Смешная султанша

      Этот дворец видел много смертей и похорон. Были времена, когда гробы выносили из ворот каждый день, за каждым Султаном тянулся свой чёрный шлейф: у кого-то он был короче, у кого-то длиннее, но он всегда был. Убитые братья, замученные сёстры, погибшие дети, постаревшие матери, казнённые паши и беи. Трон, который наследовали сыновья, был омыт кровью десятка, а то и сотни человек. Именно на памяти Селен состоялось две церемонии: скромная и быстрая, как у Фахрие султан, а ещё торжественная и долгая, как у Хандан. Одну хоронили молча, другую — с почестями. Но всё это было прекрасным шоу, потому что османские похороны напоминали обычные праздники, только в чёрном и со слезами на глазах у пары человек. Султанши, кому эти смерти играли на руку, не стеснялись. Украшали платья чёрным бархатом и кружевом, а акцентами служили жемчужины. Селен не стала шить новое платья, она взяла то же, в котором была на похоронах Хандан. Оно было широким, рассчитанным на округлый, беременный живот, но пояс исправил ситуацию.       Ахмед ждал её на балконе. Он уже выслушал версию Хюмашах султан, оправдания Халиме, служанок Фатьмы и даже попытался поговорить с сыном. Однако никто не смог сказать хоть каплю чего-то важного. И теперь ему хотелось слышать голос Селен, нет, не её мнение, оправдания, а просто голос. Чтобы она говорила с ним, не важно, о чём, о погоде, о дочери, хоть о сладостях. О чём угодно, лишь бы её голос звучал, Султан мог отвлечься на какое-то время. А потом снова обдумать случившееся на свежую голову. Услышав шаги, Султан обернулся. Селен улыбнулась, немного помедлила и шагнула вперёд, чтобы обнять его. Она впервые не поклонилась ему, совсем забыв о формальностях. Селен и не знала, что скучала, всего пара дней прошла, а она так соскучилась. На какое-то мгновение она ощутила тепло, что окутало её с ног до головы, будто Селен укуталась в одеяло. И она запомнит этот момент как один из самых счастливых.       Зачастую Ахмед радовался, что закон Империи не вешает на него обязательства только перед одной женщиной, а ещё лишает обязательного монархического брака. Султаны имели право любить тех женщин, которых хотели любить, они называли наследниками всех детей и не имели бастардов. Конечно, всё зависело от Султана, его характера и того, к какой именно женщине будет обращен его взор. Когда-то Ахмед сказал себе, что, выбирая из всех, он бы оставил при себе Кёсем. Однако сейчас, когда Селен крепко прижималась к нему, как беззащитный ребёнок, когда руки его спускались по тонкой талии, и он мог различить аромат её духов… Нет, Султан никогда не мог бы выбрать только одну женщину и не смог ни одну из них осквернить статусом любовницы, а детей назвать незаконными. Они обе были его жёнами, так он считал всегда. — Я так рада вашему возвращению, — проговорила Селен, медленно отступив назад. — Даже не знала, что буду так рада.       Султан улыбнулся, ещё раз окинув девушку взглядом, словно стараясь запомнить. Чёрный ей явно был к лицу, Ахмед даже подумал, что ей надо чаще примерять этот цвет. Даже если траур закончится. — Эсманур очень скучает по вам, — продолжила Селен, так легко, без упрёков. — Каким бы маленьким не был ребёнок, он всегда будет скучать по родным. — Ты права, я зайду сегодня вечером, — кивая, ответил Султан. — Она, наверное, и лица моего не помнит.       Селен засмеялась, не громко, но так мило. Она взяла Султана под руку и поторопилась возразить: — Это не правда. Каким бы маленьким не был ребёнок, он накрепко запоминает лица родителей. Мама всегда так говорила. — На мгновение девушка замолчала, посмотрев куда-то в сторону. Она нахмурилась, взгляд немного потемнел. — Мне не нравится оставлять её одну, особенно после пожара. Это было так… неожиданно. Я больше никому не смогу доверить дочь, кроме Айрис хатун.       Ахмед вздохнул, понимая, что сейчас разговор зайдёт о смерти Фатьмы, а потом о побеге Халиме. Всё это ему так надоело, легко таким грузом на плечи, что он тут же попытался подобрать новую тему для разговора. — Айрис хатун? — Султан задумчиво посмотрел на Селен. — Это же… — Казалось, он сомневался. — Кажется, одна из моих фавориток. Жила с тобой в одной комнате. — Вы её помните? — Селен по-настоящему удивилась, ей казалось, Султан не запоминает даже лиц тех девушек, что единожды попадают в его покои. Не говоря уже о именах. — Она из бывших фавориток, — напомнила молодая султанша. — Возрастом она уже не подходит, ей теперь либо в служанки, либо замуж. — Я вижу, насколько тепло ты к ней относишься, — не без сарказма ответил Султан, ухмыляясь. — У неё настоящий талант, она ладит с детьми, прекрасна в роли няни, а позже, может быть, и подруги. — Не обращая внимания на слова Ахмеда, продолжала Селен. — Она привязана ко мне чувством долга, а я к ней обещанием. Дело в том, что я забрала её к себе чуть больше месяца назад. Дженнет выбрала ей жениха, вдовца с пятью детьми, четверо из которых взрослые мальчики. А сам этот вдовец годился ей в дедушки. Айрис прибежала ко мне в слезах, умоляла помочь, взять в услужение, чтобы её оставили во дворце. Я поговорила с Дженнет калфой и дело было сделано. — Селен улыбнулась, довольная этой историей. — И какое обещание ты ей дала? — Поинтересовался Султан, он не мог вспомнить другого похожего случая. — Сказала, что отпущу замуж, только если жених будет нравится самой Айрис. Может быть, это прозвучит странно… но я хочу защитить её.       Какое ужасное попущение. Давать рабыне выбор, за кого выходить замуж, когда сам брак уже для неё должен быть подарком. Сама возможность уже должна вызывать благодарность. Но перечить или осуждать Селен ему не хотелось, если султанша хочет, чтобы было так, пусть делает как пожелает. Тем более если Айрис так ей полезна. Какое-то время они ещё немного поговорили, а потом Селен указала в сторону Басфора и большого корабля, что медленно скользил мимо дворца. Она замолчала, наблюдая за ним. И когда стало тихо, к Ахмеду снова вернулись мысли о трагических событиях. Он вспомнил рассказ Хюмашах, такой подробный, что нельзя было даже сомневаться в правдивости слов. И тут, взглянув на Селен, Султан вспомнил отдельное предложение, на которое в первый раз не обратил особого внимания: «Селен султан просто смотрела на огонь. Просто стояла и смотрела, как же ей хватило сил? На мгновение я подумала, не она ли подожгла комнату, но, разумеется, нет. Нет, она не могла! Она была со мной, в покоях Халиме!»       Холод волной прокатился по спине Ахмеда. Неожиданная дрожь скользнула по его рукам до самых кончиков пальцев. Подозрение, что только что образовалось, начало разрастаться. Всё сходилось, Селен приходила в комнату Фатьмы, так сказал Джихангир, о их вражде знал весь дворец, а в далёком прошлом Фатьма не побрезговала попыткой убить Селен. Тогда мотив ещё более ясен. Но разве она могла? — Он прекрасен! — Звенящий голос Селен привёл Ахмеда в чувство. — Посмотрите, какие паруса! Никогда не видела такого судна. — Селен, мне сказали, ты приходила в покои Фатьмы в ту ночь, — поддавшись неожиданной идее, спросил Султан. — Да, приходила. Простите, я не понимаю, что должна ответить. — Не бойся, — он почувствовал себя некомфортно, мысль о вине Селен начали казаться ему чем-то отвратительным и безосновательным. — Просто скажи, о чём вы говорили.       К удивлению Султана, Селен вздрогнула, поджала губы и опустила голову. Несколько секунд она собиралась с мыслями, но потом, будто сдавшись, выдохнула. У неё опустились плечи, она облокотилась локтями на перила балкона и закрыла лицо руками. — Если я расскажу, вы посчитаете меня виновной. — Голос звучал приглушенно и слабо. — Если я расскажу, весь дворец скажет, что я её убила… — А это так? — Замерев в ожидании пугающего признания, настороженно спросил Султан.       Вдруг Селен выпрямилась, она схватила его за руку, глядя прямо ему в глаза. Казалось, она сама не знает и ждёт вердикта. Её губы задрожали от волнения, взгляд наполнился отчаянием и решимостью. Она оказалась так близко к нему, что её шепот было отчётливо слышно. — Вы мне скажите. Посмотрите на меня и скажите. — Что она сказала тебе, Селен?       Мгновение тишины и девушка, словно боясь чего-то, наклонилась прямо к его уху, проговорив ещё тише прежнего: — Она призналась, что убила нашего сына. Сказала, глядя в глаза и смеясь. — Ты причастна к пожару? — Услышав ответ, Ахмед чётко для себя решил, что даже если Селен скажет «да», он никак её не накажет, потому что наказание за убийство члена династии — смерть. И Фатьма всё равно бы понесла это наказание, по приказу Султана или по воле Селен. А может это была воля Всевышнего. — Решите сами, я приму любой исход, Повелитель. — Девушка медленно отпустила его руку и снова перевела померкший взгляд на Босфор. — Приму любое ваше решение.

***

— Дильруба, не сопротивляйся! — Громко приказала Хюмашах. — Повелитель одобрил это решение, сделанного не воротишь. — Я не поеду в Египет! Вы заперли моего брата, а теперь мать! Сначала отпустите их, и тогда я поеду.       Хюмашах разочарованно покачала головой. Она обернулась, посмотрев на двух стражников, что стояли позади неё. — Ты султанша, Дильруба. Султанша по отцу, по матери, по крови, как тебе будет угодно. — Хюмашах старалась говорить мягко, но поучительно, немного свысока. — Ни одна из рождённых султанш не выбирала свою судьбу, не выбирала мужа, не выбирала, куда ехать и где жить. Женщины рождаются, чтобы помочь Династии, чтобы Повелитель мог скрепить важные узы, женщины играют огромную роль в политике, рожая пашам сыновей. Они — печати на договорах, подписи на документах, гарантия продолжения рода, приносящее могущество правящему Султану и всей династии. Ты молодец, что не питаешь надежд, не ждёшь рая за дверями спальни. Тебе придётся рано повзрослеть, наберись ума, подумай… — Хюмашах протянула девочке руку. — Езжай по своей воле, тебя это от многого спасёт. — Я не печать, не подпись и не вы! — Возразила Дильруба. Сунув руку под подушку, лежащую на стуле рядом с ней, Дильруба вынула изогнутый кинжал и направила на султаншу. — Я не поеду в Египет! Я останусь с матерью! — Халиме дала тебе этот кинжал? Ты же… — Не ваше дело, кто мне его мне дал, — фыркнула Дильруба, перебив Хюмашах.       Султанша снова выдохнула, она поняла, что никакие доводы и убеждения не помогут. Дильруба была упряма, больше, чем нужно в её возрасте. Хюмашах даже не могла представить, сколько головной боли она принесёт мужу с таким характером. Вероятно, стоит жалеть пашу, а не эту девочку. В любом случае она ребёнок, напуганный и не имеющий выбора. Как только траур закончится, Ахмед примет решение о судьбе Халиме. Вряд ли её участь будет завидной. Лучше Дильрубе этого не видеть. Меньше минуты колебаний, и Хюмашах подняла руку, коротко взмахнув. Двое стражников выступили вперёд, они быстро обезоружили девочку и, взяв её под руки, повели к выходу.       Она пиналась, кричала, срывая голос, и весь гарем слышал крик напуганной, полной ненависти девчонки. Халиме прижалась к двери своих покоев, услышав голос дочери. Её не выпускали, заперли уже как сутки, и всё это время она не могла найти себе места. Она молилась, выпрашивая милости для детей и силу для себя, чтобы защитить их. Но услышав разрывающий коридоры крик, она припала к дверям, обессиленная, и, прикусив губу надеялась, что Дильрубу хотя бы оставят в живых. Ведь Султан так любит эту девочку, свою милую сестрёнку, он так её любит… Халиме медленно опустилась на пол, казалось, жизнь покидает её, но нет, эта слабость лишь признак беспомощности. Но если бы открыли эти двери, если бы дали ей сделать шаг из комнаты, она бы своими руками разорвала каждого, кто прикоснулся к её дочери.       «Бедная девочка», — подумала про себя Хюмашах, наблюдая, как Дильрубу уводят вдаль по коридору. Её выведут на улицу, посадят в карету и в сопровождении конвоя из стражи и слуг отправят к мужу. Всё чинно и благородно, словно так и должно быть, словно невеста счастлива, а муж любим. «Она ещё приставит нож к нашему горлу», — сказала себе султанша, понимая, что когда Дильруба вырастет, месть станет её целью и единственным желанием. Но Египет далеко, а до реальной власти нужно ещё ума набраться. Возможно, к тому времени они выберут для неё какой-нибудь другой вариант.

***

      Когда спустились первые сумерки, девушки начали собраться в общей комнате, как раз к подаче ужина. Не было разнообразия фруктов и сладостей, вместо вкусных блюд только пресная каша, а из десертов — халва. Первые три дня Султан запретил какие-либо излишки. Но ограничением в еде ничего не закончилось, девушкам запретили петь песни, играть на музыкальных инструментах, читать любые книги, кроме религиозных, запретили даже много говорить и смеяться. Так должно было продолжаться первые три дня после похорон. Потом траур станет легче, но уже сейчас, на закате первого дня, гарем умирал от скуки и задыхался в установленных рамках. А ещё во время траура все султанши старались проводить в гареме как можно больше времени. Они выходили на завтрак, обед и ужин, во время чтения священных книг и просто среди дня, чтобы своим примером научить девушек смирению.       На деле мало кто из них на самом деле скорбел. Возможно, им было в какой-то мере грустно, возможно, жаль, но всё остальное было лишь поддержанием авторитета. Утверждение своего статуса как жен султана, которые должны считать дуруг друга чуть ли не сёстрами, а вовсе не врагами и соперницами. И не важно, что думала каждая из них на самом деле. Селен и Кёсем вместе вошли в общую комнату гарема, где для них уже был накрыт отдельный стол. Они сдержанно пожелали всем приятного аппетита и, обойдя другие столы, устроились за своим. Детей султанши тоже не обошли стороной, правда всех племянников Хюмашах собрала за своим столиком, будто бы желая окружить себя детьми. Она улыбалась им, нежно щипала за щёки и называла самым большим чудом в её жизни. За тем же столиком сидел и Джихангир, всё ещё не знающий, что на самом деле произошло, и почему все вдруг смотрят на него с жалостью. — Жаль его, — проговорила Кёсем, наблюдая как им подают тарелки с кашей. В отличии от той, что ели девушки, каша для султанш и Шехзаде была дополнена фруктами, чтобы та не была через чур безвкусной. — Когда-то ты забрала на воспитание Османа, может мне отдадут Джихангира? — В раздумьях проговорила Селен. — Я была с ним почти с момента его рождения. Кто знает, может быть, если бы Фатьма была обычной госпожой, я бы никогда не попала в покои Повелителя. — Она вздохнула. — Как порой интересно нами распоряжается судьба. — Думаешь, Повелитель бы не обратил внимание? — Кёсем улыбнулась, представив, как бы могла в таком случае сложиться их жизнь. — Может быть. Но у тебя прекрасная дочь и ты сидишь здесь, а не среди безымянных рабынь. — Она погладила Селен по руке. — Но на счёт Джихангира ты права, спроси Повелителя, мальчику нужна мать. — Обязательно спрошу. — Селен попробовала кашу, с непривычки даже удивившись вкусу.       Кёсем положила ложку и немного нахмурилась. — Повелитель узнал о словах Фатьмы, о её признании, — ещё тише произнесла Кёсем. — Он сказал мне, что думал об этом. Повелитель мечтает, чтобы в этом дворце царил покой, он всегда хотел, чтобы наша Династия жила в мире. — Последние слова она произнесла с большой печалью, но потом её голос выровнялся, стал уверенным и чётким. — Теперь всё от нас зависит. Я уверена, когда траур закончится, тебя снова все полюбят, как и раньше.       Кёсем говорила тихо, не зная, чувствует она возмущение или обиду. Селен наклонилась вперёд, коснувшись её руки, и с уверенностью произнесла: — Повелитель желает крепкую любящую семью? Что же, мы сделаем всё ради его счастья. Знаешь, мне неловко, — она немного оживилась. — Ты всё время меня поддерживаешь, теперь и я должна, в ответ. А то это как-то нечестно. — Поддержишь, когда придёт время. — Так же улыбнувшись, ответила ей Кёсем. Их лица снова приобрели хладнокровный и в то же время скорбный вид; все продолжили ужин в полной тишине.       Когда в тарелке осталось примерно половина того, что здесь называлось кашей, Селен отодвинула тарелку и, извинившись, встала из-за стола. Ей не хотелось задерживаться, она помнила, что Султан обещал прийти в её покои вечером, навестить дочь. И Селен хотела знать, что он решил, и какая её ждёт судьба. Перекинувшись парой слов с Хюмашах, Селен забрала Эсманур и жестом приказала Айрис оставаться на месте. Ей нужно было, чтобы она слушала, о чём будут говорить девушки. Однако долго ждать не пришлось, Селен обернулась и вздрогнула. Прямо перед ней стояла Сурейя хатун. Своим видом она могла напугать любого в этой комнате. Она стояла бледная, словно призрак, покачиваясь, и даже губы её побелели. Красные веки и стеклянные глаза превратили её в болезненную девушку, слабую и неспособную на что-либо. — Султанша… — Ослабшим голосом протянула Сурейя. — Валерия хатун. Я помню, как вас называли Валерией. Теперь никто не назовёт.       Селен немного вздрогнула, услышав своё прежнее имя. Она отступила назад, прижав к себе Эсманур. Немного помедлив, Селен оглядела стоящую перед ней девушку. Кёсем встала со своего места, она настороженно наблюдала за происходящим, видя, что от этой слабой на вид девушки исходит огромная опасность. Айрис тоже встала и подошла к Селен, протянув руки к Эсманур. Но Селен отступила в сторону, решив обойти Сурейю, и коротко ответила: — Но я Валерию не помню. — Вы убили её, султанша? — Сурейя обернулась.       Девушки начали подниматься со своих мест, медленно окружая Суейю и Селен, будто делясь на два лагеря, некоторые становились позади бывшей служанки, а некоторое за спиной султанши, но за спиной Селен девушек было куда меньше. Кёсем бросила ложку и, вскочив на ноги, строго оглядела всех присутствующих. Бегло оценив ситуацию, она кивнула в сторону Сурейи и громко произнесла: — Уведите её или я позову стражу. — Я никуда не уйду. — Сурейя шагнула вперёд, так же спокойно продолжая. — Вы можете позвать кого угодно, султанша. Покрывать преступление, совершенное под крышей этого дворца, но это не очистит рук Валерии хатун от крови. Как и ваши. — Я не знаю никакой Валерии. — Строго повторила Кёсем уже сказанную фразу. — Кого ты обвиняешь? — Смешную султаншу! — Донеслось из толпы. По комнате прокатился одобрительный шепот, после Сурейя вместе с собравшимися вокруг неё девушками двинулась вперёд, они медленно делали шаги, как бы подталкивая Селен и Кёсем к выходу. Но они обе не подумали даже шагнуть назад, Селен крепче прижала к себе дочь, ей было страшно. Припоминая переворот Сафие султан, она представила, чем может закончиться этот странный и неожиданный бунт. Стража по приказу Кёсем тут же вмешалась в происходящее, пытаясь разогнать девушек. Взглянув в сторону испуганной Айрис, Селен кивнула ей. Та немного помедлила, потом обошла собравшихся и выбежала из общей комнаты гарема. — Я Хасеки Кёсем султан! — Закричала султанша, да так, что испугалась даже Селен. — Если вы сделаете ещё хоть шаг, я прикажу каждую выслать из дворца! Вы все окажетесь на невольничьем рынке! — Кёсем сделала небольшую паузу, увидев как некоторые хатун, что стоят в последних рядах, начали медленно отстраняться от толпы. — Но если прямо сейчас всё прекратится, я забуду о случившемся. Ни одна из вас не понесёт наказания за этот бунт!       Сурейя обернулась, с удивлением обнаружив, что толпа позади неё заметно редеет, слово Кёсем всё ещё было авторитетным. Да и Фатьма султан не была для них так важна, чтобы терять тёплое местечко в султанском гареме. Но Сурейя была непреклонна, закричав, она кинулась к Селен. Султанша только успела отвернуться, чтобы защитить дочь и зажмуриться. У Селен всё внутри похолодело, когда Сурей схватила её за волосы. Точно так же делала Фатьма, это был её метод, её воспитание, её пример. Неужели из служанок она растила так же сумасшедших, как и она сама? Стража оттащила взбесившуюся от Селен. Кёсем только успела бросить краткое: «Уведите её».

***

      Айрис столкнулась с Ахмедом по пути в главные покои, напуганная, она бежала, не разбирая дороги, а увидев Султана, упала на колени и громко запричитала. Стоило Султану лишь немного разобрать, что она говорит, как он тут же направился в главную комнату гарема. Переступив порог, он замер, оглядывая девушек, что склонились в поклоне, и не мог понять, что не так. Хатун сказала, что Селен с Кёсем в опасности, что девушки бунт устроили, а тут всё хорошо. Не дожидаясь чьих-либо объяснений, он пересёк общую комнату, поднялся по лестнице на этаж с покоями и, оказавшись рядом с покоями Селен, без стука вошел в комнату.       То, что он увидел, было достаточно неожиданно. Селен покачивала на руках дочь, успокаивая её, а Кёсем сидела рядом, осторожно поглаживая девушку по руке. Услышав стук двери, они обе подняли головы и замерли, словно только и ждали его появления. Селен медленно положила Эсманур в кроватку и посмотрела на Кёсем, словно спрашивая у неё разрешения. Та кивнула, и Селен, подобно ребёнку, встала и, подойдя к Султану, обняла его. — Мне так страшно, — шептала она, прижимаясь головой к его плечу, словно боясь, что кто-то подслушивает. — Так страшно… — С вашего позволения, Повелитель. — Кёсем тоже встала, учтиво кивнула и, ещё раз коснувшись руки Селен, вышла из комнаты. Как бы она не относилась к Селен, видеть любимого мужа с другой женщиной было ей неприятно. — Что там произошло? — Взяв Селен под руку, Султан проводил её к небольшому диванчику у самого окна, усадил и устроился рядом. — Чего ты испугалась? — Они не любят меня, — девушка говорила тихо, но она не плакала, не волновалась, скорее была ошарашена и очень удивлена произошедшим. — Обвиняют в смерти Фатьмы султан. А что если они не остановятся? Что если придут в мои покои? — Она схватила Ахмеда за руку, крепко сжав его ладонь. — Вы рассказывали про Хюррем султан, девушки пришли и сожгли ей лицо, что если и за мной придут? Что если придут за Эсманур? — Что ты говоришь? Никто не посмеет приходить к тебе. Слышишь? — Султан посмотрел на кроватку с дочерью. — Тем более никто не посмеет прикоснуться к Эсманур.       Селен облокотилась на спинку дивана, не отпуская его руки. — Надо что-то сделать, чтобы они забыли… после траура. Праздник какой-нибудь. А сейчас двери на замок закрывать буду. — Хочешь я сегодня же вышлю их всех? — Султан снова перевёл взгляд на жену. — На невольничий рынок, всех до единой. — Нет. — Она ещё сильнее сжала его ладонь, немного опустив голову. — Кёсем султан обещала, что с девушками ничего не случится, если они нас отпустят. Нельзя показывать, что слово султанши ничего не значит.       Ахмеду захотелось рассмеяться, подумать только, ей предлагают решить судьбу целого гарема, а она думает о чести соперницы. Неужели у двух этих женщин получилось сделать то, что не получалось ни у каких других султанских жён? Неужели теперь, когда траур закончится, они все заживут спокойно, в мире. Да, обязательно, нужно только это сохранить. Не дать временным помехам лишить Династию такого счастья. — Не уходите сегодня, — проговорила Селен, устраиваясь поудобнее. — Не оставляйте меня этой ночью, этот страх… он не проходит. — Не уйду, — ответил Султан, с неким облегчением заметив, что Эсманур заснула, а значит маленькую султаншу страхи уж точно не тревожат.