Все псы попадают в рай

— Я вас, пожалуй, оставлю, — Эдмонд тактично удалился, дав мужчинам возможность поговорить наедине. Марвин благодарно кивнул Уэллсу, и жестом пригласил Стаса пройтись. — Не стесняйся, — после продолжительной паузы начал Марвин, — Я же знаю, какие вопросы мучают тебя. Конченков продолжал молчать. Он и сам не знал, какой из всех вопросов он хочет задать первым. — С ним все в порядке. — Мужчина все-таки решил облегчить парню задачу, так что начал сам. — Физически, — тихо добавил Марвин. — Он ведь… Он не слышал меня тогда? — Стас вспомнил сгорбившуюся фигуру. — Боюсь, что нет. Я даже не мог воспользоваться рычагами… — Рычагами? — Эдмонд объяснит тебе, когда придёт время. Так вот, я даже не смог воспользоваться рычагами — он просто сидит и ни с кем не контактирует. — Даже с Фадеевым? — Даже с ним. Впрочем, ты можешь увидеть все сам. — Марвин остановился около большого камня и через мгновение двое мужчин уже сидели напротив друг друга. Марвин даже не пришлось выставлять ладонь — сфера сама возникла перед ним. — Только прошу, не срывайся. Он страдает, но это нормально — его душа должна страдать, она прежде редко расставалась с твоей. А теперь давай, сосредоточься, — Стас сфокусировался на центре светящегося шарика и в следующий миг очутился в центре комнаты. В центре своей комнаты в их с Игорем квартире. Здесь все стояло именно так, как он это оставил, только зажигалки аккуратным рядочком лежали на подоконнике. На кровати сидел Игорь. Он почти не двигался, лишь плечи то и дело немного подрагивали в такт судорожным вздохам. Стасу вдруг стало обидно, до рези в глазах — он не может просто подойти к Лаврову, утешить. Даже знак подать не может. — Игорь, боже, в кого ты превратился? — Стас осторожно сел рядом с другом. Выглядел тот вполне неплохо — бритый, не опухший, без малейших признаков апатии. Только Стас видел не тело, а душу. Избитую, потерянную, кричащую от горя душу. Которая при появлении Стаса на миг словно замерла — и перестала кричать. Конченков положил ладонь на плечо Того, кого так любил, и грустно улыбнулся — время в раю текло иначе, а значит ждать ему не так долго. — Она чувствует тебя, — Марвин появился так неожиданно, что Стас даже смог немного испугаться. — Не видит, но чувствует. — Она? — Душа, — тут же пояснил свои слова мужчина. — Игорь не будет знать, что ты здесь, но ему полегчает. — Вы знали? — Стас сильнее прижался к такому родному телу и почувствовал, как к нему буквально ластится чужая душа. — Нет, но надеялся, — ангел улыбнулся. — Я даже не знаю, когда это все началось, честно говоря. Десятки, сотни, тысячи лет назад? Не помню. Стас тихо слушал мужчину, все ещё прижимаясь к застывшему Игорю. — Каждому ангелу даются новые души каждое поколение. Так было и у нас с Жулем, пока нам не попались вы. Первая ваша жизнь, доставшаяся нам — два хилых цветка в центре небольшого оазиса в пустыне. Вы должны были уничтожить друг друга в борьбе за воду, однако, вопреки всему, вы построили некое подобие симбиоза. Когда погиб первый цветок, почти сразу за ним последовал второй. И мы потеряли вас. И получили новые сферы. Бойкий грач целыми днями летал, словно ища чего-то. Пока не наткнулся на такую же бойкую птичку — соловья. Я не знал, кому принадлежит соловей, пока не встретился с Жулем. Тогда мы и узнали вас. И так год за годом, сменяя десятки тел, жизней, континентов, вы всегда находили друг друга. Пока не стали людьми. Ни я, ни Жуль до сих пор не понимаем, почему каждый раз получаем вас. Сейчас ты получил следующую ступень, а значит больше не нуждаешься в смене тела. И я уверен, что Игорь выберет ту же дорожку. — Очень на это надеюсь, — Конченков сильнее прижался к Лаврову, чтобы в следующее мгновение исчезнуть вместе с Марвином. *** Фадеев прав. Игорь знал, что Фадеев прав. И все равно не мог себя заставить прекратить впадать в отчаяние каждый раз при виде хоть малейшего напоминания. Но они снимали одну квартиру на двоих, так что скрыться было практически невозможно. А переехать Лавров просто не мог. Бросить все, над чем они так долго работали, значит предать память Стаса. «Лицемерный урод!» — Игорь вздрогнул. — Опять ты… «Предать его память? Ты предал ее в тот момент, когда отказался от вашего творения!» — хриплый голос переходил на крик. Игорь еле сдержался, чтобы не зажать ладонями уши. Боль. Все, что он испытывал в последнее время — тупая, ноющая боль между лёгких. Игорь пил таблетки, просто пил, но не срывался. Он как будто продолжал ждать. Просто Стас уехал на время. Например, в Самару к родителям. И вот-вот откроется входная дверь. Но этого не происходило. Каждый день Игорь жил со странным чувством ожидания, как будто что-то внутри него отказывалось принять тот факт, что имя Стаса уже выгравировано на каменном надгробии. Он сидел в комнате Стаса уже несколько часов. Просто сидел и смотрел в одну точку. И не думал. Мысли куда-то уносились с бешеной скоростью, так что раздумьями это точно нельзя было назвать. Ноющая боль уже стала частью его жизни и теперь Игорь практически не замечал ее. Как вдруг… Все исчезло. Это как слышать постоянно противный писк и уже смириться с ним, не обращать внимания, но как только он прекратится — наступит эйфория. Так случилось и сейчас — Лавров перестал обращать внимание на боль, но вдруг она исчезла, и тогда мужчина наконец понял, что значит — дышать. Вместе с болью ушла куда-то неясная тревога, а ожидание как будто оправдалось. Стаса не было в комнате, но Игоря не покидало чувство, что он здесь. Как будто что-то согревало его, как синтетическая шуба в прохладной студии. Как плед, которым его укрывал Стас. Как Стас.