***
Тэхен ведет языком по нежной шее, слизывая капельку пота, покусывает ухо и утыкается носом во влажный висок. Чонгук в его руках разморенный, уставший и очень сонный, его хочется прижать к себе и, укрывшись одеялом, проспать так до утра. Чонгуковы ладони скользят по спине, давят, притягивая ближе, но вскоре объятие становится слабее, и Тэхен понимает, что брат провалился в сон. Он нежно чмокает его в щеку и, аккуратно выпутавшись из кольца чужих рук, стаскивает себя с кровати и на ватных ногах плетется в ванную. Собственное возбуждение болезненно пульсирует, напряжение требует выхода немедленно, и когда Тэхен приспускает шорты вместе с бельем и накрывает член ладонью, то не может сдержать вздоха облегчения. Он догоняется быстро — всего-то и нужно, что воскресить в памяти жадные объятия, юркий язык между припухших губ и полный желания темный взгляд. Придя в себя после яркого оргазма, Тэхен смотрит на свое отражение. Вид у него совершенно затраханный и бессовестно-удовлетворенный, а в затуманенном негой взгляде начинает проступать понимание. Осознание случившегося накатывает волной цунами — сносит сразу намертво, не выкарабкаться. Он только что отдрочил своему младшему брату — выбрал меньшее из зол, да, волшебным образом врубив в отключившемся мозге тормоз, но это его не извиняет совершенно. Как и то, что Чонгук его очевидно хотел — под влиянием ли алкоголя, общей заведенности или адреналина, неважно. Тэхен бы тоже мог списать все на то, что он немного перебрал, а ссора чересчур его распалила, но он не может. Сколько себя ни оправдывай, от фактов не скроешься — он трахнул Чонгука. Не бестелесный голос, не свои фантазии, а реального Чонгука, из плоти и крови, живого, дышащего и спящего сейчас в его собственной кровати. Приложением «умных часов» теперь уже не прикроешься. Вердикт — виновен, без права на обжалование. Тэхен плещет в зеркало водой, скрывая отражающегося в нем грешника на пару коротких мгновений. В голове крутятся-вертятся шестеренки, толковых мыслей по нулям, а где-то внутри все еще зудит желание вернуться в постель, схватить мелкого в охапку и не отпускать до самого утра. Тэхен криво усмехается, тут же морщась от боли в нижней губе, прокушенной все тем же Чонгуком, и с силой ерошит и без того растрепанные волосы. Кажется, разговор им придется отложить, Тэхен просто не сможет посмотреть ему в глаза, и отношения станут еще хуже, чем они есть сейчас (и, кажется, настанет тот самый миг, когда снизу постучат). Поэтому самый логичный выход — сбежать. Трусливо? О, да. Мерзко и подло? Скорее всего. Чувствует ли Тэхен себя уродом? Еще каким. Он наскоро приводит себя в порядок и, тихо выйдя из ванной, поступью ниндзя проносится по комнате, кидает в рюкзак вещи первой необходимости и выскальзывает в коридор.***
Юнги его появлению не то чтобы не рад, но явно не ожидал. Тэхен проходит в его холостяцкую конуру, которую тот почему-то гордо именует творческой студией, и сразу идет на кухню. Тяжелый пакет в его руке намекающе позванивает. — Что за внезапные возлияния среди недели? — Юнги опирается о дверной косяк и выгибает бровь, глядя, как Тэхен методично расставляет бутылки на столе. — А ты у нас теперь пай-мальчик? — он хмыкает. — Твой аспирант плохо на тебя влияет. — Он не мой, а ты не слезай с темы. Что у тебя случилось, опять посрался со своим мелким или еще какая хуйня? Тэхен едва не роняет из рук бутылку. Ставит ее в рядок к остальным и, вздохнув, решает вывалить проблему сразу. Не зря же он пришел, в конце концов. — Если бы. Я его почти трахнул. — В смысле башкой о стену, что ли? Возможно, именно это и стоило сделать, а не лезть к мелкому в штаны. Хотя кого он обманывает — Тэхен никогда не смог бы причинить Чонгуку серьезный физический вред. — Нет, — говорит он вслух, — в смысле членом в задницу. Юнги зависает. — Так… я не уверен, что хочу это знать, Тэ, — он откашливается и окидывает Тэхена оценивающим взглядом, — Но, судя по твоей убитой роже, видимо, все же хочу. — Хочешь. — Тогда мне сперва нужно выпить. Юнги отлипает от косяка, отодвигает со скрипом стул и приглашает присесть, а сам отходит к навесным шкафам. Тэхен послушно разливает принесенный виски — никакого соджу, он хочет нажраться быстро и сразу в хлам — в подставленные стаканы, и они опрокидывают их залпом, даже не пытаясь строить из себя ценителей. Юнги даже не морщится, только садится напротив и, пододвинув к Тэхену опустевший стакан, говорит: — Ну, рассказывай давай. — Тебе с самого начала или остановимся на сегодняшнем вечере? — Давай так. Вы трахнулись? — Ты имеешь в виду с проникновением? — Тэхен хмыкает и разливает по новой. — Нет. — Ты его насиловал? Бутылка едва не падает из рук во второй раз. — Я что, больной?! Нет! — Тэхен возмущенно повышает голос. — Ты был сильно пьян? — Не настолько, чтобы ничего не соображать. — Он был сильно пьян? — Не настолько, чтобы ничего не соображать, — повторяет он. — Ему понравилось? — Он кончил, если ты об этом. — То есть это было по согласию, членом никто в жопу не тыкался, и мелкому понравилось, — подытоживает Юнги. — Тогда в чем, блядь, твоя проблема? — Даже, блядь, не знаю, хен, — тянет Тэхен. — Может в том, что он мой чертов брат?! — Ты же сказал, ты ему просто подрочил. Ну, бывает, мало ли. — Если бы тебе твой хен «просто подрочил», тебе тоже было бы норм? — Блядь… — до Юнги, кажется, наконец-таки, доходит. Он кривится так, будто ему под нос сунули кучу дерьма. — Даже не произноси этого больше. Фу, это ж мой хен! Это мерзко. — Вот и я о том же, — понуро кивает Тэхен. — Чонгук мой брат. Насколько мразотой нужно быть, чтобы хотеть его? — Ну, тобой, видимо, — хмыкает Юнги. Тэхен лишь криво ухмыляется и опустошает второй стакан. Какое-то время они пьют в тишине, только Юнги скрипит стулом и утварью, пока достает им снэки на закуску. — Я не знаю, что мне делать, хен, — тихо признается Тэхен. — Я не смогу сделать вид, что ничего не было. Знаешь, я вчера забирал его с попойки. Просыпаюсь утром — а рядом охуенный парень. Я его не узнал даже сперва, представляешь? Подумал еще: было бы круто успеть потрахаться перед парами, — он невесело смеется и трет глаза ладонью. — И до этого… услышал случайно, как он трахается, и… представлял себе всякое, но там больше адреналина было, я всерьез о мелком никогда бы и не подумал в таком ключе. А утром прямо как щелкнуло. — То есть если бы он не был твоим братом, то ты бы на него запал? — уточняет Юнги. — Он мой брат, хен. Был и будет. — То, что ваши родители женаты, не делает вас кровными родственниками. — Дело не в родстве, — Тэхен качает головой, — а в голове. Мы росли вместе, хен. Я, блин, видел, как он штаны мочил, как в школу пошел, как зубы у него выпадали. Он смешной такой был тогда с этими дырками, хвастался еще, мол, «хен, смотри, я почти взрослый». Взрослый, ага, блядь. Взрослый, — это слово он буквально выплевывает. — Я считаю его братом, хен. И для меня захотеть Чонгука — это… это пиздец, — заканчивает он совсем тихо. — Ну, пиздец-то это да, тут по-другому и не скажешь, — признает Юнги со вздохом. — Но это все равно не то же самое, что инцест между братом и сестрой. — Хочешь сказать, что в аду мой котел будет на пару градусов холоднее? — Тэхен хмыкает. Юнги растерянно пожимает плечами. — Вроде того? Если честно, я сам не знаю, что пытаюсь сказать. Мне нужно все переварить, это все-таки не то, что… я ожидал от тебя услышать однажды. Да и от кого-нибудь вообще. — Думаю, я ожидал от себя такого меньше тебя, хен. — Да уж… ладно, давай еще по одной и на боковую. Пары никто не отменял, а утро, как говорится, вечера мудренее. Проснешься, обдумаешь все еще раз, может, и переживать зря не стоит. — Ты серьезно сейчас? — Тэхен недоверчиво щурится. — Ну… когда у тебя был секс в последний раз? — Не так уж и давно, если ты на недотрах намекаешь. — В любом случае, ты молодой гей, а мелкий твой — хоть и заноза, но вполне себе красавчик, так что не шибко удивительно, что ты мог на него среагировать. — Думаешь? — Ага. Через неделю большая туса намечается, подцепишь там кого-нибудь — вуаля, проблема решена. Уверен, тебя попустит. Туса — это хорошо. Через неделю — плохо. Он за неделю с ума может сойти, находясь с Чонгуком в одном доме. — Охуенно. А неделю мне что делать? — Держать член при себе, блин, — хмыкает Юнги. — Наливай давай, герой-любовник. — Будешь шутить, я тебе в лицо вылью, — обещает Тэхен, но послушно наполняет стаканы. Слова Юнги пробуждают в нем надежду. Может быть, и правда, он нормальный, а порочные мысли и желания — от недотраха? «Вся твоя прослушка тоже от недотраха? И ревность тоже из-за него?» — шепчет едкий внутренний голос, но Тэхен от него отмахивается. Перед внутренним взором тут же встает разметавшийся на кровати Чонгук — просящий, требующий, жаждущий… Тэхен прогоняет его, помотав головой, и осушает свой стакан, позволяя алкоголю снова обжечь горло и обдать организм теплой волной. Юнги прав: нечего пороть горячку. Он подумает обо всем завтра, на трезвую голову. Да, так будет лучше всего. От сосущего чувства внутри Тэхен отмахивается тоже.