***
Позднее, когда луна сменила солнце, а цветочная корона лежала на столе, голова Эцио мирно покоилась на плече Леонардо. Изобретатель же тихо играл с его волосами: он накручивал их на палец, пропускал сквозь них руки. Свеча пускала отблески на стены, а иногда даже тихонько похрустывала, но кроме этого лишь звуки дыхания разбавляли тишину комнаты. И вдруг, Эцио задал вопрос, который уже долгое время беспокоил его мысли. — Ты любишь меня? — спросил он тихо, почти шёпотом. — Потому что я люблю тебя. Пальцы у него в волосах неожиданно остановились, а Эцио почувствовал, как сердце застряло в горле. Он не мог и представить, что же Леонардо скажет дальше. — Эцио, я люблю тебя уже долгие годы, — ответил он, а его тон будто говорил: «Я думал, что ты знал, разве это не очевидно?» Но для Эцио это было совсем не очевидно. Удивление в его глазах было настолько ярким, что граничило с комичным. Он сел на кровати и повернулся так, чтобы видеть лицо Леонардо. — Ты знал? — воскликнул он. — Почему ты мне не сказал? — Потому что я идиот, — сказал Леонардо, тоже привстав. — По всей видимости, мы оба. Эцио заговорил быстро и почти бессвязно. — Нет, нет, нет. То есть, до меня долго доходит, да. У меня ушло слишком много времени на то, чтобы во всём разобраться. Но ты просто… — без всякой причины он начал активно жестикулировать руками. — недогадливый! Ты уже всё для себя выяснил, пока я тут топтался на одном месте. Это, — он опять же жестом указал на них двоих. — могло произойти намного раньше! Леонардо ощутимо замешкался в поисках подходящего ответа. -Н-ну, — запнулся он. — Откуда мне было знать? Ты буквально первый в списке каждой проститутки Венеции, более того, ты всё ещё отчаянно пытался справиться с потерей отца и братьев. Не было похоже, чтобы ты находился в поиске любви, тебе скорее нужно было время. — Я понимаю, но как же этот год? Он был пока самым спокойным, так почему ты бездействовал? — настаивал Эцио. Было видно, что этот разговор заставляет Леонардо чувствовать себя неуютно. — Merda, Эцио, мне что, действительно нужно сказать это вслух? Я боялся, что ты меня отвергнешь. У Эцио от удивления открылся рот. — Боялся, что я тебя отвергну? — сказал он, будто не веря в то, что говорит. — Но ты же…ты! — Это многое объясняет, Эцио, grazie, — сухо ответил Леонардо. — Я имею ввиду, что ты гений, изобретатель, художник, ты весёлый, чертовски привлекательный, и ты боялся, что я тебя отвергну? — Эцио сделал паузу, нахмурившись. — Случилось бы это когда-нибудь, если бы я не достал голову из задницы? — спросил он наконец. Леонардо вздохнул. — Я не знаю. Я правда не знаю, — после этих слов он нерешительно улыбнулся. — Но я рад, что ты решительнее, чем я. Эцио фыркнул. — Не думаю, что воровать цветы у пожилой дамы — это смелость, — пробормотал он почти слишком тихо, чтобы это можно было услышать. — Подожди, что? Эцио неожиданно положил руки на плечи Леонардо и толкнул того обратно на кровать, перед тем как вновь горячо поцеловать. Руки Леонардо почти сразу же вернулись к своему излюбленному месту в волосах Эцио. Когда необходимость в дыхании решила о себе напомнить, они отстранились друг от друга, тяжело дыша. — Так о чём мы там говорили? — спросил Леонардо. — Признания в любви, — сказал Эцио. — Все очень поэтичные. Они действительно раскрывают тебя, как художника, я чуть не расплакался в конце. Это даже не было смешным, но Леонардо засмеялся, а в глазах его забегали весёлые огоньки. Эцио снова захотелось его поцеловать. Снова и снова, и снова, а потом ещё разок. Внимание Леонардо вернулось к локонам Эцио. — Кстати, куда делась твоя лента? — спросил он. — Что? — Красная лента, та, которой ты всегда собираешь волосы, — уточнил Леонардо. Эцио в очередной раз фыркнул. — Она была пожертвована во благо. — Я пожалею, если спрошу, как это произошло? — художник скептично поднял одну бровь. — В этом была задействована большая группа симпатичных девушек, — после подозрительного взгляда Леонардо, он добавил, — Они показали мне, как плести венки, в обмен на ленту. Они были милыми, так что я уверен, что она в хороших руках. — А её утрата позволила мне впервые увидеть тебя с распущенными волосами. Эцио нахмурился, задумавшись. — Правда? Впервые? — Честно говоря, мне уже начинало казаться, что этот кусок ткани на самом деле часть тебя, — сказал Леонардо. — И- его голос приглушил Эцио, который наклонился для очередного поцелуя. — Как грубо, — сказал он, когда Эцио отстранился, ухмыляясь. — Ты просто злишься из-за того, что я наконец нашёл способ заставить тебя замолчать, — поддразнил его ассасин. — Да, очень грубый способ. — Но тебе это нравится. Леонардо изобразил задумчивость и начал что-то напевать. — Я ещё не уверен. Думаю, мне нужно больше примеров, чтобы удостовериться. Эцио понял намёк и поцеловал его. И снова. И снова. Леонардо провёл руками по плечам партнёра, потом ниже, по его спине. Эцио резко выдохнул, когда тот случайно задел не до конца зажившую рану. — Mi dispiace*, — извинился Леонардо с обеспокоенным выражением лица. — Всё в порядке, — заверил его Эцио. — Она почти зажила. — Да, почти. — Просто дождись того момента, когда я полностью восстановлюсь, и ты увидишь, на что я на самом деле способен, — ассасин ухмыльнулся. — Что, неужели опять травмируешься? Эцио засмеялся, и какое-то лёгкое чувство искоркой пробежало вниз по спине. Он просто позволил своей голове опять упасть на грудь Леонардо. — Cazzo, я действительно тебя люблю, — сказал он. Леонардо обнял его. — И я люблю тебя. И не думаю, что когда-либо перестану. — Мы такие сентиментальные, — сказал Эцио куда-то в плечо Леонардо. — Когда мы успели постареть? — Я старше тебя, Эцио, — обиженно сказал изобретатель. — Совсем древний, пожалуй. — Tesoro**, - ответил Леонардо. — Уважай старших, — добавил он потом и ущипнул Эцио. Тот звук, который Эцио издал в ответ на это действие, просто сам умолял злобно над ним похихикать. — Ты играешь грязно. Леонардо слегка показал ему язык. — Я учился у лучших. Эцио хотел было что-то проворчать, но не нашёл, что ответить. Вместо этого он, удобнее устраиваясь на кровати и на Леонардо, подтянул повыше одеяло в тех местах, где оно ускользнуло. Художник ответил ему тем, что обнял покрепче и наклонил голову так, чтобы губы его соприкасались с макушкой ассасина. Эцио не знал, сколько ушло на это времени, но вскоре он провалился в блаженный сон.***
Он ненадолго проснулся, когда начало вставать солнце, а Леонардо аккуратно пытался выскользнуть из его объятий. Ассасин пару раз сонно моргнул и попытался сформулировать вопрос, но с его губ сорвалось лишь смятое: «Мгхм…?» Леонардо поцеловал его в лоб и что-то прошептал, но слова его показались настолько далёкими, что Эцио ничего не расслышал. Медленно ускользая обратно в объятья сна, он позволил своей голове упасть обратно на перину, и невольно ассасин начал шарить руками по кровати в поисках источника тепла, так неожиданно его покинувшего. Эцио не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он проснулся в первый раз за сегодня, но разбудила его птица, выбравшая подоконник окна мастерской лучшим местом для песен. Мелодия была легка, а звуки чисты, как звон колокольчика; звуки эти являли собой мелодию, которая наверняка взывала к какой-нибудь такой же милой и одинокой птичке, которая бы оценила эту песню. Но Эцио точно не был благодарным слушателем. Он раздражённо простонал и накрылся одеялом с головой, чтобы хоть немного укрыться от шума. Этот манёвр помог совсем незначительно, а птица в свою очередь нашла в себе силы петь ещё громче. — Пожалуйста, пой где-нибудь в другом месте, — несчастно пробормотал Эцио. Но птица успешно его проигнорировала, и ассасин понял, что ко сну ему уже не вернуться. Перед тем как встать, он вздохнул ещё раз, чтобы обозначить своё присутствие. Он сел на краю кровати и пару раз сморгнул, избавляясь от остатков сна. Вещей Леонардо, которые прошлой ночью были оставлены на полу, уже не было, одежды Эцио тоже, но она была аккуратно сложена. Как вариант: Леонардо проснулся, оделся, сложил вещи Эцио и ушёл, скорее всего, на улицу, потому что ни над каким проектом сейчас не работал. В этот момент птица затянула особенно высокую ноту, и ассасин поморщился, прежде чем, наконец, на неё посмотреть. Он не знал, как называется её вид, но сама птичка была совсем небольшой. Её перья были тёмно-коричневого цвета, а на солнце они сверкали зелёным и переливались фиолетовым. Эцио поднялся с постели и, решив оставить свои ассасинские регалии хоть на одно утро, надел лишь штаны и рубаху. Руки уже потянулись к волосам, чтобы привычно их собрать, но потом он запоздало вспомнил, что ленты больше нет. Он недовольно надул губы, раздосадованный тем, что всё останется на своих местах, пока утерянной ленте не найдётся подходящей замены. Эцио был уже достаточно взрослым, чтобы признать, что он немного тщеславен, а этот беспорядок на голове, без тугого хвоста, был ударом по его самооценке. Его волосы всегда были безукоризненны, чёрт подери. Птица всё пела. Эцио вновь повернулся к ней. — Влюбись же, друг мой, — сказал он. — И никогда не беспокой меня более. Чириканье продолжалось. Эцио зевнул. Эцио уже проснулся достаточно, чтобы услышать, как дверь внизу открылась и закрылась. Он быстро вскочил на ноги и босиком понёсся вниз по лестнице, почти (но только почти) спотыкаясь на ходу. Там, перед ним, стоял Леонардо, держа в одной руке корзинку с хлебом и фруктами, а в другой — У Эцио перехватило дыхание. — Ах, Эцио! Я хотел сделать тебе сюрприз, — сказал Леонардо, ставя покупки на стол. — Считай, что тебе это удалось, — честно ответил Эцио. Он никак не мог предугадать тот букет роз, который принёс Леонардо. Их было больше дюжины, половина из них были красными, другая — белыми. Они все были в полном цвету, такие красивые, такие элегантные, что Эцио просто не знал, что сказать. Леонардо положил розы к покупкам и засуетился, организовывая скромный завтрак. — Я скоро поставлю их в вазу, я просто хотел сначала заняться едой, — сказал художник. Эцио взял букет в руки и держал их, словно бесценный артефакт; ведь для него они и были сокровищем. — Не стоило, — сказал он. Леонардо только махнул рукой и продолжил просматривать все свои ящики в поисках того, что могло бы сыграть роль вазы. — Это справедливо, — сказал изобретатель. — Я возвращаю услугу. Ты заслуживаешь подарков так же, как и я, если не больше. Он сказал что-то вроде: «ага!», после чего извлёк какой-то кувшин и налил в него воды наполовину. Эцио молча держал розы, погружённый в раздумья. — Ты не должен чувствовать себя так, будто должен мне что-то, — сказал он, наконец. — У меня есть твоя любовь, а это уже больше чем всё, на что я мог рассчитывать. Леонардо густо покраснел, и быстро отвернулся в попытке спрятать этот факт. — Я купил тебе букет не потому что я чувствовал, что должен, Эцио, честное слово. Я купил его, потому что хотел. Это две разные вещи. Эцио сделал шаг вперёд и страстно его поцеловал. Леонардо сначала издал какой-то удивлённый звук, но быстро растаял. Вскоре Эцио отстранился и взял возлюбленного за руку. — Я понял, что не сказал тебе спасибо, так что… Спасибо. Правда. Леонардо коротко чмокнул его в губы. — Не за что, — потом он указал рукой на стол. — Пойдём есть. Ты, наверное, очень голоден после вчерашнего. Эцио фыркнул. Леонардо вздохнул, но на его лице можно было прочесть удовлетворение. — Я имел ввиду долгую дорогу, но да, конечно, можешь понимать и так. Мне не стоило ожидать ничего другого. Эцио решил сменить тему разговора. — Ты действительно ходил за покупками в венке? — Да, и, чтобы ты знал, я получил множество комплиментов по этому поводу, — ответил ему Леонардо. Эцио ухмыльнулся. — Может ты начал новую моду. Леонардо хихикнул. — Не думаю, но всё возможно. Кстати, флорист, у которой я покупал цветы, очень странно себя вела, — сказал он. Эцио поднял бровь. — Правда? Почему? — спросил он. — Сначала она посмотрела на цветы у меня на голове, потом на мою одежду, и спросила: «Вы Леонардо?» Даже не Леонардо да Винчи, просто Леонардо. А потом я сказал «да», и она выглядела так, будто знает что-то, чего я не знаю. Она, конечно, была милой, но когда я попросил розы, она улыбнулась, и это меня…встревожило, — он покачал головой. — Как я и сказал, странно. Но у неё лучшие цветы, так что… Эцио почувствовал, как капелька холодного пота скользнула вниз по позвоночнику. — Странно, — сказал он. Что-то в его тоне, наверное, выдало его, поскольку Леонардо внимательно на него посмотрел. Ладони Эцио вспотели. Но потом художник резко встал с места. — Ох, я чуть не забыл…! — он потянулся к карману на поясе, из которого достал длинную широкую красную ленту. Глаза Эцио расширились. — Ты не- — Нет, наоборот, — сказал Леонардо. — Ты ведь так отважно потерял старую. Можно мне? Эцио повернулся. Леонардо собрал его каштановые волосы, слегка прочесав их пальцами, и завязал новой лентой аккуратный хвост. — Сегодня один сюрприз идёт за другим, — сказал Эцио тихо, а губы его растянулись в улыбке. Леонардо взял его грубую, мозолистую руку в свою. — Я обещаю стараться, чтобы так и оставалось, — сказал он перед тем, как поднести руку Эцио к своим губам, и поцеловать его пальцы, потом костяшки. Далее поцелуи поднялись выше: к запястью, изгибу локтя, плечу, горлу. У челюсти поцелуи стали смелее и многочисленнее, потом двинулись дальше, к уху, и, наконец, к губам, которые получили больше всего внимания. Потом и руки принялись блуждать по тем же местам. А наверху птица продолжала петь.