Эти лиловые цвета/These mauve colours

      Жизнь быстро спустила Эцио с небес на землю после того дня, проведённого с Леонардо. Миссия за миссией, вылазки, взлёты и падения занимали больше времени, чем он ожидал. Он забирал с собой синяки и порезы, как сувениры, и добавлял новые шрамы к своей вечнорастущей коллекции. К тому моменту, когда всё уже было кончено, и ассасин мог передвигаться, не закусывая от боли внутреннюю сторону щеки до крови, прошёл месяц.       Потом ему пришлось нанести запоздалый визит в Монтреджони, который занял ещё неделю; Клаудия чуть шкуру с него не спустила за долгое отсутствие, но дядя с радостью принял находки Эцио. Мать же не изменилась совсем. И прежде, чем Эцио спохватился, наступила середина мая.       Полтора месяца минуло с того солнечного дня, когда он шёл рядом с Леонардо, будто во всём мире не было больше никаких проблем. Был лишь мир без всякого риска быть вскрытым безликими людьми, мир, где не нужно было никого убивать.       Когда Эцио спрыгнул с лодки и вскарабкался на здание, на сердце у него было легко. Его рёбра протестующе ныли, но он игнорировал их, слишком одурманенный целью, которая мелькала в мыслях. Он молниеносно перелетал с крыши на крышу, над маленькими каналами, а ликование переполняло его напряжённую грудь. Эцио скучал по Венеции, скучал по узким и переполненным улицам, шумным людям, запахам и видам.       Его ноги инстинктивно несли его вперёд по настолько знакомой дороге, что ассасину даже не нужно было думать, куда он ступает.       Но по пути Эцио не пропускал ни одного балкона. Он хватал по длинному цветку с каждого, мимо которого пробегал, и не останавливался надолго.       Поэтому к тому моменту, когда ассасин почти добрался до мастерской Леонардо (а куда ещё он мог направляться?), он собрал в своих руках букет цветов мириады видов, ярких цветов и всех возможных форм.       Минуя небольшую площадь, Эцио окинул взглядом небольшое столпотворение у стоящего там колодца. То, что он увидел, заставило его остановиться так резко, что он чуть не потерял равновесие и чуть не свалился с крыши.       Там сидели и стояли у колодца девушки и-       Делали короны. Венки из цветов.       Им не могло быть больше лет пятнадцати, но их пальцы сплетали бесчисленные стебли хоть и плавно, но чётко, связывая и скручивая то, что Эцио мог назвать самым красивым, что он только видел. Кроме Леонардо.       Он не заметил, как спустился с крыши на подоконник ниже, но спуститься оттуда на землю не составило труда.       Девочки не обратили никакого внимания на своего посетителя, так что Эцио не стал скрываться, подходя к ним.       Заслышав звуки приближающихся шагов, одна из девочек подняла на него взгляд. Она сидела на нижней ступени колодца, за спиной одной из своих подруг, и заплетала ей волосы. На её голове красовалась корона из ярко-жёлтых цветов, которые выгодно выделялись на её тёмно-коричневых волосах.       Девочка, которую та заплетала, была обладательницей намного более светлых волос, но она не обращала внимания на то, как её подруга иногда резковато дёргала её за пряди: сама она была слишком занята изготовлением венка из розовых гвоздик и ещё каких-то белых цветов.       Темноволосая девочка сначала выглядела незаинтересованной, но потом её глаза в удивлении расширились, и Эцио понял, что его узнали.       Она сразу же повернулась к девочке справа и настойчиво похлопала её по плечу. Оторвавшись от своего занятия, та тоже взглянула на Эцио и удивлённо вздохнула.       Это, видимо, запустило цепную реакцию, потому как вскоре каждая девочка повернулась к нарушителю спокойствия. Все глаза сосредоточились на нём.       Эцио почувствовал себя более уязвимым, чем за всё последнее время. Один на один, он мог справиться с женщиной, но с таким количеством? Dio mio.*       Из-за нагнетающейся атмосферы, тёплый майский воздух неожиданно стал на несколько градусов холоднее. Эцио почти почувствовал, как ледяные мурашки бегут по спине. Сказать, что его сюда, мягко говоря, никто не приглашал, означало попасть прямо в точку.       — Buongiorno, ragazze, **- обратился он вежливо. Никто из них ничего не ответил, а две подозрительно прищурились. Ассасин сглотнул.       — Scusi, но я не смог пройти мимо, увидев вашу работу, — объяснил он, возможно, даже слишком быстро.       Секунда.       Затем светловолосая девочка заговорила.       — Вы — тот мужчина, который бегает по крышам, не так ли?       И из всех моих заслуг…       — Si.       Девочки переглянулись, совещаясь абсолютно невербально. Ещё через какое-то время девочки разом повернулись обратно к нему, а ещё одна, с короной из цветов и заплетёнными волосами, сказала:       — Дайте угадаю, вы хотите узнать, как плести венки?       Эцио было чрезвычайно любопытно понять, как они об этом узнали, но потом он решил, что эта информация не для его ушей.       — Если позволите, — сказал он.       После этих слов, девочки вновь начали совещаться, наклоняясь друг к дружке так близко, чтобы можно было перешёптываться. Потом одна кивнула, за ней — все.       И вдруг они разом повернулись к нему, а некоторые из них даже улыбались. Напряжённый воздух разрядился, солнце же в свою очередь вновь засветило ярче, растапливая холодок в глазах девочек.       Та девочка, что заметила его первой, похлопала по месту рядом с собой, что Эцио воспринял как приглашение, поэтому поспешил сесть на камень подле неё.       — Подождите минутку, — сказала она, прежде чем продолжить не законченную работу над полузаплетённой косой у неё в руках.       Все девочки вернулись к своим прежним делам, абсолютно не волнуясь о новоприбывшем, но с чувством облегчения: их мир был восстановлен.       Эцио положил свой импровизированный букет к себе на колени, наблюдая за занятой девочкой.       Это было действительно невероятно. Его собственные руки обладали всеми необходимыми умениями, были закалены теми усилиями, что он вкладывал в усовершенствование навыков боя и лазанья. Но руки девочки были нежны и почти нетронуты, а пальцы её двигались так мягко и ловко, что Эцио никогда не смог бы повторить.       Вскоре девочка перевязала косу и позволила ей выпасть из своих рук. После этого она повернулась к Эцио.       — Меня зовут Мария, — сказала она. Эцио не обратил внимания на тупую боль в сердце. Вместо этого он почтительно склонил голову.       — Приятно познакомиться, Мария. Моё имя — Эцио.       В ответ она улыбнулась ему так ярко и искренне, что Эцио изумился тому, насколько ей шла улыбка.       — А теперь, Эцио, давайте посмотрим на Ваш букет, — сказала она, протягивая руку. Не сказав ни слова, Эцио протянул ей букет.       Мария осторожно пробежала пальцами по этой бессистемной, неорганизованной коллекции.       — Эти очень даже подойдут, — заверила она, отдавая Эцио букет. — Вам, правда, понадобятся простые зелёные стебли, чтобы заполнить пробелы между цветами.       Эцио не особо сообразил, что она имела ввиду, но всё равно кивнул.       — А теперь Вам нужно взять цветок с самым длинным стеблем…. — начала ему объяснять Мария.       Она показала, что делать со стеблями, как их сплетать вместе и закреплять, и всё это время девочка рассказывала о каждом шаге и зачем он нужен. Эцио увлечённо её слушал, работая очень старательно, следуя за всем, что ему показывали, и так сосредоточенно, как только мог.       Со временем разноцветное плетение удлинялось, становясь всё длиннее и длиннее.       В конце Эцио связал концы кусочком бечёвки.       Результат выглядел почти дико, разноцветные лепестки, цветы маленькие и большие, выбивались без какой-либо особой задумки. В отличие от всех тех корон, что делали девочки.       — Выглядит не совсем так, как нужно, — сказал Эцио, пытаясь скрыть разочарование в голосе.       — Всё выглядит именно так, как нужно, — сказала Мария. — Вы его сделали, и он похож на Вас.       Её слова успокоили его, уголки его губ приподнялись, образуя улыбку. Он хотел выразить всю свою благодарность, но по какой-то причине не мог подобрать слов.       — Как я могу тебя отблагодарить? — всё же спросил он.       Мария немного наклонила голову и прищурила глаза, раздумывая; рассматривала она его при этом очень внимательно.       — Ваша лента, — наконец решила она.       Эцио моргнул.       — Cosa? ***       — Красная лента в Ваших волосах. Можно я её возьму? У меня совсем не осталось лент, а эта подойдёт к моему платью, — объяснила она.       Эцио тоже внимательно её осмотрел. И, как бы ни было обидно ему это признавать, лента действительно подходила к её платью.       — Хорошо, — сказал он. Мария широко ему улыбнулась.       Эцио завёл руку за голову, чтобы потянуть за туго завязанную ленту, пока она не поддалась и не упала в его руки.       Его волосы упали вслед за ней, их кончики щекотали шею и обрамляли его лицо. Ассасин чуть не вздрогнул от непривычного ощущения.       Эцио заправил одну из самых надоедливых прядей за ухо перед тем, как протянуть Марие ленту. Когда она сжала свой трофей в руках, её улыбка вроде стала ещё шире.       — Grazie, signore, — сказала она. — Arrividerci.       — Anchevoi****, signora. Arrivederci, — он поднялся со ступеньки и обернулся ко всей группке ещё раз.       Он сделал низкий, уважительный поклон, из-за чего некоторые девочки захихикали, прикрывая рот маленькими ладошками. И Эцио тоже про себя улыбнулся, радуясь, что он смог их хоть немного развлечь, прежде чем скрыться из виду.

***

      По привычной инерции Эцио залетел в открытое окно, но ни одна половица на деревянном полу не скрипнула под его весом.       Леонардо.       Он стоял спиной к окну и не подавал признаков того, что заметил, как Эцио вошёл. Перед ним стоял холст — наполовину законченная картина — всплески красок на котором только начинали приобретать форму, но Эцио это сейчас не волновало.       Всем, что он видел, был Леонардо, который застыл перед работой с кистью в руках, как всегда делал, увлечённый своими мыслями. Пол вокруг него был местами заляпан бежевой краской, которая сорвалась с инструмента художника, а пальцы его тоже были немного перепачканы ею; кое-где краска эта была свежей, а в других местах высохла совсем.       Но Эцио не мог видеть его лица.       — Mio amico, — слова сорвались с губ случайно, почти шёпотом. Но Леонардо услышал их.       Он повернулся, и глаза его расширились, когда художник увидел источник звука. Кисть выпала из его рук.       Леонардо плохо выглядел. Под его глазами залегли тёмные круги, волосы безвольно ниспадали вдоль лица, а вся фигура его выглядела тоньше прежнего, даже тощей. Одежда сидела хуже, чем раньше, и привычного берета на художнике тоже не было.       Леонардо выглядел, как человек, который ведёт битву со своим собственным стрессом. Выглядел, как человек, который эту битву проигрывает.       Но его глаза всё ещё сверкали, полные жизни, его щёки были наполнены румянцем, а солнце начало вновь выдвигать его веснушки на первый план. На лице его была краска, прямо как в тот день, когда Эцио понял природу тёплого чувства в своей груди. Напоминание об этом железным кольцом сдавило сердце Эцио, но ассасин вновь тепло принял эту боль.       Самым важным в тот момент была радость на лице Леонардо. Она была такой яркой, что Эцио изумился, как же солнце пристыжённо не спряталось за тучами, скрываясь от того факта, что его затмили.       — Эцио, — Леонардо всего лишь назвал его по имени, но сердце ассасина всё равно пустилось в пляс.       Леонардо больше ничего не сказал и ничего не сделал. Его пригвоздило к месту, будто он боялся двигаться, боялся, что Эцио сейчас исчезнет.       Поэтому ассасин выпустил венок из рук, позволил ему упасть и сократил расстояние между ним и художником. Он заключил Леонардо в объятья и трепетно прижал к своей груди.       Сам Леонардо крепко ухватился за спину Эцио, который чуть не вздрогнул от боли: рука попала по едва зажившей царапине. Но это не имело никакого значения. Самым главным для Эцио было то, как Леонардо уткнулся лицом в сгиб его шеи, его дыхание, и то, как сам он медленно поднял руку, чтобы погладить художника по голове.       Судя по тому, что Эцио почувствовал на своей шее какую-то влагу, либо краска на лице Леонардо недостаточно засохла, либо тот плакал.       Мама Мария растила сына, обучая его манерам (как минимум, пыталась), поэтому Эцио решил не спрашивать, какой из вариантов правильный.       Лицемерно было бы спрашивать, учитывая, как что-то глубоко внутри него неприятно кольнуло.       Когда Леонардо немного ослабил хватку, Эцио поступил так же. Они отстранились друг от друга почти синхронно, но всё равно оставались очень близко.       Глаза Леонардо немного покраснели, но больше следов утерянного самообладания не было. Взглядом он пробежался по Эцио, будто не знал, куда стоит смотреть, но потом остановился на шее ассасина.       — Ах, ты… — Леонардо указал на изгиб шеи. — Мои извинения. Я испачкал тебя краской.       Эцио поднял руку к шее. После того, как он по ней провёл, на пальцах его остался розоватый след. С его губ сорвался тихий смешок.       — Похоже на то.       Леонардо смущённо отвернулся.       — У меня- Думаю, у меня где-то должна быть тряпка, — он уже порывался отойти, но Эцио остановил его, положив руку тому на плечо.       — Я больше не могу ждать, — сказал он. — Я кое-что для тебя сделал.       Леонардо озадаченно на него посмотрел, но Эцио успел отвернуться. Он не спеша подошёл обратно к окну и поднял цветочную корону, которую там обронил. К счастью, с цветами всё было в порядке.       Эцио осторожно взял их, пытаясь унять бурлящие нервы, и обернулся к другу. Глаза Леонардо вновь слегка расширились, когда он заметил венок.       — Что…? — мысли никак не могли успокоиться у него в голове.       — Я принёс тебе не меньше трёх букетов подряд, — начал Эцио. — И я подумал, что должен- Не знаю. Я подумал, что ты заслуживаешь большего. Прошло больше месяца, я хотел привнести в них что-то… нет, non lo so*****. Я увидел девушек, которые плели такие венки, и попросил показать мне, как. Merda******, язык заплетается. Могу ли я…?       Он сделал движение, будто одевает на Леонардо венок. Тот кивнул.       — Да, конечно, Я– конечно, — улыбка на его лице была слабоватой и немного надломленной, но искренней. В глубине души Эцио испытал облегчение от осознания того факта, что не он один стеснялся чего-то такого.       Он сделал шаг вперёд, опять становясь вплотную, а Леонардо пристально посмотрел на подарок.Эцио ощутил нахлынувшую волну беспокойства, кричащую обоженеужелиемуненравится,но она отступила, как только Леонардо довольно улыбнулся.       — Не могу поверить, что я единственный художник из нас двоих, Эцио, — сказал он. Эцио мастерски проигнорировал настойчиво проступающий на щеках румянец. Ему понадобилось немного больше времени, чтобы подобрать правильный ответ.       — Я бы никогда не стал тягаться с великим messere Da Vinci, — сказал он, слегка закусив язык.       Леонардо хихикнул и склонил голову, побуждая Эцио продолжить.       Эцио немного повернул корону так, чтобы самые (как ему казалось) красивые цветы были спереди: большой, правильной формы, фиолетовый цветок, потом второй, чуть меньше и ярко-розовый, и, наконец, третий, глубокого синего цвета.       Он немного пригладил волосы на голове Леонардо, прежде чем одеть на неё венок. Случайно, не успев привыкнуть к какому-то весу на своей голове, художник поднял лицо.       Прядь волос выскользнула из-под венка, и прежде, чем Леонардо успел отреагировать, Эцио заправил её обратно. Но рука его не спешила возвращаться на прежнее место.       Сначала она скользнула по щеке вниз, потом остановилась на шее, решив, что ей там лучше всего. Расстояние между мужчинами стало ещё меньше, они стояли так близко, что, наверное, делили на двоих один воздух. Только вот, не было похоже, чтобы кто-то из них в тот момент дышал.       Перед тем, как Эцио заговорил, прошла будто вечность. А когда это случилось, то слова вырвались наружу тихим шёпотом.       — Можно мне…?       Жесты были бы лишними.       — Конечно.       Эцио подался вперёд, и их губы встретились.