La Danse Macabre

Шерлок не мог объяснить, что происходило с Джоном. Но он явно видел, что что-то не в порядке, и дедукция здесь была совершенно не причем. Тот стал более дерганным и нервным, мог подскочить на стуле от неожиданности, стоило кому-то из коллег окликнуть его по имени. Он мог несколько дней не появляться на работе или же, наоборот, прийти ни свет ни заря и дожидаться остальных под дверью несколько часов кряду. Когда в один из таких дней Шерлок вежливо поинтересовался у него, все ли в порядке и не требуется какая-либо помощь, Джон только поднял на него отсутствующий взгляд и, ничего не ответив, вернулся к изучению отчетов. — Он перестал ходить к доктору Мориарти, — доверительным тоном сообщил Холмсу Грэг, когда они вместе выходили из морга, — Я не знаю, что у них там произошло, но Джеймс позвонил мне и сказал, что Джон пропустил уже четыре сеанса. Я пытался у него узнать, почему он пропускает встречи, — Лестрейд вздохнул, проведя ладонью по короткому ершику волос, — Но, черт его побери, ты сам видел, в каком он состоянии. И вот думай теперь, что делать. А завтра еще эта гребанная проверка, которую не перенести, не отложить. — Джон знает об этом? — Я его предупредил, что он должен будет прийти к десяти утра. Джон вроде все понял, — Грэг с мрачным видом повертел в руке мобильный телефон, — Надеюсь, все пройдет гладко. На следующий день Ватсон, к великому облегчению Лестрейда, был на месте. Не ответив ни на единый вопрос Грэга и Шерлока, он молча стоял у стены, апатично водя ногтями по деревянному подоконнику. Заметив, что за несколько минут тот успел ободрать почти всю кожу пальцев об острые занозы, Холмс, повинуясь необъяснимому порыву, отвел его руку от окна, удерживая в своей ладони. Посмотрев на собственное запястье, безвольно повисшее в руке Шерлока, Джон несколько раз пошевелил пальцами, словно желая проверить их подвижность. Через минуту несвязные жесты прекратились, и он снова замер, глядя в одну точку бессмысленным взглядом. Джону было все равно, что сейчас произойдет, и какой вердикт ему может вынести комиссия. Но в глубине душе он чувствовал себя маленьким ребенком, пришедшим на прием к стоматологу и со страхом ожидающим своей очереди в коридоре. Последние несколько дней прошли для него в вязком тумане, склеивающем все воспоминания в единый ком. Время от времени он подрывался и начинал энергично штудировать архивы и отчеты, выискивая зацепки, пытаясь отыскать связующее звено, которое приведет его от жертв непосредственно к обладателю голоса в телефоне. Но раз за разом выводы и умозаключения таяли в его мозгу, практически ничего не оставляя после себя. И потому всю работу приходилось начинать сначала, пока в какой-то момент Джон не стал ощущать себя Сизифом, осознающим всю бессмысленность своих трудов. Решив, что дело в лекарствах, он перестал принимать абсолютно все, что ему выписал Мориарти. И надо сказать, Джон почти физически ощутил прояснение в мыслях, последовавшее за отказом от ряда успокоительных и снотворных. Но вместе с возможностью думать последовательно вернулись тревожность и бессонница, с которыми он уже не мог самостоятельно справиться. Вот уже неделю он спал от силы по три часа в сутки, и под глазами проступили сизые тени, лишний раз подчеркивая проступившие от усталости и напряжения морщины. — Мистер Ватсон, можете заходить, — из распахнувшейся двери на несколько мгновений высунулся узкий профиль, сразу же скрывшись в глубине кабинета. Джон обернувшись, поймал взгляд Шерлока, с непоколебимой уверенностью смотревшего ему вслед. Это придало Джону силы и, кивнув ему, он переступил порог, оказываясь в небольшом офисе, посреди которого стоял стул и широкий стол. За столом уже расположились члены комиссии, неторопливо перебиравшие папки с делами и раскладывающие рядом с собой записные книжки. Посередине сидел высокий худой мужчина лет на двадцать старше Ватсона, в сером твидовом пиджаке и белой рубашке. По обе стороны от него сидели маленькая полная женщина с собранными в пучок волосами и мужчина с добродушным открытым лицом, видимо, один из ассистентов. Коротко поздоровавшись, Джон сел на стул, не зная, что ему следует ожидать от этой встречи. На их лицах было невозможно что-либо прочитать, и Ватсону оставалось теряться в догадках и прилагать немало усилий, чтобы малодушно не начать ерзать на стуле. — Итак, мистер Ватсон, — сказал высокий мужчина, практически просверливая взглядом в Джоне дыру, — Для начала, я считаю, нам следует представиться и еще раз уточнить, по какому поводу мы здесь находимся. Джон мало вслушивался в то, что ему сейчас говорили. Больше его заботила духота, чувствующаяся в кабинете с каждой секундой все острее, отчего виски тут же начало неприятно ломить. Он нервно поглядывал на часы, висящие на стене, пытаясь угадать, как долго ему придется здесь сидеть. — Теперь, когда мы разобрались с основными моментами, можно перейти к основным вопросам нашей беседы, — произнес высокий мужчина, открывая очередное дело, — Мистер Ватсон, объясните же, что в конечном счете произошло в день задержания. Едва подавив обреченный вздох, Джон принялся в десятый раз пересказывать то, что случилось в тот раз, когда он полностью потерял контроль над своим «я». Он несколько раз упомянул о вооруженном противнике, сделал акцент на ограниченном пространстве помещения и невменяемом состоянии коллеги, который не мог самостоятельно оказать сопротивление противнику. Завершив свое повествование, Ватсон внимательно вгляделся в лица членов комиссии, с обреченным ужасом понимая, что в его речи для них не прозвучало ни одного аргумента. — Тем не менее, — сказала полная женщина тоненьким голоском, никак не вязавшимся с ее комплекцией, — Вы находились в здании вместе с оперативной группой, разве нет? Если бы Вы связались с ними, Вам бы была оказана скорейшая помощь… — У меня не было времени на звонки, — перебил ее Джон, медленно закипая от злости, — Если бы я помедлил хотя бы секунду, он изрубил бы нас на куски не задумываясь. — Насколько рационально было заходить в здание, зная о нахождении в нем вооруженного преступника? Джон умолк, не зная, как объяснить им свой поступок. Для них волнение о жизни и здоровье друга выходило за рамки общепринятых норм поведения на работе, не укладывалось в правила безопасности. По их мнению, Джон должен был спокойно ожидать развязки действия у входа, зная, что в следующую секунду коллега может навсегда распрощаться с этим светом. Втянув носом воздух, Ватсон попытался успокоиться и не лезть на рожон. Лестрейд предупредил его, что в спор с членами комиссии лучше не вступать, иначе дело может принять совершенно невыгодный оборот. — Нам бы хотелось узнать, в чем именно заключалась необходимость самолично присутствовать на задержании и мешать оперативной группе, — с безупречной вежливостью в голосе сказал высокий мужчина. Джон нахмурился. О том, что он мешал оперативникам или пытался сорвать задержание не было и речи, ведь они собрались только по поводу смерти преступника, — Конечно, наши следователи не нашли никаких улик, доказывающих намеренную попытку препятствовать действиям оперативной группы, но нельзя не отметить, что… — Подождите-подождите, — мотнув головой, воскликнул Джон, — О каких уликах Вы говорите? Я никоим образом не мешал задержанию! Причем здесь это вообще? — Мистер Ватсон, — прервал его тот, — Никто не планировал Вас в чем бы то ни было обвинять. При всем этом никто из нас не может на данный момент с полной уверенностью объяснить необходимость тех мер, которые Вы предприняли, не посоветовавшись с начальством. Джон бессильно сжал и разжал кулаки. Он уже понял, что никоим образом не сможет себя защитить, ведь весомых причин для его действий в рамках здравого смысла действительно не было. А потому обвинения, не произнесенные в слух, но дамокловым мечом повисшие в воздухе, могут всерьез сулить ему увольнением или же вполне реальным сроком. Собственная беспомощность и невозможность повлиять на ход беседы душили Ватсона тупой злобой, отвратительным комом пульсирующим в груди. Он уже было открыл рот, чтобы попытаться в который раз оправдать себя, но тишину разрезала трель чужого телефона. Извинившись, мужчина, с которым разговаривал Джон, вышел в соседнюю комнату, отвечая на звонок. — Главное, установить причины случившегося и не избегать сотрудничества друг с другом, — доверительно проговорил мужчина-ассистент, за все время разговора не проронивший ни слова, — Думаю, мы все быстренько уладим в ближайшие дни. Благодарно кивнув, Джон принялся тереть внутреннюю сторону ладони, в которую он неосознанно впился ногтями, оставляя на коже синеющие полумесяцы. Голос мужчины за стеной прервался на полуслове, когда он, видимо, начал вслушиваться в речь собеседника. Несколько минут в кабинете стояла полная тишина, прерываемая только равномерным тик-таком часов. Оглушительный выстрел раздался слишком неожиданно, заставив сидящих разом дернуться, удивленно моргнув. Осознав, что только что произошло, они втроем кинулись в соседнюю комнату. Женщина вскрикнула, зажав ладонью рот, ассистент же сдавленно охнул, вцепившись в стену: мужчина сидел на кресле, держа в одной руке телефон, а в другой пистолет. Часть отстреленной челюсти мирно покоилась в углу комнаты, из носа мужчины ручьем текла кровь. Невидящие глаза безразлично смотрели в потолок, не отражая света ламп. Джон почувствовал, как дурнота подступила к горлу, и он едва не упал, силой удерживая себя в вертикальном положении. На выстрел уже отреагировали и остальные, и теперь помещение с каждой секундой наполнялось людьми, шокировано замиравшими перед открывшейся картиной. Кто-то начал звонить в скорую, срочной надобности в которой уже не было, другие суетились вокруг ассистента, пытаясь выяснить детали случившегося. Воспользовавшись всеобщей шумихой, Ватсон выскользнул в коридор и, пока его не хватились, покинул здание, жадными глотками вдыхая свежий воздух. Его мутило, а приступ паники, испытанный им при взгляде на тело, никак не хотел проходить. А потому резко взвизгнувший рингтон мобильного заставил его буквально всхлипнуть, дрожащими пальцами нажав на кнопку ответа. — Джон, солнце, где же ты пропадаешь? — Взволнованный голос Мориарти вызвал у Джона очередной жалобный вздох, — Почему ты перестал ходить на приемы и даже не звонишь мне? Что-нибудь случилось, Джон? Может, нам стоит увидеться? — Нет, нет…— Стерев со лба проступившие капли испарины пробормотал Джон, — Мне не нужны больше приемы. Я… Мне… Я думаю, нам пока нет надобности видеться, Джим, извини. — Ты уверен? А мне кажется, было бы неплохо, если бы я зашел к тебе сегодня. — Нет, Джим, не надо, — убыстряя шаг, ответил Ватсон, стремясь как можно скорее попасть домой. Он не мог даже себе объяснить, почему так яро избегает контакта с Джимом, но шестое чувство гнало его от этого человека, воспринимая любые встречи с ним в штыки. Он не заметил, как во время разговора искусал свои губы, и теперь рот наполнял отвратительный металлический привкус, от которого хотелось сейчас же избавиться. — Я все же навещу тебя сегодня. Хочу убедиться, что с тобой действительно все в порядке, — конец фразы Джон не дослушал, прервав связь и почти бегом бросившись по улице. Общение с этим человеком разъедало его изнутри, и понять это Джон смог только недавно, особенно после того, как он перестал травить себя бесчисленным количеством таблеток. И если бы его попросили привести хоть один достойный аргумент, обосновывающие его чувства, то он не смог бы произнести ни единой связной фразы. Но подсознание отвечало истерикой на любую попытку Джима поговорить, и Джон знал, что ведет себя глупо и инфантильно, не желая выяснить с ним все как нормальные взрослые люди. Оказавшись дома, он первым делом запер дверь на несколько оборотов, тяжело привалившись к стене. Перед глазами все плыло, а сердце частило от быстрой ходьбы. Пошатываясь, он добрел на кухни, где сразу же почти залпом выпил два стакана воды. Джон все еще чувствовал себя мерзко, но хотя бы привкус крови во рту перестал ощущаться. В коридоре послышался легкий шорох, и по спине Джона прошлись мурашки, отчего он внутренне похолодел. На носках дойдя до двери он осторожно заглянул в коридор, едва не закричав, увидев чью-то темную фигуру прямо перед собой. — Тише, Джон, это всего лишь я, — успокаивающе поднял ладонь Джим, — Прости, надо было, наверно, постучаться. Я тебя не очень сильно испугал? — Ты… Как ты вошел? — Севшим голосом спросил Джон, глядя на Мориарти, будто на призрака. — Дверь была открыта, — махнув в сторону входа, беззаботно ответил Джим, — Так что же случилось? Почему ты перестал ходить ко мне? — У меня не было времени, — начал оправдываться Джон и, запнувшись, медленно проговорил, — Погоди. Как ты вошел? — Я ведь уже ответил, — удивленно вскинул брови Джим, — Дверь была открыта. — Нет, — Джон отступил на несколько шагов назад, — Я запер ее, я точно помню. — Скорее всего, тебе показалось, — миролюбиво ответил Джим, наоборот, приближаясь к нему, — Иногда в старых дверях плохо срабатывают замки. Джон… Я разве тебя чем-то обидел? Или, может, сказал что-то не то? Я ведь так скучал по тебе, а ты даже не хочешь со мной разговаривать. — Не подходи, — выдохнул Джон, когда Мориарти оказался практически вплотную к нему. — Джон, не надо так говорить, я очень-очень скучал, — с обидой в голосе проговорил тот, — А еще я подготовил для тебя сюрприз. В знак нашей дружбы, так скажем. Я уверен, тебе понравится, ты даже не представляешь как долго я старался над ним. Ну же пошли, мне уже не терпится показать его тебе. Джон судорожно мотнул головой, пытаясь избежать прикосновения чужих рук, которые легли ему на плечи. Зрение туманилось и смазывало картинку перед глазами, потому Ватсону приходилось часто моргать, чтобы разглядеть перед собой карие глаза, обволакивающие своим теплом и заботой. — Пойдем, Джон, солнце мое. Твой сюрприз уже заждался тебя.