Рюдзин

Светлые просторные помещения, изысканные ароматы женских духов и дорогого алкоголя, множество людей — определенно не самая любимая его атмосфера. Куда более по душе спокойное, тихое одиночество, без шума и гама разговоров вокруг. Но все равно — все знакомое и почти родное. Возвышенное. До абсурдного удовольствия далекое от обычных людей. Отец порой любил собрать в доме близких гостей, надежных партнеров, сверкать богатством, а ему, как старшему наследнику, приходилось присутствовать на таких… приемах. Старомодно, пожалуй, но красиво и с размахом — Соджиро не скупился. Ханзо большинство из гостей не нравилось, но ради одного только вида спешно снующей прислуги с подносами в руках, трепета и чувства собственного превосходства перед другими, он готов был терпеть общество неприятных ему людей. Верная супруга, обнимающая его за руку, чуть скрашивала своим присутствием нелегкие вечера, смягчая раздражение. Это мелочи, ему приходилось общаться с контингентом и похуже — в барах и ночных клубах, где под прикрытием режущих глаз лазеров и громкой музыки, в тенях творились темные дела. Сделки, убийства и самые настоящие словесные баталии, которыми возможно было пресечь иной раз межклановые войны. А здесь, на этих приемах, негромкие мелодии не перекрывали людских разговоров, а гости пусть и с гнильцой, но вполне приличные и культурные, а не та уличная шваль, что шкерится по помойкам общего дела ради. Хорошо, что отец не затягивал такие встречи надолго. В глаза ударил яркий свет из коридора, а нос защекотал какой-то неприятный запах, заставляющий рывком проснуться. Все закончилось год назад. Или больше, Ханзо не помнил точно, прикрывая ладонью лицо. Он упал настолько низко и больно, насколько только мог. Жить на отшибе человеческого существования оказалось до одури тяжело. Привыкать к постоянному смраду, громким голосам за тонкими стенами и постоянно урчащему желудку человеку, привыкшему жить в роскоши, когда слуги прибегали по первому же зову, готовые удовлетворить любое даже самое абсурдное желание, оказалось почти непосильным трудом. Ханзо знал, как выживать. Но не умел, едва сводя концы с концами. В маленькой квартирке, в которой он на последние гроши снимал комнату, было темно и сыро как в подвале, тараканы скреблись под отваливающимися обоями, а в углу крыса прогрызла дырку. — Держи своего обдолбанного любовничка, — бросил чей-то скрипучий неприятный голос с едким смешком, и пара ребят закинули в дверь безвольное тело. Ханзо сморщился, когда удалось рассмотреть — местные смотрители притащили обратно его соседа. Наркомана, готового удушить его за еще одну дозу, провонявшего мочой и, кажется, гнилью, которому по такой счастливой случайности повезло оказаться с ним в одной квартире. Шимада ждал, когда этот ходячий полутруп, наконец, сдохнет. — Следи за ним лучше, — с плевком в его сторону. К черту, пусть болтают что хотят. Если бы не комендантский час, лучше бы остался жить на улице, там местами бывало даже чище. И не так унизительно. Сосед признаков жизни не подавал, но Ханзо все же перебрался на кухню, запираясь там. Заснуть заново было тяжело — не хотелось возвращаться в мучительно-сладкий кошмар о прошлой жизни.