Рюдзин

Ханзо рычит на свой отряд — неопытные волчата смеются над шутками как всегда беззаботного Гендзи, который тут же прикладывает палец к губам и примирительно поднимает руки в сдающемся жесте. Шимада не любит водить молодняк на охоту, куда легче и эффективнее ходить одному. Да только старейшины решили, что им уже пора учиться, а он подходит на роль их наставника. Меткий глаз, твердая рука — стрелы всегда летят в цель. А брат… А брат просто увязался следом, и кажется, что вместо двух неопытных волчат, у него их целых трое. Ханзо не обманывается, Гендзи хороший воин, пусть и не слишком терпеливый охотник. Однако легче от этого осознания не становится, и старший Шимада вновь рычит, предупреждая смешки, и отодвигает локтем ветки густого куста в сторону. Молодняк охает — их взглядам открывается целая полянка, на которой паслись непуганные олени. — Но?.. — попытался было спросить один из них, но Ханзо резко перебивает очевидный вопрос: — Если бы вы слушали внимательнее меня, а не моего брата, то вы бы знали, что мы идем по их следу. Гендзи виновато прикусывает губу, и молодняк озирается по сторонам — и правда: примятая трава, сломанные ветки, едва заметные неопытному взгляду следы на мягкой земле. Небольшое стадо проходило здесь по пути от реки к своему пастбищу здесь, вдалеке от границ территорий диких хищников. На несколько мгновений глаза молодых волчат загорелись чем-то вроде восхищения, прежде чем они преувеличенно внимательно начали разглядывать пасущихся животных, словно действительно понимали что к чему. Ханзо очень хочется побыть строгим наставником, таким, какими они были и у него, которые не давали ему ни единой поблажки, а когда он чего-то не понимал с первого раза — оставляли в лесу на ночь. И ему очень везло, что он мог найти дорогу обратно домой до того, как на охоту выходили дикие звери. Зато после запоминалось все четко, словно выжигалось утренними лучами солнца на обратной стороне черепной коробки. Однако желание закончить все быстрее перебивало желание преподать волчатам суровый урок. Это еще успеется, а принести добычу к племени нужно уже сегодня. Молодняк вжимает головы в плечи, как только Шимада одним гладким движением вытаскивает стрелу из колчана и натягивает тетиву. Кажется, что даже брат на несколько мгновений замирает, когда он целится. И подбитое животное словно падает раньше, чем острый наконечник пробивает череп. — Наверх! — Ханзо командует и с проворностью достойной дикой кошки забирается на ветку ближайшего дерева, подхватывая за шкирку замешкавшегося юного волчонка. Гендзи повторяет за ним зеркально, хватая второго, и в момент, когда дети еще не успевают опомниться, испуганное стадо ломится в кусты, перепрыгивая друг через друга, уносится в лес, подальше от невидимой опасности. Волчата хнычут, когда их скидывают обратно на землю, и Ханзо смотрит на них сверху вниз, не подавая им руки помощи. — В следующий раз останетесь внизу, — он не шутит, и дети поспешно кивают, отряхиваясь от листьев и мелких веточек. Дважды совершать одну и ту же ошибку не дадут. И Шимада готов объяснить почему, лишь бы потом не возвращаться к этой теме раз за разом, но… — Ханзо! — Гендзи одергивает его от начала едва зарождающейся тирады на счет охоты и выбора цели и указывает на поляну, где к мертвому оленю идут люди. Чужие. Не такие как они — охотники из большого города с громким оружием и снаряжением. Металлический тяжелый капкан болтается на поясе одного из них. Они осматривают труп, выдергивают стрелу и вертят головами — ищут. Волчата жмутся к его поясу, когда Ханзо жестом приказывает брату отступать. — Нужно сообщить отцу, — Гендзи шепчет и тянет старшего за плечо. — Не рискуй ради одного оленя. Шимада скрипит зубами и кивает — в этом действительно нет смысла, и он лишь вглядывается в пришельцев, которые держат руки на оружии, готовые в любой момент подстрелить того, кто выйдет на поляну. Ханзо не любит водить молодняк на охоту. Один он бы уже вернулся в деревню с добычей.