Все псы попадают в рай

Двумя неделями ранее. — Снято. Студия потихоньку пустеет. Вскоре остаются только трое — Босс, Пимп и Фадеев. Игорь сидит в ноуте, Стас листает ленту в Инстаграмме, закутавшись в плед, а Дима просто допивает кофе. Вскоре и он уходит, выключая свет. Так уж повелось — Босс и Пимп покидают площадку последними. — Братишка, ты чего такой разговорчивый? — Игорь снимает корону и бросает ее в Стаса. Тот молча отбивает её ногой и продолжает залипать. Стас не привык злиться. Злиться так, как это делают обычные люди — ругаться, нервничать, кричать. Ничего. Его злость — в апатии. Поэтому когда молчит не Пимп, а Конченков — дело плохо. Игорь знает. Знает эту привычку Стаса, знает и причину такой злости. Они не были парой. Не держались за ручки, не клялись в любви, не дарили друг другу цветов. Но при этом, они проводили все время вместе. Они встречали рассветы и провожали закаты на крышах Москвы. Они пили горячий чай на кухне, согревая не только руки, но и души. Они трахались. Они подкалывали друг друга, издевались, но никогда не переступали черту. И любили. По крайней мере, так думал Стас. Он любил Игоря. Любил его не самое красивое лицо, любил двухдневную щетину, любил его длинные пальцы и грубый голос. А Игорь… Игорь, видимо, любил втрахивать Стаса в матрац. Как, впрочем, любил втрахивать в матрац все, что движется. Так случилось и теперь — Стас просто вернулся домой и застал Игоря с какой-то шкурой. И что-то внутри оборвалось. — Стас, — Игорь снял бороду и платок и теперь смотрел на молчавшего в углу Пимпа. Тот не спешил снимать маску. — Есть зажигалка? — Лови, — Конченков бросил Лаврову зажигалку и снова замолчал. Больно. — Спасибо, я верну. И это, — Стас поднял глаза от экрана телефона, — Прости меня. — Угу, — как бы Пимпу хотелось, чтобы внутри все кричало, рвало и метало. Ан нет. Просто звенящая пустота. Он встал, сложил аккуратно плед, снял маску и направился к выходу. — Так ты прощаешь? — Игорь даже не встал с дивана, просто повернулся в сторону замершего Конченкова. — Угу. На улице непривычно тихо. И сухо. Москва редко радует жителей тишиной, так что теперь Стас идёт вдоль обочины и просто наслаждается. Уже далеко за полночь, вокруг совсем мало народу, хотя Moscow never sleep. Балаклава не даёт ветру бить по щекам, так что Стасу комфортно. Внутри все ещё пусто, но теперь там появились едва заметные нотки грусти — лучше, чем совсем ничего. Сейчас он придёт домой, погладит кошку, заварит чай и будет сидеть на кухне, наслаждаясь слабыми эмоциями. Стас не смотрит по сторонам. Он ступает на проезжую часть и слышит сквозь тишину громкий окрик «Стас!» И больше не слышит ничего. Москва снова радует его тишиной. Это что, сирены? *** Игорь знает Стаса лучше, чем тот знает себя. Он так же знает, что Конченков — безэмоциональный, но в то же время умеющий любить засранец. Игорь знает, что Стас его любит. Но. Это все не для Лаврова. Отношения, преданность, верность. Зачем ему это все, если можно просто развлекаться и радоваться жизни? Стас не вовремя. Не вовремя пришёл, не вовремя понял. Не вовремя появился в жизни Игоря. Все не вовремя! Лавров злится. Злится на Стаса, на ту шкуру и на себя. Конечно, в первую очередь на себя. Теперь Конченков вообще не будет с ним разговаривать. — Надо хоть зажигалку отдать, — говорит Игорь в пустоту. Надо. А то это уже, кажется, пятая. На улице тихо. И сухо. Но Лавров этого не замечает. Он просто идёт, своими длиннющими ногами быстро нагоняя сгорбившуюся фигуру. — Стас! — Игорь машет другу зажигалкой, тот оборачивается. Удар. Глухой, как будто ногой по мешку с картошкой. И тишина. Это что, сирены?