Сила знания

Проснулась я с головной болью и яростным нежеланием вставать из теплой, мягкой и уютной кровати. Кровати у эльфов, в отличие от тех, что я встречала в своем мире, были куда как более мягкими и удобными. Впрочем, я жила среди эльфов уже пять лет. На сей раз повод болеть моей голове был. День моего рождения пересчитали на местное измерение времени, и вчера праздновали все. Я очень надеялась, что при пересчете день рождения не придется на зиму, но нет — пришелся. В голове еще гудели арфы, слышались тосты, а я сама еще явно, судя по состоянию головы, кружилась с Сардафионом в танце. По моим подсчетам, мне исполнилось двадцать пять. Мишка, свинёнок, вчера напился. Он в последний год поразительно вырос и почти догнал меня в росте, да и с мечом управлялся лучше меня, чего уж там. Впрочем, дурость подросткового возраста из него пока не выветривалась. Но я на него особенно не злилась, несмотря на то, что его вчера выносили из зала. Хорошо, что хоть живой. Когда разразилась Битва, он оборонял стены Химринга, с гордостью показывал мне кривую царапину на руке. А потом, когда мы с ним откровенно поговорили, нервно рассказывал, как впервые увидел орков. Говорил и о том, как было страшно... - Анна, - дверь приоткрылась и заглянула Ристанис, и я отвернулась. Эта не пощадит, сейчас поднимать начнет. - Анна, поднимайся! Ты сама говорила, что в своем мире жила в городе на севере, тебе должно быть привычно! Анна... я тебя сейчас просто из кровати вытряхну! - Не надо, - простонала я. - Ну зачем?.. Как вы вообще здесь вылезаете из кроватей зимой по утрам? Холодно же немилосердно... Ристанис потеребила меня по голове, довольно ласково, и я приоткрыла глаза. Она уже не носила повязки — ранение ее, хоть и довольно тяжелое, зажило. Все-таки с Четвертой Битвы прошел почти год. За это время случилось многое. Главным, несомненно, для меня было то, что Дагор Браголлах не разразилась. Точнее, она попыталась разразиться, и равнина Ард Гален выгорела, как и была должна, но дальше всё пошло совсем не так. Укрепленный Дортонион выстоял, Врата Маглора и Таргелион не были захвачены. Ценой за это стал почти опустевший Амон Эреб, но орки не прорвались и сквозь Аглон, и восточные земли сохранились почти в неприкосновенности. Единственной очевидной потерей нолдор стал Тол Сирион — отстоять его не удалось, Темный майа воцарился, где ему и было положено, но предупрежденные о возможном подобном исходе эльдар ушли почти без потерь. Потерь вообще было сравнительно немного. Точнее, мне казалось, что много — я присутствовала на всех военных Советах и видела сводки. За сухими цифрами я видела лица. Молодой адан, один из моих поклонников, погиб при обороне Химринга, и это почему-то болью отразилось на сердце. Хотя я его почти не знала, мне было тяжко от того, что он ушел в Чертоги Эру, а я ведь даже арфу с ним ни разу не послушала. Но его платок, который он отдал мне, уходя, во многом меня поддержал. Я никогда не принимала от мужчин подарков, и теперь бы не приняла чего-то ценного, но этот лоскут со старательно вышитым тенгвар именем в самые тяжелые минуты напоминал мне, за что и почему я должна выстоять. И я выстояла. Вникала в планы сражений; удерживала мечущегося во все стороны Мишку — он и боялся, и рвался на подвиги одновременно; кого-то успокаивала, кому-то помогала... До меня вообще очень долго не доходило, что война — то страшное время — стала для меня катализатором. До первых сражений и первых слез, когда я услышала, как гортанно и грубо кричат где-то за стенами орки, я всегда сначала думала, что сделать и что сказать. На войне для этого не было ни времени, ни сил. И я поступала так, как считала правильным — от души. И говорила, и ругалась, и уговаривала — так же. И меня услышали. По крайней мере, я перестала быть здесь чужой. И Мишка. Он, до того как будто игравшийся, повзрослел разом. И виной тому была не царапина от орочьего кривого ножа, которую он получил, сбрасывая осадную лестницу; и не то, что его — отрока-адана — защищали опытные воины. А то, пожалуй, что и он стал здесь своим. Дрался, как умел; защищал свои земли. Я первой сказала о том, что Мелькор, видно, никак не ожидал такого отпора — по крайней мере, действия его были не очень разумны даже на мой дилетантский взгляд, — и предложила воспользоваться этим. Ангбанд бросал на линию фронта все свои силы, а эльдар лишь оборонялись и методично уменьшали количество врагов. Нам было куда отступать; нам было, на что надеяться. И мы победили. По крайней мере, больше половины воинства Темного вала нашли свою смерть на пределах эльфийских земель, так и не прорвавшись за оборонительные укрепления. Остальные ушли обратно ни с чем, и я же предложила не преследовать врага — в этом не было смысла, коль орки плодятся в тех количествах, какие необходимы Мелькору. И в тот момент, увидев уважительный взгляд лорда Нельяфинвэ, я вдруг поняла — впервые! — что не преследовала личных целей. Да, моя жизнь в сравнении с эльфийской коротка. Да, мне было бы выгодно продлить Долгий мир настолько, чтобы прожить спокойную жизнь и умереть... Только тогда я об этом не думала. Мишку залатал тот же целитель, что некогда выхаживал Майтимо. В этом тоже не было никакого смысла, поскольку уж с такой-то «раной» справился бы, наверное, любой из эльдар, но мне — и брату — оказали уважение. Я помню, что волновалась — конечно, царапина опасной не была, но я слышала, что орки нередко смазывают оружие ядом. Целитель тогда лишь рассмеялся на мои опасения. Рассказал, что кинжалы ядом никто не смазывает — слишком велик риск, и уверял меня, что после лечения тех увечий, что Маэдрос вынес из Ангамандо, непременно справится с мишкиной царапиной. Я и сама это знала. Конечно, знала... И это тоже стало открытием. До того мне вся жизнь здесь была в диковинку. А тогда, перед этим самым лекарем, мне вдруг стало легко. Потому что гораздо диковинней острых ушей, мечей и платьев, было то, что врачу не надо совать в карман конверт; что решения лордов вовсе не скрываются от жителей городов и крепостей; что на сезонной ярмарке, когда приехали гномы и где я до Дагор Браголлах — битву здесь назвали так же, как называла ее я — покупала вкусняшки и всякие мелочи, никто не обманет. К этому привыкнуть было куда сложнее, чем к мытью из умывальника и тряпочкам вместо зубных щеток. А потом... Потом... Воспоминания всплыли так ярко, что я невольно сжала зубы до скрипа. Ту ночь я помнила слишком хорошо. К вечеру — Анар уж давно скрылся, а бледный Исил тонким серпом почти не давал света — я не удержалась и начала подниматься на крепостную стену, зная, что Мишка должен вскоре спуститься. При долгой осаде воинам просто необходимо было отдыхать... Мишку я тогда так и не встретила. Зато встретила Ристанис, которая громко отдала последние на свое дежурство приказы, спустилась до середины лестницы, где ее уже никто не мог видеть, и свалилась мне на руки. Я сразу расспрашивать начала, а она только хрипела. Эру Единый, как же тогда у меня тряслись руки! Я не понимала, как может так шептать женщина, которая только что жестко и четко требовала неукоснительного соблюдения... Помню, как расстегивала на ней латы — это я уже вполне наловчилась делать на Мишке и на себе. И помню, как в свете факела увидела страшное темное пятно у нее на боку — как раз в том месте, где верхние пластины расходились с поясом. Человек бы после такого не выжил. Я не знаю, откуда у меня тогда нашлись силы, но я, слабая аданет — чего я никогда не скрывала, почти донесла ее до лазарета. Ее — высокую эльфийскую воительницу в полном боевом облачении. Наутро, когда я пришла справляться о самочувствии подруги, знакомый уже лекарь поглядел на меня и дал мазь, что легко сняла боль в сорванной спине. И вот тогда Нельяфинвэ поверил мне по-настоящему. Ристанис всегда была дорога ему, это я знала и по ее многочисленным рассказам, и по тому, что видела сама. Дева была в родстве с Махтаном, хотя я не очень вникала в хитросплетения ее рода, а волосы ее, темные, отливали на солнце едва заметной рыжиной. Пожалуй, если бы у Маэдроса была сестра, она была бы такой, как эта дева-воительница. Я и воспринимала ее почти как его сестру — подруга детских игр, сильная и несгибаемая нолдиэ... Тут Ристанис довольно ощутимо стукнула меня кулаком в плечо и шутливо-недовольно произнесла: - То, что я так добра, что не вытащила тебя из кровати сразу, не означает, что можно закрыть глазки и сладко заснуть! Вставай! - Да что случилось-то? - я обреченно вздохнула и наконец села на кровати. - Валар пришли? Моринготто женился? Или... - я состроила испуганное лицо, - лорд Карнистир дал Клятву не пить?! - Вот еще, - дева фыркнула. - Ему и одной Клятвы хватает. Так что второй бы он не дал, тем более неисполнимой. Я зевнула и попыталась пятерней распутать свалявшиеся волосы. Собранные вчера в изящную прическу, на которой я благополучно заснула, сегодня они напоминали старую паклю. Я нащупала бриллиантовую заколку — вчерашний подарок Майтимо на юбилей в четверть века — и торопливо проверила уши. Так и есть, одной серьги не хватало... - Пришла ты сюда с двумя, - напомнила Ристанис, сразу выхватив причину моего беспокойства. - Надо постель перетряхнуть. Что за странная традиция — самим в себе дырки прокалывать? Будто орки тех дырок не понаделают где не надо... Я спустила ноги с кровати, отпихнув эльдиэ пяткой, и, потянувшись, сползла на пол. Несмотря на то, что на полу лежал ковер, ноги сразу замерзли, и я влезла в вязаные тапочки. Вязать я, правда, толком не умела, но местные мастерицы, до того сплетающие только изящное кружево да прочие украшения, заинтересовались моим рассказом о плетеных одеждах. Я смогла им показать только прямую и изнаночную петли — полузабытое воспоминание об уроках труда, и те тотчас же с энтузиазмом создали и накиды, и полунакиды, и прочую непонятную мне фигню. Нолдор же! Они чего угодно натворят... когда узнают, что так тоже можно. Серьга отыскалась почему-то в низу постели, куда я даже пальцами ног толком не дотягивалась. Я вдела ее обратно в ухо, чтобы не потерять, и веско произнесла: - Это традиция моего народа. Лицо Ристанис выражало скептицизм, и я раскололась: - Мне уши прокололи, когда я еще маленькой была и вообще не соображала, куда меня ведут и зачем. Обещали, что торт купят, если я не буду плакать. - И ты не плакала? - почему-то полюбопытствовала она. - Нет, - отрезала я и со вздохом добавила. - Но ты не думай, что из-за выдержки и силы воли. Просто не могла поверить, что родители могли так подло поступить — привести меня к целителю, когда я не болела. Знаешь, Ристанис, - задумчиво ляпнула я, - почему-то во всех мирах посещение лекаря — ужасно неприятное дело. - Чего уж тут приятного, - хмыкнула эльдиэ. - То дырку залатать, то перелом какой... И я еще понимаю, когда дырки вражеским оружием проделаны! А после твоего прихода тут уже появились эльдар, что тоже себе уши дырявят. - Ну а что? - я фыркнула. - Лорд Куруфинвэ быстро понял, как надо швензы клепать. Слова «швензы» в квэнья не было... до меня. Надо сказать, что квэнья Изгнанников многократно обогатился... Майтимо даже как-то заметил, что его отец, лорд Феанаро, непременно заинтересовался бы мной. Когда я это услышала, даже поежилась. Наверное, это был комплимент, но уж больно угрожающе прозвучало... - Курво всегда было проще поддаться на женские уговоры, чем спорить, - фыркнула Ристанис. - Я ему говорила, что его это до добра не доведет. И точно — женился! Я хотела было напомнить ей, что она и сама замужняя... Но осеклась. После той памятной ночи, когда я на своих руках дотащила ее до лазарета, в наших отношениях многое изменилось. До того я воспринимала ее как наставницу и приятельницу. А тогда, когда на губах чувствовался теплый медный привкус из прокушенной губы... Я поняла, что значит — друг. Подруги у меня и в Питере были, и я бы за них кого угодно порвала, образно выражаясь. А теперь поняла, что за друга можно порвать не только образно. Сын Ристанис, взрослый эльда, жил здесь же, в Химринге, но у него давно была своя жизнь, и я подспудно чувствовала и то, что Ристанис невольно ограждает себя от общения с ним — видно, вспоминает о прошлом. Я же впервые чувствовала к себе то отношение, как, наверное, относится разумная мать к взрослой дочери... А еще она научила меня чувствовать осанвэ. Вообще здесь у людей это если и получалось, то весьма хреновато, но у меня дело пошло неплохо. Это очень странное ощущение, когда в твоей голове чужие чувства и даже чужие мысли, но тогда, на войне, казалось, просто необходимо знать, что друг твой — жив. Я чувствовала от этого легкий дискомфорт, и Ристанис обещала, что не станет лишний раз тревожить меня, да и прочие эльдар все-таки предпочитали слово, но мне стало немного легче. Случись что угодно, и я смогу, неловко и неумело, дотянуться до ее сознания. - Так что все-таки случилось? - я наконец выпутала заколку из волос и кое-как расчесалась. Очаг уже почти не грел, угли за ночь прогорели, и теперь я поторопилась, чтобы побыстрее влезть в охотничий костюм. Я вообще полюбила охотничьи женские вещи — они более всего напоминали мне привычную одежду. Мягкие штаны, заправленная в них свободная рубаха-блузка, а сверху — туника до середины бедра, прихваченная широким поясом. Поначалу ко мне, расхаживающей в таком виде по Химрингу, пару раз привязывались поклонники, предлагая свою помощь, но со временем привыкли, что ни на какую охоту я не собираюсь, просто хожу так. Глянув в зеркало, я удовлетворенно улыбнулась — вполне приличный и привычный уже для глаза вид. Тут Ристанис напустила на себя таинственно-торжественный вид и провозгласила: - В наши владения едет верховный король нолдор! - и уже много раскованней добавила. - Скоро будет, с заставы уже донесли. Поскольку я потеряла дар речи, дева начала объяснять: - А что ты удивляешься? Выигранная у Моринготто битва — разве не повод для радости? - Так год же прошел! - выпалила я. - И что? - воительница посмотрела недоуменно. - Только теперь, когда удалось восстановить всё, что было порушено вражескими силами, и настало время для празднеств и визитов. - А то, что раньше было — не празднества? - съязвила я, вспомнив, как перепились нолдор Химринга, как только стало официально известно, что темные твари окончательно убрались в свою нору. Ристанис тогда сидела с трудом, впервые выйдя из лазарета, и я не стала пить вина из солидарности с нею — ей лекари категорически воспретили бухать. Мишка тоже сидел трезвый и оч-чень удивленный. Впрочем, я его чувства разделяла: пьяные вусмерть эльфы, люди и немного гномов — это совершенно поразительное зрелище. Поразительное и страшное. В самом прямом смысле. Брат даже не стал канючить «попробовать». Видно, слишком поразился. Что не помешало ему набраться вчера, когда я неуверенно сказала, что в семнадцать, пожалуй, уже можно и попробовать... Ну, он и пробовал, пока на стуле не уснул... Ристанис посмотрела на меня недовольно: - Раньше было — так... Пьянка. А ныне — будет праздник! Арфы, лютни, танцы... Четверо эльдар собираются объявить о желании заключить брак... - Один на четверых? - снова съязвила я. - А эльдиэр среди них есть? - Ты чего такая сердитая сегодня? - фыркнула Ристанис. - Если голова болит, ты скажи — принесу тебе отвара из трав. Полегчает. - Принеси, - буркнула я и снова глянула в зеркало. Только теперь вид меня категорически не устроил. Ну не годится же встречать нолдорана так, как будто только с коня слезла. Причем, судя по моему виду, на коне я скакала из самого Фаласа, ни разу не спешившись. Когда Ристанис вернулась, я уже отворила створки платяного шкафа и с тоской уставилась на все свои одежки. Было их у меня уже не так уж мало, но почти каждая вещь шилась для определенного случая, и во всех меня видели. Торжественность визита Нолофинвэ оттенить не удастся... - Мне нечего надеть, - мрачно изрекла я, глядя в шкаф. - Пей, - дева чуть ли не силой впихнула мне в руки тяжелый кубок и задумалась. - Ну, я вряд ли чем-то тебе помогу... Я тебе все свои платья отдала — все три; а новых не шила, незачем. Я собираюсь встречать короля в воинском облачении. Это не обязательно, но многие так делают, чтобы показать готовность в любую минуту подняться на защиту земель. Ты тоже можешь одеться так же. - Ристэ, - я развернулась, - это будет нечестно. Я ведь не воевала с орками. Не поднимала меча, не проливала черной крови. Какое право я имею приветствовать короля так? Подруга крепко задумалась, а потом неуверенно произнесла: - Может, успеют сшить? - Кто?! - простонала я. - Все в замке наверняка заняты тем, что сами готовятся. Кто сошьет для меня платье за пару часов?! - Финдекано наверняка много рассказывал отцу про тебя, - теперь и Ристанис выглядела напряженной, зато мне полегчало от напитка. - Тебе надо показаться верховному владыке в лучшем свете. Чтобы он помнил, кому принадлежит заслуга победы. - Мне? - я удивилась настолько искренне, что даже отступила. - Но я... - Ты вовремя забила тревогу, и только потому мы выстояли, разве не так? - теперь воительница наступала, как в бою. - Король Нолофинвэ должен запомнить тебя! Не умаляй своей роли, ты и сама говорила о том, что мы должны были потерять в Дагор Браголлах, но отстояли! Я огорченно вздохнула. И даже отошла от шкафа, не в силах смотреть на великолепие тканей, которое ничем мне не может помочь. Кубок я почти допила, и теперь пристроила посудину на подоконнике. От отвара в голове моей здорово прояснилось, и я со всей ясностью осознала печаль своего положения. Конечно, всё это — не конец Арды, но слова Ристанис зажгли во мне надежду, что это будет и мой праздник; что арфы и лютни будут петь и для меня... А выходило, что я не могу его встретить так, как полагается. А ведь от первого впечатления немало зависит. Вдруг Ристанис щелкнула пальцами и с шумом зарылась в мой шкаф. Она гремела плечиками и немного ругалась, а потом начала хлопать ящиками, где у меня хранилось нижнее белье и несколько пар разной обуви. Наконец она, очевидно, что-то нашла, потому что издала торжествующий возглас: - Это! Я резко повернулась и с недоумением узрела в ее руке свои джинсы, которые не надевала с того дня, когда Мишка взорвал свою взрывчатку. Джинсы я тогда выстирала и упихала в самый нижний ящик в самую глубину — чтобы не расстраиваться лишний раз. Так я поступила почти со всеми своими вещами. Оставила только крошечный маникюрный набор, поскольку он был много эргономичнее местных... И то, мне пришлось тащить ножницы в кузницу, когда затупились, и местные кузнецы быстро наловчились изготавливать такие же — тоненькие, искривленные... - Надень свои вещи, в которых пришла! Сначала я даже не поняла. Невольно задумалась над тем, что Ристанис использует для меня то же слово, что произносят, когда говорят о валар и о том, как они появились в Арде, «пришли» в нее. Наверное, это действительно так. И только потом до меня дошло. - Ристанис! - я укоризненно на нее посмотрела. - Приветствовать короля нолдор в джинсах и старой футболке? Так даже в моем мире не делают. Это рабочая одежда, не праздничная. - Да какая разница? - энергично отмахнулась воительница. - Мы бы, наверное, и не отличили: праздничная, не праздничная... Зато король Нолофинвэ сразу увидит и поймет, кто ты. И ты никогда этого не носишь, все знают. Надеть то единственное, что дорого твоему сердцу — разве не в этом высшая степень признания? Мысль была абсурдной, но всё больше начала меня захватывать. Но и сомнения не покидали: - Ристэ, на меня все будут смотреть. Я буду выглядеть глупо. - Ты будешь выглядеть необычно, - поправила меня дева. - Ну и что? Я все еще мялась, и она впихнула джинсы мне в руки: - Если сомневаешься, оденься и загляни к Нельо. Он уж точно скажет, стоит или нет. Только особо не рассчитывай на его внимание, у него сейчас куча дел... Мне показалось, что в этот момент глаза подруги лукаво блеснули. Я хлопнула ресницами и так и не поняла, были эти искорки или не было... Я подумала и кивнула: - Ладно. Только мне сначала в ванну надо. И ногти в порядок привести. И платье какое-нибудь выбрать, если Майтимо запретит в джинсах на празднество... - А что тут думать? - пожала плечами Ристанис. - Надевай то же самое, в котором вчера была. Королю Нолофинвэ всё равно. А остальные подумают, что у тебя еще праздник продолжается. - Ну спасибо, - я фыркнула. - Чтобы все подумали, что я, не раздеваясь, спала и притащилась, как была? Воительница не ответила. Она весело рассмеялась и собралась уходить, бросив напоследок: - Мне тоже надо наручи начистить. Анниэ, хватит страдать! Будто визит нолдорана — это так уж важно... И ушла, оставив меня с восхитительным чувством недоумения.