощении, а второй с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться и надрать этому негодяю задницу. На корабль уже поднялись другие члены команды, которые с удивлением наблюдали за данной сценой. Они тихо посмеивались над всей ситуацией, вызывая у уставшего Чена недовольство. В конечном итоге, рыжий пират не выдержал и решил прекратить эти догонялки. Он подбежал к борту и спрыгнул в воду, вызывая огромный всплеск солёной жидкости. Сехун подошёл к борту, посмотрев вниз, и усмехнулся, увидев плавающего Чена за бортом. — Вот же паразит! — рыжий пират засмеялся и помахал капитану рукой, радуясь своей победе. — Рано радуешься. На корабль не пущу, пока не принесёшь пятьдесят мешков с едой! — Да я эти мешки целый год таскать буду! — возмутился Чен, ударив кулаком по воде, и обиженно надул губы. — Значит, увидимся через год! Сехун ухмыльнулся, отходя от борта, и услышал, как обречённо вздохнули внизу. Он знал, что рыжий пират выполнит его поручение к закату, и вот тогда он ему как следует влепит. Предчувствие скорой мести пробуждало в альфе бурю положительных эмоций и злодейское наслаждение. Ох и отыграется же он сегодня! Пират уже вознамерился идти искать Лухана, как тот вышел из каюты ему навстречу. Когда омега врезался в пирата, не заметив его, Сехун пристально посмотрел на него, замечая, что шея у того обмотана бинтом, скрывающим метку. Альфа отчётливо помнит, что ночью поставил метку своему истинному. Да как посмел только этот омежка скрывать ЕГО метку?! Альфа смерил Ханя недобрым взглядом, обращая внимание на то, как граф напрягся и с испугом смотрел на него. Правильно делает, что боится, потому что Хун сейчас очень злой и с больной головой. Он схватил Лу за рубаху, немного стянул её, открыв взору обнаженные плечи, и осмотрел их, поняв, что все засосы скрыты пудрой. Лухан непонимающе посмотрел на альфу, краснея под его пристальным взглядом и боясь сказать даже слово. Он был удивлён странному поведению пирата, но что-то внутри ему уже подсказывало, что дело плохо. И похоже, интуиция его не подвела. Сехун схватил его за руку и потащил в сторону каюты. И как только они оказались внутри, альфа прижал истинного к стене, развернув его лицом к деревянной поверхности. — Сехун? — Хань почувствовал горячее дыхание на своей шее и непроизвольно сжался, почувствовав, как по спине пробежались холодные мурашки. Хоть он и выпил чай, приостанавливающий течку, ощущения всё равно были слишком острыми, что всё тело невольно начинало гореть. С его шеи одним резким движением сорвали бинт, обнажив всё ещё побаливающую метку. Капитан провёл языком сверху вниз по шее, должное внимание уделяя той самой метке, в которую он снова впился зубами, заставив графа вскрикнуть больше от неожиданности, чем от боли. — Се… Ху-у-у-ун… Альфа отстранился от манящей шеи графа, заново зализывая укус. У него в голове всё перемешалось, воспоминания о прошлой ночи не дают ему покоя. Особенно тот неземной минет, который подарил ему Хань. Сехун готов поклясться, что такого ещё ни одна шлюха не делала. Да, такое забыть совершенно невозможно! И что самое главное — альфе мало. Ему хочется ещё и ещё, ведь ротик его омеги действительно творит чудеса. Сехун развернул Лу к себе лицом и резко закинул себе на плечо. Не говоря ни слова, он зашёл в комнату, бросая графа на кровать, лицом в подушку. Хань попытался освободиться из плена истинного, но тот сел рядом, держа его запястья в руке, и со всей силы ударил свободной ладонью по упругим ягодицам омеги. Хань дёрнулся, громко вскрикнув от жжения на ягодице. Боль буквально через пару секунд сменилась сладостным удовольствием, благодаря ласковым поглаживаниям по больной ягодице. — Это за то, что провернул всю эту аферу вместе с Ченом, — прорычал пират на ушко пылающему внутри и снаружи омеге, которого возбудил этот дурманящий шепот и безграничная власть, исходящая от альфы. Второй удар обрушился на эту же самую ягодицу, отчего Хань блаженно застонал. Он чувствовал себя мазохистом, получая удовольствие от подобного обращения к себе. — Это за то, что сбежал посреди ночи, — ещё один удар. — Это за то, что оставил меня со стояком, — четвёртый. — Это за то, что скрыл метку, — пятый. — А это просто так. Ради удовольствия. В следующую секунду Се перевернул несоображающего омегу к себе лицом и впился в его губы, нависнув сверху. Как же хорошо чувствовать тоненькие ручки в своих волосах и знать, что любимый хочет тебя целиком и полностью. Сехун счастлив, что смог наказать истинного, но так как злость ещё не отступила, он решил увеличить наказание омеге. Он знал, что в то мгновенье Хань до безумия хотел его, именно этим и воспользовался альфа. — Ну уж нет. Меня ты не получишь до тех пор, пока действие чая не закончится. — Ну, Сеху-у-у-ун… Прости меня… Я думал, ты всё забудешь и не будешь меня наказывать… На самом деле Сехун помнил, но не всё. Он помнил, как Лухан ласкал своим ротиком его член; каким жарким был их секс; как поставил ему метку; но после этого он не помнил ничего. Те смущающие вопросы, которые альфа в порыве гнева задавал истинному, совершенно вылетели из головы, а признание в любви и вовсе будто не сохранилось в памяти пирата, как и сцепка. Сехун вообще не помнил конец. Всё, что шло после метки, было размыто в его голове, как полотно, на которое разлили воду. Поэтому, когда омега принялся ластиться к капитану и шептать тихие признания в любви, Се непонимающе смотрел на него, удивляясь тому, откуда в омеге столько смелости. Он не стал ничего спрашивать, думая, что сможет что-то вспомнить к концу дня, вот только возбуждённый и изнемогающий Хань заставил его в одно мгновенье забыть обо всём и обратить внимание на себя. И пират больше не смог сдерживаться, подминая графа под себя и впиваясь в искусанные после вчерашней ночи губы.***
Ближе к обеду Сехун и Лухан наконец выбрались из каюты. Съев наконец суп от похмелья, которое мучило капитана всё утро, Се отправился на палубу следить за тем, как его команда приносит необходимые запасы. Лухан в это же время стоял у борта, наблюдая за проходящими мимо людьми, и счастливо потирал метку на шее, которая благодаря Хуну снова побаливала. Попа омеги также болела, но эта боль была такой приятной. Хань до чёртиков был счастлив, что Сехун всё помнил, и разозлился из-за того, что Хань оставил его. Вот знал же, что не надо было слушать Чена и следовало остаться с капитаном, чтобы удовлетворить его утреннюю потребность и позаботиться о нём. Время постепенно близилось к вечеру. Солнце начало заходить за горизонт, покрывая всю морскую гладь ярким оранжевым светом. Посмотрев на уходящее солнце, Лу понял, что как только оно скроется за горизонтом, корабль отплывёт. Омега был не против пуститься в дальнейшее плавание, но частица сердца хотела остаться в этом порту, в том самом трактире, где Сехун признался ему в любви. Казалось, что если он уедет, то оставит здесь что-то важное, ценное, как душа. — Капитан, я выполнил всё, что вы велели сделать, — на палубу поднялся запыхавшийся Чен, тащивший на спине два мешка с необходимыми запасами еды и воды. Это были последние мешки, которые он принёс. Он умудрился с помощью Чанёля доставить всё необходимое к закату, что не могло не порадовать Сехуна, который с прежней обидой прожигал дырку в парне. Как только Чен поставил мешки у борта, он подошёл к капитану, ожидая следующих указаний, но вместо этого он получил звонкий подзатыльник, сопровождаемый смешком. — Ну капитан!.. Я же извинился и выполнил ваш приказ! — Было бы у тебя мозгов побольше, простил бы, а так всю неделю будешь получать нагоняй от меня. Понял? — рыжий пират кивнул, обиженно опуская голову и уходя в сторону трюма, запах из которого он почувствовал ещё на полпути к кораблю. За весь день он ничего толком не съел, оттого он почти бегом отправился в трюм, чтобы отведать очередной деликатес Лухана. Сехун лишь ухмыльнулся вслед уходящему парню и принялся оглядываться, ища своего неугомонного омегу.***
После той ночи прошёл месяц. Каждое утро пиратов будили громкие стоны, доносившиеся из каюты капитана, а затем вечером команда не могла уснуть из-за этих же стонов. У капитана с графом секс стал постоянной зарядкой перед тяжёлым днём, а вечером — способом уснуть удовлетворёнными. Лухану казалось, что ему можно вообще не подниматься с кровати и не одеваться, ведь Сехун мог взять его в любое время дня и ночи, и при этом он постоянно рвал одежду омеги. Хань не против такой страсти, которая всегда исходит от альфы, но на корабле скоро не останется одежды для него. Но сказав об этом Хуну, граф в ответ получил лишь усмешку, а потом и десять ударов сильной рукой по своей драгоценной заднице. Однажды Хань решил навестить Кая в его клетке. И конечно же всё это было без разрешения Сехуна. Тогда корабль остановился в порту, и Сехун практически со всей командой отправился за запасами. Лухан с огромным трудом уговорил Чена дать ему ключ от маленького подвала, в котором находился Кай. Альфа согласился, но пообещал, что если капитан узнает, то прикрывать он Ханя не станет. Тогда граф спустился к пленнику, которого очень удивил приход омеги. На самом деле, Лухан пришёл к своему мучителю только потому, что дурацкая омежья сущность хотела помочь ему. Он знал, что недавно Сехун снова избил Кая за провокацию, и Лу просто хотел дать тому лекарства, чтобы залечить раны, и еды, чтобы тот не умер с голоду. — Не боишься, что твой драгоценный капитан узнает, что ты здесь был? — спросил ухмыляющийся Кай, но Лухан совершенно не обратил внимания на его вопрос. Посмотрев на подбитое лицо альфы, на котором и места живого не было, он протянул ему несколько заживляющих мазей и три буханки хлеба. Альфа усмехнулся, забрал всё, что дал ему омега, и невольно засмотрелся на его метку. — Неужели он поставил тебе метку. Знаешь, даже удивительно. Он никому не ставил меток. Но не думай, что это значит, что у него есть чувства к тебе. Когда придёт время, он просто убьёт тебя или же оставит в борделе, чтобы не мусолил глаза. Лухана задели слова пирата, но он не показал виду. Омега уже начал жалеть, что решил помочь своему насильнику. Он развернулся, намереваясь уйти и больше никогда не приходить к этому уроду, из-за которого теперь он боялся, что Сехун действительно избавится от него, когда тот ему надоест. Но подумать как следует ему не дал капитан, внезапно появившийся, стоило Ханю подняться на палубу. Он понял, что Се зол и готов в любую секунду разнести всё вдребезги. — Какого чёрта ты делал у этог… — договорить Хуну не дали горячие губы, впившиеся в его. Лухан просто не хотел сейчас выслушивать нотации альфы и не хотел, чтобы тот злился. И этот поцелуй действительно подействовал, ведь через мгновение Се уже прижимал омегу к мачте, не обращая никакого внимания на проходящих мимо пиратов, засматривающихся на такую откровенную картину. За этот месяц Лухан наконец узнал, что Сехун не помнил всех деталей той ночи. Тогда они просто лежали в обнимку после бурного секса, граф выцеловывал руки любимого, помня о том, как тот любит это. Он так увлёкся, что и не заметил, как альфа уже покрывал яркими засосами его шею, на которой и так не было свободного места. — Я люблю тебя, Сехун… — проговорил Хань, подставляясь под сладкие ласки истинного, который на мгновение завис от услышанного. — Сехун, скажи мне это. — С чего ты взял, что я стану говорить тебе слова о любви, если я не люблю тебя? — Лухан отстранился, непонимающе вылупившись на своего альфу. — Но ты же… — он осёкся, заметив вопросительно приподнятую бровь Сехуна, который совершенно не понимал, о чём говорил ему омега. Лухан не выдержал и слез с кровати, собирая свои вещи и одеваясь на ходу. Слёзы против воли потекли из глаз, отчего граф постоянно вытирал их ладонью, но они лишь с новой силой начинали стекать по щекам. Сехун всё это время сидел на кровати в одних штанах и пытался понять, что произошло и куда собрался омега, но Хань быстро вышел из каюты, так и не ответив на его многочисленные вопросы, которыми альфа продолжал осыпать убегающего омегу. В тот вечер Лухан ночевал у Чена, на плече которого прорыдал весь вечер. Рыжий пират пытался успокоить его и объяснить, что капитан не помнит и половины происходящего той ночи. Но Хань никак не мог успокоиться и прийти в себя. Он сильнее начинал плакать, сжимая в руках рубаху Чена, который в свою очередь уложил его на кровать и крепко обнял, понимая, что по-другому он не успокоится. Они так и уснули в обнимку, даже не зная того, что такими их застал Сехун, отправившийся на поиски своего истинного. Как в тот вечер капитан сдержался и не разнес весь корабль, неизвестно. Но запомнил он это надолго.***
После того случая ни Сехун, ни Лухан не разговаривали друг с другом. И если второй постоянно находился в компании Чена, то первый в это время незаметно прожигал в нём дыру, потому что ревность никуда не исчезла, как и злость на то, что теперь его омега спит в трюме с другим альфой. Капитан каждый день мысленно убивал себя, мечтая наконец схватить истинного и как следует наказать, после долго и страстно целоваться с ним. Но Сехун никогда не подойдёт и не поговорит, не разберётся с ситуацией. Он будет просто стоять и наблюдать за тем, как его омега улыбается другому альфе. И этому альфе хочется разбить нос и челюсть, после чего переломать все кости и выбросить за борт, как мусор. И Сехун так и продолжал стоять в стороне, если бы однажды не увидел, как Лухан скрючивался от боли в животе и бежал к борту, прикрывая рот рукой. Альфа зарычал в сторону обеспокоенного Чена, дав понять, что тому не следует туда идти, если жизнь дорога. Сехун прошёл на другой конец корабля, слыша нелицеприятные звуки. Он увидел, как его омегу тошнило, и тот со слезами на глазах хватался за живот, с трудом стоя на ногах. Хун подошёл к нему ближе, не понимая, что происходит, но когда его нос уловил в запахе Ханя едва заметные нотки лаванды, то осознание действительности резко врезались в голову альфы. — Ты беременный?! — шокировано спросил Се, ожидая, когда Лухан к нему повернётся. Омега напрягся, медленно повернувшись к пирату, и с некой болью в глазах посмотрел на него: в чёрных глазах сейчас металось из стороны в сторону недоумение, а сильные руки сжимались в кулаках, отчего синие вены напряглись. Только Хань хотел что-то сказать Хуну, как тот схватил его за горло одной рукой и зло прошипел: — Чей он?! — Лухан непонимающе посмотрел на альфу, пытаясь убрать его руку, сжимающую горло. — Я спрашиваю тебя! Чей это ребёнок?! — Твой… — прошептал Лухан, схватившись маленькой омежьей ручкой за запястье злого альфы. — Не ври мне! У нас не было сцепки, из-за которой ты мог забеременеть! — если бы только Сехун знал, как он ошибается. — Это ребёнок Кая?! — Нет! Сехун, нет! — Я убью его! Отпустив Ханя, разъярённый Сехун направился в сторону того места, где был закрыт его некогда помощник. Пираты, заметившие состояние капитана, отходили в сторону, открывая ему дорогу. Они поняли, что если кто-то посмеет вмешаться, то точно прольётся чья-нибудь кровь. Внутри капитана сейчас бушевало настоящее адское пламя, которое ничто, кроме смерти виновника, не сможет потушить. Лухан несколько раз звал его, но тот не слушал. Его даже не остановил плачь омеги и его хрупкая ручонка, вцепившаяся в запястье альфы. Сехун просто выдернул свою руку из не сильной хватки, а Хань упал на колени, прикрывая руками лицо, и вслушиваясь в то, как истинный уходит. Лу думал, что Сехун обрадуется, узнав про то, что у них будет ребёнок, ведь он сам захотел сцепку. А вместо этого он упорно верит в то, что это не его ребёнок. Невозможно описать словами, насколько сильно болело сердце Ханя. — Сволочь! — послышался разъярённый крик Сехуна, сопровождаемый сильным ударом об стену. Кай ничего не понимал, но старался держаться и отбиваться. Сехун схватил его за грудки и со всей силы ударил по лицу, отчего послышался хруст костей. — Говори сейчас же! Ты трахался с ним тогда, когда он приходил к тебе?! Говори! — Да пошёл ты! — новая порция ударов обрушилась на пирата, после чего тот сплюнул кровь и зло посмотрел на капитана. — Нет! Мне этот конченный омежка нахрен не нужен! — ещё один удар прямо в живот, и Кай понял, что лучше не оскорблять графа в присутствии Сехуна. — Думаю, он от Чена залетел. — Что ты несёшь? — А сам никогда не замечал, как они любят спать вместе в обнимку? — Сехун задумался, припоминая, что уже около недели Хань спит с Ченом. — После того, как я пользовался твоим омежкой, я много раз замечал, что они спали вместе. Уверен, между ними было что-то, и думаю, это был не один раз. Кай усмехнулся, а Сехун зарычал, кидая пирата обратно в клетку и уходя прочь из этого места. Он не хотел в это верить, но картина того, как его омега прижимался к другому альфе, злила и заставляла поверить. Сехун даже умудрился вспомнить тот момент, когда Лухан поцеловал Чена и когда сам Се чуть не переломал рыжему пирату все кости. Когда капитан оказался на палубе, он заметил, что Лухан снова находился в объятьях Чена. Хань плакал, обнимая пирата, а тот гладил его по голове, утешая. Остальные пираты, заметив Сехуна, замерли на месте, понимая, что сейчас что-то будет. Граф отошёл от рыжего альфы, продолжая плакать и вытирать рукавом горькие слёзы. Внезапно Хун подошёл к нему, хватая за руку и направляясь в сторону каюты. И в эту секунду Лухан понял, что Сехун может сделать что-то плохое их ребёнку, поэтому свободной рукой омега прикрыл свой живот, стараясь перестать плакать. — Заберите у Чена оружие и привяжите его к мачте! — неожиданный приказ, удививший всех. Лухан даже не успел опомниться, как дверь каюты закрылась, а Сехун, отпустив его руку, начал ходить по комнате туда-сюда. — Зачем ты приказал связать его? — осмелился спросить Хань, но его тут же прижали к стене, вновь сжимая горло. От неожиданности он сильно ударился головой, отчего боль отразилась в районе живота, который омега продолжал прикрывать. Он боялся. Боялся не за себя, а за маленькую жизнь, которую может уничтожить его собственный альфа. — Заткнись, иначе я прикажу убить его! — в глазах Сехуна была злость, гнев и ненависть ко всему. Он не мог поверить, что Лухан мог ему изменить. Не мог поверить, что у того ребёнок от другого альфы. Голова с трудом соображала, из-за чего контролировать себя было нереально тяжело. Но пират старался, потому что если он сорвётся, то может причинить боль омеге, а делать этого не хотелось. — С-Сехун,. Пожалуйста, поверь мне… — Заткнись! — рука сильнее сжала горло, отчего омеге стало тяжело дышать. — Ещё хоть слово, и я убью это чёртово отродье! — Сехун… — слёзы снова потекли из глаз. Лухан не мог позволить Сехуну убить их ребёнка. Просто не мог. Если он потеряет и малыша, то больше не сможет жить в этом мире. — Это наш… ребёнок… — его вторую руку зажали над головой, тем самым оставляя маленькую жизнь без защиты. — Ты не можешь убить своего ребёнка! — Я его голыми руками могу вырвать оттуда, — прорычал альфа, кладя руку на ещё плоский живот истинного и с силой сжимая его рубаху. Внезапно что-то тёплое и мягкое коснулось его руки, заставляя отпустить Ханя. Сехун отдёрнул руку, не понимая, что это было. Осмотревшись по сторонам, он ничего не увидел. Что это было? Повернувшись в сторону плачущего Лухана, прижимающегося к стене, альфа понял, что чуть не сорвался и чуть не лишился истинного. Он подошёл к омеге, проходясь носом по его шее и вдыхая любимый аромат яблок, теперь смешанный с запахом лаванды. — Говори. Говори, чтобы я поверил тебе. — Той ночью в трактире ты признался мне в любви, — Сехун замер на мгновенье. — Ты поставил мне метку и решил сцепиться. Я пытался тебя остановить, но ты сказал, что хочешь этого. Ты знал, к чему это приведёт! И всё равно это сделал! А теперь ты пытаешься убить нашего реб… — Сехун не дал договорить, впиваясь в чужие губы и врываясь внутрь языком. Он вспомнил. Вспомнил, что было той ночью. Как вполне осознанно признался в любви Ханю, как сходил с ума от множества оргазмов, последствий сцепки. Он вспомнил и те вопросы, которые бесстыдно задавал омеге. Какой же он дурак! — Почему я даже возненавидеть тебя не могу? — Потому что я люблю тебя, — прошептал Сехун в самые губы Ханю, чувствуя, как тот снова начинает плакать, — и потому что ты любишь меня. Слышать снова эти слова так приятно. Сехун не врал, и Лухан знал это. Альфа бы не стал так врать. Хань обнимает истинного за шею, углубляя поцелуй и кладя чужую руку на свой ещё плоский живот. Он так соскучился по ласкам своего альфы, что сейчас тихо скулит от каждого прикосновения. А когда Се подхватывает его за бедра и несёт к кровати и вовсе готов выть от предвкушения.***
Лухан лежит на груди истинного, водя пальцами вокруг его сосков и довольно улыбаясь. Его не смущало, что они лежат абсолютно голые, что одеяло валяется где-то в другом углу комнаты и что он весь в смазке и сперме. Сейчас это было неважно. Важно, что его альфа наконец принял его чувства и ответил на них. И важно, что у них теперь будет маленький карапуз, о котором Хань так долго мечтал. Рука Сехуна поглаживала его живот, иногда поднимаясь к груди, а губы постоянно целовали лохматую светлую макушку. Хун тоже улыбался, что было просто невероятно, ведь раньше он никогда не делал этого. Только ухмылялся и злился. А теперь искренняя улыбка красуется на его искусанных губах (Лухан постарался на славу). Они лежали в абсолютной тишине, боясь что-либо говорить и тем самым нарушить этот умиротворяющий покой. Казалось, что даже если вздумают пошевелиться, то вся интимная атмосфера будет нарушена. Поэтому они просто лежали, обнимая и иногда нежно лаская друг друга, и совершенно ни о чём не думая. Вот только тишину всё же пришлось нарушить. — Я люблю тебя, — прошептал Лухан, целуя любимого в шею и всем телом прижимаясь к нему. Он в который раз поражался, как тело Сехуна могло согревать лучше любого одеяла. Может быть, дело в том, что они истинные? — Почему ты молчишь? — Я уже два раза говорил тебе это, не вижу смысла говорить это снова, — проговорил Сехун, усмехаясь и замечая, как Хань недовольно надул губки. Альфа быстро чмокнул его в эти самые губы, а затем немного отодвинулся и наклонился к полу, зачем-то залезая под кровать. Лухан непонимающе смотрел на него, хлопая глазами и ожидая, когда истинный соизволит повернуться к нему. И когда он наконец вылез из-под кровати и поставил на колени очень знакомую шкатулку, Хань ещё больше пришёл в недоумение. — Ты ведь хотел знать, что в ней, — он открыл коробочку, являя взору омеги кучу писем, тот же самый свиток и кольца. — Это письма наших отцов, а это — договор о нашей помолвке. — Можно? — увидев утвердительный кивок, Хань взял несколько писем, принимаясь просматривать их глазами. Это были самые первые письма, в которых О Соджун предлагал Лу Дао свести их детей, а тот согласился на это. Потом Хань взял договор о помолвке и развернул его, вчитываясь в каждую строчку. Почему-то осознание того, что Сехун не разорвал этот договор ещё тогда, когда обнаружил его, пронеслось обволакивающим теплом внутри. Посмотрев на пирата, он увидел, что тот держит два кольца с соединёнными эмблемами их семей. Недоумённо поморгав, он проследил за тем, как альфа взял его руку и надел на палец одно из колец. Следом он протянул второе Лу, который, улыбнувшись, надел его на палец альфы. Хань несколько секунд не мог прийти в себя и сказать хоть слово, но потом сложил все письма и свиток в шкатулку и поставил её на пол, а сам снова лёг на Сехуна, перед этим нежно целуя его. Слова здесь были не нужны. Лухан и так понял, что капитан хочет быть с ним до самой смерти. А Сехун понял, что тот согласен на это. Они ещё около десяти минут лежали молча, а потом Хань начал рассказывать о том, как будет здорово, если у них родится альфа. Что Сехун сможет научить его драться, что он с детства будет путешествовать по морям и океанам. Но когда омега увидел задумчивый взгляд истинного, то вся его радость испарилась. Он понял, что что-то не так. — Сехун, что такое? — Ты не можешь остаться на корабле, — сказал альфа, посмотрев на удивлённого графа и сразу же отвечая на его немой вопрос. — Ты беременный и находишься на пиратском корабле. На нас постоянно нападают. И подумай, что может случиться, если на нас нападут, когда живот уже будет большой. Или что случится в это же время, если на корабле будет маленький ребёнок. Я не смогу защищать команду, тебя и ребёнка одновременно. И пожертвовать чем-то одним я тоже не могу. — И что ты предлагаешь? — грустно и с некой обидой спросил Лухан, с трудом сдерживая слёзы. — Мы повернём в порт Галос. У меня там есть дом и прислуга. Будешь жить там. Там неподалёку живёт и повитуха, она сможет принять у тебя роды. Я дам тебе золото, и ты ни в чём не будешь нуждаться. — Ты хочешь избавиться от меня? — озвучил свою мысль Лухан, надеясь, что ответ Сехуна не будет положительным. Альфа посмотрел на него, как на дурака, и обречённо вздохнул, понимая, что без выноса мозга их разговор не пройдёт. — Если бы я хотел от тебя избавиться, то просто выкинул бы тебя за борт. — Но ты ведь не останешься там со мной, — Лухан был прав. Сехун даже под дулом пистолета никогда не откажется от моря. Море — это его жизнь, его любовь и его страсть. От этого он ни за что не откажется. Даже ради истинного и их будущего ребёнка. — Я буду приезжать раз в год. — Думаешь этого будет достаточно? — Более чем. — Идиот. Сехун зарычал на оскорбление омеги и навис над ним, утягивая в поцелуй. Только так можно было заткнуть рот этому несносному омеге, который только и умеет, что мозг выносить. Альфа шлёпнул Ханя по заднице, ловя ртом его несдержанный стон, и прикусил его губу, давая понять, что спорить с ним бесполезно. — Я стараюсь для тебя и нашего ребёнка, а ты даже поблагодарить не можешь? — Лухан отвернулся, всем своим видом показывая, что обижен и слушать ничего не хочет, на что Сехун лишь зло рычит и кусает того за плечо. — Ай! Больно же! — прокричал Хань и потёр больное место. — Будешь знать, как обижаться на меня! — Придурок! — Кто бы говорил. — Я, в отличие от некоторых, не пытаюсь выслать свою пару подальше от себя! — Так всё! Не выноси мне мозг!***
Всю следующую неделю Лухан ходил обиженный. Он не хотел покидать корабль и не хотел оставаться один. Он больше не представлял своей жизни без Сехуна, которого переубедить просто невозможно. Упёртый баран! И как только Ханя угораздило влюбиться в этого надменного пиратишку, которого совершенно не заботит мнение его истинного? В это же время Се вёл корабль в сторону порта Галос, где несколько лет назад он купил себе дом. Правда с тех пор он так и ни разу не вернулся туда. Просто не было повода. Хочется узнать, а зачем ему тогда нужен был этот дом? Да чтобы было куда-то вернуться, если что-то случится. Правда возвращаться туда ещё ни разу не хотелось, но если теперь там будет жить Лухан, то Сехун определённо будет возвращаться не один раз в год, как пообещал омеге, а намного больше. Потому что теперь жизнь без Лухана не была такой яркой и наполненной приключениями.***
Зайдя в дом, Лухан начал осматриваться: простой интерьер, обычная кухня, состоящая из деревянного стола и нескольких стульев, из небольшой печки и нескольких ящиков, в которых хранилась посуда. Три комнаты: одной из них была спальня с большой двуспальной кроватью, остальные две были пустые. Хань не стал спрашивать, для чего эти комнаты. Он был слишком расстроен, чтобы что-то говорить. Ванная комната тоже была небольшой, содержащей в себе лишь ванну, пару полок для мыла и полотенец и туалет. Всё было, как в небогатом доме крестьянской семьи. Хотя для крестьян это уж слишком роскошно. — Прислуга живёт в доме по соседству. Она будет приходить каждое утро и уйдёт тогда, когда ты скажешь, — уточнил Сехун, всё это время тихо следовавший за омегой. — Я оставлю тебе три мешка золота. Этого хватит даже на пять лет. Ребёнок ни в чём не будет нуждаться. — Он будет нуждаться в отце. — Хватит! Мы уже говорили об этом двести раз. Ты знаешь, что по-другому я не могу. Лухан повернулся к своему альфе, глазами пытаясь уговорить его остаться с ним, но по огоньку в чёрных глазах он понял, что Сехун не согласится. Поэтому Хань крепко обнимает его, вставая на носочки и врываясь пальцами в чёрные локоны пирата. — Поцелуй меня, — тихо проговорил граф, через секунду утопая в сладости любимых губ. Это был прощальный поцелуй. Казалось, что не только прощальный, но и самый последний их поцелуй. Лухану казалось, что он больше никогда не увидит Сехуна, больше никогда не сможет ощутить его запах и почувствовать его прикосновения. Страх, что Сехуна больше никогда не будет в его жизни, не давал отпустить альфу. — Мне надо идти. Внезапно отстранившись от губ омеги, Сехун развернулся и направился к двери. Он больше не хотел задерживаться, потому что если он ещё на секунду останется с Ханем, то больше не сможет уйти. Граф пару секунд стоял на месте, приходя в себя, а потом помчался вслед за пиратом. Он бежал за ним до самого корабля, бросая вслед все нецензурные слова, которые успел выучить, будучи в компании пиратов. На пристани Се остановился, давая возможность Ханю выпустить пар. И омега воспользовался этим шансом, начиная колотить капитана по груди. — Ненавижу тебя! Ненавижу! Катись к чертям! Можешь вообще не возвращаться! Я избавлюсь от ребёнка… Нет, я не стану от него избавляться, а найду себе другого альфу и скажу малышу, что он его отец! А ты можешь даже не появляться на горизонте! Урод! Предатель! Ненавижу тебя! — из-за слёз Хань совершенно ничего не видел. Он продолжал колотить Сехуна, который лишь стоял на месте и молился о том, чтобы не сорваться и не обнять своего истинного. Сделай он это и никогда больше не сможет вернуться в море. Когда истерика Ханя немного угомонилась, Хун воспользовался возможностью и на канате забрался на корабль, приказывая Чену и остальным пиратам отплывать. Он напоследок крикнул Ханю: «Увидимся через год!», на что омега ответил: — Да чтоб ты сдох по дороге домой! Я тебя даже ждать не буду! Не появляйся больше никогда в моей жизни! — выкрикнув последнюю фразу, Хань упал на колени и, не обращая внимания на жгучие слёзы, шёпотом проговорил: — Будь осторожен. Я буду ждать тебя…