***
Халиме султан начала серьёзно опасаться за своё положение. Она помнила, как дорого далась ей дружба с Сафие, и какими последствиями это её наградило. Поэтому, когда её протест не был услышан Султаном, а Селен исполнила свои угрозы, Халиме заволновалась. Стража и прислуга рядом с её сыном в кафесе и правда была заменена, Дильруба обручена с новым бейлербеем Египта. В день когда об этом объявили, Селен прислала Халиме занимательную записку: «Поздравляю вас с этим прекрасным союзом. И хоть Дильруба султан всё ещё живёт в ваших покоях, не бойтесь, как только ей исполнится шестнадцать, она отправится к мужу. Если, конечно, он не потребует этого раньше.» Султанша тут же сожгла эту бумажку, чтобы не напоминать себе о случившемся. Теперь она искала способ расторгнуть эту странную связь, и начала запирать двери на ночь. Когда Дильруба попросила у матери отдельные покои, сказав, что она уже взрослая, и ей бы хотелось свои комнаты, султанша строго запретила. Халиме сказала дочери больше не просить о подобном и с этого дня быть всегда у неё на виду. Маленькая султанша, уважающая мать больше, чем кого-либо другого, послушалась, но стала жить под ещё большим контролем матери. А ещё начала взращивать ненависть ко всем остальным членам правящей семьи. В особенности к Кёсем и Селен. Сама же Кёсем всё увереннее двигалась к тому, чтобы взять управление гаремом в свои руки. Поэтому, когда Селен в очередной раз помогла бракоразводному процессу Хюмашах, она почти обиделась. Правда после того как Селен назвала Хюмашах султан «ценным товаром, на который всегда найдётся покупатель», Кёсем успокоилась. Она поняла, что Селен всего лишь поддалась порыву жалости, но всё ещё готова как-то использовать рыжеволосую султаншу. Однако Кёсем не знала, чем Хюмашах одарит Селен прямо сейчас, пока она рассуждает.***
— Мне сказали, вы хотели меня видеть? — Селен прошла в покои Хюмашах. Переступать этот порог ей было сложнее всего. Как женщина, Селен жалела султаншу, желание отомстить ей куда-то ушло. Раз за разом обдумывая и вспоминая случившееся, Селен решила, что рыжеволосая султанша виновна меньше всего. — Да, присядь, — Хюмашах улыбнулась гостье и пригласила за стол. Это был круглый низенький столик, на котором обычно накрывали завтраки и обеды максимум на двух человек. Сейчас было именно так, но блюд было куда больше, словно разговор обещал затянуться. — Составишь мне компанию? Селен тоже улыбнулась в ответ, она приподняла платье, быстро подошла к столу и села напротив султанши. Хюмашах молча дождалась, пока по их бокалам разольют напитки, дала гостье попробовать одно из предложенных блюд, а потом элегантно взмахнула рукой. Селен не заметила этого короткого жеста, поэтому когда покои опустели, и султанши оказались один на один друг с другом, она даже заволновалась. Хюмашах пересела ближе к гостье и взяла её за руку. — Послушай меня, Селен, — она говорила доверительным голосом, но с наставлением. — Я старше тебя, моё положение выше твоего, и мне не хотелось бы лишний раз тебе об этом напоминать. Но сейчас я хочу, чтобы ты кое-что узнала и поняла, Селен. Моя мать, стала моим врагом. Она будет пытаться выжить меня из дворца, и то, что я сейчас свободна, это лишь временно. Но ты оказалась храбрей меня, в ту ночь ты была готова выступить против женщины, которая правила всей империи, и сохраняет влияние даже сейчас. — Простите, султанша, но мне казалось, что этой Империей правят Султаны, а не их жёны. — Селен решила не говорить лишнего. Хюмашах тут же это поняла и, подавив смешок, сочла это милым. — Ты умница, если говоришь так. Но я вижу, что ты делаешь, — Хюмашах одобрительно похлопала Селен по руке, а потом сжала её ладошку. — Если бы ты верила своим словам, Селен, ты бы не водила дружбы с Кёсем. — Жёны Повелителя должны жить в мире, я следую правилам гарема, госпожа. — Тогда почему ты не хочешь подружиться с Фатьмой султан? Есть правила, запрещающие общаться именно с ней? — Хюмашах торжествующе улыбнулась, заметив, как Селен немного хмурит брови, пытаясь придумать ответ. — А я знаю, почему ты не переносишь этого имени, почему обходишь её покои стороной и даже на праздниках не приветствуешь. Ты даже не смотришь в её сторону, хотя когда-то провела много дней, прислуживая ей. — Султанша прищурилась, она почувствовала, как дёрнулась рука Селен, которую она сжимала, заметила, как похолодели кончики ее пальцев, и увидела, как собеседница стиснула зубы, чтобы ничего не говорить. — Ты знаешь, знаешь и не видишь способа отомстить. — Знаю что? — Наконец проговорила Селен, она догадывалась, о чём идёт речь, но боялась в этом убедиться. — Не играй со мной, ты знаешь, что Фатьма убила твоего сына, и знаешь, что моя мать ей покровительствует. — Хюмашах замолчала, опустила голову и немного собралась с мыслями. — Просто я хочу сказать, Селен, что если с Фатьмой султан что-то случится, я не стану тебе препятствовать и, если будет нужно, защищу. Пару мгновений Селен молча смотрела на Хюмашах, обдумывая услышанное. Сначала она приняла это за разрешение убить Фатьму, Селен это не понравилось, потому что в голову пришла другая мысль. — Я правильно поняла вас, госпожа? Сафие султан поддерживает Фатьму, и вы хотите моими руками лишить мать последнего влияния на вас? Играя на моём горе? — Нет, Селен, послушай. Это выгодно нам двоим. — Простите, госпожа. — Селен отдёрнула руку и резко встала, она старалась не повышать голоса. — Может быть, будь это правдой, смерть Фатьмы и принесла бы мне покой. Но вы должны знать, я никогда этого не сделаю! Вы, видимо, не высокого обо мне мнения, раз думаете, что я способна так разочаровать Повелителя. — Не бросайся такими словами, Селен, — тон Хюмашах всё ещё был поучительным. — И помни, когда ты решишься, моё предложение всё ещё будет в силе. Селен вышла из покоев Хюмашах, тяжело дыша. Держась за стены и предварительно отправив прислугу к дочери, она брела, делая короткие вдохи. Селен не знала, куда идёт, не знала, что будет дальше. На какое-то мгновение ей показалось, что рёбра сжались и не дают ей сделать вдох, как в тугом корсете. В голове было множество мыслей, в глазах темнело. Будто в тумане, она добралось до покоев Фатьмы. Она выпрямилась, отпустила холодную стену и медленно подступила к двери. Из комнаты доносились голоса: громкие возгласы Фатьмы и яркий смех Шехзаде Джихангира. Селен ещё раз всхлипнула, теперь уже успокаиваясь. Она вспомнила, каким маленьким был мальчик, когда она прислуживала Фатьме. Когда Султан, строго глядя на неё, приказал внимательно следить за ребёнком. Селен положила слабую руку на ручку двери и подумала, как Джихангир выглядит сейчас. Она не видела этого мальчика почти год и вдруг подумала, что её сын мог бы также смеяться. Селен сжала ручку двери, почувствовав, как плетёный орнамент врезается в её ладонь. Она была готова ворваться в комнату, спросить, правду ли сказала Хюмашах. Если бы Фатьма ответила «да», Селен бы вцепилась в её волосы, оттащила к балкону и сбросила вниз, а может быть облила бы маслом и подожгла. Ей хотелось этого, но кое-что её остановило. Фатьма была пустой, в ней уже не было души, чистого разума или хоть сколько-нибудь порядочности. Она растила сына, прячась под крышей большого дворца, и ждала смерти Повелителя, чтобы вступить в сложную игру за власть и трон. Может быть, она даже по ночам представляла, как перережет горло Кёсем и её сыновьям, а потом придёт к покоям Селен и уничтожит её, пожалев разве что Эсманур. Вероятно, поддавшись неожиданной жалости. Селен отпустила ручку двери. Нет, она не может. Она не должна поступать так же, как Фатьма. Тем более на глазах Джихангира… Было бы крайне жестоко заставить сына наблюдать за смертью матери, особенно такой страшной. Да и что она потом скажет Ахмеду? Как объяснит свой поступок? Может быть, он её и поймёт, но не оставит без наказания. Скорее всего, отправит подальше, оставив Эсманур при себе. Получается, из-за Фатьмы Селен лишится и второго ребёнка. Нет, нельзя, она не может так поступить. Селен развернулась и пошла обратно. Ей стало лучше, она что-то шептала себе под нос: то ли молитву, то ли бессвязный набор слов. Так Селен добралась до своих покоев. Прислуги там не было, Эсманур хныкала, словно после истерики. Вероятно, она уже давно одна и сильно напугана. Забыв о словах Хюмашах, Селен подхватила дочь на руки и крепко прижала к себе. В покоях было холодно, с улицы тянулись ползучие струйки прохладного воздуха. Наконец успокоив дочь, Селен захлопнула двери балкона. Начиналась осень.***
Всё утро Кёсем собиралась, она уже пару дней наблюдала, как её вещи и вещи её детей раскладывают по сундукам, большим и маленьким, как Эдже перебирает украшения своей госпожи, подбирая кольца и подвески к платью. Сегодня Кёсем и Ахмед покинут дворец на несколько дней. Об этом знали многие, и Селен в том числе, поэтому вот уже третью ночь Султан проводил с ней. Ему никогда не хотелось выбирать. И если бы он мог дать гарантию, что совместная поездка не создаст пропасть вражды между его женами, он бы взял их двоих. Начало осени было очень любимо Повелителем. Наблюдение за тем, как зелёные кроны деревьев превращаются в золоченные купола, дарило ему какой-то странный покой. Когда сборы были окончены, султанша оглядела их и приказала ждать, когда будут готовы кареты. Образ для самой поездки был подобран с непревзойденной точностью. Платье изящно подчёркивало её фигуру и гармонично смотрелось с накинутым на плечи дорожным плащом. Когда сборы были окончены, Эдже обратилась с вопросом к Кёсем. Служанка интересовалась, не захочет ли султанша попрощаться с Селен, и та отрицательно покачала головой. Последнее время она думала о той дружбе, что скрепила их, и боялась, что она вот-вот рассыпется, чего ей не хотелось. Впервые кого-то она посчитала союзником, а не врагом, и Кёсем хотелось сохранить эти отношения. Она боялась, что во время прощания Селен что-то скажет или сделает, что намекнёт на разлад в альянсе. Нет, лучше уехать молча. Кто-то постучал в дверь. Кёсем разрешила гостям войти. Это оказалась Дженнет калфа, которая пришла сообщить, что карета готова, и можно уезжать. Для себя проводов Султан тоже не устроил, всё же не в военный поход уходит. Поэтому никто даже слово об отъезде Монарха не обронил. Даже Селен не знала, когда именно он уедет. Кёсем уезжала весёлая, она усаживала детей в отдельную карету, которая должна была следовать сразу за той, в которой будет Повелитель. Каждого ребёнка она гладила по голове, нежно называя по имени, и только потом помогала подняться по шатким ступенькам в карету. Лично закрыв дверцу, она ещё раз окинула их взглядом, словно пересчитав на всякий случай. И в тот момент, когда она обернулась, ей захотелось взглянуть на дворец. Султан уже ждал её в карете, но… Что-то подсказывало ей: «Подожди, ещё не время». Обернувшись, Кёсем глубоко вздохнула. Отсюда хорошо было видно комнаты султанш. Вот самый маленький и уютный балкончик, перила которого укрыты каким-то вьюном, — это покои Селен. Сразу над ним возвышался широкий балкон — покои самой Кёсем. Она даже могла разглядеть очертания дивана, стоящего у самого края, сидя на котором султанша пила кофе. А вот тот, на этаж ниже покоев Селен и значительно левее, — маленький балкончик Фатьмы. Кёсем удивилась, ведь казалось, он был пустым: ни цветов, ни мебели. Но вдруг там появилась фигура, и Кёсем инстинктивно нахмурилось. «Вот оно», — вторил внутренний голос. — «Смотри». Это была фигура самой Фатьмы, которая горделиво оглядывала сад. Кёсем насторожилась. Что её смущает? Может быть, им стоит задержаться или вернуться? — Кёсем? — Ахмед открыл дверцу кареты и посмотрел в сторону султанши. — Всё в порядке? Она отвернулась от дворца, и лицо её озарилось добродушной улыбкой. Ничего не ответив, Кёсем села в карету. Желание наблюдать за сумасшедшей Фатьмой тут же пропало. Предвкушая прекрасную поездку, она забылась в приятных мыслях.***
Когда на город спускается вечер, можно увидеть необычную картину: последние бархатные лучи солнца окрашивают небеса в малиново-алый цвет, и на фоне этого дворцовые купола зловеще чернеют. Куда-то пропадает блеск их золота, но всего на несколько мгновений. Потом, когда последний луч солнца вспыхивает и медленно гаснет, на купола устремляется холодный лунный свет. И вот тогда, эти купола хочется потрогать. Они величественны и по-настоящему уникальны. Селен любила наблюдать за этими изменениями, стоя на султанском балконе. Нет, куполов самого дворца видно не было, но, если присмотреться, можно было увидеть их отблески на стенах, листве деревьев и даже совсем чуть-чуть в тёмных водах Босфора. Ей так хотелось именно сейчас в эту самую минуту оказаться там, на том самом балконе. Надеясь на благосклонность хранителя покоев, ведь по идеи она не может входит в главные покои когда Султана нет во дворце. Селен поправила причёску, проверила, спит ли Эсманур, дав указание служанкам ни при каких обстоятельствах не покидать комнаты, Селен пошла искать возможность спокойно всё обдумать. Слова Хюмашах не покидали её, она жалела, что, выйдя из её покоев, не пошла к Повелителю. Не рассказала ему, что услышала, не попросила о помощи и поддержке, не спросила, как ей теперь жить под одной крышей с Фатьмой. Он бы решил этот вопрос. Он бы точно знал, что делать. Нет, Селен догадывалась, старалась не встречаться с Фатьмой даже взглядом. Но сейчас… Ей даже не приходило в голову, что таким образом Хюмашах покрывает себя. Почему-то ей казалось, что султанша выше подобных дел. К удивлению Селен около дверей султанских покоев её уже ждали. Хранитель покоев, как и подобает, опустил взгляд и разрешил страже пропустить Селен. Она с подозрением перешагнула порог комнаты и тут же поняла, в чём дело. Хюмашах султан стояла около большого разожжённого камина. Потирая руки, словно пытаясь их согреть, султанша наблюдала за пламенем. — Я знала, что ты придёшь сюда, — проговорила она, не отводя взгляд от камина. Селен промолчала. Она не знала, как Хюмашах угадала или, может быть, сказала просто так, чтобы удивить. Может быть, султанша тоже пришла понаблюдать за Босфором. Не важно! Селен отгоняла любые мысли. — Как вы узнали? — Она изобразила удивление. — Я приняла это решение несколько минут назад. — Ты всё ещё не можешь перестать думать о том, что услышала от меня. Понимаю. — Хюмашах спокойно подошла к Селен, в её голосе промелькнули нотки сочувствия. — Может быть, я не должна была так сразу сообщать такое. Вероятно, ты верила, что смерть твоего сына случайна, но, мне казалось, ты всегда искала виновных. — Это не значит, что я приду сюда, как вы узнали? — Снова поинтересовалась Селен. — Ты либо пошла бы к Фатьме, либо сюда. Я сделала выбор в пользу твоего благоразумия и, как видишь, не ошиблась. Посмотри, — Хюмашах развернулась и указала на стол Повелителя, рядом с которым они стояли. — Письмо с большой печатью. Тут сургуча больше, чем надо. — Султанша усмехнулась. — Здесь муж требует прислать ему жену. — Хасан паша так и не успокоился? — Селен сильно это удивило, но Хюмашах поторопилась возразить: — Нет, это письмо для Дильрубы, а не для меня. Оно запоздало немного, придётся ему ждать возвращения Повелителя. Рука Селен медленно потянулась к письму. Ей стало интересно, что в нём написано. Да, печать такая же, как на прошениях Хасана, значит, точно из Египта. Но вдруг Хюмашах ошиблась и там что-то другое. Вдруг что-то важнее девчонки. Может быть, поднялся серьёзный бунт, кто-то объявил войну. Нет. Селен отдёрнула руку. Уже бы точно все знали, такие новости не скрываются и не ждут на столе. Точно про Дильрубу. — Хочешь его открыть? — Хюмашах добродушно улыбнулась. Она взяло письмо в руки и протянула Селен. — Осмелишься? — Оно не моё. — Селен тоже улыбнулась. — Я хочу утром поговорить с Фатьмой султан, спросить о здоровье Шехзаде, угостить её кофе. Вы были правы, сказав, что я не наладила с ней общение и этим нарушила правила. — В глазах Селен сверкнул огонёк, выражение её лица словам вовсе не соответствовало. — Составите мне компанию? — Конечно. — Неизвестно, о чём именно подумала Хюмашах. О том, что Селен решилась на убийство? Что она просто думает поговорить с Фатьмой? Может быть, это вовсе что-то другое. В любом случае, Селен уточнять не стала. Только улыбнулась и пошла в сторону балкона, как и планировала.***
Халиме собиралась, она тоже не планировала задерживаться во дворце. Султанша и не знала, что ещё может испытывать такой сильный восторг и очаровательное предвкушение. Узнав об отъезде Султана, да ещё вместе с Кёсем, она тут же нашла в этом выгоду. Никто не следит за гаремом. Хюмашах султан сейчас занята вниманием хранителя покоев чуть больше, чем должна. Селен, скорее всего, будет проводить время в своей комнате, нежась часами в кровати, заказывая большое количество сладостей и играя с дочерью. Халиме недовольно фыркнула, подумав об этом. Её первым ребёнком тоже стала девочка, но Халиме не упускала возможности посидеть с ней. С малых лет, с того самого момента, как во взгляде Дильрубы появилась мельчайшая осознанность, султанша принялась за её воспитание. Она знала, что из дочери надо вырастить не принцессу и не нежную султаншу, для Дильрубы готовили роль союзницы и преемницы. Но, судя по всему, Селен этих взглядов не разделала и считала, что девочка должна оставаться нежной недотрогой. Видимо, жизнь её ничему не научила. Халиме всё чётко продумала, она сказалась больной, даже позвала к себе лекаршу. Та сказала, что у султанши всего лишь жар, и это скоро пройдёт. Как только лекарша вышла из её покоев, Халиме встала с кровати и приказала калфе никого в покои не впускать. Всем посетителям говорить, что султанше нехорошо, и она отдыхает. — Пожалуйста, я хочу пойти с вами. — Упрашивала Дильруба, глядя на мать щенячьими глазами, но Халиме только погладила её по голове и с сожалением покачала головой. Она знала, если Дильруба тоже исчезнет или также «заболеет», то поползут слухи и подозрения. Нет, она должна являться в гарем, гулять по дворцу, выходить в сад. Видя дочь, никто не захочет спрашивать о матери. Может быть, другого шанса не будет, может быть, она больше никогда не сможет подобное совершить. Халиме ждала много месяцев, всё подготовила, нужно было только сделать это наконец. Покидала покои Халиме уже вечером, пока все девушки в гареме ужинали. Она прошла тихо, окольным путём, и пробралась на улицу. Осталась самая малость — добраться до кафеса. Она понимала, что эта ночь станет первой за несколько лет, которую Мустафа будет рядом с ней. Халиме трепетала от страха, постоянно оглядываясь, и в то же время от восторга. Она сделает это снова, снова возьмёт его за руку и уведёт. К моменту, когда Султан вернётся, её мальчик будет надёжно спрятан в ожидании дня своего триумфа.