Кара небесная или Мелкая, отвали уже, наконец!

      Редфокс сидел молча, размышляя о своей жизни, что делал весьма редко и в основном лишь напившись. Его прошлое было кровавым и жестоким, но киллер ни о чем не сожалел. Даже сейчас Гажил был уверен в том, что жил так, как надо и у него не было иного пути. К чему сожалеть о содеянном? Он далеко не худший человек в мире.       — Всегда можно что-то предпринять и избрать для себя иной путь, — нарушил тишину Жерар. Священнику казалось, что он столкнулся со своим прошлым лицом к лицу, а его гость не просто так пришел именно в этот храм. Его привели сюда высшие силы.       — А зачем? Ги-хи. Ты ведь и сам понимаешь, что киллерами становятся не просто так, — хищно оскалился Гажил, ощущая непонятное желание излить душу, исповедаться, хоть кому-то рассказать о том, что он за человек. Кому-то, кто сможет понять.       Жерар молчал, он точно знал, что не стоит торопить грешников, для того, чтобы раскрыть душу нужно время и особое состояние. Леви, оставаясь незримой для всех, тоже ждала — девушке казалось, что именно сейчас она узнает что-то важное, нечто, что поможет ей добиться своей цели и изменить холодного и жестокого человека, отнявшего её жизнь. Если бы только она могла, то непременно бы затаила дыхание и сердце бы наверняка замерло в предвкушении. Если бы… Увы, она больше никогда и ничего не ощутит, в ней не осталось жизни и тепла. От этого становилось невероятно тоскливо и еще больше хотелось ухватиться за Редфокса, повлиять на него, осознавать, что у её существования есть цель.       — Сколько себя помню, я всегда был один, — начал свой рассказ Гажил. Зачем? Он не знал, но мужчине хотелось выговориться, к тому же пока он в храме призрак не будет его доставать. — Мой отец сбежал, как только узнал о том, что скоро станет папашей, а мать считала меня виновником всех бед. Еще бы, ведь я испортил её карьеру «великой актрисы». Я был для нее обузой, но ради пособия она не избавлялась от меня. Знаешь, я ненавидел эту женщину — вечно бухую, постоянно приводящую в дом все новых мужиков. Когда она однажды не вернулась, я испытал облегчение. А потом был детский дом, где я тоже был никому не нужен. Дети злы, они не думают о том, что говорят и делают, дети — жестоки, — мужчина прикоснулся к пирсингу над бровью, а его губы исказила кривая усмешка. — Это я получил именно в детском доме. Проснулся ночью от того, что на меня вылили холодную воду, понял, что связан, а во рту кляп. Это было мое посвящение! Меня приняли за шестерку, которая будет пресмыкаться и терпеть любые издевательства. Это было их ошибкой. Я никому не жаловался, я становился сильнее, пока однажды не показал этим ублюдкам, кто главный. Все решает сила! А потом были драки, выпивка, банда, но при этом я всегда был один. Друзья, семья, просто знакомые, женщины — все предают, никому нельзя доверять, так что лучше держаться одиночкой. Однажды я привлек внимание одного влиятельного человека, который предложил мне работу.       — И отказаться было нельзя, — понимающе кивнул Жерар, в жизни которого тоже однажды появился такой человек. Священник не осуждал своего собеседника, не пытался на него повлиять, его задачей было просто выслушать. Фернандес понимал, что Гажил не хотел меняться, не понимал, что можно жить не только ради себя, не осознавал, что не всегда нужно бороться. Этот человек не видел в жизни ничего светлого, а потому ничего не принес в этот мир, кроме боли и слез. Священник ни в коей мере не искал оправдания Редфоксу, но и судить его не мог.       — Я и не хотел отказываться. Деньги, отличная работа и перспективы, возможность вырваться из той помойки, где я жил, подняться над всем этим! Убийства — прибыльный бизнес, и я убивал. Это легко, я никогда никого не жалел, не испытывал сомнений. Мне не было дела до этих людишек, не волновало, заслужили ли они свою участь.       — Ты всегда думал лишь о себе, — печально улыбнулся Жерар, и сам долгое время бывший эгоистом. И все же он смог остановиться, пускай и слишком поздно.       — А почему бы нет? О ком ещё переживать мне, ведь у меня есть только я, — в очередной раз оскалился Гажил, пытаясь скрыть за этой ухмылкой смутное чувство боли, терзающее его. — Всегда один. Я привык к этому. И смерть той девчонки для меня не более, чем работа. Не понимаю, почему именно она осталась, чего добивается? Я ни о чем не сожалею!       — Если бы это было так, ты не оказался бы в этих стенах, — возразил священник. — Не говорил бы со мной.       — Я просто хочу избавиться от призрака, ги-хи, вот и подумал, что смогу найти здесь экзорциста, — Редфокс отказывался призвать, что он о чем-то сожалеет. — Слушай, а может, дашь мне святой водички и распятие? Кто знает, вдруг поможет избавиться от этой сучки, отправить её в Ад, где ей самое место!       — Ну, если хочешь, дам, но я бы на твоем месте попытался найти другой выход. Пойми, твой призрак не мог появиться просто так! Это знак…       — Ты не на моем месте! — резко ответил Гажил, чувствуя, как злоба разливается по телу, отравляя его душу, заставляя дрожать от нетерпения и гнева. Он ни о чем не сожалеет и сожалеть не будет! Стены храма начали давить на него, а находиться здесь становилось все нестерпимей.       Леви наблюдала за всем этим со стороны. Сегодня она многое узнала о своем убийце, на краткий миг ей даже стало жаль его, ведь обстоятельства его жизни не были радостными. Но это длилось лишь мгновение — девушка все еще была убеждена в том, что у Редфокса был и другой путь, возможность жить иначе, но он выбрал легкий путь. Но так ли все просто? Призрак точно знала, что окажись на месте Гажила, то сломалась бы и, скорее всего, уже была бы мертва, а вот её убийца озлобился на весь мир, потерял душу, став холодным и бесчувственным.       Все происходящее казалось неправильным и все больше убеждало Леви в том, что она обязана что-то предпринять. Но что она может? Редфокс не станет её слушать. Так как же достучаться до него, заставить пожалеть о том, что сделано? Объяснить, насколько ценна человеческая жизнь и как больно и холодно умирать.       Жерар и Редфокс продолжали говорить о прошлом, о жизни, о сожалениях, которых нет, а Леви внимательно слушала и запоминала. Интересно, почему она жалеет своего убийцу? Это же совершено ненормально! Деньги заменили ему семью и друзей, но разве это повод для жалости? Гажил ни о чем не сожалеет, так почему это делает за него она? Неправильно… Девушке предстояло разобраться не только в темных дебрях души Редфокса, но и понять саму себя.